жно,  я  за
законного короля.
   - Тогда расскажи мне то, что знаешь. Садись...
   - Благодарю, монсигнор, - трактирщик с готовностью уселся на один  из
тяжелых стульев, - но что я могу сказать? Я человек маленький, вы знаете
больше меня... Наступают поганющие времена, монсигнор! Видать, крепко мы
Триединого прогневали, что он оставил нас  без  короля.  Говорят,  когда
последний из Волингов падет в битве, Проклятый  вырвется  на  свободу  и
взойдет Темная Звезда...
   Толстяк рассказывал еще что-то про грозу, которая сожгла  циалианский
храм, про то, как в полночь на западе зажглась заря, про  крыс,  ушедших
поутру из города и запрудивших все улицы, ведущие к реке,  про  то,  как
пропал лейтенант Паже, а Жорес Аганнский хитростью разоружил  гвардию  и
привел в город своих людей, но Рито не  слушал.  Ему  казалось,  что  он
вычеркнул сестру из своей жизни, и вот она умерла, умерла, и  он  больше
никогда ее не увидит. Он так и не выслушал ее, а теперь  поздно.  А  раз
поздно, нужно думать о том, что еще можно спасти.
   - Я оставлю здесь коня и доспехи?
   - Разумеется, монсигнор... Но, может, вам лучше уехать? Домой или, уж
простите, к Лосю... Времена сейчас нехорошие, прямо скажем... А вы  были
на стороне Тагэре.
   - Я и сейчас на стороне Тагэре, - сверкнул глазами Рито, -  потому  и
приехал. Я должен сделать одну вещь.
   - Да хранит вас Святой Эрасти, монсигнор, - вздохнул толстяк, - вас и
короля, а на дядюшку Клода можете  положиться,  живите  хоть  до  Темной
Звезды. И деньги уберите, не возьму я их, не упырь...
 
2895 год от В.И. 
20-й день месяца Собаки 
ФЕЙ-ВЭЙЯ 
 
   - Сестра, - девчонка-послушница почтительно наклонила голову,  -  вас
просит бланкиссима.
   - Спасибо, Алина, - сестра Мария приветливо кивнула вестнице. Девушка
хотела,  чтобы  ей  доверяли  все  -  от  Ее  Иносенсии   до   последней
прислужницы, не говоря уж о  рыцарях  Оленя.  Когда-нибудь  она  соберет
урожай любви, который  столь  старательно  сеяла.  Мария  понимала,  что
великие цели достигаются неустанным  трудом.  Конечно,  если  повезет  и
судьба даст шанс, его нельзя упускать, но рассчитывать на везение и  тем
более лезть напролом нельзя. Молодая монахиня знала, что нужно  казаться
проще, чем ты есть, пусть каждый видит в тебе то, что хочет.
   В свои двадцать пять Мария достигла немалого, но поручения  Анастазии
не мешали ей исправно заниматься повседневной работой.  Она  по  вечерам
читала  в  храме  перед  вечерней  службой,  а  по  утрам  занималась  с
девочками, только-только вступившими под крышу обители.  Большинство  из
них вернется к своим семьям, обученные хорошим манерам, древним  языкам,
музыке и домоводству. И никто, в том числе и они сами, не  будут  знать,
что кроме благонравия они вынесут из монастыря кое-что еще.
   Некоторые останутся и примут обряд послушания, а потом  и  вступят  в
сестринство. У них будут свои наставницы, в большинстве своем холодные и
жестокие, и память о доброте  и  внимании  сестры  Марии  не  только  их
поддержит,  но  и  сделает  верными  сторонницами,  когда   она   начнет
действовать. Правда, будет это лет через десять. Девушка  понимала,  что
слишком рано себя обнаружить - значит проиграть. Но и медлить нельзя. Ее
красота должна сыграть  немалую  роль  в  осуществлении  задуманного,  а
значит, к сорока годам она должна получить рубины Циалы.
