даже  в  пору
молодости славного вояки (а с той поры, как  известно,  все  измельчало)
была под силу лишь самым опытным ветеранам.
   Феликс подошел к  забившемуся  в  угол  библиотекарю,  прошептал  ему
несколько  слов,  тот   сначала   изумленно   уставился   на   пришедших
единственным глазом, а  потом  не  очень  успешно  попытался  встать.  К
сожалению, Роман не рискнул  применить  свои  лекарские  таланты  -  сын
провинциального барона мог оказаться сведущ в оружии, но уж никак  не  в
целительстве. Пришлось тащить спасенного чуть ли не на руках. К счастью,
тот был хоть и упитан, но невысок, а Рафал и Ласло были ребята  крепкие.
Добори, довольный вылазкой, крепко связал  с  готовностью  подставившего
руки ключаря, и компания направилась назад.
   Роман лихорадочно думал, как отделаться от новоявленных  приятелей  и
свернуть  к  храму,  но  тут  застонал  Парамон,  и   Феликс   предложил
передохнуть и на первый случай обработать раны. Хотя бы вином из  фляги.
Процедура была болезненной, но толстенький клирик терпел, заглушая  боль
рассказом о своих злоключениях. О том, как именно был убит Филипп, он не
знал. Среди ночи его выдернули из постели, избили и бросили  в  темницу.
Спрашивали о знаменитой гравюре, но, поскольку бедняга ведать не  ведал,
куда она делась, выдать тайну он не мог при всем своем  желании.  Больше
ни о чем библиотекаря не расспрашивали. А зря. В его ведении  находились
не только книги и  рукописи,  но  и  реликвии  неизвестного  назначения,
принадлежащие почившим иерархам и  по  причине  своей  непонятности  или
излишней отдаленности от дел церковных не выставляемые на глаза верующих
   Внезапно Парамон прервал сам себя, глухо вскрикнув и указав  дрожащей
рукой в сторону темнеющей громады главного храма. Величественное  здание
было полностью погружено во тьму,  выделяясь  черным  силуэтом  на  фоне
темного же неба. И уже не виделись, а лишь угадывались еще более  темные
провалы окон. И на фоне этой черноты двигалась светящаяся точка - кто-то
шел с фонарем. Сын заезжего барона метнулся в темноту.
   Эльфийские глаза позволили Роману рассмотреть ночных гостей  довольно
четко. Один - худой, сутуловатый, в кардинальской мантии - не  мог  быть
не кем  иным,  как  будущим  Архипастырем  Амброзием  Первым,  второй  -
низенький горожанин - был барду неизвестен.
   Парочка затерялась среди скульптур, стоящих на ведущей к входу в храм
пышной лестнице, послышалось позвякивание ключей и скрип  петель.  Роман
бросился  назад.  Его  ждали  с  нетерпением,  он  же,  как  и  положено
деревенщине, хриплым шепотом выпалил:
   - Двое - горожанин и какой-то ваш  церковник.  Из  важных,  по-моему.
Вошли в храм.
   - Чего им там делать? - деланно удивился барон.
   - Кощунство! - пискнул библиотекарь. -  После  тушения  огней  в  дни
траура этот храм неприкосновенен.
   - Надо посмотреть, - отрезал Добори. Это было к лучшему - Роман не  -
собирался  до  времени  демонстрировать   свои   магические   навыки   и
кощунственные намерения. Для славного капитана они должны были как можно
дольше  оставаться  провинциальными  дворянами,  ввязавшимися  в  ночную
авантюру исключительно из-за выпитого за ужином вина и неприязни к новым
властям. Войти в  храм  труда  не  составило  -  ночные  гости  даже  не
удосужились закрыть за  собой  дверь,  но  скрип  створок  мог  привлечь
внимание Амброзия, потащившегося среди ночи  туда,  куда  ему  никак  не
следовало бы заходить. Если, разумеется, он чтил каноны.
   К  счастью,  можно  было  пойти  в  обход.  Кроме  парадного   входа,
замкнутого тяжелыми дверями с коваными изображениями религиозных сцен, в
храм великомученика Эрасти можно было войти еще  двумя  путями  -  через
каменный ход из покоев Архипастыря, где сейчас лежало тело, над  которым
читало молитвы девятнадцать епископов, и через маленькую дверцу, которой
пользовались служки и рабочие. К ней и привел  своих  спутников  Добори,
хорошо знавший все проходы и выходы аббатства. Феликс их знал еще лучше,
и ?Александр? все время волновался, что ?барон? выдаст  себя.  Обошлось.
