з тех, кто все ставит на одну карту. Вспомни,
мы ведь ни разу не  смогли  его  обойти,  даже  когда  у  нас  были  все
возможности. Нам казалось, мы играем свою игру, а на деле шли у него  на
поводу. Только самый первый раз я чуть было не одержал над ним верх,  но
регент больше не ошибался. В отличие от меня... Говорю  вам,  он  ХОЧЕТ,
чтобы его ждали на берегу Адены.
   - Ну и что? - не понял Максимилиан. - Если это  единственная  дорога,
значит, так и надо. Он же  не  Господь  наш,  чтобы  творить  по  своему
усмотрению сушу и воды, значит, пойдет там, где можно пройти...
   - Так-то оно так, - Диман задумчиво тронул шрам  на  щеке,  -  только
Паладин прав - нельзя все яйца класть в  одну  корзину,  даже  если  она
хорошо сплетена и украшена ленточками... Беда только, что ничего путного
в  голову  не  приходит.  А  вдруг  он  вообще  не  пойдет  в  Эланд,  а
благополучно вернется себе в Таяну и ударит через переправу? Или, может,
у него там еще одна армия есть, и она нам в спину как раз и выйдет.
   - Сомнительно, - задумчиво проговорил Шандер, -  судя  по  тому,  что
пишет "эмико", Годой собрал всех, кто мог и  хотел  попытать  счастья  в
походе. В  Гелани  остались  только  тарскийские  головорезы  и  немного
гоблинов, чтоб поддерживать порядок. Их он на нас не бросит -  восстание
в Гелани ему не нужно. А вообще-то Годою удобнее всего о нас забыть.  От
того, что мы сидим в своих скалах, ему не жарко и не холодно, а вот  нам
без таянского хлеба и железа долго не выдержать.
   - Ты прав, - отозвался Рене, - и не прав одновременно. Да,  если  нас
запереть  лет  на  двадцать-тридцать,  Эланд  превратится  в  такое   же
пиратское гнездо, каким был  до  Рикареда.  Или  нам  придется  каким-то
образом выкручиваться, вступать в морской союз с теми же атэвами  и  так
далее. Только дело в том, что нет у Годоя этих двадцати лет. Нет, и все,
я это точно знаю, - Рене яростно сверкнул глазами.
   - Почему? - не понял Диман.
   - Потому, - махнул рукой Аррой, - что гоблины ждут возвращения  своих
Созидателей, а значит, они должны сделать свое дело и упасть с доски  до
того, как поймут, что их надули. Михаю нужна не просто  битва  -  резня!
Резня, после которой он сможет не беспокоиться ни  о  нас,  ни  о  своих
клыкастых союзничках.
   - Значит, он хочет, чтоб мы раскрыли его военные планы, - порадовался
собственной проницательности Максимилиан, - чем лучше  мы  приготовимся,
тем меньше гоблинов у него останется. А может, у него в  их  горах  свой
интерес есть - мужчины ушли и погибли, а стариков и детей он приберет  к
рукам.
   - Гоблинов к рукам  не  прибрать,  -  отмахнулся  Рене,  -  их  проще
перебить. Не знаю, может, мы и правильно все  просчитали,  но  сидеть  и
ждать у моря погоды не по мне. Ну не может быть так, чтобы ничего нельзя
было сделать.
   -  Договориться  с  атэвами?  -   полувопросительно-полуутвердительно
произнес Шандер.
   - В некоторых случаях Церковь допускает союз  с  еретиками,  -  важно
кивнул кардинал, - если Майхуб ударит по южанам...
   - То Годой окажется защитником отечества  от  неверных  и  с  помощью
ваших недоброжелателей, Максимилиан, превратится в героя и вождя.  А  уж
если будет известно о наших переговорах - а о них  будет  известно,  так
как в Эр-Атэве можно купить все, в  том  числе  и  любого  сановника,  а
скупиться Годой не  будет,  -  то  мы  окажемся  и  вовсе  в  незавидном
положении.
   -  Ну  что  мы  тогда  сможем  сделать?  Не  с   гоблинами   же   нам
договариваться, - проворчал Диман.
   - С гоблинами? А что, это мысль. Если они поймут,  что  их  водят  за
нос... Беда, что мы не знаем, как с  ними  связаться  и  заставить  себя
выслушать. Нам нужны доказательства того, что Годой их  обманывает,  нам
нужно заставить себя выслушать, а я пока слабо представляю, как их можно
добыть. Если б, конечно, найти этого... как его звали, Шани?
   - Уррик, Уррик пад Рокэ. Но он вернулся в Гелань...
