нулся прознатчик, - и этим все сказано.
   - Красив, отважен и глуп?
   - Первое и второе безусловно. Насчет глупости не уверен.
   - Хорошо, вернемся к девочке.
   - Она в испуге захлопнула испорченную книгу, а когда мать ее открыла,
пятна исчезли. Я был в саду, приходил к... одной из дам и случайно...
   - Случайно?
   - Воистину случайно услышал, как девочка рассказывала об этом  брату.
Он не обратил внимания, но  я  понял,  что  Дариоло,  будучи  совершенно
необученной, сумела очистить книгу.
   - Да, скорее всего так и есть. Что-нибудь еще?
   - В Мирии и Оргонде вновь заговорили о  Скитальце.  Ортодоксы  боятся
выходить в море, так как не вернулись  две  из  четырех  флотилий,  хотя
больших штормов не было.
   - Скиталец - сказка, - отрезала Ее Иносенсия, - выдуманная нерадивыми
мореходами, чтобы объяснять свои неудачи. Ортодоксы нарвались на  атэвов
или эландских еретиков, которые с успехом заменили им бурю. Но я слишком
долго тебя расспрашиваю, - Анастазия улыбнулась,  и  мириец  затрепетал,
как струна. - Ты принес важные известия, я довольна, а теперь тебе нужно
отдохнуть.
   Бекко вновь страстно облобызал кольцо и  удалился,  послав  Анастазии
огненный взгляд. А он недурен, и очень недурен, хоть и совсем  не  похож
ни на Шарля Тагэре, ни на Мулана. Если ей понадобится вновь прибегнуть к
заклятию Нежизни, она, возможно, изберет именно его, но пока  мириец  ей
нужен в другом качестве. Да и само заклятие... Столько лет прошло, а  ей
до сих пор неприятно вспоминать  о  том,  что  случилось  в  заброшенном
склепе. Подумать только, Виргиния добровольно  прошла  через  эту  пытку
четыре раза! Или прошлой Предстоятельнице Белая Магия давалась легче?  К
тому же Виргиния сознательно хотела овладеть Силой, а она... Она никогда
бы не решилась на такое, если  б  не  нелепая  любовь  к  золотоволосому
герцогу. И тот бы ушел с ней за горы, если бы его жена  не  свалилась  с
лошади и не родила ему урода. Шарло, видите ли, любил одну,  но  не  мог
предать другую, за  что  и  поплатился.  А  вот  вернувшаяся  из  Тагэре
Анастазия оказалась в центре драки из-за  Рубинов  Циалы  между  Дианой,
Еленой и Генриеттой.
   Силы были равны, каждая  понимала,  что  находится  между  победой  и
смертью, каждая не была уверена в первой, но не  желала  второй.  Глупая
любовь сыграла с Анастазией странную шутку, она слишком много думала  об
объятиях Шарля Тагэре  и  слишком  мало  о  том,  что  творится  вокруг.
Соперницы же с подачи Агриппины решили  сделать  передышку  в  борьбе  и
временно  избрать  Предстоятельницей   беспомощную   Анастазию.   Судьба
повернулась к ней лицом,  но  даже  тогда  она  не  очнулась,  продолжая
оплакивать свою любовь.
   Когда Тагэре погиб, она тоже чуть не умерла,  на  земле  ее  удержала
лишь месть. И она отомстила. Сначала убившим Шарля  Генриетте  и  Дорже,
потом обманувшей ее Агриппине, и лишь после этого очнулась от наваждения
и поняла, для чего и во имя чего была рождена. Эта цель  достойна  того,
чтобы к ней идти, но достигнуть ее непросто.