Зато ?взломать? замок провинциальный барчук вполне мог  себе  позволить,
что и проделал с видимым  блеском.  Они  прокрались  по  узкой  винтовой
лестнице, и  шедший  впереди  Добори  замер,  а  потом  отступил  назад,
прошептав одно слово: ?Там...?
   - Осторожно, спугнем, - откликнулся Роман.
   - Не пойму, что им туг делать в такое время, - фыркнул Рафал.
   А вот Роман понимал. Интуиция подсказывала -  те,  кто  проник  среди
ночи в храм, пришли за кольцом. Что ж, прекрасно,  теперь  он  не  будет
церковным вором. Наоборот, это они отберут  похищенное  у  преступников.
Убедить после этого Добори, что Кантиска  сейчас  не  лучшее  место  для
реликвии, и увезти ее в Таяну или, еще лучше, в Идакону, будет несложно.
Нет, Эланд, к сожалению, считается гнездом ереси. Ладно, посмотрим...
   В храме было темно, но впереди в алтаре маячил  слабый  свет.  Именно
там хранилось кольцо, и оттуда же раздавались звуки, отчетливо  слышимые
в гулкой храмовой тишине
   Хороший воин должен уметь ходить  бесшумно,  а  все  собравшиеся,  за
исключением маленького библиотекаря, которого усадили на скамью у входа,
были опытными вояками. Не колеблясь, они двинулись вперед. Роман видел в
темноте не хуже кошки и сразу же нашел то, что  искал.  Фигура  святого,
выполненная в человеческий рост, опиралась на мозаичный стол. На  правой
руке темнел знаменитый перстень. Все было забрано голубоватым хрусталем.
Роман тщательно пригляделся, но не увидел никакой трещины. Изваяние было
заключено в прозрачный куб так искусно, что заметить, где воск переходил
в плоть Эрасти, было невозможно. На мгновение эльфа охватила паника. Как
и все представители Дивного народа, он высоко ценил красоту и искусство,
теперь же ему предстояло совершить святотатственный поступок  -  разбить
хрустальный футляр и  разрушить  изваяние.  Не  говоря  уж  о  том,  что
предстоит сделать то, что не смог сотворить неведомый  убийца,  -  снять
кольцо с мертвой руки.
   Только бы эту миссию взял на себя Амброзии...  Тогда  ни  Добори,  ни
брат Парамон не узнают, что они шли  осквернять  святыню.  Феликс  будет
молчать,  видимо,  он  уже  смирился  с  очевидным.  К  тому  же  смерть
Архипастыря убила в нем монаха и разбудила воина, для которого допустимы
многие средства во имя победы над врагом. Пожалуй, будь они одни,  можно
было бы пустить в ход магию, но что-то заставило Романа тащить  с  собой
новоявленных приятелей. Возможно, сон, в котором кольцо доверил ему  сам
Святой Эрасти, заставил эльфа подспудно ждать чуда, возможно, дело  было
в другом, но к алтарю они подошли все вместе.
   Стоящий на полу потайной фонарь бросал узкий луч света на  прозрачный
куб, в который была заключена фигура Эрасти. Горный хрусталь тоже мерцал
в темноте мягким серебряным светом, и Роман удивился, что ворам  (а  что
это были воры, он не сомневался, хотя один из  них  носил  кардинальскую
шапку и примеривался к изумрудному венцу Архипастыря) вообще понадобился
источник света. Однако они двигались  как  в  потемках,  да  и  спутники
Романа выглядели так, слово все не попавшее в луч  фонаря  погружено  во
мрак. Похоже, только эльфийские глаза позволяли видеть магический  свет,
недоступный глазам смертных.
   За спиной барда что-то  скрипнуло.  Он  напрягся,  ожидая,  что  воры
обратят  на  это  внимание.   Не   обратили.   То   ли   не   отличались
наблюдательностью, то ли были уверены в том, что одни. Света им явно  не
хватало, и Амброзии зажег свечи. Мужчину, пришедшего с  претендентом  на
архипастырскую корону,  Роман  не  знал.  Внешне  человек  как  человек.
Небольшого  росточка,  остроморденький,  с  невзрачным,  очень   бледным
личиком, одет как богатый горожанин,  желающий  выглядеть  аристократом.
Одним словом, смешной человечишко.  Только  вот  что-то  в  нем  не  то.
Заурядный меняла или торгаш не мог вызвать у эльфа такого отвращения.