   - Проше дана <Дан (дана, даненка) - сударь, сударыня.  Проше  дана  -
вежливое обращение фронтерского и таянского простолюдина к  вышестоящему
или дворянина к уважаемому простолюдину>,  -  Зенек  возник  на  пороге,
виновато улыбаясь, - проше дана монсигнора, до бухты  просится  корабль.
Здоровый, -  аюдант  широко  развел  руками,  видимо,  показывал,  каким
здоровым было незнамо откуда взявшееся судно.
   - Какой еще корабль?! - быстро переспросил Рене. - Что  за  сигна?  И
что, по-твоему, значит "здоровый"?
   - Здоровый значит больший за все, что  стоять  у  бухте,  -  уверенно
ответил Зенек, - а  сигна,  кажуть,  емператорская.  И  что  на  ем  сам
емператор с емператоршую приехали.
   - Этого еще не хватало! - герцог на мгновение задумался, отчего  лицо
его стало отрешенным, как на древней иконе. - Передай Лагару - никого не
впускать, пока не разберутся, кого на самом деле принесло. Узнают  -  ко
мне немедленно. А этих, на корабле, держать на дальнем рейде,  будь  там
хоть сама святая Циала. Только Базилека с  его  уродами  нам  тут  и  не
хватало для полного счастья.
   - Рене, - Шандер  Гардани  порывисто  отодвинул  от  себя  карту,  на
которую для собственного  удовольствия  тщательно  наносил  все  ведомые
лично ему проходы в Рысьем кряже, - откуда тут взяться императору?
   - Ума не приложу, - скривился Рене, - думаю, посольство  какое-то,  а
флаг  для  пущей  важности  подняли  или  со  страху.   Наверняка   ведь
догадываются, что мы знаем, как они сговорились с Годоем, а  он  окрутил
их, как глупую обезьяну ее же собственным хвостом. Только вот чего им от
нас надо? Не удивлюсь, если этот мерзавец собрался просить о помощи.
   - Имеешь в виду Бернара? - поднял соболиную бровь Шандер.
   - С него станется.
   - Ты его знаешь, если я ничего не путаю?
   - Видел. А знать его никто не знает, даже собственная жена. -  Шандер
встал из-за стола, подошел к окну и настежь  распахнул  створки.  Герцог
про себя улыбнулся - столь  очевидным  было  наслаждение,  которое  граф
испытывал, делая вещи, о которых обычный человек и не задумывается.  Для
Шандера же полгода прикованного к постели, самому  дойти  до  окна  было
счастьем.
   - Ну и как тебе канцлер? - повторил свой вопрос Рене.
   - Самое смешное, что никак. Человек  как  человек,  не  красавец,  не
урод, глаза умные, губы вечно поджаты, одевается  роскошно,  но  смешным
при этом не выглядит.  Отец  его  по  расчету  женился,  а  сам  все  на
смазливых  корнетов  поглядывал.  Младший  братец  Бернара,   тот,   что
наемниками-южанами командует точно в папашу уродился, хотя в смелости  и
уме ему не откажешь. Про Бернара ничего толком не известно, но  жене  он
вроде не изменяет. Одно точно, сказать правду для него то  же,  что  для
меня взлететь.
   - Хороша рыба, только  есть  тошно,  -  Эрик  неодобрительно  покачал
головой, - что ж, будем надеяться, что к нам все же послали  человека  с
остатками совести, того же Нурнига, например.
   - Думаешь, он скажет тебе правду?
   - Не исключаю, - внезапно согласился Рене, - Нурниг  бывал  у  нас  и
раньше, граф умен, и к тому же ему, в отличие от тех, кому он служит, не
наплевать на Арцию. Хотя, - Аррой громко расхохотался, - все может  быть
куда проще  -  похоже,  этот  сумасшедший  Герар  просто-напросто  украл
Базилеков флагман и заявился к нам на помощь. С него станется.
   - Думаешь?!
   - Почти уверен. И чертовски рад этому. Герар  хороший  моряк  и  друг
настоящий, да и про Арцию может много чего рассказать.
   Рене оказался и прав, и не прав  одновременно.  Корабль,  вошедший  в
залив Чаек, действительно оказался "Короной Волингов", капитаном которой
был Паол Герар,  благополучно  проведший  многопушечный  фрегат  сначала
ненадежным фарватером Льюферы, а затем через изобилующее мелями и рифами
Сельдяное море и Ангезский пролив. Но Рене и ошибался - на борту в самом
деле находился император Базилек с семейством, приближенными и казной.