   Сделать это можно, опираясь на рыцарей Оленя, которые,  хоть  и  дали
обряд безбрачия, остаются мужчинами. Пусть каждый  из  них  думает,  что
именно он владеет ее душой, а если они победят, будет владеть и телом. И
Мария научилась смотреть мимо мужчин в белых плащах, но так, что каждому
казалось, что она только что  смотрела  именно  на  него  и  в  смущении
опустила глаза. А глаза Марии достались от отца  -  огромные,  опушенные
длинными загнутыми ресницами, синие  и  спокойные,  как  речной  омут  в
месяце Лебедя. Тот самый омут, в котором водятся черти.
   Однако сейчас,  спеша  на  встречу  с  Ее  Иносенсией,  сестра  Мария
постаралась выглядеть как можно безмятежнее  и  холодней.  Анастазия  ей
доверяла так, как женщина  может  доверять  женщине,  а  потерять  такое
доверие очень просто. Наскоро  затянув  волосы,  чтобы  золотые  локоны,
упаси святая Циала, не вылезли из-под покрывала, циалианка  постучала  в
дверь Предстоятельницы. Та ее ждала.
   - Входи и садись.
   Девушка очень прямо села на краешек жесткого стула,  положив  руки  с
коротко остриженными ногтями на колени.
   - Ты, вероятно, уже слышала о том, что произошло в миру. - Анастазия,
однажды с ней объяснившись, предпочитала не ходить вокруг до около. - Мы
достигли поставленной цели, хотя не обошлось без ошибок и потерь. До сих
пор неизвестна судьба свергнутого короля и его детей. Не удалось найти и
нескольких приближенных к нему рыцарей, из которых особенно  опасен  Луи
Трюэль. Кроме того, в Мунте сгорел храм ордена. Несчастье  произошло  во
время вечернего чтения, и бланкиссима  Шарлотта  и  приближенные  к  ней
сестры погибли.
   Без  сомнения,  кто-то  из  Рыцарей  поспешил  с   тобой   поделиться
новостями. Впрочем,  ты  права.  Мужчины  часто  узнают  важные  новости
первыми, и очень хорошо, если сообщают их тому, кому нужно. Но  кое-чего
ты не знаешь. Я переношу главную резиденцию ордена в  столицу  Арции.  В
Мунте больше не будет бланкиссимы, но это - мое дело.  А  твое  -  новая
королева, наперсницей которой ты будешь.
   Мария чуть шире раскрыла глаза,  что  у  нее  означало  удивление,  и
Анастазия сочла уместным пояснить:
   - Пьер Тартю скоро  женится  на  дочери  Филиппа  Тагэре  и  Элеоноры
Вилльо. Королевская  шлюха  и  ее  выводок  оказали  ублюдку  услугу,  а
женитьба была частью сговора.
   - Но Ее Иносенсия знает, - только многолетняя  дрессировка  позволила
девушке выглядеть равнодушной, - что  брак  Филиппа  Четвертого  признан
незаконным.
   - Об этом забудут. Ублюдок возьмет в жены девицу, отмеченную кошачьей
лапой. Два сапога пара. Тартю полагает, что это сделает его трон крепче,
особенно если уничтожить принятую Генеральными Штатами и Советом Нобилей
нотацию о вступлении на престол Александра Тагэре.
   - Тогда королем  становится  не  Пьер,  а  брат  его  жены,  хотя  он
несовершеннолетний...
   - Вот потому  я  тебя  и  выбрала  из  всех,  -  довольно  улыбнулась
Анастазия, - Пьер не самый умный человек, но и глупцом его не  назовешь.
За три года он успеет "позаботиться" о братьях супруги, но это его дело.
Ты станешь наперсницей молодой королевы. Слушай, сочувствуй и запоминай.
Не думаю, что ее общество будет тебе приятно. То, что я знаю о семействе
Вилльо, заставляет преклоняться перед долготерпением горбуна.
 
2895 год от В.И. 