   Ее Иносенсия отбросила смятую шаль и вновь подошла к зеркалу.  Теперь
никто не смеет смотреть на нее как на куклу, которая отойдет в мир иной,
едва кто-то из грызущихся лисиц добьется  преимущества.  Сначала  умерла
Генриетта, затем Диана и, наконец, Елена... Забавно,  что  их  преемницы
унаследовали и их вражду, и их заблуждения. Арцийка Шарлотта  и  ифранка
Данута могут сколько угодно полагать, что получили  ожерелья  <Рубиновое
ожерелье -  знак  циалианки,  возглавляющей  сестринство  в  независимом
королевстве  или  герцогстве.>   благодаря   умелым   интригам,   а   их
предшественницы скончались своей  смертью.  Ее  Иносенсию  такое  вполне
устраивает.
   Пусть Шарлотта уповает на свою дружбу с королевой.  Пока  Филипп  был
заодно со своим знаменитым родичем, он был непобедим, но из-за  Элеоноры
король и Король Королей рано или поздно, и  скорее  рано,  начнут  рвать
друг друга на куски.
   Надо полагать, великий кузен стащит красавчика  Тагэре  с  трона,  на
который сам же и посадил, а Данута назло Шарлотте  ему  поможет.  Ведьмы
всегда сводили счеты друг с другом чужими руками,  ослабляя  и  Арцию  с
Ифраной, и самих себя. Кто бы  ни  победил,  он  не  будет  представлять
угрозы Фей-Вэйе, но вот Дафна! Анастазию передернуло от омерзения, когда
она  вспомнила  мирийскую  бланкиссиму.  Тело  Ее  Иносенсии  не  забыло
наслаждения, испытанного в объятиях Шарля Тагэре, и Предстоятельница  не
так уж и строго судила сестер, впадавших в грех то с Белыми рыцарями, то
с молодыми нобилями. Она старалась узнавать  об  этом,  чтобы  в  случае
необходимости подчинить любовников, но  противоестественные  наклонности
Дафны вызывали у Анастазии  отвращение,  а  ее  честолюбие,  хитрость  и
знания настораживали. Предстоятельница понимала, что мирийка может стать
опаснее Шарлотты и Дануты, вместе взятых. Особенно если приберет к рукам
Дариоло Кэрна.
   Агриппина много и с удовольствием рассуждала о магических талантах. И
не только рассуждала. Соланж Ноар толстуха приблизила именно потому, что
заметила в ней  недюжинные  способности  к  магии  Оленя.  Но  Агриппина
растила из Соланж Анастазию, чтобы спасти мир от Проклятого, который, по
расчетам покойной наставницы, вернется еще до исхода столетия. Дафна  же
лепит из Дариоло орудие в борьбе за Рубины.
   Ее Иносенсия понимала, что пора вмешаться, но как?  Та  не  глупа  и,
надо смотреть правде в глаза, искушена в магии. Вместе с Агриппиной  они
бы с мирийкой совладали, но один на один.... К тому же до  мерзкой  жабы
еще нужно добраться. Фей-Вэйи та избегает, якобы по состоянию здоровья.
   Посетить Гвайларду самой? Дафна, несомненно, к этому готова, да и как
объяснить сестрам сначала немыслимую честь, оказанную мирийке,  а  потом
ее неожиданную смерть? Свои намерения лучше держать в тайне, по  крайней
мере, пока не настанут предсказанные дни.
   Но Дафна ждать не станет! Она уже  немолода.  Сколько  сейчас  дочери
герцога? Около пятнадцати. Еще два года, и будет поздно. Убить девчонку?
На расстоянии этого не сделать, Мулан мертв, Бекко? Слишком  рискованно.
У мирийцев голова устроена по-особому, никогда не знаешь,  чего  от  них
ждать, да и Дафна наверняка стережет свое сокровище.  А  если  заставить
герцога выдать дочь замуж? Куда-нибудь  в  Арцию,  поближе  к  Фей-Вэйе.
Кровь Кэрна, кровь святого Эрасти, пролитая в нужном месте  и  в  нужное
время, может стать страшным оружием, и  было  бы  неплохо  такое  оружие
заполучить.
 
2882 год от В.И. 
10-й день месяца Вепря. 
Арция. Мунт. 