   Зенек вручил Рене два письма. Одно запечатанное личной печатью самого
Бернара и  другое  кое-как  накорябанное  моряцкой  ручищей,  на  наспех
оборванном листе, правда на  очень  дорогой  кангхаонской  бумаги.  Рене
бегло просмотрел оба послания нехорошо ухмыльнулся:
   - Шани, ты с утра до ночи допекаешь меня тем,  что  здоров  и  хочешь
что-нибудь делать.
   - Неужели ты сменил гнев на милость и я больше  не  буду  даром  есть
твою рыбу?
   - Не будешь. Оденься попышнее и собери тех "Серебряных", которые  еще
не забыли, как пускать пыль в глаза важным персонам.  Выдержишь  ору  на
ногах?
   - Да хоть три, - оживился Шандер, - что случилось-то?
   - Ничего хорошего,  уверяю  тебя,  -  успокоил  Рене,  выскакивая  из
комнаты вместе с кардиналом.
   Адмирал стремглав  пронесся  по  ступенькам  герцогского  дворца.  На
точеном лице последнего из Волингов не читалось ничего,  но  внутри  его
все кипело. Вместо того чтобы помочь или хотя бы не мешать  Архипастырю,
объявившему Святой поход, безмозглые императорские советники вступили  с
Феликсом  в  препирательства,  затянули  время,  докатились  до  прямого
предательства, а  в  итоге  загубили  армию  и,  бросив  на  растерзание
несчастную страну, удрали. И  не  куда-нибудь,  а  в  Эланд!  На  правах
родственников!
   Когда  императорское  семейство  пускалось  в  бега,   враг   был   в
однодневном переходе от Мунта и сдерживать его было некому...

Глава 15

2229 год от В. И. 12-й день месяца Медведя.
Эр-Агэв, Эр-Иссар

   Издали донесся заунывный, протяжный клич,  похожий  на  закатный  вой
шакала в степи. Глашатай Истины возвещал адептам пророка Баадука <Баадук
- основатель религии атэвов, у которых почитается пророком>, что  пришел
час  полуденной  молитвы.  Все  мужчины,  достигшие  четырнадцати   лет,
преклоняли колени там, где их настигал зов. Базарные площади, заселенные
ремесленниками  кривые  улочки,  сады  вельмож  и  лачуги  нищих  -  все
превратилось в один гигантский, накрытый синим небесным куполом храм,  в
котором последователи истинной веры славили Всеотца и  его  пророка.  Во
всем Эр-Иссаре был только один человек (женщины, рабы, евнухи и иноземцы
в счет не шли, у женщин, как известно, души нет, а прочие  и  так  будут
прислуживать на том свете тем, кого осенил свет Баадука),  не  считавший
нужным напомнить о себе владыке Неба. Он мог себе это позволить, так как
по эту сторону пролива не было никого, не  склонившегося  пред  величием
Майхуба сына Джуббы сына Адара.
   Калиф досадливо наморщил соболиные брови  -  вопли  глашатаев  мешали
сосредоточиться на том важном, что не  давало  ему  покоя  третий  день.
Майхуб соскользнул с низкого дивана и самолично  захлопнул  выходящее  в
глубокую лоджию окно. На первый взгляд владыка атэвов казался изнеженным
и манерным но под шелком скрывалась  сталь.  Не  наделенный  богатырским
ростом и могучим сложением, как его отец и дед, он  унаследовал  от  них
ловкость и беспощадность дикой кошки и выносливость верблюда. Майхуб был
четвертым сыном Джуббы, но атэвы не чтили первородства, подобно  живущим
за проливом презренным хансирам <Хансир - у атэвов презрительная  кличка
всех северян>. Главой рода должен стать сильнейший.  Харащ  был  сильнее
Майхуба, Джамал злее, Низар красивее и хитрее, а Фарид превосходил  всех
ученостью. Но саблю отца и седло калифа получил Майхуб.
   Трое старших братьев властелина нынче  вкушали  вечное  блаженство  в
объятиях райских дев, а книгочей Фарид, навеки утратив  необходимость  в
девах,  предавался  излюбленному  занятию  в  угловой  башне  мозаичного
дворца. Царедворцы, внимательно наблюдавшие за  схваткой  наследников  -
голова у человека лишь одна, и склонить ее надо вовремя и перед тем, кем
нужно, - не  сговариваясь,  предрекли  четвертому  сыну  Джуббы  великое
царствование. И не ошиблись. Саблей и золотом он  уже  четырнадцать  лет
держал  в  руках  весь  север  великого  Сура  <Сур  -  южный   материк,
расположенный за Атэвским проливом>.
