На самом деле Роману хотелось только одного: хотя бы  ору  не  видеть
вопрошающих глаз. Кто он им, в конце концов? Король, учитель,  бог?!  Он
привык идти по жизни в одиночку, свита ему не нужна. Рамиэрль  подхватил
лук и стрелы, захваченные Аддаром, и исчез между деревьями.
 
2888 год от В.И. 
6-й день месяца Волка, 
Арция, Мунт. 
 
   Это было первое в его жизни письмо от матери,  если,  разумеется,  не
считать положенных  по  этикету  холодных  напутствий  и  благословений.
Жаклин долго ждала  свекровь,  но  та  ограничилась  кратким  письмом  и
подарком, возможно, не  захотела  встречаться  с  примчавшейся  в  Эстре
вдовой Рауля. Та провела  с  дочерью  и  зятем  три  месяца,  но  дольше
остаться не захотела, несмотря на все уговоры.  Гордость  ре  Фло  взяла
свое. Вдова Короля Королей должна жить в собственном доме, а не у  зятя.
Александр все понимал и ни на чем не настаивал. Отношения  с  уцелевшими
Фло  у  него  складывались  на  удивление  хорошо,  куда  лучше,  чем  с
собственной семьей.
   Сандер еще раз покрутил в руках запечатанное письмо,  читать  которое
ужасно не хотелось. Герцога Эстре никто не мог заподозрить в трусости  и
неумении смотреть в глаза неприятностям, но на  сей  раз  он  совершенно
бессовестно тянул - перекладывал с места на место всякие мелочи, лежащие
на письменном столе, подходил к окну, даже поправил  сбившуюся  портьеру
из серебристого бархата, повешенную по приказу Жаклин в ночь  перед  его
двадцать шестым днем рождения. Утром  он  обнаружил  роскошные  занавеси
вместе с невесть откуда появившимися белыми нарциссами.
   Александр так и  не  узнал,  кто  девятый  год  подряд  приносит  ему
королевские цветы, где бы он ни находился, но  был  за  это  благодарен.
Каждый раз в канун дня рождения герцог убеждал себя, что на этот раз его
таинственный друг не  объявится,  в  глубине  души  понимая,  как  будет
разочарован, если так и случится. И всякий раз находил  осыпанные  росой
белые нарциссы, которые не умирали неимоверно долго... А вот  от  матери
подарков он не  получал  никогда.  Сандер  решительно  сорвал  печать  и
развернул письмо. Вдовствующая герцогиня писала:
   "Возлюбленный  сын  Александр.  Дело,  не  терпящее   отлагательства,
требует вашего присутствия в Мунте,  где  нахожусь  и  я.  Я  не  считаю
возможным доверять подробности бумаге жду вас в доме  маршала  Мальвани.
Если вы и вправду являетесь почтительным сыном  и  любящим  братом,  как
стремитесь показать, вы явитесь в особняк Мальвани сразу же по приезде в
Мунт, никуда не заезжая. Шлю свои благословения моей невестке Жаклин".
   О Шарло и Катрин мать не упомянула. Внуками она их не признавала...
   Сандер слишком сильно  наступил  на  раненную  в  недавней  стычке  с
фронтерцами ногу, тело пронзила резкая боль, и он стиснув  зубы,  присел
на край подоконника.
   Ехать в Мунт? Теперь? Конечно, сейчас зима, а Тодор вряд ли отважится
на крупную пакость  раньше  месяца  Агнца,  если  вообще  отважится,  но
береженого и судьба бережет. Зачем его вызывает  мать?  "...почтительный
сын и любящий брат..." Что-то с Филиппом? Но тот сам бы за ним послал, а
если бы не смог, то Гастон бы поставил  Эстре  в  известие  раньше,  чем
Эльту. Канцлер, каким бы разгильдяем он ни был, Филиппу предан. Но ехать
придется...
