распустила волосы и надела венок из белой амаполы, а Тахена подарила  ее
глазам эльфийскую зелень.  Это  была  красота  нежного  весеннего  утра,
предвещающая роскошный, бесконечно долгий день.
   - Хто ты, дана? -  в  шепоте  несостоявшегося  утопленника  слышалось
благоговение. - Ты русалка лисова?
   - Я Ванда Гардани, - важно ответило зеленоглазое чудо, - дочь  короля
Таяны Анджея, а кто ты?
   - Степан... - хрипло выдохнул фронтерец, - сотник дана Тодора.
   - Ты наш враг? - в голоске Ванды послышалось возмущение.
   - Ни... Я не можу буты ворогом даны. Я ее слуга, ее раб. Як  шо  дана
схочет, я вырву серце з грудей и витдам йий.
   Я поняла, что Степан пропал, причем навсегда. Если Ванда пожелает, он
бросит все и всех и пойдет за ней, забыв и про Фронтеру, и про Тодора, и
про родичей, если таковые у него имеются. Подобная любовь вспыхивает  не
часто, но если вспыхнет, прошлое в ней сгорит без следа.
   - Мне не нужно твое сердце, - улыбнулась королевна.
   А из девчонки  выйдет  толк!  Знает,  как  посмотреть!  Я  думала,  у
таянских рыцарей в запасе два года спокойной жизни, я  ошиблась.  Осенью
Ванда соберет первый урожай.
   - А що хоче дана? - поэты в один голос утверждают, что любовь  делает
человека красивее, и ведь не врут! Степан и так был парнем хоть куда,  а
сейчас и вовсе превратился в сказочного  красавца,  но  моя  даненка  не
повела и бровью.
   - Я хочу, чтоб вы нам не  мешали,  -  обнаружила  государственный  ум
принцесса из дома Гардани, - и чтоб вы не пугались с арцийским ублюдком.
   Как ни странно, Степан все понял.
   - Господари Тодар погнав, як тих псов  всих,  хто  порушив  клятву  и
перекинувся до нового арцийского круля...
   - Разве они вернулись?
   Каюсь, мне ужасно захотелось подразнить Кэриуна.
   - Трохи больше за четыре сотни. З  ными  нихто  й  знаться  не  хоче.
Правду казаты, Жись завжды гадом й зрадныком був.  Не  треба  було  йому
довиряты, у нас, як вин в Арцию пишов, нихто не плакав. Нам до  арцийцив
дила нема, де они, а де - мы, но Жись своей зрадой розбудыв давне  лыхо.
Нихто з наших тепер ныколы тому арцийцу допомагаты не буде.
   Похоже, Кэриун с  Прашинко  знали,  что  делали.  Фронтерцы  из  игры
выпали,  это  радует.  Я  глянула  на   розовеющее   небо,   пора   было
возвращаться. С одной стороны, не мешало б прихватить сотника с собой, с
другой, кто его знает, как поведут себя таянцы при виде  старого  врага,
тем паче, если тот распетушится, а Степан распетушится.
   - Как ты оказался здесь? Заблудился?
   Если б заблудился! Лупе играла наверняка, она заставила коня,  предав
и всадника, и  самого  себя,  сойти  с  тракта  и  понестись  в  болото.
Фронтерцу повезло, что хозяйка решила вырастить свои цветы здесь,  а  не
на другом конце топей, где его б никто не услышал.
   - Возвращайся в Таяну, Степан. Наш друг тебя переведет через  болота,
и старайся держаться подальше от Тахены, особенно ночами.
   - А що скаже даненка? - он не хотел уходить, мучительно не хотел.
   - Возвращайся к Тодору, - приказала Ванда без всякой жалости.
   - Я не зможу житы без даненки.
   Я решила вмешаться.
   - Приезжай с миром в Высокий Замок, Таяна и Фронтера  в  Войне  Оленя
стояли рядом, пора об этом вспомнить.
   - Да, - подхватила  королевна,  -  приезжай,  если  тебе  будет,  что
сказать.
   Кэриун взял под уздцы фыркнувшего коня, красавец-сотник  в  последний
раз взглянул на Ванду. Мне было его жаль, но  если  фронтерец  и  впрямь
влюблен, то сумеет достучаться до своего Тодора.