23-й день месяца Собаки 
АРЦИЯ. МУНТ 
 
   Граф Мо с усмешкой смотрел на сестру.  Элеонора  выросла  потрясающей
красавицей и непробиваемой дурой, что отчасти скрадывалось добрым нравом
и покладистостью. Лучшей жены  для  Тартю  не  придумать,  равно  как  и
худшего мужа для сестрицы. Королева из нее никакая, но сидеть на троне и
потрясать воображение иноземных послов Нора сможет, а говорить Пьер  ей,
надо полагать, не позволит. В этом крысеныше много такого, о чем вряд ли
родная мать знает. Базиль с усмешкой поклонился.
   - Матушка, сестрица, я готов сопровождать вас.
   Бывшая  королева,  разряженная,  как  в  лучшие  времена,   церемонно
протянула сыну руку.  Она  была  в  восторге  от  совершенной  сделки  и
готовилась занять почетное место тещи Его Величества. На красивом личике
Норы читался естественный для девушки  интерес  к  венценосному  жениху.
Пьера Тартю она еще не видела, и граф Мо искренне посочувствовал сестре.
Конечно, сердце женщины - вещь малопонятная,  но  Тартю  вряд  ли  может
вдохновить девичьи грезы. Нельзя сказать, что Базиль так уж сильно любил
единоутробных братьев и сестер, но представить Нору  в  постели  с  этой
вонючкой было унизительно. Хорошо, хоть она ни в кого не влюблена.
   - Не скрою, сестрица, ты прелестна. Боюсь, про твоего суженого такого
не скажешь.
   - Базиль!
   - Что "Базиль"?
   Пусть знает, кого увидит, а то расплачется еще или рожицу скорчит,  а
Тартю такого не любит.
   - Дочь моя, Базиль шутит. Ваш будущий супруг,  по  крайней  мере,  не
горбун.
   - Матушка, вы великолепны. В таком случае у жениха масса  достоинств.
Он не только не горбун, он не кривой, не хромой,  у  него,  видимо,  нет
хвоста, и он не чернокожий.
   - Ты становишься невозможным.
   - Разве? - поднял бровь младший из Гризье. -  В  Арции  нашу  семейку
полагают невозможной уже лет двадцать.  Я  в  сравнении  с  дядюшками  и
Аганном - щеночек.
   - Ты неблагодарная дрянь, - холодно сказала мать, - кем  бы  ты  был,
если б не был моим сыном?
   - Не знаю, - пожал плечами Базиль, - но  "пуделем"  бы  не  был,  это
точно. После коронации и свадьбы я уеду.
   - Это лучшее, что ты можешь сделать. Я хочу, чтобы ты  взял  с  собой
Филиппа.
   - Матушка боится, что ее сын убьет ее зятя? А она не  боится,  что  я
ему помогу?
   - Твои шутки перешли всякие границы.
   - Как говаривал в юности нынешний герцог Оргонды, а есть ли  границы,
которые уже не  переступило  наше  милое  семейство?  Хорошо,  я  заберу
Филиппа в Аганн и уговорю его не делать глупостей, а не удастся - посажу
на цепь. Плетью обуха не перешибешь. Так мы едем?
   - Базиль, - пискнула Элеонора, - а разве  Пьер  такой  уж  противный?
Дядю Александра я видела, он был ничего, а матушка вот сказала, что Пьер
лучше.
   - Нора, - прикрикнула Элеонора Вилльо, - ты не должна вспоминать  при
ком бы то ни было о брате  твоего  отца,  и  особенно  о  наших  планах!
Поняла?
   - Поняла, но...
   - Никаких "но", сестричка, - серьезно сказал Базиль,  -  время  шуток
кончилось. Это даже я понимаю. Забудь об Александре, это лучшее, что  ты
можешь сделать, а Пьер... Внешне он  просто  никакой.  Больше  на  лакея
похож или на лавочника, чем на нобиля.  У  него,  как  у  всех  Лумэнов,
слабый желудок и скверный характер. Но он умный и, сдается мне, хитрый и
жестокий. Недаром его пригрел Паук, а потом и Жоселин. Так что  готовься
слушаться и молчать, а если будет противно, закрывай глаза.