   Сандер распахнул окно, впуская холодный предзимний воздух. Внизу,  на
засыпанных  последними  листьями  плитах  двора,  дурачились   несколько
нобилей, среди которых Александр  заметил  Рито.  Легкий,  стремительный
мириец рядом с огромными эскотцами казался пантерой среди  медведей.  Те
больше, но еще вопрос, кто опаснее.
   - Рафаэль!
   Кэрна поднял голову, улыбнулся и махнул рукой.
   - Поднимись ко мне.
   "Не считаю возможным доверять подробности  бумаге..."  Мать  вряд  ли
одобрит его решение  показать  ее  послание  Рито,  но  таскать  в  себе
свалившуюся на него загадку он не станет.
   Рафаэль уже стоял на пороге. На высоких скулах горел  румянец,  глаза
блестели, как  всегда,  когда  ему  удавалось  пустить  в  ход  сноровку
байланте. Александр молча протянул письмо другу. Тот мгновенно  пробежал
четкие строки и осторожно положил бумагу на стол.
   - Значит, мы едем в Мунт? Вот незадача, я  совсем  было  на  мельницу
собрался.
   - На которую? - невольно улыбнулся Александр.
   - Неважно, - засмеялся мириец, - их тут много!
   - Теперь я понимаю, почему ты не возвращаешься  в  Кер  Эрасти.  Отец
тебя наверняка женит, и прости-прощай прыжки в кусты...
   - Почему это прости-прощай?! - возмутился Рафаэль. - Одно другого  не
исключает. - И, неожиданно став серьезным, добавил:
   - Я останусь с тобой, пока я тебе нужен.
   - Боюсь, тогда ты умрешь в Эстре...
   - Ну, значит, умру, - легко согласился маркиз Гаэтано. - Так мы едем?
Когда?
   - Вечером. Тодор притих, Лось с Игельбергом справятся и без нас.
   - То есть без тебя, - уточнил Рафаэль, - дергать Тодора за усы -  это
пожалуйста. Но вот гадать, когда и куда  он  полезет  и  как  его  лучше
хватать, уволь! И как это у тебя  получается  ты  что,  по  ночам  карты
раскладываешь?
   - Угу. Залезаю под кровать и раскладываю... Проклятый! Но что же  там
случилось?!
   - Что бы ни случилось, вряд ли догадаемся. Но, думаю, без  Паука  так
или иначе не обошлось.
 
Нэо Рамиэрль. 
 
   Он честно пытался уснуть, но это было непросто. Во-первых, завтра ему
предстояло  вновь  пройти  по  радужной  тропе,  а  это  было   еще   то
удовольствие. Во-вторых, у его ног устроилось порождение Тьмы,  бегающее
за эльфом, как цыпленок  за  наседкой.  А  в-третьих,  Аддари  и  Альмик
затеяли один из своих бесконечных споров ни о чем, когда  собеседники  и
не думают друг друга слушать, раз за разом повторяя одни и те же доводы.
Странное  дело,  Рамиэрль  прекрасно  засыпал  в   воинском   лагере   и
переполненной таверне, но на  этот  раз  бубнящие,  раздраженные  голоса
бесили, и он невольно стал прислушиваться. Говорили по-луциански. Весьма
скромных познаний Альмика в эльфийском для полноценной свары не хватало.
   - Вы бы до сих пор ходили на четвереньках, - Рамиэрль  не  видел,  но
Аддари, несомненно, иронично улыбнулся, - если о вас не съели гигантские
хищные жабы и вставшие на дыбы ящерицы, которых  истребили  силы  Света,
давшие вам Огонь и Слово.
   - Мы вас не просили об этом, - гудел Альмик.
   - А как бы вы могли просить, если вы  не  умели  говорить?  Хотя  ты,
похоже, прав, дать вам речь было со стороны Светозарых  опрометчиво.  Вы
оказались разговорчивыми.
   - Тебе не нравится слышать правду, эльф?
   - Так и тебе не нравится, человек.