   - Вы еще встретитесь, - сказала я, когда Степан и Кэриун скрылись  из
виду, - он пройдет огонь и воду, чтобы увидеть тебя еще раз.
   - Пусть проходит, - Ванда пожала плечиками, - мне не жалко.
   - Неужели он тебе не понравился? Он ведь красив, да и воин,  судя  по
всему, отменный.
   - До дана Шандера ему, как зайцу до коня. Лучше его нет и не будет!
   Вот и разгадка. Таянская принцесса влюблена в арцийского короля. Будь
девочка на пару лет постарше, она б меня возненавидела,  но  пока  я  не
стена между ней и сероглазым изгнанником, а мостик. Сандер для нее лучше
и Степана, и всех таянских рыцарей. Ванде - четырнадцатый, Александру  -
тридцать четыре. Когда я поняла, что люблю Рене, мне не было двадцати, а
ему исполнилось сорок восемь, так что у моей королевны все не так  уж  и
страшно. Через несколько лет Последний из Королей взглянет на таянку так
же, как Уррик на Кризу, если я...  Если  я  окажусь  не  слабее  Романа.
Великие Братья! Я должна сделать то, что сделал он, и я  сделаю.  Только
сначала нужно выжить и спасти Тарру. Такие пустяки...
   - Ванда, ты знаешь про Герику Годойю и Счастливчика Рене?
   - Они любили друг друга и сгинули в Сером море...
   - Можно сказать и так... У Рене до их встречи была  бурная  жизнь,  в
ней случалось всякое, кроме любви, а дочь Годоя и вовсе  думала,  что  с
ней все кончено. Ты видела Эмзара?
   - Лебединого Короля? Конечно.
   - У него был младший брат, отец Романа Вечного. Они очень похожи,  но
Астен... Астен Кленовая Ветвь не был странником...
   - Откуда ты знаешь?
   - Откуда? - переспросила я. А в самом деле - откуда? - В Таяне помнят
и знают то, что забыли в Арции, но и в Арции остались песни, неизвестные
за Тахеной. Герика Годойа и Астен встретились.
   - И полюбили друг друга? - с восторгом переспросила Ванда. Как  же  у
нее все просто.
   - Не успели, - я покачала головой. И зачем я ей это  рассказываю?  Ах
да... Я должна подумать о тех, кто останется. - Астена убили.
   - Кто его убил и за что?
   - Сестра Романа. Астен считал, что эльфы должны сражаться за Тарру, а
Эанке (так ее звали) Тарру ненавидела, а людей презирала. Она была очень
красива, в ее жилах текла кровь эльфийских владык, ей  хотелось  власти,
поклонения...
   - Гражина такая же, - перебила меня Ванда, - она злится,  потому  что
не принцесса и потому что Беатку любят больше,  чем  ее.  Мама  говорит,
Гражину нужно поскорее выдать замуж.
   - Я бы на твоем месте за ней приглядывала.
   - Чего ее бояться, она же дура!  Ну,  спустила  собак,  так  сама  же
перетрусила.
   Ванда Гардани еще не знала, что злые, вернее, злобные дуры - одни  из
самых опасных, но королевне говорить про Гражину было скучно. Она хотела
слушать про Рене и Герику, и я рассказала, что могла. Великие братья,  я
не забыла ничего! Ни  своего  прихода  в  Эланд  и  последних  слез,  ни
дурацкой размолвки на берегу ныне исчезнувшей реки, ни  встречи  в  лесу
после кантисской битвы. Я жила своей любовью, как же вышло,  что  я,  не
разлюбив Рене, полюбила Сандера? Пусть по-другому, но  полюбила,  или  у
любви бессмертных свои законы - для того чтоб  родилось  новое,  старому
умирать не обязательно.
   - ...Вот и все, Ванда. В роду Арроев были и  другие  истории.  Внучка
Рене, дочь его сына и Белинды Гардани, полюбила Анри Мальвани,  хотя  он
был старше ее на двадцать лет. Они жили долго и счастливо.
   - Ликия, - голосок Ванды дрогнул, - зачем ты это говоришь?
   - Чтоб ты знала, что нет ничего глупее слов "не может быть", особенно
в любви. Скоро начнется  война,  кто-то  погибнет,  а  кто-то  вернется,
потеряв что-то или кого-то...
