к
корбутский зубр, покрытый  шрамами  от  вражеских  наганов  и  медвежьих
клыков, горный владыка был надежным другом и истиным сыном  Созидателей.
Лично сопроводив друзей  в  лучшие  покои  и  собственноручно  переложив
Норгэреля с носилок  на  застланное  медвежьими  шкурами  ложе,  Кардинч
предложил Роману спросить совета у Теней Ушедших. В другой ситуации  это
бы позабавило, но сейчас эльфу было не до  смеха.  В  храм  он  все-таки
пошел, нельзя обижать хозяина и нарушать уверенность орков  в  том,  что
прежние боги Тарры доныне  помогают  советом  не  предавшему  их  память
Ночному народу.
   Роман предпочел бы посетить святыню в одиночку, но горный владыка был
не из тех, кто бросает друга в  беде  и  забывает  долг  гостеприимства.
Кардинч вместе со старшим сыном и наследником, на запястье которого  уже
красовалась  татуировка,  напоминающая  след  от  браслета,   решительно
присоединились к гостю.
   Обычно Рамиэрль проникал в храм через потайную дверцу, известную лишь
немногим, но на сей раз пришлось  пройти  через  главный  портал.  Своим
созданием  главная  и  единственная  святыня  Гар-Рэннока  была  обязана
фантазиям первого горного короля Стефана  пад  Уррика  и  его  мачехи  и
воображению Клэра, пытавшегося заглушить свое горе сначала войной, потом
творчеством и, наконец, дорогой. Сейчас Утренний Ветер наверняка  уже  в
Оргонде, но где бы он ни был, часть души скульптора  навеки  осталась  в
горах. Клэр оплакивал Тину, - но создал храм-памятник не  только  первым
богам Тарры, но и всем, кто за нее погиб и еще погибнет.
   Гоблины старательно выполняли все указания художника,  а  когда  было
нужно, помогали эльфы. Орочье трудолюбие и искусство  Лебедей  сотворили
чудо. И что за беда, если Клэр наделил Инту чертами Герики, а  сын  Омма
оказался похож на юного Рене? Какими те были, никто никогда не узнает, а
Геро и Аррой, их отдаленные потомки, вернули Тарре надежду.
   В храме Памяти всегда  царили  прозрачные  сумерки.  Мягким  серебром
мерцал пол, напоминая о седой  траве,  светилось  под  куполом  закатное
небо, в котором парила белая стая, а на алтаре из  черного  камня  пылал
негасимый огонь. Роман представлял, что должны  испытывать  здесь  орки,
если у него, знающего цену магии и повидавшего всякое,  начинает  бешено
колотиться сердце.
   Кардинч и Стефан подвели Рамиэрля к алтарю Памяти,  и  горный  король
заговорил на своем языке, при  звуках  которого  у  Романа  до  сих  пор
сжималось сердце. Супруга великого Уррика покоилась здесь же, в одном из
приделов храма рядом с любимым, а Роману до сих пор снились черные  косы
и  звонкий   смех   его   отчаянной   спутницы...   Отогнав   непрошеные
воспоминания, эльф вслушался в речь владыки орков. Тот спрашивал Ушедших
о причинах болезни их друга  и  о  том,  возможно  ли  исцеление.  Когда
смолкло последнее слово, гоблины в ожидании чуда устремили глаза к огню,
цвет которого стал постепенно меняться из золотистого в синий,  а  затем
медленный каменный голос произнес:
   - Надежда - последнее, что нас покидает. Даже  время  можно  смирить,
даже  сквозь  воду  можно  пройти.  Нет  безвыходных   положений,   есть
отчаявшиеся и смирившиеся. Нужно бороться до конца. Помощь придет тогда,
когда ее меньше всего ожидаешь.