   - Звездный Лебедь, - Норгэрель явно был  на  пределе,  -  вы  еще  не
устали? Аддари, ты зря выучил луцианский. Пока ты его не знал, все  было
так хорошо.
   - Если б я его не выучил, вас бы убили из-за лжи, которую  произнесли
ЛЮДИ.
   Рамиэрль понял, что уже не заснет, и встал.
   - Люди, это так. Но по приказу Тэноллиана, который  оказался  эльфом.
Альмик, ты не смог бы сходить со мной к ручью?
   Человек что-то буркнул,  но  поднялся.  Огневушка  вскочила  с  явным
намерением увязаться следом.
   - Она что, так и будет за нами бегать?
   - Ну, наверное, - пожал плечами Норгэрель.
   - Разве ты не можешь ее прогнать или убить? - спросил Альмик.
   - Прогнать, похоже, не могу, да и куда она  денется?  Убить?  Если  я
буду наращивать верхнюю защиту, рано или поздно она погаснет.
   - Ну, так сделай это.
   - Ты и вправду этого хочешь? - неожиданно резко спросил Нэо.
   - Хочу? - Альмик выглядел удивленным. - Да пусть живет. Вреда от  нее
никакого, вот паладинов, тех и впрямь нужно передавить.
   - Ладно, - махнул рукой Роман, - пошли отсюда.
   Ночь выдалась чудесной, хоть и холодной, они шли и молчали,  пока  не
послышалось пение родника. Рамиэрль устало опустился на камень.
   - Альмик, нам нужно поговорить.  Если  ты  хочешь  остаться  с  нами,
прекрати перебранку с Аддаром. В конце концов, он тебя спас.
   - Меня спас Норгэрель, хотя я его об этом не просил.
   - И Норгэрель. И я. И Аддари, и даже это создание. Я устал слушать  о
том, что ты не просил, чтобы тебя спасали, а люди не просили,  чтобы  им
помогли стать людьми. Кто тебе мешает отправиться к Тэноллиану и  дальше
в Бездну? Кто мешает людям задуть очаги, перестать говорить и залезть на
деревья? Полная свобода. Хочешь - живи, хочешь  -  нет.  Хочешь  -  будь
человеком, не хочешь - стань зверем. Но при чем тут эльфы, Тьма, Свет  и
даже эти твои дурацкие паладины?
 
2888 год от В.И. 
27-й день месяца Волка. 
Арция. Мунт. 
 
   В Мунт въехали на рассвете, но улицы были полны народа и продвигаться
пришлось медленнее, чем хотелось бы. Сандер, Рито, Луи с Ювером и эскорт
в полсотни дарнийцев под, командованием необычайно серьезного племянника
господина Игельберга медленно пробивались  сквозь  поток  торговцев,  до
полудня превращавших улицу Святого Мишеля в один большой рынок. Конечно,
можно было бы проехать переулками, но Александр задумался и  свернул  на
главную улицу, а возвращаться смысла не имело. Они и так выиграли четыре
дня и могли потерять пол-оры, пробираясь через дружелюбную толпу.
   Меньше всего Александр любил поднимать вокруг своей персоны  шум,  но
приезд в столицу герцога Эстре не мог остаться незамеченным.  Победителя
полосатиков узнавали все: и стражники, и простые горожане,  и  крестьяне
из окрестных сел, привезшие в город свой товар. Будь младший  из  Тагэре
потщеславнее, он был бы  рад  и  счастлив,  но  мысли  Сандера  занимала
грядущая неприятность. В том, что вызов матери связан  с  бедой,  он  не
сомневался. И все равно обижать людей не хотелось, и  Эстре  старательно
отвечал на приветствия воинов и простолюдинов, не скрывавших своей любви
к горбатому герцогу.
