йшей судьбе женщины известно мало. Она не  вернулась
домой, а нашла приют у гоблинов и спустя какое-то время родила близнецов
- мальчика и девочку.
   Надо сказать, что гоблины (сами они называют себя орками), в  отличие
от людей, не признали новых владык, сохранив верность памяти Омма.  Орки
позаботились о тех, в чьих жилах текла кровь Прежних, но для  них  самих
настали суровые времена. Арцей решил  оставить  гоблинам  жизнь,  но  не
думаю, что из  милосердия.  Для  того  чтоб  успешно  править  разумными
созданиями, им нужно  дать  врагов.  Орки  презирали  людей,  ненавидели
эльфов, отличались внешне  и  от  первых,  и  от  вторых  и  поклонялись
проигравшим. Их назвали Злом, а они в свою очередь  нарекли  Злом  Свет,
склонив голову перед Ночью, но мой рассказ вновь свернул в сторону.
   Началась война, гоблины отступили в Корбутские горы, но  не  сдались.
Инта прожила в горном приюте несколько лет, а  затем  вместе  с  дочерью
вернулась к людям. Что с ними сталось, неизвестно. Внук Омма  остался  у
орков, растивших мальчика как воина, но потом на поселение, в котором он
жил, напали. Очевидно, ребенка приняли за пленника. Скорее всего,  он  и
сам не знал, какого он рода. И  его  историю,  и  его  имя  унесла  река
Времени, известно лишь, что по крайней мере один близнецов выжил и  имел
потомство, всех же, в жилах которых текла Старая Кровь, мы не знаем и не
можем знать. Затерялся и след меча.
   Война затихла сама собой, так как земли хватало на всех, а горцы были
сильными и отважными, к тому же им помогала сама Тарра. Постепенно  люди
забыли о прежних богах, а эльфы знали о них лишь то, что они были.
   Светозарные правили завоеванным миром, а мы, их  спутники  и  любимые
подданные, жили счастливо и спокойно. Что до смертных, они всегда найдут
кому молиться и на что сетовать. Век шел за веком, и казалось, так будет
всегда. Тарра почитала Свет и проклинала Тьму. Семь  великих  эльфийских
кланов хранили мудрость и красоту, но некоторые из  наших  соплеменников
предпочли уединение. Они покидали эльфийские города, становясь хозяевами
лесов, озер, полей, сливаясь с Таррой, смешивая ее силу  со  своей.  Так
появились Хранители, заменившие тех, кто служил  первым  Богам.  Прежнюю
эпоху помнили и оплакивали немногие, но они во времена Света  оставались
в тени.
   Вот и все, что я могу рассказать о древней Тарре.  Жизнь  текла,  как
степная река, и ничто не указывало на  близость  водопада.  За  минувшие
после Трагайской битвы годы  по  разным  причинам  погибло  около  сотни
эльфов, родилось же в несколько раз  больше.  Одним  из  них  был  и  я,
появившийся на свет в самый разгар зимы.  В  ночь  моего  первого  крика
бушевала невиданная в срединной  Арции  метель.  Эмзар  Ниэвиэль,  Эмзар
Снежное Крыло из дома Розы - таково имя, дарованное  звездами  и  снегом
сыну и  наследнику  Лебединых  Владык.  Время  прибавило  к  нему  слова
"Переживший Разлуку".
   Я рос в Лебедином  Гнезде,  серебристом  городе  на  острове  посреди
величайшего из озер. Оно давно  пересохло,  но  за  восемьдесят  лет  до
Великого Исхода озерные волны то нежно ласкали белый  песок,  то  грозно
бились о скалы, защищавшие наши владения от бурь.  Мои  первые  годы  не
походили на последующие, как не походит весна на позднюю осень, но не мы
выбираем времена, в которые нам приходится жить. Порой  я  вижу  во  сне
высокие, стройные башни, водоемы, заросшие бледными  лилиями,  мраморные
статуи, прячущиеся в гротах. Признаюсь, мне  хочется  написать  об  этом
подробно, но наши желания в глазах вечности  не  дороже  тени  одинокого
облака.
   О Великом Исходе  и  последовавшем  за  ним  безумии  можно  написать
десятки трактатов или одну  песню,  которая  вместит  все  -  удивление,
горечь, ужас, отчаяние и расправившую крылья ненависть. Мой младший брат
владел мечом, как словом, и словом, как мечом, эта задача  была  ему  по
силам, но его мысли были об ином, я  же  просто  говорю  то,  что  знаю.