   - Что ты говоришь сестре?!
   - Правду, которая ей, может, пригодится, а может,  и  нет.  Все.  Нас
ждут.
   Базиль подсадил женщин в карету, закрыл дверцу, проследил, как заняли
свои места кучер и лакеи, и вскочил на  загарцевавшую  лошадь.  Ненастье
сменилось  теплом,  Летняя  резиденция  тонула  в  многоцветной  осенней
роскоши, солнце старалось вовсю, но граф Мо предпочел бы дождь и ветер в
лицо. Проклятый, как же ему все надоело!
 
2895 год от В.И. 
23-й день месяца Собаки 
АРЦИЯ. МУНТ 
 
   Дядюшка Клод  только  что  на  колени  не  падал,  уговаривая  своего
постояльца подождать, пока все уляжется. Когда толстяк пошел по третьему
кругу, маркиз Гаэтано просто положил руку ему на плечо, и бедняга осекся
на полуслове.
   - Мне нужно идти. Не бойся, ничего  со  мной  не  случится.  Я,  если
нужно, бываю терпеливым. Сегодня не мой день, но я должен его запомнить.
   Огорченный  трактирщик   принялся   призывать   на   голову   мирийца
благословение  всех  известных  ему  святых.  Когда  дошло  до   святого
Эпоминонда, Рафаэль уже завернул за угол, смешавшись с  не  столь  уж  и
многочисленной толпой.  Он  старался  быть  неприметным,  и  его  усилия
увенчались успехом. Проклятое везение, не оставлявшее мирийца с  раннего
детства, в последние дни отзывалось в сердце горечью. Он жив и  даже  не
ранен, но все, кого он любил, погибли или исчезли.
   Выбраться из ада, вернуться в Мунт за сестрой с детьми и Артуром -  и
найти два трупа и плачущую Онорину, это ли не насмешка! Из  слов  бывшей
камеристки Жаклин стало ясно, что на следующую ночь после Гразы Шарло  с
Кати сбежали. Лейтенант Паже,  на  помощь  которого  рассчитывал  Кэрна,
получив подложный приказ, уехал и не вернулся, после чего Аганну  ничего
не стоило с помощью еще одной фальшивки разоружить гвардию  и  городскую
стражу. Мунт упал в лапы Вилльо, как созревшая груша.  Рафаэлю  повезло,
что его никто не узнал, и он  сразу  же  проехал  к  Бэрротам,  а  потом
заглянул в харчевню.
   Мириец сам не знал, почему ему так хочется увидеть Тартю со всей  его
сворой. То, что заговор много шире, чем ему казалось  в  Гразе,  Рафаэль
понял, едва лишь обрел способность соображать, изменившую ему  при  виде
траурного флага у особняка Бэрротов.  Более  того,  никогда  еще  голова
байланте не была такой ясной. Новая боль задушила старую, уступив  место
холодным, четким мыслям. Добряк Клод мог не беспокоиться, маркиз Гаэтано
не бросится с мечом на армию Лумэнов, его ненависть слишком  сильна  для
подобных глупостей. Кэрна в неприметном  темном  плаще  спокойным  шагом
добрался до перекрестка улицы Святого Мишеля и Цветочной и, чтобы  лучше
видеть, оседлал каменную ограду, оказавшись  рядом  со  стайкой  уличных
мальчишек, не обративших на него не малейшего внимания.
   Чутье времени маркиза не подводило никогда, не подвело и на этот раз.
Не прошло и трех десятинок, как  звук  фанфар  возвестил  о  приближении
победителей. Рафаэль стиснул  зубы,  но  сдержался.  В  самом  деле,  он
спокоен, спокоен, как перед байлой.