 
   Александр старательно смотрел на грязную стену.  Он  не  хотел  снова
идти в храм Триединого, но сегодня  была  двенадцатая  годовщина  смерти
отца и Эдмона, а Элеонора заказала заупокойную службу именно здесь.  Это
была месть кардиналу Евгению, изрядно портившему Ее Величеству  жизнь  и
своими проповедями, и беседами с королем, после  которых  Филипп  иногда
брал свои решения назад.  Единственное,  чем  королева  могла  отплатить
вредному старику, было ее демонстративное  внимание  к  новому  храму  и
епископу Иллариону, впрочем, никоим образом не выделявшему Ее Величество
из числа своих прихожанок. Александр не думал, что Филипп поедет в Духов
Замок, слишком многим  и  король,  и  его  покойный  отец  были  обязаны
Евгению, чтобы в годовщину гибели Шарля Тагэре пренебречь опекаемым  Его
Преосвященством эрастианским собором,  но  король  решил  угодить  всем.
Утром - Триединый, вечером - Великомученик Эрасти.
   Слушая вздохи органа и  красивые,  но  холодные  слова,  произносимые
Илларионом, Сандер думал о том, что  сегодняшний  день  может  оказаться
решающим. Юноша надеялся, что память об отце примирит Рауля  и  Филиппа,
но опасался совсем иного, уж слишком много скопилось обид... Младший  из
Тагэре стоял рядом с Жоффруа и сразу же за королем и королевой.  Позади,
он это знал, выстроились Вилльо, оттеснившие от Филиппа и Мальвани, и ре
Фло,  и  Гартажей,  хотя  сегодня  брату  следовало  бы  окружить   себя
соратниками былых времен. Только бы день закончился  мирно,  не  хватало
еще, чтобы на радость уцелевшим Лумэнам, недавние  победители  вцепились
друг  другу  в  глотки!  Сзади  послышался  какой-то  шорох,  и   Сандер
обернулся. Миранде Мальвани стало дурно, и Сезар с Раулем повели ее  вон
из храма.
   Как бы ему хотелось уйти вместе с  ними.  Но  нельзя.  Сегодня  любой
неверный шаг может оказаться искрой в стоге высохшей  соломы.  Александр
постарался сосредоточиться на  службе  или  хотя  бы  на  Илларионе.  Он
впервые видел епископа. Еще не старый, видимо, умный, в глазах странный,
чуть ли не сладострастный восторг... Похоже, он действительно живет этим
храмом.  Александр  заметил,  что  взгляд  антонианца  устремлен  вверх.
Клирику не было дела ни до людей, собравшихся под  этими  сводами,  будь
они хоть трижды королями, ни до повода, по которому они пришли; для него
существовали лишь фрески Триединого, которые  он,  Александр  Тагэре  не
видел. Внезапно Сандер почувствовал на себе чей-то  взгляд,  Он  не  мог
обернуться и посмотреть, кто это, но ощущение одиночества и предчувствия
беды, с утра не оставлявшее младшего из Тагэре,  отступило.  К  счастью,
служба заканчивалась. Едва отзвучали последние  слова  и  за  Илларионом
закрылись врата Небесного Портала, Сандер оглянулся, пытаясь среди сотен
глаз найти  те,  единственные...  Никого!  Лишь  пепельноволосая  святая
Рената протягивала ему алую бабочку...
 
2882 год от В.И. 
10-й день месяца Вепря. 
Арция. Мунт. 
 
   Жоффруа было плохо. Вчера он выпил слишком много авирского, а сегодня
пришлось вставать ни свет ни заря  и  тащиться  в  Духов  Замок.  Герцог
Ларрэн любил и отца, и Эдмона, но те вряд ли бы захотели, чтобы  человек
из-за них  так  мучался.  Утро  вообще  выдалось  на  редкость  мерзким.