Прежний мир истаял с Исходом Светозарных, плач  о  навеки  ушедшем  лишь
разбередит жаждущие чуда души, а под таррскими небесами  и  так  слишком
много грезящих о невозможном. Эти строки для тех, кто хочет  знать,  ЧТО
было, а КАК было, сегодня не имеет значения.  Мои  слова  об  упавших  в
землю зернах, которые дали или могут дать всходы, остальное -  не  более
чем пепел.
   В один из дней Светозарные покинули Тарру, взяв с собой  возлюбленных
детей своих эльфов. Куда  и  почему  ушли  боги,  оставив  мир,  который
захватили, уничтожив его создателей и защитников? Это волнует всех,  кто
узнает истинную историю Тарры, но ответ не  укажет  выход  из  лабиринта
скорби, в котором мы оказались.
   Известно, что к Арцею от  Престола  Света  явился  Звездный  Вестник,
передав Повелителю некую весть и некий приказ. Арцей  собрал  братьев  и
сестер и объявил им высшую волю. Был ли он правдив? Этого не знали  даже
Воин  и  Дева.  Арцей  утверждал,  что  Свет  призывает  к  себе   своих
избранников и они  должны  оставить  Тарру,  забрав  с  собой  эльфов  и
уничтожив нарождающееся  племя  истинных  магов,  чьи  силы  становились
сопоставимыми с  силой  Прежних.  По  словам  Арцея,  на  неких  пластах
мироздания Свет потерпел сокрушительное поражение. Высшие опасались, что
Тарра ступила на тот же путь и придет к подобному же концу.
   Четверо из собравшихся в Светозарном у Престола Сил согласились уйти,
Дева молчала, но  Ангес  не  пожелал  подчиниться.  Что  стояло  за  его
непокорством - давно копившаяся неприязнь  к  старшему  брату,  гордость
воина, которого вынуждают отступить без боя, или же чувство долга  перед
Таррой, - сказать трудно. Как бы то ни было, Ангес взбунтовался. Владыка
начал угрожать - Воин обнажил меч. Он был один против пятерых, но пятеро
знали силу и норов родича.
   Схватку предотвратила Адена, напомнив возлюбленному, что битва  богов
обернется гибелью Тарры. Ангес согласился уйти; что с ним  было  дальше,
неведомо. Думаю, он свернул с дороги Света на тропу Одиночества.
   Светозарные  повелели  эльфам  покинуть  обжитые  места,  сделав   их
недоступными для смертных, и последовать за уходящими. Лебеди  исполнили
приказ.
   Я был совсем юным, но помню, как рушились  белые  арки  и  серебряные
шпили, а пенящаяся вода неслась вниз с террасы на террасу, снося  статуи
и ломая цветущие деревья.  Серебряное  Гнездо  было  уничтожено,  и  наш
караван потянулся на северо-восток. Отец уходил последним, и его  сердце
разрывалось от боли. Он любил  Тарру  и  свой  остров  и  не  хотел  его
покидать. Нас вела мать, и на ее лице не было сожаления. К исходу месяца
Радуг <У эльфов  месяцы  носят  иные  названия,  чем  у  людей.  Людское
летосчисление ведется  от  Великого  Исхода,  хотя  значение  этих  слов
утрачено. Новый год начинается в день весеннего равноденствия. Всего  же
в арцийском календаре 13  месяцев,  носящих  имена  созвездий  Звездного
Круга (аналога земного Зодиака). Агнец, Иноходец,  Медведь,  Влюбленные,
Лебедь, Дракон,  Собака,  Зеркало,  Звездный  Вихрь,  Волк,  Копьеносец,
Вепрь, Сирена.> мы достигли  цели,  но  Врата  были  закрыты.  Наш  клан
опоздал. Так Лебеди стали пленниками Тарры.
   Когда мы узнали, что должны покинуть свой  остров,  большинство  было
огорчено, но что значит  нежелание  в  сравнении  с  невозможностью?!  Я
помню, как мы смотрели на безмолвную башню, осознавая, что остались одни
в отринутом Светом мире, и в  душах  поднимали  голову  страх,  обида  и
бессмысленная ярость.
   Мы обрели свободу, о которой никогда не просили,  за  нашими  плечами
лежал мир, отчаянно нуждавшийся в помощи, а  нас  пугало  одиночество  и
отсутствие высшей воли,  которую  мы  привыкли  чувствовать  над  собой.