   Пьер Тартю, а вернее, его мунтские приспешники и ифранские толстосумы
постарались на славу. Подобного королевского выезда  Мунт  не  видел  со
времен Пьера Четвертого - впрочем, тот то,  же  был  узурпатором.  Перед
глазами Рито, извиваясь, ползло многоцветное, длинное, блестящее чудище.
Герольды, трубачи, сигноносцы, пажи,  менестрели,  девицы  с  корзинками
астр и поздних роз  и  гвоздик,  засыпающие  путь  победителей  цветами.
Циалианские рыцари с ожерельями из кахалонга  поверх  туник,  ифранцы  в
серо-красном, рыцари Лумэнов в  алом  и  золотом,  какие-то  придурки  с
невозможной консигной, где  на  алом  поле  странное  золотое  животное,
одновременно  похожее  на  льва,  коня  и   крылатого   змея,   попирало
поверженного  волка,  изрыгая  огонь,  распадающийся  на   три   золотых
нарцисса...   Рито   не   сразу   сообразил,   что    такова    консигна
свежеиспеченного короля, а с ним, надо полагать, новая гвардия,  которой
командует подонок Жорес.
   Сам Тартю - верхом на  белой  лошади,  в  алом  одеянии  и  алом  же,
подбитом золотом плаще - походил на помершего своей смертью, но зачем-то
освежеванного кролика. Рафаэль не помнил, видел  ли  он  раньше  виконта
Эмразского, но  вид  нового  короля  его  потряс.  И  это  -  победитель
Александра Тагэре?! Человека, который в  двадцать  с  небольшим  победил
Короля Королей, с дюжиной воинов взял казавшуюся неприступной  крепость,
швырнул на колени Джакомо и фронтерцев и добился дружбы гварского  Лося?
Будь Пьер хотя  бы  таким,  как  ехавший  со  своими  молодчиками  Жорес
Аганнский, Кэрна еще мог бы поверить в случившееся, но  эта  дохлятина?!
Выражение, с которым Тартю взирал на толпу, по его мнению, может, и было
королевским, но сидевшие рядом с Рито сорванцы решили, что король опился
уксуса. Зато Вилльо светились, как новенькие монетки.
   Элеонора-младшая   сияла   юностью   и   красотой,   а   старшая    -
драгоценностями. Рядом с  очаровательной  невестой  жених  выглядел  еще
непригляднее, а Нора с глуповатой улыбкой глазела то по сторонам, то  на
своего убогого кавалера. Рито никогда бы не поверил, что  ему  может  не
понравиться красивая блондинка, но Нора ему была не нужна и через порог,
так же как и обе ее сестры. А вот с  ее  матерью  и  "пуделями"  он  еще
поговорит.
   Рафаэль смотрел и запоминал все. Фернан Реви  повернулся  к  брату  и
улыбнулся во  всю  пасть,  а  тот  поправил  шитую  золотом  перевязь  и
засмеялся, сверкнув белоснежными зубами. Жорес взмахнул рукой,  и  новые
гвардейцы завопили здравицу в честь нового  короля,  а  Аганн  уверенным
жестом удержал коня, дожидаясь, пока девы в  белом  кончат  разбрасывать
цветы. Нужно было его убить прямо на турнире или в Оргонде. И его, и его
братца...
   Кэрну передернуло от  отвращения,  когда  младший  из  Гризье  послал
воздушный поцелуй стайке разряженных дур с корзинками и те  засуетились,
наклоняясь друг к другу и глупо хихикая.
   - О, - конопатый пацаненок явно  повторил  чьи-то  слова,  -  кому  и
кобель за льва сгодится.
   - Кому-кому, - хмыкнул паренек постарше, - сучкам, вестимо.
   - А если сучку с котом случить, что будет: щенки али котята?