   - Ты думаешь, тебя убьют? - странно, почему она так решила, хотя если
под смертью понимать вечную разлуку, меня, безусловно, убьют. - Но ты  -
женщина, а не воин.
   - Ванда, эта война будет непростой. Армии будут сражаться с  армиями,
но у наших врагов очень сильные союзники. - Что же ей сказать,  чтоб  не
обмануть и не запугать? - Ты слышала о циалианках?
   - Они - ведьмы, - уверенно сказала Ванда, - и ты тоже. Ты  справишься
с ними?
   - Я постараюсь, Ванда. Я уйду вместе  с  армией,  но,  возможно,  мне
придется расстаться и  с  ними.  Может  быть,  мне  придется  врать  или
прятаться. Если я  не  вернусь,  ты,  когда  все  закончится,  объяснишь
Александру, почему я это сделала, и постараешься ему помочь. Обещаешь?
   - Ты гадала?
   - С чего ты взяла?
   - Ты ЗНАЕШЬ, что с тобой будет!
   - Да, я знаю, что со мной будет. Я отпущу  Александра  в  счастливую,
человеческую жизнь, пусть радуется, надеется, имеет наследников...
   - Гадание - это глупости. Судьба не всесильна,  что  бы  про  нее  ни
говорили, но Александр Тагэре должен знать, что  я  его  не  предала.  Я
хочу, чтобы рядом с ним была ты, а не, скажем, Гражина.
   - Ты - ведьма, - повторила Ванда, - ты узнала,  что  я  поклялась  не
выходить замуж, потому что нет никого лучше дана  Шандера,  а  он  любит
тебя. Но я не хочу, чтоб тебя убили циалианки. Не хочу!
   - Я тоже этого не хочу, но ты все-таки обещай.
   - Честью Гардани клянусь, если ты не вернешься, я скажу дану Шандеру,
что ты его любишь, и...
   - И заставишь его полюбить жизнь и тебя. Ты это сможешь.

2896 год от В.И.
29-й день месяца Дракона
ЮЖНЫЙ КОРБУТ. ГАР-РЭННОК

   Александр Тагэре долго смотрел на казавшееся настоящим закатное небо,
в котором кружила Белая Стая, и не мог наглядеться. Окажись он  в  храме
Ушедших, ничего не зная об эльфах, он бы точно сошел с ума от красоты  и
золотой осенней грусти. Здесь орки почитали, погибших  богов,  вождей  и
героев, среди которых были не только горцы, но и люди, и эльфы.
   Теперь Сандер знал, кто нарисовал столь поразившую его святую  Ренату
в храме Триединого  и  карточную  колоду,  найденную  им  во  Фло.  Клэр
Утренний Ветер - так звали художника, расписавшего  храм  в  память  обо
всех  погибших.  Александр  надеялся  с  ним  познакомиться,  но  сейчас
Утренний Ветер, заменивший исчезнувшего Романа, где-то скитался. Где-то?
Скорее всего, в Арции.
   - О чем задумался? - Ежи Гардани тронул гостя за  рукав,  -  Посмотри
лучше, как Инта похожа на Ликию,  а  сын  Омма  на  твоего  предка!  Это
неспроста - Год Трех Звезд просыпается и Старая Кровь ищет друг друга.
   - Ты о чем?
   - Ты - потомок Рене Счастливого, значит, в тебе  течет  кровь  Первых
Владык Тарры. А Ликия - одно лицо с Интой, значит, и  она  тоже.  Теперь
понял? Ваш союз не случайность, и неважно, где ты ее встретил,  в  Тарре
нет рода выше, чем дети Инты.
   - Мне все равно, какого она рода, - улыбнулся Александр, позволяя Ежи
увлечь себя  на  улицу,  -  давно  хотел  тебя  спросить,  ты  веришь  в
гоблинских богов, твой отец - тоже, но в Гелани полно иглециев...
   - Ах, ты об этом, давай погуляем, я тебе все расскажу, все  равно  до
пира делать нечего. Лучше нам как следует проголодаться, а то вечером по
целому кабану придется проглотить. Со шкурой и копытами.
   Сандер усмехнулся. Разумеется, таянский принц не заменил да и не  мог
заменить ни Сезара, ни Рито, ни погибших на Гразском поле, но  Ежи  стал
ему  другом,  и  дружба  эта  уже  прошла  испытание  войной.  Арциец  с
удовольствием последовал за Гардани на гору  Памяти.  Сначала  они  шли,
болтая о всяких пустяках, потом подъем стал круче и разговоры сами собой
увяли.