Родись мой отец истинным повелителем, он  бы  сумел  найти  в  том,  что
казалось бедой, ростки надежды, но Мэиран Летящая Звезда  был  слаб.  Он
растерялся, а мать повела себя неразумно и торопливо. Она поведала всем,
что Лунный клан тоже остался, причем по  доброй  воле.  Этого  оказалось
довольно. Я не помню, кто первым крикнул, что  Ларэн  Лунный  обманом  и
магией задержал Лебедей. Я не знаю, почему  никто  не  спросил  Залиэль,
откуда она знает о судьбе избранников Ангеса. Мы были слишком  потрясены
и раздавлены свалившейся на наши плечи свободой, чтобы думать.
   Спешно созванный Светлый Совет обвинил во всем Лунных. Смыслом нашего
существования стало покарать обманщиков, лишивших  нас  Света.  Отец  не
смог остановить вскипевшую ненависть, а мать не рискнула, и оставшиеся в
Тарре  эльфы  вступили   в   бессмысленную   войну.   Ларэн   не   хотел
кровопролития,  но  он  не  мог  допустить  истребления  тех,  кто   ему
доверился. Мэиран не питал ненависти к Лунным,  но  не  мог  противиться
воли Совета. Теперь я понимаю, что бойня, которую мы  помним  как  Войну
Монстров, бойня, в которой погиб цвет обоих кланов,  была  нам  навязана
чужой волей, но тогда мы словно бы обезумели.
   Взаимное истребление не остановило рождение моего брата, исчезновение
моей матери и смерть моего отца. Астени появился на свет в месяц  Клена.
Роды прошли благополучно, но на следующее утро отец,  придя  к  супруге,
обнаружил пустое ложе и плачущего младенца. Это объясняло  все.  Залиэль
Ночная Фиалка полюбила Лунного короля. Он был  отцом  ее  второго  сына,
из-за него она, будучи сильнейшей волшебницей клана, задержала Лебедей в
пути, вынудив остаться в Тарре. Залиэль знала, что ее супруг не допустит
позора и позаботится о ребенке. Так и было. Отец объявил,  что  роженица
умерла и, согласно обычаю, похоронена мужем и старшим сыном. Мэиран стал
искать смерти и нашел ее в последнем сражении Войны Монстров. Лунных вел
не Ларэн, а его брат, именно он и сразил отца, и Лебединым владыкой стал
я. Нас, и Лунных, и Лебедей, уцелело едва ли больше тысячи, и  я  понял,
что войну нужно заканчивать.
   Брат Ларэна был со мной согласен, и мы расстались, как нам  казалось,
навсегда. О судьбе Залиэли он не знал или делал вид,  что  не  знает.  Я
собрал Светлый Совет, и мы решили искать след вчерашнего дня. Мы  знали,
что Светозарные, покидая Тарру, сделали ее недоступной для Внешних  сил,
но мы рассчитывали отыскать выход. Наши маги предприняли попытку открыть
Врата, это стоило жизни и им, и тем, кто находился рядом. Мы поняли, что
навеки прикованы к Тарре. Нас оставалось чуть более трех сотен, мужчин и
женщин, и мы укрылись на острове в стране  болот.  Я  отказался  принять
отцовский  венец,  так  как  имя  Лебединого  владыки  применительно   к
таящемуся в  топях  изгнаннику  казалось  насмешкой.  Уцелевшим  Лебедям
король не был нужен, но  мои  соплеменники  цеплялись  за  тени,  и  мне
пришлось назвать себя Местоблюстителем Лебединого Трона.
   Дальнейшее наше существование было не осмысленнее  жизни  деревьев  в
лесу. Время текло мимо Убежища, дела смертных нас не касались, мы  почти
не грустили о прошлом и мало думали о будущем, наши дни слились  в  один
бесконечный осенний закат. Мы не умирали, но и  не  жили,  а  потом  нас
разыскали маги. Они себя называли именно так,  хотя  до  уничтоженных  в
канун Исхода истинных магов им было  дальше,  чем  бабочкам  до  лебедя.
Светозарные, уходя, озаботились лишить Тарру Силы не только в настоящем,
но и в будущем, но нет запрета, который нельзя обойти. Смертных отрезали
от моря и рек, но они научились рыть колодцы и собирать  росу.  Каким-то
немыслимым образом они узнали про  нас  и  явились  в  Убежище  даже  не
просить, но требовать помощи.
   Разумнее всего было бы уничтожить наглых пришельцев,  но  мы  слишком
устали от одиночества.  Светлый  Совет,  в  который  теперь  входили  не
сановники и заклинатели, а главы Домов, разрешил чужакам остаться.  Наши
гости не сумели освоить эльфийскую волшбу, подвластную лишь тем, в  чьих
жилах течет кровь Звезд, но наши знания были им полезны, а их рассказы о
внешнем мире нас развлекли и пробудили к жизни. Через  несколько  лет  я
решил покинуть Лебединый остров и отправился на поиски матери и  Ларэна.