   В этом надо было разобраться. Роман сделал  знак  своим  спутникам  и
крадущейся походкой эльфийского охотника, буквально вжимаясь в  стены  и
припадая к тяжелым гранитным  колоннам,  стал  продвигаться  к  странной
парочке у алтаря. Внимания на него не обращали, предполагать присутствие
чужаков в центральном храме,  наследник  Филиппа  не  мог.  Вскоре  эльф
успешно укрылся  в  нише  на  расстоянии  вытянутой  руки  от  Амброзия,
впившегося взглядом в серебристый куб.
   - Ну же, я жду! - Скрежещущий шепот невзрачного  горожанина  заставил
кардинала сначала вздрогнуть, а затем взвизгнуть.
   - Нет! Нет! Я не могу! Оно меня сожжет!
   - Глупости! Ты  получил  что  хотел.  Если  ты  откажешься  выполнить
условия, то завтра все узнают, что ты еретик и убийца.
   - Но, господин Поррак. Я... Я боюсь. Может быть, церковное золото?  Я
отдам все! У Филиппа есть вещи,  которые  любого  короля  сделают  вашим
рабом.
   - Они и так будут моими рабами. Кольцо!
   - А... А может быть, вы возьмете его сами?
   - Я не могу, ты же это знаешь. Только глава Церкви может  прикасаться
к реликвии. Никто ничего не узнает. Поддельное  кольцо  не  отличимо  от
настоящего. А если ты его не возьмешь, то...
   На  лице  будущего  Архипастыря  застыло  ощущение  безумного  ужаса.
Медленно-медленно, словно боясь обжечься,  он  протянул  пухлую  руку  в
серебряное сияние. И ничего не произошло.  Господин  Поррак  внимательно
наблюдал  за  происходящим,   не   выказывая   более   никаких   попыток
подхлестнуть Амброзия. А тот уже дотянулся до руки Эрасти  и  дотронулся
до кольца. И вновь ничего.
   Роман и раньше подозревал, что Амброзии принадлежал к  многочисленной
когорте самовлюбленных трусов, для которых нет ничего святого Как только
он убедился, что страх  ложный,  он  утратил  всякое  почтение  к  рукам
святого и повел себя именно гак, как и должен вести  себя  наглый  трус,
которого  видели  во  время  приступа  страха.  Трусу  обязательно  надо
показать, что все это было шуткой, а на деле  он  ух  какой  храбрый.  И
Амброзии, выругавшись так, что нежные уши городских стражников,  услышав
сей пассаж,  немедленно  бы  увяли,  небрежно  бросил  кольцо  господину
Порраку, который тут же надел его  себе  на  руку.  Однако  новоявленный
Архипастырь  счел  уместным  немножко  побогохульствовать.   С   мерзкой
усмешечкой, вполне соответствующей его кабаньей  физиономии,  он  бросил
святому:
   - Спасибо за подарочек, Эрасти. Я буду к тебе  заходить.  А  вот  это
носи на здоровье. - Амброзии вытащил из кармана кольцо, очень похожее на
украденное, и надел на отрубленную руку.
   Три крика прозвучали одновременно. Кричал брат Парамон,  не  в  силах
далее выносить надругательство над святыней.  В  ужасе  взвыл  Амброзии,
схваченный отрубленной рукой.
   Страшным, нечеловеческим воем зашелся господин Поррак,  корчащийся  в
охватившем его странном черном пламени.
   Происходило что-то немыслимое. В храме стало так  светло,  что  можно
было бы собирать иголки или вышивать бисером, хотя за окнами по-прежнему
чернела непроглядная южная ночь. Казалось, свет исходит из древних стен.
Странный свет этот словно бы сдернул полог наваждений:  у  алтаря  стоял
настоящий Роман, Рамиэрль, золотоволосый эльф в черном монашеском плаще.
Исчез и седоватый  упитанный  барон  -  прислонясь  к  колонне,  положив
ЗДОРОВУЮ  руку  на  эфес  меча,  застыл   Феликс.   Рыцарь   Феликс   из
воинственного рода Остергази.
   Поррак больше не кричал, его совсем скрыло черное  пламя,  постепенно
принимавшее очертание человеческой фигуры. Вот начали проявляться  черты
лица. Сомнений больше не было - на Романа смотрел Эрасти  Церна,  такой,
каким он был на портрете и в Болотном Камне. Нет, все же не совсем такой
- старше и спокойнее. Эрасти  Церна,  снимающий  кольцо,  был  готов  ко
всему. Эрасти Церна, умирающий в скалах, ни на что не надеялся,  хоть  и
боролся. Эрасти Церна, явившийся в  алтаре  своего  собственного  храма,
прошел через все муки преисподней. Или почти через все.
   Мир куда-то отступил и исчез. Их было только двое во Вселенной - эльф
Рамиэрль из Дома Розы и великий маг, все равно святой ли, проклятый ли.