   Голос замолк, пламя постепенно  вернуло  свои  прежний  цвет  Гоблины
благоговейно коснулись ладонями сердец, Роман сделал то же  самое,  хотя
готов  был  придушить  засевшего  под  алтарем  Жана-Флорентина  с   его
очередными банальностями. Философский жаб был не  виноват,  более  того,
обман, затеянный в свое время сыном Ланки и Уррика и  им  самим,  принес
немало добра, но сейчас эльф не мог думать спокойно. Его  едва  хватило,
чтобы, сохраняя приличествующее случаю выражение лица, выйти  из  храма.
От вечернего пира он отказался, сказав, что хочет  обдумать  услышанное.
Орки не настаивали. Чужое горе свято.
   Роман вернулся к Норгэрелю, который, кажется, смог заснуть. Глядя  на
прозрачное, заострившееся лицо, уже  отмеченное  нездешним  светом,  Нэо
Рамиэрль из дома Розы в  очередной  раз  проклял  собственное  бессилие:
скольких он проводил в небытие и скольких еще проводит, прежде чем уйдет
за ними, предоставив другим свою ношу!
   - Роман! Звездный Лебедь! Откуда ты мог взяться здесь?
   - Рене?
   - Да, -  подтвердил  эландец,  перебираясь  через  подоконник,  -  не
удивляйся. Это  чистой  воды  совпадение.  Мне  пришла  блажь  навестить
Жана-Флорентина и заодно проверить, что творится в здешних горах  и  как
долго я могу обойтись без моря. Оказалось, долго. Уж не знаю, радоваться
этому или нет. Мне так, конечно, легче, но моя растущая сила  далеко  не
лучший признак... Что с ним?
   - Не знаю. Никто не знает.
   - Если бы я не знал, что это не так, я бы поклялся, что его пытали...
Но такие раны раньше мог залечить даже я.
   - Они не заживают.
   - Великий Дракон, - Рене сжал зубы, - мы словно  местами  поменялись.
Когда я пришел в себя на Лунном, то увидел над собой лицо Норгэреля.  Он
спас меня, хотя мог бы этого и не делать... -  Рене  осторожно  коснулся
разметавшихся золотых волос. - Норгэрель, ты меня слышишь? Ты тут?
   Эльф с трудом поднял  веки,  но  синие  глаза  глядели  осмысленно  и
серьезно.
   - Я рад, что увидел тебя еще раз... Только ради этого стоило  затеять
эту поездку.
   - А  куда  вы,  кстати,  направлялись?  Вряд  ли  спросить  совета  У
Жана-Флорентина, хоть он нынче и вещает от имени Вечности.
   - На Седое поле.
   - Нэо думает, что там не властны ни ройгианцы, ни тот, из Моря...
   - Может, и так, - руки Рене привычно перебирали черную цепь, - может,
и так... Роман! - Глаза Арроя неистово блеснули,  как  в  старые  добрые
времена, когда Счастливчик в очередной раз обманывал  судьбу.  -  Ночная
Обитель! Это рядом. Гиб домчит за ору. А туда уж точно нет ходу  никому,
кроме тебя!
   Роман с удивлением и ужасом воззрился на друга. В свое время  он  так
успешно запретил себе думать о подарке  Воина,  что  упустил  очевидное,
хотя... Ночная Обитель - шанс для Норгэреля, но сам  он  станет  узником
Зимы. Выйти из Башни без Кольца он не сможет, а оставить Тарру  в  канун
войны...
   - Рамиэрль, - бесплотная рука накрыла его ладонь, - ты слишком  нужен
здесь, я не стою такой жертвы...