Сейчас я не знаю и сам, намеревался ли я на самом деле разыскать их  или
просто затосковал по большому миру.
   Я провел в скитаниях более двадцати лет, узнав и поняв больше, чем за
все годы уединения. Новая Тарра отличалась от той Тарры, которую  помнил
я. Люди позабыли о существовании и  Светозарных,  и  их  спутников,  как
некогда позабыли Омма и его детей, но жизнь смертных без  веры  пуста  и
горька, и они придумали себе новых богов и  божков.  Побывав  во  многих
землях, я удостоверился, что новая вера, а вернее, веры  были  зеркалами
породивших их народов. Бог атэвов казался калифом, не знавшим  сомнений,
не слезавшим с коня и не выпускавшим из  рук  сабли.  Хаони  поклонялись
царю-философу, жестокому, хитрому, изысканному и развращенному.  Племена
Черного Сура верили в злых и голодных чудовищ, мало чем отличавшихся  от
рычащих за околицей деревень  хищников.  Маринеры  <Маринеры  -  вольные
моряки. Маринеры имели свой кодекс чести,  нарушение  которого  каралось
смертью или изгнанием. Маринеры добровольно подчинялись Совету Паладинов
Зеленого храма Осейны, в который входили сорок самых уважаемых  из  ныне
живущих капитанов. Местом сбора Совета Паладинов была башня Альбатроса в
Идаконе, городе маринеров на полуострове Эланд. До 1109  года  эландцами
правил Первый Паладин Зеленого  храма,  избираемый  из  числа  Совета  и
наделенный герцогскими полномочиями. Затем власть стала передаваться  по
наследству, но Совет продолжал пользоваться большим влиянием и даже имел
право сместить недостойного герцога.> Эланда не молились никому, полагая
судьбу чем-то вроде моря, с которым можно и  нужно  спорить,  но  именно
они, единственные из всех, имели высших покровителей.
   Я мало знаю о Великих Братьях, которых почитали  маринеры.  Известно,
что  те  принимали  облик  огромного  орла  и   золотого   дракона,   не
принадлежали ни Свету, ни Тьме, не полагали себя  Добром,  а  иные  силы
Злом. Мне представляется, что Орел воплощал в себе истинную  Свободу,  а
Дракон - Познание, но я могу и ошибаться.  Маринеры  никоим  образом  не
были рабами Великих Братьев, они  им  никогда  не  молились,  разве  что
клялись их именем и призывали в свидетели. Первый Паладин Зеленого храма
носил на своих плечах цепь из невиданного  в  Тарре  черного  металла  с
зелеными камнями, а герцог черную же корону. Эти  вещи  называли  дарами
Великих Братьев, но на этом вмешательство Орла и Дракона в жизнь  Эланда
и Тарры и ограничивалось.
   Самой  сложной  и  самой  странной  была  вера  арцийцев,  почитавших
Триединого и множество святых. Мне, заставшему истинных богов, рассказ о
единой сущности, сочетающей  в  себе  ипостаси  создавшего  все  и  всех
Творца-Креатора, карающего  грешных  Судию-Кастигатора  и  выводящих  из
пламени праведных Спасителя-Калватора кажется безумием, причем  безумием
жестоким, но большинству смертных, чей  век  еще  короче  памяти,  нужен
именно  такой  бог.  Они  уповают  на  посмертную  награду  и  страшатся
посмертной кары, от которой надеются откупиться, вымаливая прощение.
   Я пытался понять Книгу Книг (так верующие в Триединого называют  свою
священную книгу), но эльфы слишком много знают о жизни,  чтобы  полагать
ее всего лишь преддверием вечных мук или вечного блаженства. Но я  вновь
позволил себе уйти в сторону, рассказав о том, что меня поразило в  мире
людей. На самом деле о Церкви  Единой  и  Единственной  следует  сказать
совсем другое. Во время моего путешествия за ней не стояло ничего, кроме
извечного желания клириков властвовать, а прочих уповать на высшие силы.
   Церковь, объединившая под своей властью почти все  заселенные  людьми
земли арцийского материка,  держалась  на  умелых  интригах  и  красивых
словах, но не на магии и тем более не на истинной Силе. Я свидетельствую
это перед лицом Звезд. То, чем сейчас стремительно становится Церковь  и
обретенные  ей  и  ее  адептами  возможности,   наводит   на   серьезные
размышления, но об этом я скажу в конце своих записок.