Неожиданно потеплело, и зарядил совершенно  неуместный  в  месяце  Вепря
дождь.  Воздух  был  буквально  пропитан  влагой,  под  ногами  хлюпало,
щегольские сапоги сразу же отсырели и покрылись  отвратительными  бурыми
пятнами. В довершение всего ему на ногу наступил Эллин братец и даже  не
извинился. В глубине души Жоффруа понимал, что сам  виноват.  Сандера  с
его дружком Мальвани Вилльо  обходят  десятой  дорогой,  а  вот  у  него
поставить выскочек на место не получается.
   А  они  выскочки.  Отвратительные,  жадные,  беспардонные   выскочки,
отбирающие у других то, что тем принадлежит по праву. Братья короля и те
загнаны куда-то в угол. Сандер, тот этим не тяготится,  да  и  что  ему?
Младший, да еще и горбун, понятно, что лишний раз показываться  на  люди
ему не в радость. Другое дело он, Жоффруа! Пока Элла не  родила  Филиппу
сына,  он  даже  был  наследником  короны,  так  почему  же  с  ним  так
обращаются?! Вилльо - все, а ему - ничего!
   Первый и последний подарок братца - это  герцогский  титул,  много  с
этого толку... Ларрэн разорен, да и не пускают его туда. Даже те доходы,
что есть, отбирают в казну, откуда "пуделя" гребут полной ложкой. То  же
и с Эстре, ну да Сандеру много не нужно, а вот ему не пристало  уступать
каким-то выскочкам нм в одежде,  ни  в  выезде.  Все  Вилльо  обзавелись
домами в столице, только он живет у брата, словно бы из милости. Пусть в
королевском дворце, но от этого не легче. А может, Филипп его держит при
себе и не дает ему ни денег, ни земель, потому что не доверяет?
   Очень даже может быть! Еще  немного,  и  от  Филиппа  отвернется  вся
Арция. Брат  останется  королем  только  над  своими  "пуделями",  но  у
недовольных должен быть вождь, и лучше всего, если им  окажется  Тагэре.
Отец не хотел, но его вынудили выступить против Пьера... А если...  Если
Генеральные Штаты и нобили  предложат  ему,  Жоффруа  Тагэре,  выступить
против короля?
 
2882 год от В.И. 
10-й день месяца Вепря. 
Арция. Мунт. 
 
   Жена Анри всегда была умницей. Если бы не она, пришлось  бы  отстоять
службу до конца, любуясь на затылки Вилльо, вырядившихся в день  траура,
словно на бал.  К  счастью,  Мира  поняла,  что  Королю  Королей  негоже
выходить из храма после окруживших дурака Филиппа проглотов, а  так  все
вышло очень удачно. Он помог жене друга, которой  стало  плохо.  Кстати,
здравицы в честь  короля  вряд  ли  были  громче,  чем  в  честь  его  и
отсутствующего Анри. Говорят, память народная  еще  короче  женской,  но
Мунт помнит, кто победил ифранку. Мунт, но не король,  явно  тяготящийся
их с Гартажем присутствием. Подумать только, что когда-то именно  Филипп
назвал его Королем Королей, а теперь это прозвище вызывает у него  явную
ревность. Да, сын Шарло оказался ревнивым и упрямым. Морис с  Эллой  ему
напели про его мудрость и непобедимость, он, похоже, и  сам  начинает  в
это верить. Советы воспринимает чуть ли не как личные оскорбления.  Чего
доброго,  скоро  потребует,  чтоб  ему,  как  атэвскому  калифу,  сапоги
целовали, но тот держит своих родичей за горло, а тут не поймешь - блохи
при короле или король при блохах. И, похоже, если этих блох не перебить,
король сам станет блохой. Что бы Филипп  о  себе  ни  воображал,  он  не
полководец и не политик.