   Эрасти заговорил неожиданно.  Негромкий,  бесконечно  уставший  голос
вызывал куда больший  отклик,  чем  бархатная  витиеватая  речь,  обычно
звучащая под этими сводами.  Говорил  Эрасти  на  неподвластном  времени
классическом эльфийском, и был прав - человеческие наречия за  века  так
изменились, что прежний  говор  понимали  далеко  не  все  церковники  и
академические умники, не говоря об обычных людях.
   "Если  ты  слышишь  меня,  ныне  живущий,  значит,  последыши   Ройгу
<Ройгианцы - тайный магический орден, готовящий своей целью  возвращение
в мир в новой ипостаси древнего бога Ройгу> вышли на охоту,  ибо  только
их магия, столкнувшись с волей Ангеза, даст  тебе  услышать  то,  что  я
скажу. Уповаю на единственную  милость,  которую  могут  оказать  нашему
несчастному миру Двое Великих, - направить нить судьбы так,  чтобы  сюда
пришел тот, кто способен понять.
   - Не буду говорить о себе, это не так уж важно, а у нас слишком  мало
времени. Прошу тебя, моя неведомая надежда, поверить. Я хочу спасти всех
живых с теплой кровью и разумом от  опасности,  самой  отвратительной  и
неотвратимой  из  существовавших  когда-либо.  Даже  в   рабстве   можно
надеяться,  можно  быть  свободным  хотя  бы  в  мыслях  и  снах,  можно
ненавидеть, любить, чувствовать. Значит, жить. С ними же...
   Поверь мне, незнакомец, этого нельзя допустить.  Прошу  тебя,  поверь
мне. Доказать я  ничего  не  могу,  мое  единственное  доказательство  -
грядущий ужас, который накроет мир,  если  ты  не  сможешь  пройти  моей
тропой, но дальше меня...?
   Роман не слышал, как осторожно к нему подошел  Феликс,  как  в  немом
благоговении рядом застыли Добори  и  его  люди.  Взгляд  эльфа  не  мог
оторваться от тонкого лица с янтарными глазами. Он понимал,  что  Эрасти
далеко, что их разделяет без малого тысяча лет, что он не  ждет  ответа,
и... ответил. На древнеэльфийском.
   - Я верю тебе, Эрасти Церна. прозванный ?Проклятым?, и я  сделаю  то,
что от меня требуется.
   Странно, но Эрасти ждал именно этих слов.
   - Ты понял меня, ты ответил, значит, я могу говорить дальше.  Значит,
моя жизнь не была бессмысленной. Если бы ты промолчал, разговор уже  был
бы кончен. А теперь слушай, эмико <Эмико (эльф.) - друг>.
   Много веков чудовищные, перерожденные посланцы могучих, но  абсолютно
не схожих с нами сил ждут своего часа. Они хотят на руинах рухнувшего от
собственной пустоты обиталища Ушедших Богов  основать  свое  царство.  В
разных  мирах  их  называют  по-разному.   Они   по-разному   действуют,
по-разному выглядят, но цель  у  них  одна.  Там,  где  им  противостоят
равные, они отступают. Но Тарру некому защитить! Не стану говорить,  что
они сотворят, дорвавшись до живой плоти, ум человеческий  этого  постичь
не в состоянии. Я ВИДЕЛ ЭТО в своих скитаниях. Но чтобы  Чужие  добились
своего, им нужны подручные. Они долго искали тех, кто будет их руками, и
нашли. Это Изначальное Зло, порожденное этим миром в  годы  его  юности.
Когда сюда пришли Светозарные, Зло это было побеждено и сковано прежними
богами Подзвездного. Чужаки разбудили Его,  Оно  проснулось  и  набирает
силу. Каким Оно было и каким станет, я не знаю, но в действие  приведены
чудовищные силы, и их чаянья сошлись клином здесь, в Тарре.
   Рано или поздно Старое Зло это обретет способность на короткое  время
принимать материальную форму и подчинять  себе  чужие  души  и  тела.  К
счастью, всей его силы недостаточно, чтобы проторить путь Чужим. Но есть
способ обойти древний запрет.
   Должно родиться существо - ребенок женщины, наследницы  великих  рас,
некогда владевших Таррой, и ?Его?,  овладевшего  на  краткий  миг  телом
мужчины. Это создание, соединившее в себе тысячелетнюю злобу  и  великую
силу, сможет с помощью Чужих стать повелителем  Преисподней,  в  которую
превратится этот мир.