   Мои скитания и поиски оборвались безумным поступком. Я позволил  себе
обрести смертного друга, который втянул меня в чужую войну. Дикий  Ветер
закружил нас, и я начал  жить  так,  словно  каждый  прожитый  мною  миг
является последним. Мы сражались с людским предательством  и  подлостью,
но обрушенный нашими врагами камень пробудил древние силы. Сами по  себе
они не были ни злыми, ни враждебными, но после гибели Омма  обезумели  и
забыли свое предназначение и свой долг. Их нужно было уничтожить, и  нам
это удалось, но ценой жизни моего друга. Мне пришлось заступить  на  его
место - иначе все, чем и во имя чего он жил, оказалось бы бессмысленным.
   Обман удался - никто, даже ближайшие друзья и  возлюбленная  убитого,
ничего не заподозрили. Возможно, потому, что мои чувства, в  отличие  от
моего лица, были истинными, но я не мог вечно нести на  себе  груз  лжи.
Когда я понял, что могу передать свою ношу уцелевшим, я исчез,  разыграв
свою смерть. Я вернулся в Убежище, где меня почти не ждали, и постарался
вычеркнуть из памяти то,  что  со  мной  случилось.  Я  вернулся,  чтобы
увидеть, как мой брат покидает Лебединый  остров  то  ли  ради  смертной
женщины,  встреченной  им  во  время  лесных  скитаний,   то   ли   ради
неосознанной мечты.
   Кровь Ларэна была сильна, и  она  властно  тянула  брата  за  пределы
дозволенного. Астени походил на своего настоящего отца, как походят друг
на друга два листа одного дерева. Само по себе это ничего не означало  -
Лунные владыки были в родстве  с  Лебедями,  но  глава  дома  Лилии  или
заподозрил правду, или искал повод поссорить меня с Астени, не зная, что
придуманная им ложь является истиной.
   Лилии предпочли бы, чтоб в доме Розы не осталось наследников.  Тогда,
случись что со мной, первыми становились они. Глава дома Лилии советовал
мне отдать брата на воспитание смертным. Вряд ли он  заботился  о  чести
дома Розы, к которому принадлежали мы с Астени. Мысли доброхота  были  о
Лебедином венце, которым я не дорожил.
   Я  понимал,  что  мое  одиночество  искушает  сородичей,  но   сердце
противилось  вечному  союзу  с  нелюбимой.  Смертные  могут   себе   это
позволить, ведь их век короток, но лгать вечно непереносимо. Я медлил  и
ждал, сам  не  знаю  чего.  Так  прошло  семнадцать  лет,  и  на  исходе
восемнадцатой  осени  в  Убежище  вернулся  мой  брат.  Я  был  рад  его
возвращению, потому что искренне любил Астени  и,  кроме  того,  он  мог
избавить меня от неприятного  долга.  Я  предложил  Астени  жениться  на
Нанниэли из  дома  Лилии,  и  он,  любя  меня,  согласился.  То,  как  я
распорядился судьбой единственного брата, в конце концов привело  его  к
гибели.
   Нанниэль готовилась войти в дом Розы, когда в Убежище разгорелся спор
о том, должны ли эльфы  вникать  в  дела  Тарры  и  терпеть  присутствие
смертных, хоть и  продливших  свою  жизнь  с  помощью  магии.  Мой  брат
несказанно удивил меня. Астени оказался  яростным  сторонником  союза  с
людьми. Я не  подозревал,  насколько  это  серьезно,  пока  Нанниэль  не
подарила супругу столь редких  в  нашем  роду  близнецов  -  мальчика  и
девочку.  Сын  Астени,  нареченный  Нэо  Рамиэрль,  становился  и   моим
наследником, но отец готовил ему другую судьбу.
   Маг Уанн, исполняя просьбу моего брата,  подбросил  ребенка  смертной
женщине, жившей в деревне на краю заповедных болот. Ее имя  хранилось  в
строжайшей тайне, а Маг-одиночка умел путать следы, как никто. В Убежище
сочли их поступок безумным. Нанниэль сказала супругу, что,  если  он  не
вернет ей сына, она его покинет и вернется  в  дом  отца,  забрав  дочь.
Астени воспринял и угрозу, и ее исполнение  спокойно  -  он  никогда  не
любил жену, так же как она не любила его.
   О судьбе Нэо Рамиэрля мы не знали ничего,  пока  спустя  пятьдесят  с
лишним лет Уанн не привел его в убежище. Лицо Нэо повторяло лица  Астени
и Ларэна, но в груди его билось с