   Придворные не  раз  уговаривали  владыку  перейти  через  пролив,  но
Майхубу не была нужна Арция. Когда-нибудь  небесно-синие  знамена  Атэва
накроют весь мир, но это будет  нескоро.  Ему  не  увидеть.  Пока  же  с
хансирами лучше торговать, а не воевать. Они еще сильны.  Майхуб  хорошо
помнил битву при Авире, так  удачно  проигранную  его  отважным  братом.
Хараш возжелал накормить коней виноградом арцийских  долин  и  пополнить
свой гарем светловолосыми девственницами,  но  кто  уходит  за  шерстью,
рискует вернуться стриженым... Майхуб не  был  склонен  повторять  чужие
ошибки - можно и нужно брать в плен хансирские суда  и  тайком  покупать
красивых девушек и мальчиков, но воевать?
   Другое дело эландцы, эти  морские  псы  были  достойными  соперниками
атэвских корсаров. Половина того, что добывали атэвы на  море,  попадало
не на юг, а на север. Но Эланд  был  далек  и  разгромить  это  драконье
гнездо Майхуб не мог, а быть четным, проклиная северных разбойников,  не
желал. По молчаливому уговору эландцы и атэвы рвали друг друга на куски.
Каждый, выходя в море, понимал, что может не вернуться. Правда,  эландцы
были милосерднее - пленных атэвов они сразу убивали.
   Глашатай замолк, и калиф небрежным движением ударил в небольшой гонг.
Обитая позолоченной медью дверь распахнулась, и перед владыкой простерся
ниц дежурный евнух. Если приказание, отданное Майхубом, его  и  удивило,
он не показал виду, а, облобызав пол, по которому ступали  синие  сапоги
владыки, пятясь вышел.
   Калиф потянулся было к кальяну, но передумал и, откинувшись на спину,
прикрыл глаза. Он не был до конца уверен в том, что поступает верно,  но
лучше жалеть о содеянном, нежели о том,  что  не  сделано.  Беспокойство
песчаной гадюкой вползло в  сердце  владыки  атэвов  после  разговора  с
толстым ростовщиком,  поспешно  сменившим  мунтские  каштаны  на  мимозы
Эр-Иссара. Калиф знал о происходящем в его городе все,  и  появление  Ле
Пуара со чада и домочадцы  для  него  не  прошло  незамеченным.  Владыка
удостоил беглеца личной беседой,  милостиво  приняв  дары,  стоившие  не
менее  трех  кораблей,  и  узнал  немало  интересного  про  тарскийского
господаря.
   Если  б  речь  шла  о  войне  между  хансирами,  Майхуб  одобрил   бы
победителя, так как сильный всегда прав, даже если его  сила  изливается
на слабых потоками огня. Скорее всего атэвы  бы  присоединились  к  пиру
победителя, порезвившись на юге убиваемой Арции, а затем убрались бы  за
пролив. Но Михай Годой  не  был  обычным  завоевателем,  за  ним  стояли
какие-то странные силы, которые  могли  не  насытиться  кровью  империи,
калиф же  не  рассчитывал,  что  Баадук  защитит  своих  последователей.
Позволил же пророк пять сотен  лет  назад  упасть  на  Эр-Атэв  железной
звезде, уничтожившей старую столицу, да  и  шествие  морового  поветрия,
случившееся в год Черной Коровы, Майхуб остановил не молитвами, а огнем,
в котором сгорела зараза вместе с живыми зараженными.
   Нет, ни на Баадука, ни на самого Творца  надежды  не  было,  и  калиф
решил действовать не дожидаясь, когда беда осадит коня у Эр-Иссара.
   Дверь открылась, и давешний евнух распростерся на полу:
   - Он здесь, о Лев Атэва!
   - Веди.
   - Но, владыка владык, этот презренный  грязен  и  смраден  как  стадо
свиней, и опасен, как бешеный буйвол.
   - Хватит, Юкмед, - брови повелителя на волос сдвинулись к переносице,
этого было достаточно, чтобы евнух пятясь выполз и  спустя  мгновение  в
зал вступили два могучих воина в белом. Между ними  на  двух  цепях  шел
высокий светловолосый человек в короткой тунике, перепачканной в смоле.
   - Оставьте нас, - махнул рукой калиф.
   Воины  переглянулись,  но  ослушаться  не   осмелились   и   бесшумно
удалились. Закованный молчал, глядя очень  светлыми  серыми  глазами  на
развалившегося на подушках владыку атэвов.
   - Ты дерзок, это хорошо, - рука с остро отточенными ногтями отсчитала
несколько бусин  на  четках  из  черного  янтаря,  -  ты  был  капитаном
эландского корабля?
   - Я маринер и умру маринером, - пленник с вызовом вскинул голову.