   - А кто говорит о жертве? - Рене с сочувствием  смотрел  на  обоих  -
своего спасителя и своего друга, -  все  мы  горазды  жертвовать  собой,
только сначала нужно понять, чем наша жертва  обернется.  Норгэрель,  ты
знаешь, что с тобой? Нет. А я уже привык к тому,  что  в  подлой  войне,
которую нам навязали, все непонятное - это  малая  беда  в  настоящем  и
большая в будущем. Ты уверен, что после  смерти  не  станешь  проклятьем
Тарры, если останешься здесь? Ты уверен, что в один прекрасный  день  не
перестанешь быть самим собой и не ударишь нас в спину? Что твоя  болезнь
не перекинется на кого-то еще? Не можешь ты быть в этом  уверен.  Атэвы,
когда подозревают в себе черную болезнь, бросаются  в  огонь.  Я  уважаю
этот обычай. Да и ты, Роман... Ты не сможешь оттуда вернуться  в  Тарру,
но ты можешь найти иные пути в иные  места.  Башня  Ангеса  должна  быть
связана с обителью Адены, кто знает, может, Эрасти мало слов Герики...
   - Ты прав, - кивнул Роман и, улыбнувшись, добавил:
   - Надо же, эта каменная дрянь опять оказалась права.
   - А что тут такого? - пожал плечами  Рене.  -  Банальности  потому  и
банальности, что они соответствуют истине, но нам  всем  нужно  спешить.
Норгэрель, ты сможешь встать и спуститься в сад?
   - Если не очень далеко, дойду...
   - До  ближайшего  ручья.  Слава  Жану-Флорентину,  теперь  вы  можете
исчезнуть, не сказавшись хозяевам. Они истолкуют все  шиворот-навыворот,
но все равно будут правы.
   Гоблины обладают рысьей чуткостью, но три легкие  тени  незамеченными
скользнули между стоящих на страже копьеносцев и оказались  в  небольшом
саду, устроенном по прихоти Кризы и заботливо сохраняемом свято  чтящими
память Великих орками. В дальнем конце сада из сложенного из малахитовых
глыб грота вытекал ручей, и Рене, опустив руку  в  воду,  позвал  своего
белогривого спутника. Гиб объявился тут же, зыркнул  зеленым  глазом  на
Норгэреля и приветственно нагнул голову при виде Романа.
   - Гиб, - Рене положил руку на холку  своего  приятеля,  -  ты  должен
отвезти нас всех к Ночной Обители и как можно скорее.
   Водяной конь, надо  отдать  ему  справедливость,  прекрасно  понимал,
когда можно выказывать капризность и  склочность,  а  когда  спорить  не
приходится. Рене первым вскочил  на  спину  огромного  жеребца,  бережно
приняв закусившего от боли губу Норгэреля, которого устроил перед собой.
Роман сел за Арроем, и черный вихрь метнулся вперед, обгоняя смерть.
   До сего дня эльф-разведчик не ездил на водяном  коне.  Нэо  захватило
ощущение  дикой  первозданной  мощи,  вырвавшейся  наружу.  Гиб   мчался
неудержимо и  стремительно,  как  весенний  горный  поток,  Рамиэрль  не
чувствовал под собой конской спины, ему казалось, что его  подхватила  и
понесла гигантская волна и только пояс Рене, за который он цеплялся,  не
дает захлебнуться в стремительном беге, как в воде.
   Это было страшно и вместе с тем прекрасно. Эмзар сохранил о  подобном
приключении далеко  не  лучшие  воспоминания,  но  Рамиэрль,  когда  Гиб
остановился у древних стен, чуть ли не сожалел о том, что все  кончилось
так быстро.
   Рене спрыгнул на землю и снял полумертвого Норгэреля. Нэо задержался,
не зная, что сказать на прощание водяному коню, но когда тот повернул  к
нему зеленоглазую голову, увидел, что слова  не  нужны.  Спутник  первых
богов Тарры и так понял все.  Эльф  провел  рукой  по  влажной  гриве  и
соскочил с коня, нужно было идти.
   Еще не начавшее светлеть небо  было  усыпано  звездами,  ночь  дышала
свежестью, напоенной ароматами цветущих кустов и трав. Роман  отыскал  в
вышине Лебединую звезду. Кто знает, вдруг эта весна станет  последней  в
его длинной жизни и отныне он будет  видеть  лишь  снег.  Рене  все  еще
поддерживал  Норгэреля,  и  Роман,  обругав  себя,  бросился  к  ним.  -
Простите, задумался.