   Да, он смел. Он  способен,  причем  с  выдумкой,  исполнить  то,  что
придумали другие, но он никогда не сможет просчитать  все  с  начала  до
конца. Бросать кости, да, это по нему, но в эрмет Филипп не  игрок.  При
хорошем маршале и канцлере и, разумеется, при подходящей жене  он  будет
великим королем, но при Вилльо... Пьер со  своими  хомяками  при  путном
регенте был бы меньшим злом, чем коронованный осел,  оседланный  жадными
родичами. Если б не погиб Эдмон, в крайнем случае можно было бы  сменить
одного Тагэре на другого, а так... Жоффруа, похоже, не получил  от  отца
совсем ничего, а Александр  еще  мальчишка  и  в  придачу  калека,  хотя
истории с Муланом и "пуделями" говорят в его пользу. Но малыш  до  одури
предан брату, который на него почти не смотрит.  Похоже,  это  последняя
бескорыстная привязанность в  этом  королевстве.  Филипп  будет  отпетым
дураком, если оттолкнет от себя еще и Сандера...
   - Рауль о чем-то задумался. - Миранда, разрумянившаяся, с  блестящими
глазами уже ничем не напоминала бледную сигнору, бессильно  повисшую  на
руках сына и друга.
   - Если тебе не изменила твоя догадливость,  ты  наверняка  знаешь,  о
чем.
   - Знаю, - кивнула жена маршала, - об утреннем свинстве. Знал  бы  ты,
как я ненавижу этот храм... Конечно, я немного схитрила, но  мне  там  и
вправду становится плохо. Однако дело не в этом.
   - Конечно, не в этом, - подтвердил Король Королей, - дело в короле  и
королеве.
   - Ты собираешься с ними говорить?
   - С Филиппом, но не с Элеонорой.
   - Боюсь, у тебя ничего не выйдет. Она боится вашего разговора наедине
и не отпустит мужа, а заодно и родичей. Тебе придется  схватиться  сразу
со всеми.
   - Неравный бой, - кивнул головой ре Фло, - не в первый раз,  конечно,
но уж лучше десяток батаров, чем  рыжая  сука  и  ее  кобели...  Прости,
Миранда... Это песенка такая, на язык попало.
   - Да слышала я эту песенку, - улыбнулась жена  Анри,  -  ее  половина
Мунта поет, я даже пуделей этих знаю.  Луи  Трюэль  их  приводил  к  нам
как-то, очень милые собачки...
   - Гартажи тоже на взводе.
   - На взводе все, Рауль. И это очень плохо.  Может  быть,  тебе  лучше
уехать?
   - Куда? В Оргонду? На север? Мира, дорогая,  я  ОБЕЩАЛ  и  воинам,  и
нобилям поговорить с Филиппом. Я не могу им лгать.
   - От такой честности полшага до гражданской войны.
   - Что ж, - Рауль сплел пальцы, - раз мы дожили  до  такого,  придется
пожертвовать "пуделями". Если мне понадобится содрать  с  них  шкуру,  я
сделаю это, хоть они и не та дичь, к которой  я  привык.  Но  сначала  я
поговорю с Филиппом. Сегодня же...
   - Как знаешь, - Миранда поправила браслет. - Может, ты и  прав,  хотя
за  малой  кровью  всегда  стоит  большая.  Значит,  вечером...  Я  тоже
приглашена, но не пойду, ведь мне по-прежнему плохо.
   - А Сезара отпустишь?
   - Он взрослый, ему и решать. Думаю, он пойдет, хотя бы  из  дружбы  к
Александру.
 
2882 год от В.И. 
10-й день месяца Вепря. 
Арция. Мунт. 
 
   Гостей было немного. Отец  Эллы  с  сыновьями,  Жоффруа  с  Сандером,
Гастон Койла и виконт Малве, заменивший отсутствующих  родителей.  Рауль
ре Фло коротко поклонился и  занял  место  между  Сезаром  и  кем-то  из
"пуделей" (вернувшийся с границы граф так и не  научился  разбираться  в
королевских родственниках). Все молчали, что было неудивительно.  Повод,
по которому собралась семья, был, мягко говоря, невеселым.