   Особняк Мальвани оставался таким же, как и в тот уже  далекий  летний
день, когда он встретил Сезара и схлестнулся с четверкой "пуделей".  Ему
повезло: он сразу обрел и друга, и  врагов.  Сандер,  дивясь  сам  себе,
кивнул тигру на фронтоне, как старому приятелю. Воин,  ехавший  рядом  с
сигноносцем, ударил  кольцом  в  ворота,  которые  тотчас  распахнулись.
Раньше, приезжая к Мальвани, Сандер чувствовал, что возвращается  домой.
Раньше здесь жил Сезар, а затем и  Даро.  Теперь  его  ждала  встреча  с
матерью... Но сначала на крыльце показалась Миранда. Александр не  очень
ловко (мешала не до конца зажившая рана) спрыгнул с коня,  и  жена  Анри
порывисто прижала его к  себе  и  поцеловала  в  лоб.  Что  же  все-таки
случилось?! Все еще красивые светлые глаза герцогини были тревожными.
   - Сигнора...
   - Все не так страшно, как ты думаешь, - шепнула она, - но  все  равно
плохо. И, если хочешь знать мое мнение, ты вовсе не обязан  вмешиваться,
хотя, - Миранда вздохнула, - ты все равно вмешаешься.
   - Но что случилось?
   - Мать объяснит. А, ладно, скажу... Жоффруа заключен в  Речной  Замок
по приказу короля. Он требует суда Генеральных Штатов, вернее, требовал,
когда его схватили... Большего ни я, ни кто другой не знает. Даже  Обен.
Но Ларрэну грозит казнь.
   Сандер сам не понял, что почувствовал, узнав о  причине,  по  которой
три кварты гнал коней, оставив за спиной не доведенную до конца войну. В
пути что только ему в голову не лезло,  но  он  НИ  РАЗУ  не  подумал  о
Жоффруа. Сказать, что  герцог  Эстре  любил  Ларрэна,  было  бы  большим
преувеличением. В последний раз их чуть ли не силком растащили  Сезар  и
Рафаэль... А теперь Жоффруа грозит казнь.  Что  же  такого  натворил  их
непутевый братец, что переполнило  чашу  терпения  Филиппа?  Ведь  какие
только подлости и предательства ему не сходили с рук. Не замыслил же он,
Проклятый его побери, цареубийство?
   - Ну, задумался, - сжала ему руку Миранда, - ничего не видишь, ничего
не слышишь. Ступай к матери, потом поговорим. Если захочешь...
 
2888 год от В.И. 
27-й день месяца Волка. 
Арция. Мунт. 
 
   Герцогиня Тагэре молча смотрела на молодого рыцаря с усталыми  серыми
глазами. Ее младший сын, сын, которого  она  не  просто  не  любила,  но
боялась. И ее последняя надежда. Но захочет ли  Александр  ради  Жоффруа
спорить и  ссориться  с  Филиппом,  которого  обожает?  Эстела,  хоть  и
похоронила себя заживо в Тагэре, не ослепла и не оглохла. Она знала и  о
ссоре в Оргонде, и об истории с Жаклин.  Жоффруа  сделал  все,  от  него
зависящее, чтобы превратить младшего брата в смертельного врага.
   Вдовствующая герцогиня протянула сыну руку для поцелуя.
   - Благодарю вас, что вы откликнулись на  мою  просьбу.  Вам  известна
причина?
   - Герцогиня Мальвани сказала, что герцог Ларрэн в Речном Замке. В чем
его обвиняют?
   - Этого никто не знает. Меня к нему не допустили, а  ваш  брат-король
сказал лишь, что  речь  идет  о  деле  государственной  важности  и  что
поступки Жоффруа переполнили чашу его терпения.
   - Матушка, неужели вы не догадываетесь, что случилось.
   - Нет. И я прошу вас добиться у Его Величества  ответа,  а  также,  -
губы Эстелы дрогнули, - а также  испросить  для  вдовствующей  герцогини
Тагэре свидание с сыном. Я знаю, что вы с Жоффруа  не  были  дружны,  но
Тагэре не должны проливать кровь друг друга. Я жду ответа. Вы пойдете  к
Его Величеству?