   - Мы тоже задумались, - откликнулся Аррой, - но вам пора,  да  и  мне
тоже...
   - Рене, - Норгэрель почти шептал, видимо, говорить громко у  него  не
было сил, - Рене, а ты не хочешь пойти с нами?
   - В самом деле! Там, в мире Зимы, тебе будет легче. Тень... Воин,  он
ждал почти три тысячи лет, ждал и дождался, а ты жив, ты  -  больше  чем
тень, даже если это тень Бога. И потом, мы вместе можем поискать  проход
в обитель Адены...
   Рене молчал очень долго, а может, это Роману лишь показалось. Наконец
он заговорил, негромко и спокойно:
   - Ты прав, и я хотел бы пойти.  Что  тебе  говорить,  ты  и  сам  все
знаешь, но я не могу. Я должен остаться. То,  что  можно  найти  в  мире
Зимы, вы найдете. Если встретишь Геро, скажи ей все. И кем я стал, и то,
что я все  равно  жду,  и  буду  ждать,  но  место  мое  тут.  Тут  храм
Триединого, тут Фей-Вэйа, тут Варха... Что, если змеи вылупятся  раньше,
чем вернутся Геро и Эрасти? Да и потомков своих я не могу бросить. Назло
Зенобии с присными. А с вами я не прощаюсь. Мы еще встретимся.
   - Ты это знаешь? Откуда? Ты...
   - Там, куда я могу заглядывать, пророков не держат. Просто мы с тобой
невесть сколько раз расставались и вновь сходились. И пока не расхлебаем
эту кашу с Концом Света, не  расстанемся.  Проклятый!  -  Аррой  деланно
засмеялся. - Сколько можно вас ждать?! Уходите. Слышите? Уходите!
   Роман кивнул. Река, сотворенная Уанном, давно иссякла,  и  два  эльфа
спокойно пошли к основанию древней башни. Рене-Аларик стоял и смотрел им
вслед. Норгэрель был не в состоянии  идти  быстро,  их  еще  можно  было
догнать. Он успевал даже тогда, когда Роман  приложил  руку  к  стене  и
сквозь темный камень проступила сверкающая серебром  дверь  с  задравшим
голову к луне волком, таким же, как на  консигне  герцога  Арроя.  Затем
дверь открылась. Там, внутри, было светло, и Рене  отчетливо  видел  две
стройные фигуры, замершие на пороге. Он еще мог подать  им  знак.  Эльфы
оглянулись, надеясь, что он передумает. Нэо и Норгэрель стояли на пороге
сверкающего  снежного  мира,  дразня  избавлением  от  боли,   свободой,
возможностью пойти навстречу своей любви.  Мир  Ангеса  принял  бы  его,
исцелил, наполнил новыми силами... Эльфы стояли и ждали...  Может  быть,
все же?..
   Рене, взмахнув  рукой,  вскочил  на  своего  коня,  и  Гиб,  закричав
отчаянно и гордо, не  спрашивая  приказа,  бросился  навстречу  звездной
Рыси.
 
2883 год от В.И. 
19-й день месяца Собаки. 
Окрестности Ланже. 
 
   Жоффруа  и  Рауль  молча  подъезжали  к   Ланже.   После   очередного
"разговора" тесть решил, что зять нуждается в  постоянном  присмотре,  а
зять, что тесть слишком уж тянет с  исполнением  обещанного.  Однако  не
Ларрэну было спорить с Королем Королей. Раздавленный не столько доводами
кузена, сколько силой его характера, Жоффруа сник. Как ни странно, Рауля
это только вывело из  себя.  То,  что  сыновья  Шарло  оказались  такими
слизняками, оскорбляло, несмотря на то, что это было  на  пользу  самому
Раулю. Бедная Эстела! Потерять мужа, братьев и сына и остаться  с  двумя
пьяницами и бабниками и одним калекой... Жаль...