   Любопытно, о  чем  сейчас  думает  королева.  Ее  первый  муж  погиб,
сражаясь на стороне  Лумэнов.  Теперь,  по  прошествии  двенадцати  лет,
радует красавицу это обстоятельство или печалит? Ре Фло старался, но  не
мог припомнить  барона  Гризье,  мелкую  сошку,  вряд  ли  известную  за
пределами  его  родной  провинции.   Если   Элеонора   его   любила,   а
домогательствам короля уступила ради семьи, ее можно понять, но если  ей
дорог именно Филипп, она должна  вести  себя  иначе.  Рауль  смотрел  на
роскошно одетую надменную женщину, понимая, что  поговорить  с  Филиппом
наедине не удастся. Король боится и не хочет этого разговора и в  то  же
время еще не готов к полному разрыву. Отсюда и этот обед, который должен
показать, что Рауль ре Фло все еще член семьи...
   Рауль поймал бегающий взгляд Жоффруа, столкнулся с умоляющими глазами
Александра... Мальчишка все понимает и мучительно не  хочет  ссоры.  Еще
бы, выбирать между братом и другом непросто, а чувство  чести  у  малыша
отцовское... Пожалуй, Мира была права, ссора сейчас не  нужна.  Хотя  бы
ради Сандера. Лучше вернуться на границу,  заплатить  воинам  из  своего
кошелька и подождать год-другой. Обен и Евгений не дураки,  может  быть,
им удастся образумить Филиппа, еще  одной  гражданской  войны  Арция  не
переживет... Он уберется из  Мунта  завтра  же,  здесь  и  сны  какие-то
подлые. Что видел, не вспомнишь,  знаешь  только,  что  гадость,  причем
страшная. Проклятый, как же им всем не хватает Шарло... Сходство Филиппа
с покойным герцогом лишь напоминает об утрате. Отражение  коня  в  озере
никогда не станет конем", - говорят атэвы. Увы, Филипп - лишь  отражение
Шарло, и причем отражение глупое и упрямое.
   - Когда вы  возвращаетесь  к  вашим  неприятным  эскотцам?  -  учтиво
осведомился разряженный нобиль  средних  лет  с  очень  любезным  лицом,
тесть, надо полагать...
   - Не знаю еще. - Почему не знает, он же решил, что завтра. Или еще не
решил? - Это зависит  от  многих  обстоятельств.  Крепости  нуждаются  в
ремонте, люди - в жалованье.
   - Страна разорена, - вздохнул отец королевы, и золотая атэвская парча
вспыхнула в свете свечей,  -  боюсь,  нам  придется  урезать  содержание
армии. Придется затянуть пояса.
   - Нам? - Нужно оставаться спокойным. Спокойным  и  сдержанным.  -  Но
армию содержит казна, это вопрос короля и маршала, любезный... м-м...
   - Граф Реви, - тусклым голосом сообщил Филипп, - мой тесть  и,  можно
сказать, временный старейшина Совета Нобилей, так как Обен Трюэль болеет
пятый год.
   - Я знаю, - кивнул ре Фло.
   - О да, - улыбнулся Реви, - вы же были у нашего дорогого графа.
   - Разумеется. Он мой друг, и он оказал немало услуг Арции.
   - Да, - все так же невыразительно подтвердил король,  -  поэтому  его
звание, равно как и  звание  маршала  Арции,  пожизненно  закреплено  за
Обеном Трюэлем и Анри Мальвани.
   - Это благородное решение, - тонко  улыбнулась  королева,  -  но  оно
дурно  сказывается  на  делах  сегодняшних.  Уехавший  маршал,   больной
старейшина... Их обязанности, но без их  прав  и  привилегий,  вынуждены
исполнять другие. Если бы эти люди по-прежнему радели об Арции,  они  бы
сами отказались и от жезла <Имеется в  виду  маршальский  жезл.>,  и  от
кресла в Совете.
   - Сигнора, - голос ре Фло все  еще  звучал  ровно,  -  Анри  Мальвани
перестанет р