   - Как тебя зовут, хансир? - Эландец вызывающе молчал, но Майхуба это,
казалось, забавляло. - Я мог бы тебя бросить собакам или  снять  с  тебя
кожу,  хансир,  -  калиф  отложил  еще  две  бусины,  -  но  я  поступлю
по-другому. Я отпущу тебя и всех эландских рабов, еще  не  забывших  имя
отца и песню матери. Я дам вам три корабля,  чьи  трюмы  заполню  вином,
зерном и оружием, и ты отведешь эти корабли к дею Арраджу и передашь ему
письмо.
   Пленник,  на  лице   которого   дерзость   сменилась   удивлением   и
непониманием, недоумевающе смотрел на "сурианского Льва".
   - Я скажу тебе больше, чем своим воинам, -  Майхуб  резким  движением
отбросил четки, -  ибо  они  знают  сладость  повиновения,  а  тебе  она
недоступна. За проливом идет война,  Владыка  Холодных  Гор  дей  Миххад
напал на Эр-Арсий и победил. Теперь он ищет победы над Эр-Иджаконом.  Но
я этого не хочу, а потому возвращаю вашему дею его воинов и дарю им  еду
и оружие.
   - Меня зовут Иоган Рамер, и я  могу  сделать,  что  хочет  повелитель
Атэва, но я должен быть уверен...
   - Тебе придется поверить, Ходжан, - в глазах калифа сверкнула  черная
молния.  -  Дей  Миххад  -  черный  колдун,  если  он   сломает   хребет
Эр-Иджакону, рано или поздно он перепрыгнет пролив. Так пусть дей Аррадж
обрежет сыну змеи уши и нос и прибьет над порогом худшей из  своих  жен.
Когда Льву Атэва и Волку Иджаконы будет тесно под одним солнцем, клыки и
когти решат, кому властвовать, а кому умереть. Но это будет честный бой,
достойный мужчин и воинов. Пока же презренный  Миххая  оскверняет  своим
дыханьем пророка, Эр-Атэв и Эр-Иджакон встанут спина к спине. Я сказал!
   - Я понял, - твердо произнес маринер Иоган, - и исполню, - он подумал
и добавил:
   - Клянусь честью, Ваше Величество.

2229 год от В. И. 12-й день месяца Медведя.
Эланд. Идакона

   Зала., в котором можно было  достойно  принять  императора  Арции,  в
Эланде отродясь не имелось. Пышность и многолюдные  бестолковые  сборища
здесь были не в чести, маринеры предпочитали веселиться  либо  в  тесном
кругу, либо же отплясывать всем миром на берегу под треск костров и  шум
прибоя.
   Выручил Максимилиан, как и всякий клирик высокого ранга, знавший толк
в церемониях. Пока "Корона" дожидалась ненужного лоцмана и медленно  шла
к берегу, у  Башни  Альбатроса  суетились  люди,  под  руководством  Его
Высокопреосвященства превращавшие мощенную восьмиугольными обсидиановыми
плитами площадку в некое подобие тронного зала, благо погода позволяла.
   Долгий весенний день клонился к вечеру, когда венценосным гостям было
разрешено ступить на эландскую землю. Идаконцы и не  думали  глазеть  на
императора. Врожденная гордость вкупе с быстро разошедшимися  по  городу
словами  старого  Эрика  вынудила  эландцев  демонстративно   заниматься
привычными делами.  Базилека  встречал  лишь  почетный  караул,  которым
командовал коронэль <Коронэль - полковник> Диман, из-за  плеча  которого
маячила белобрысая шевелюра Зенека.
   Диман, поклонившись не слишком низко - как  раз  в  меру,  -  сообщил
Базилеку, что Его Высочество примет его у Башни Альбатроса,  это  совсем
недалеко, и он, Диман Гоул, с радостью  проводит  туда  высоких  гостей.
Щека  императора  дернулась,   но   он   промолчал   и,   подав   пример
многочисленной, зеленой от качки и тревоги за собственную участь  свите,
пошел чуть впереди маринера.  Башня  действительно  была  недалеко,  но,
чтобы туда попасть, нужно было  преодолеть  около  пяти  сотен  довольно
крутых ступеней, что ни самому императору, ни его двору удовольствия  не
доставило, хотя ступени и были усыпаны зелеными ветками.
   К концу подъема большинство гостей дышали, как загнанные  лошади,  но
мужественно  шли,  стараясь  угнаться  за  не  по   возрасту   проворным
маринером.  Наконец  проклятая  лестница  осталась  позади,  и   арцийцы
очутились на высокой площадке, ок