   Ре Фло поднял  голову  -  на  башне  развевался  флаг  с  серебряными
нарциссами, означавший,  что  хозяин  дома.  Еще  одна  насмешка.  Итак,
сегодняшний день решает все. Или Филипп разводится с Элеонорой и женится
на Жаклин, или отправляется в монастырь, а на престол вступает его брат.
Отчего-то Раулю казалось, что, увидев Жоффруа, Филипп согласится на все,
лишь бы не уступить этому красномордому фанфарону. Но для  начала  нужно
привезти короля в  никодимианское  <Никодимианцы  -  один  из  церковных
орденов.> аббатство, где, в зависимости  от  исхода  переговоров,  можно
будет и постриг принять, и  попросить  Церковь  о  расторжении  брака  с
Элеонорой Гризье. Конечно, Кантиску придется уламывать, но золота  у  ре
Фло достаточно, а клирики тоже люди и, как правило, люди алчные. Евгений
же, хоть и не  одобрил  его  замыслов,  вряд  ли  вступится  за  Вилльо,
молчанье же знак согласия...
   Рауль бросил поводья  подбежавшему  пажу  в  ливрее  со  вздыбившимся
медведем <Вздыбившийся медведь - сигна  Рауля  ре  Фло.>  и  поднялся  к
королю. Филипп сидел у окна, поигрывая полупустым  стаканом,  кувшин  из
даманского стекла был почти  опустошен,  а  у  смятой  постели  валялась
розовая женская подвязка.
   - Кузен, - Рауль намеренно опустил обращение "Ваше Величество", - нам
нужно немедленно ехать в Эльту...
   - Немедленно? - Филипп недоуменно поднял мутные глаза. - А  за  каким
лядом? Мне и здесь неплохо...
   - Кони оседланы...
   - А может, завтра? Сегодня я что-то устал, был такой тяжелый день...
   - Тяжелый день был у здешних служанок, а не у тебя, - отрезал Рауль.
   - Ну не могу же я ехать прямо так, - возмутился король.  Пожалуй,  он
был прав. ТАК действительно ехать не стоило.
   Еще скажут, что его нарочно подпоили.
   - Я сейчас же прикажу принести воды для умывания и  пришлю  в  помощь
двух пажей... Но через полторы оры мы должны выехать.
   - Выедем, - бодро заверил Филипп, - еще как выедем...
   Не прошло и трех ор, как король в  сопровождении  герцога  Ларрэна  и
графа ре Фло выехал из  Ланже,  и  три  сотни  всадников  направились  к
Эльтскому тракту. Росшие вдоль  дороги  деревья  тихо  роняли  под  ноги
золотые сердечки листьев, невесомая летучая паутина то и  дело  задевала
по лицу, небо было высоким и.  до  невозможности  синим.  Где-то  запела
кампанка <Небольшая,  серая  с  черным  птица,  которая  поет  до  самой
осени.>. Кони шли легкой рысцой, Филипп,  похоже,  вполне  протрезвел  и
даже  развеселился,  наслаждаясь  поездкой.   Жоффруа   с   напряженным,
раскрасневшимся лицом пытался одновременно укрыться от взгляда  брата  и
привлечь к себе внимания тестя-кузена. У небольшого,  увенчанного  серой
каменной глыбой холма, где дорога  разветвлялась,  Филипп,  задумавшись,
повернул жеребца не туда, куда нужно. Рауль подъехал поближе  к  кузену,
указав тому на ошибку, но король в ответ так сверкнул глазами, что графу
показалось: перед ним покойный Шарль.
   - Я выбираю ту дорогу, которая мне  нравится,  Рауль,  и  не  вздумай
встать на моем пути...
   - Ты пьян, Филипп!
   - Нет и не был, а вот ты, похоже, ослеп. Оглянись...
   Сначала ре Фло не поверил своим глазам: на холме  ощетинился  копьями
большой отряд. Да не отряд, армия! Ничего  не  понимая,  Король  Королей
смотрел, как и из-за деревьев, и с обоих концов дороги  выезжали  тяжело
вооруженные всадники в темно-синих плащах.