   Ты должен узнать  еще  одно.  Носящая  под  сердцем  чудовищное  дитя
обретет невероятную силу. Она будет не подвластна магии своего  супруга,
ибо станет плотью от плоти этой магии. Она  сможет  противостоять  самым
сильным заклятьям и творить невозможное. И еще. Только  одна,  рожденная
смертным,  может  быть  Избранницей  древней   магии.   Если   чудовище,
порожденное Избранницей,  погибнет,  то  новое,  пока  она  жива,  может
появиться лишь из ее чрева. Это наш единственный шанс.
   Есть предел любому рабству. Если  Избранница  Преисподней  восстанет,
она спасет мир. Если она будет послушным орудием в руках адептов  своего
супруга, надежд останется мало, но они все равно есть.
   Знай, что. пока Избранница бесплодна и не доступна ее супругу, он  не
может обрести устойчивое тело и выполнить договор с Чужими. Поэтому  его
адепты начнут охоту за Избранницей. Они будут порабощать  все  больше  и
больше существ, заставляя служить их своей цели,  но,  пока  ребенок  не
рожден, остается надежда!
   Это все, что знаю я. Теперь судьба мира зависит от тебя.  Сегодня,  в
начале третьей кварты 1524 года по завершении Великого Исхода, я, Эрасти
Церна, ученик Ларэна Лунного, отправляюсь туда, где, может  быть,  найду
ответ на оставшиеся вопросы. За Большим Корбутом должно быть место,  где
сходятся в узел пути Силы, Судьбы и Воли. Наш разговор означает,  что  я
оттуда не вернулся, но это не значит, что туда нельзя дойти. Кольцо  это
- благословение и талисман,  доставшееся  от  тех,  кто  хотел  защитить
Тарру. Я не беру его с собой, ибо слишком ценно оно, а у меня есть  иной
ключ.
   Когда ты наденешь  кольцо,  сам  поймешь,  что  с  ним  делать.  Если
посланец  ?Его?  посмел  явиться  сюда,  значит,  Древнее  Зло   окрепло
настолько, что его адепты готовы к бою. Времени почти  не  осталось.  Ты
должен отыскать Избранницу до рождения монстра, уничтожить его и надежно
укрыть мать.
   Еще лучше, если она станет твоей союзницей. Вместе вы проторите  путь
к сердцу силы, который не нашел я. И да сопутствует тебе удача.  Прощай,
мой неведомый друг и преемник. Возьми!
   Призрак (но как же он реален!) протянул Роману  руку.  Бард,  сам  не
понимая того, что творит, сделал шаг вперед.  Он  снова  ощутил  пожатие
живых, горячих пальцев и тяжесть какого-то  предмета.  И  опять,  как  в
давешнем сне, те же умоляющие слова,  слышные  только  ему:  ?Верь  мне.
Прошу тебя, верь!? Затем  ослепительная  вспышка  -  и  все.  Наваждение
исчезло.
   Вот он,  храм,  тускло  озаренный  несколькими  догорающими  свечами.
Черное  выгоревшее  пятно  на  полу,  где  упал   господин   Поррак,   и
скорчившаяся фигура Амброзия, стиснутого мертвыми руками.
   Эльф медленно приходил в  себя.  Рядом  стояли  соратники.  Мелькнула
мысль,  как-то   он   будет   объяснять   случившееся.   Объяснения   не
потребовалось.  Феликс,  Добори,  Парамон  и  Ласло  с   Рафалом   молча
преклонили перед ним колени.
   - Что вы? - оторопело прошептал Роман.
   - Мы не поняли, что говорил тебе Великомученик  Эрасти,  -  отозвался
Добори, - но мы видели, как он надел  тебе  на  палец  свое  кольцо.  Мы
видели, как сгорел один святотатец, а другой,  -  он  кивнул  в  сторону
Амброзия, - будет судим Высоким Судом. Даже  жабе  понятно,  что  такова
воля Эрасти. Мы, в конце концов, видели чудо исцеления!
   Теперь и Роман заметил, что Парамон совершенно здоров,  а  у  Феликса
были обе руки.
   - Но мы обманывали вас...
   - Не так уж и долго. Догадаться, что именно вас разыскивает Амброзии,
было несложно. А внешность... Что ж, вы ее изменяли удачнее, чем другие.
Феликс не мог убить  Архипастыря,  это  знала  вся  Кантиска,  -  Добори
усмехнулся. - Вот чего я не предполагал, так  это  того,  что  и  святые
могут за себя постоять. Доказательство налицо. Что будем делать?
   - Вы поднимете тревогу и скажете, что вас привлек  шум  и  огонь.  Вы
ворвались в храм, желая  зах