   - Да, - наклонил голову Александр, - я не знаю,  что  сделал  Жоффруа
такого, что затмевает его прежние поступки. Если это ложится  пятном  на
весь наш род, я должен это знать и разделить с Филиппом его ношу.
   - Вы намерены способствовать казни брата?
   - Я намерен узнать правду, какой бы она ни была. И я не  хочу,  чтобы
снова лилась кровь, тем более без суда и на плахе. Я ИДУ прямо сейчас.
   - Вы уверены, что Его Величество даст ответ?
   - Иногда отсутствие ответа его заменяет.
   Александр поклонился и вышел, Эстела устало вздохнула и откинулась на
спинку кресла. Теперь остается лишь ждать. Разговор оказался и легче,  и
труднее, чем она думала. Легче, потому что Александр не стал уходить  от
ответственности  и  вспоминать   старое.   Труднее,   потому   что   она
окончательно убедилась:  они  с  сыном  -  чужие  люди,  связанные  лишь
этикетом и возникшим неприятным делом. Нет, Эстела Тагэре  не  закрывала
глаза на недостатки своих старших детей, она знала, как жесток и  вместе
с тем малодушен может быть Филипп. Марта была скрытной и  гордой,  Лаура
взбалмошной и не  всегда  правдивой,  а  про  Жоффруа  не  приходится  и
говорить, к тому же в последнее время он слишком много пил. Но при  всем
при том они были ее детьми, а  Александр,  про  которого  никто  не  мог
сказать ни единого дурного слова, оставался чужим. По крайней мере,  для
нее. И это было взаимным. Миранда Мальвани или вдова Рауля герцогу Эстре
ближе родной матери, и ничего с этим поделать Эстела то ли не могла,  то
ли не хотела. Она и обратилась-то к нему не как к сыну, а  как  к  брату
короля.
   Святая Циала! До чего она дожила. Просит младшего сына вступиться  за
среднего перед старшим. Но другого выхода нет, она была у барона  Обена,
который все еще остается самым дошлым интриганом Арции.  Старик  сказал,
что если Филиппа не остановит Александр, его не остановит никто...
   Что ж, она сделала все,  что  могла,  и  только  сейчас  поняла,  как
устала. С той самой ночи, как ей приснился оказавшийся пророческим  сон,
она не жила. Эстела до сих пор не поняла, как могло случиться, что  она,
всю жизнь смеявшаяся над суеверной Марион, поверила тому, что на  первый
взгляд казалось сущим бредом.
   Все началось холодной осенней ночью. Она поднялась к себе рано, долго
стояла у окна, глядя на залитые лунным светом  убранные  поля.  Когда-то
она смотрела на них вместе с Шарлем, потом он оставил ее на  растерзание
оскорбленной любви и бесконечным северным зимам. Она сама  не  понимала,
почему, не любя Тагэре, упрямо живет здесь, хотя к  услугам  матери  Его
Величества любой замок в любой части Арции. И  при  этом  ей  отнюдь  не
требовалось любоваться на Эллу и ее мерзких родичей, она  была  бы  сама
себе хозяйка.
   Могла она вернуться и в родной дом, благо Делия  оттуда  убралась  по
собственной воле, но Эстела оставалась рядом с  могилами  мужа  и  сына,
хотя ходила к ним не так уж и часто. Ее пугала гнетущая  тишина  нижнего
иглеция  и  холодная  отстраненность   гранитных   надгробий.   Она   не
чувствовала присутствия  Эдмона  и  Шарло,  да,  пожалуй,  и  не  хотела
чувствовать.  Ощущение  своей  правоты  и  непорочности  давно  исчезло,
осталась лишь пустота. Даже дела Филиппа и те казались суетой, никому не
нужной и жалкой. Если бы не страх и ненависть, которые Эстела испытывала
к циалианкам, она бы ушла в обитель, но для Тагэре, урожденной  ре  Фло,
принять постриг было столь  же  невозможно,  как  украсть  или  изменить
супружескому долгу.