   - Думаю, ты все понял, Рауль, - голос короля одновременно был холоден
и насмешлив. - Ты возился с одним моим братом и забыл о  другом...  Твои
люди не готовы к бою, и на каждого из них  приходится  пятеро.  Конечно,
можно меня убить, но моя смерть ничего  тебе  не  даст.  Лучше  мы  мило
распрощаемся, ты отправишься поправлять пошатнувшееся здоровье во Фло, а
Мальвани тебя проводит...
   - Мальвани?!
   - Да, он наверняка тут... Точно, вот их тигры, а  волчонок,  чтоб  ты
знал, это консигна Александра... Ну, так как?
   - Ваше Величество, - склонил голову Рауль, - вы совершенно правы, нам
нет причин ссориться, а я, гоняясь за этим кабаном  Бало,  действительно
заболел. Старая рана, Проклятый ее побери.
   - Благодари святого Эрасти за свою рану! Твою рану и память  отца,  -
бросил Филипп и радостно замахал рукой, увидев рыцаря на серой лошади.
   - Брат, - горячечный шепот принадлежал  Ларрэну,  оказавшемуся  возле
короля, - брат, клянусь святой Циалой, я  не  хотел...  Это  Рауль  меня
заставил...
   - Убирайся, не вводи во искушение. Не хватало, чтобы все видели,  как
один Тагэре ударит другого...
   - Филипп...
   - Сказано же, пошел вон, до тебя еще дело дойдет. Александр! - Зычный
голос короля далеко разнесся в чистом осеннем воздухе. - Ну, где же ты?!
   Младший из Тагэре  уже  шел  к  брату.  Филипп,  спрыгнув  со  своего
иноходца, бросился ему навстречу и сжал в объятиях.
   - Сандер! Я знал, что тебе удастся, но чтобы так вовремя...
   - Я же послал весточку, что мы готовы.
   - Я понял, что человек с волчонком был от тебя, но не думал, что  все
случится так скоро... И как только тебе удалось!
   - Долго рассказывать. Сезар с дядей помогли, ну и Шада, конечно же.
   - Он здесь?
   - Да, на холме..
   - Надо сказать ему, что отныне он граф!
   - Сейчас...
   - Погоди, сначала более важное. Гастон, рад вас видеть.  Постройте-ка
людей. А ты куда? - Король  крепко  взял  Александра  за  предплечье.  -
Сказано же, Шада подождет. Все подождут.
   Воины быстро разворачивались, топча,  к  счастью  для  крестьян,  уже
убранное поле. Гастон, самый младший из  братьев  Койла  и  единственный
уцелевший, действовал быстро, четко  и  умело.  Боевые  кони  застыли  в
парадном строю, красиво изогнув шеи. Король оглядел подоспевших  ему  на
выручку, и лицо его потеплело.
   - Благодарю всех, кто пришел сюда. Клянусь честью  Тагэре,  не  будет
забыт ни один из вас, но сначала я воздам должное тому, кто  заслуживает
благодарности  больше  всех.  Александр  Тагэре.  Вы   своим   поступком
посвятили себя в рыцари ранее намеченного  срока.  Я  же  вверенной  мне
властью лишь подтверждаю свершившееся.  Преклони  колени,  Александр.  И
слушай. С сего дня ты рыцарь, твоя консигна навеки  внесена  в  коронный
реестр. Какой девиз избрал ты для себя?
   Александр прямо взглянул в лицо брату:
   - "Верность обязывает", государь!
   - Да будет так. Все слышали! И все запомнили! Но это еще не все.  Все
знают, что с древних времен  вицемаршал  Арции  командует  авангардом  и
является председателем Рыцарского суда. Я с легким сердцем возлагаю  эту
должность на плечи моего брата Александра! -  И  король  что  есть  силы
закричал:
   - Александру, герцогу Эстре, вице