   - Сукины коты  будут,  -  со  знанием  дела  объявил  конопатый.  Его
приятели засмеялись. Им было весело. Рито не сомневался, что  завтра  на
улицах будут распевать о "пуделихе" и сукином коте. У Луи когда-то  были
ученые собачки, потешавшие полстолицы... Как же все "волчата" тогда были
счастливы, не понимая этого. Как они были счастливы, проходя вот по этой
самой улице полтора месяца назад. Правда, тогда народу  было  больше,  и
приветствовали их от души, а не за ифранские деньги. Сандера любили,  но
Тартю Мунт проглотил, это Рито видел  ясно...  Да,  они  будут  сочинять
фривольные песенки, будут за ужином  со  вздохом  вспоминать  пропавшего
короля и ругать нового и, разумеется, "пуделей", капустниц  и  ифранцев.
Кто-то что-то напишет на стенке, кто-то спьяну в  кабаке  даст  в  морду
какому-нибудь стражнику или новому гвардейцу, если те, разумеется, будут
ходить по простым кабакам. И все. Арция была  слишком  сыта  и  довольна
жизнью, чтобы взбунтоваться.
   Кэрна сам не знал, был бы он рад, увидев горящий город, баррикады  на
улицах, горожан под копытами ифранских коней,  головы  Вилльо  на  Новом
Мосту и головы бунтовщиков на площади святого Мишеля. Сила и внезапность
были на стороне Тартю и его сообщников, Мунт было не  удержать,  но  вот
так,  по-коровьи  принять  навязанного   исконными   врагами   ублюдка?!
Посетовать, почесать в затылке и с кукишем в кармане  глазеть,  как  его
осыпают цветами, прикидывая, сколько завтра будет стоить пиво?
   В этот миг маркиз Гаэтано ненавидел арцийцев чуть ли не  больше,  чем
Вилльо и Тартю с капустницами. Даже дядюшку Клода, не  взявшего  с  него
денег. Милейший трактирщик откупался от  своей  совести,  потому  что  в
глубине души готов жить при ком угодно, лишь бы сытно было и тихо.  Рито
с детства ненавидел как клириков, собиравших деньги  на  спасение  души,
так и тех, кто эти деньги платил, покупая прощение и место в Свете.  Как
просто: заплатил - и ты праведник. Не взял денег за постой, не донес - и
спишь спокойно, да еще гордишься своей смелостью и бескорыстием.
   Короли Тагэре отучили арцийцев от страха. Каким бы ни был Филипп, при
нем не хватали кого ни попадя и не тащили в Духов Замок, про  Александра
и говорить не приходится. В Мунте забыли  время  первых  Лумэнов,  когда
сосед доносил на соседа и, желая друг другу доброй ночи,  никто  не  был
уверен, что встретит утро в своем доме,  а  не  в  лапах  у  синяков  по
обвинению в заговоре или оскорблении величества. Рито почти хотел, чтобы
Тартю тряхнул как следует самодовольных, уверенных в себе горожан, чтобы
они, Проклятый их побери, поняли, кого потеряли!
   ..."Король" с приспешниками давно скрылся  за  поворотом,  прополз  и
хвост процессии. О  торжестве  победителей  напоминали  лишь  изломанные
астры и гвоздики да кучи свежего конского навоза. Толпа разбрелась очень
быстро, дольше всех на улице толкались синяки и переодетые стражники,  и
как же их было много! Пьер Тартю и посадившие его на  трон  были  не  из
тех, кто рискует своей шкурой, надеясь на любовь  подданных.  Кэрна  еще
раз взглянул  вслед  победителям  и  соскочил  со  стены.  Мимо,  громко
разговаривая, прошло несколько новых гвардейцев, до молодого человека  в
плаще с капюшоном им дела не было, что их и спасло.
 
2895 год от В.И. 
23-й день месяца Собаки 
АРЦИЯ. МУНТ 
 
   Теперь  дворец  Анхеля  принадлежал  ему!  Пьер  Тартю   с   чувством
собственного достоинства поднялся по покрытой коврами парадной  лестнице
мимо мраморных воинов с поднятыми меча