   Годы  долго  щадили  вдовствующую   герцогиню,   ее   старые   платья
по-прежнему были ей впору,  в  густых  темно-каштановых  косах  не  было
седины, кожа оставалась гладкой, а зубы белыми. Захоти  она  найти  себе
мужа, она бы сделала это без труда, и не только потому, что была матерью
короля, но и потому, что славилась красотой и добродетелью. Но  и  этого
ей не хотелось.
   В ту ночь Эстела Тагэре смотрела в окно особенно долго, потом  легла,
оставив лишь одну свечу у изголовья постели.  Где-то  в  углу  скреблась
мышь, раз в четверть оры отбивал замковый колокол,  иногда  потрескивали
половицы. А затем раздался сильный и уверенный стук в дверь. Эстела, уже
начавшая погружаться в добродетельный сон, не поверила своим ушам.  Так,
вернее, почти так стучал только один человек. Шарль Тагэре. Женщина была
готова поверить, что ей  все  приснилось,  но  стук  повторился.  Больше
сомнений не было, она  встала,  торопливо  накинув  отороченное  куницей
домашнее платье, зажгла еще три свечи и отперла дверь.
   Человека, стоящего на пороге, она никогда не видела. Среднего  роста,
седой, с  правильным  бледным  лицом,  на  котором  выделялись  огромные
голубые глаза, он был одет в темное платье, а на плечах  у  него  лежала
цепь с ярко-зелеными камнями.
   - Простите за  ночной  визит,  сигнора,  -  незнакомец  говорил,  как
говорят лишь повелители, - но  я  принес  срочное  и  весьма  неприятное
известие.
   - Кто вы, сударь?
   - Я арциец, и этого достаточно. - И она поняла, что  этого  и  впрямь
достаточно.
   - Я слушаю.
   - Лучше будет, если вы сядете.
   Она послушно села, не отрывая взгляда от удивительных голубых глаз.
   - Сигнора, герцог Ларрэн взят под стражу по приказу короля и заключен
в Речном Замке. Ему грозит смерть.
   - Этого не может быть!
   - Это так, сударыня. Вы должны ехать в Мунт и  попытаться  остановить
вашего сына. Нельзя, чтобы Тагэре проливали кровь друг друга.
   Потом странный гость поклонился и ушел,  вернее,  исчез,  потому  что
никто из воинов и слуг не видел, как и откуда он  появился.  Он  не  мог
оказаться среди ночи у спальни госпожи, но он оказался.  Именно  поэтому
Эстела и решила, что она просто задремала в кресле у камина! И вместе  с
тем герцогиня была уверена, что все так и есть, и один  ее  сын  задумал
убить другого. Утром сигнора  Тагэре  выехала  в  Мунт  и  на  полдороге
столкнулась с гонцом. Письмо Марион лишь подтверждало то,  что  она  уже
знала. Жоффруа в Речном Замке, и  к  нему  не  допускают  никого,  кроме
доверенных слуг короля,  по  утверждению  которого,  пленник  не  желает
никого видеть.
   Будь жив Евгений, он бы заставил Филиппа пропустить к герцогу Ларрэну
священника, которому можно доверять. Но новый кардинал  слишком  дорожит
благорасположением Их Величеств.
   Эстела пыталась говорить с сыном, но Филипп был непреклонен, и  тогда
она вызвала Александра...
 
2888 год от В.И. 
27-й день месяца Волка. 
Арция. Мунт. 
 
   Сначала Филипп обрадовался, но когда узнал причину появления младшего
брата в Мунте,  его  лицо  потемнело,  и  Сан-Дер  понял,  что  бури  не
избежать. После оргондской размолвки оба старались обходить острые углы,
но сейчас это было невозможно.