   Друзья  карабкались  по  узкой  тропинке,  то   и   дело   норовившей
выскользнуть из-под ног. Шуршали осыпавшиеся  камешки,  доцветал  горный
шиповник, на солнце  грелись  ящерицы  с  рыжими  пятнами  над  глазами.
Александр с детства обожал лазать по скалам, и прогулка вызвала  у  него
очередной приступ глупого, необузданного счастья. Ему было стыдно,  ведь
тем, кого он оставил за перевалом, приходилось  невесело.  Сезар  воюет,
Рито ходит по лезвию ножа, что с Шарло и Катрин  -  неизвестно,  страной
заправляет ничтожество, с которого клирики и ифранцы  за  помощь  сдерут
семь шкур, а отдуваться придется Арции. В такое время  король  не  может
быть счастлив, а ему хочется петь. Ликия вернула ему не только жизнь, но
нечто большее... Надо же, они - родичи, он ей расскажет об  этом,  когда
вернется в Гелань.
   Тропинка затерялась в  кустах  ежевики,  но  рыцари  продолжали  идти
вперед, хотя колючие плети изо всех сил цеплялись за одежду.
   - Чего ей надо? -  возмутился  Ежи,  пытаясь  освободиться  от  особо
нахальной ветки.
   - Наверное, хочет нас угостить. Смотри, сколько ягод.
   - А ведь верно.
   Они лакомились терпко-сладкими ягодами, как мальчишки, и им улыбалось
солнце позднего лета. Большой глянцевый уж, обитавший в гуще ежевичника,
не выдержал поднятого шума и, возмущенно шипя, отправился прочь,  вызвав
очередной приступ веселья. Когда арциец и таянец выбрались  из  ягодника
на вершину,  солнце  начинало  клониться  к  закату.  Первые  серебряные
лиственницы у храма были посажены шесть сотен  лет  назад,  но  огромное
дерево на вершине горы было старше. У его корней  лежал  растрескавшийся
валун, на котором попытался найти приют  несчастный  уж.  Бедняге  вновь
пришлось спасаться бегством.
   - Хочешь? - Ежи протянул плоскую фляжку  с  царкой,  верную  спутницу
каждого "Серебряного" или "Золотого". Тагэре отпил из горлышка и  вернул
приятелю. - Ты хотел поговорить о святых и прочей дребедени?
   - Хотел, - кивнул головой Тагэре, любуясь облитыми золотом горами,  -
ваши края у нас называют Отлученными, но в прежние времена Таяна и  даже
Тарска были в лоне Церкви Единой и Единственной.
   - Были, до Тиберия, - подтвердил Ежи, - знаешь про него?
   - Нас учили, что он был благочестивым и невинно убиенным,  но  тут  я
узнал...
   - ...что Тиберий был мерзкой тварью, с потрохами  продавшейся  Годою.
Один ублюдок самочинно провозгласил другого кардиналом, а на самом  деле
Архипастырь Феликс отдал посох Эланда, Таяны и Тарски  Максимилиану.  Во
время Войны Оленя тот принял сторону Рене Арроя, но потом...
   - Ему очень захотелось стать Архипастырем? - предположил Сандер.
   - Так захотелось, что Феликс заболел и умер. Роман Ясный считал,  что
смерть не была случайной, но бросить обвинение в лицо Максимилиану никто
не решился. Доказательств не было, а поставить все на кон и сцепиться  с
бывшим  союзником,  ставшим  убийцей,  император  не  рискнул.  Завладев
Посохом, Максимилиан начал  правдами  и  не  правдами  укреплять  власть
Церкви, но у него было два сильных противника.  Иоахиммиус  Гидалский  и
кардинал Таяны, Тарски и Эланда, поставленный покойным Феликсом. Он  был
таянцем по происхождению и состоял  в  родстве  с  Шандером  Гардани,  а
герцог не мог простить Максимилиану Феликса и лжи.
   - Как звали таянского кардинала?
   - В миру Балаж Ракаи, после пострига он принял имя  Бенедикта.  Когда
Максимилиан  сначала  осторожно,  а   потом   все   нахальней   принялся
переписывать историю, а циалианки стали ему помогать, Бенедикт  выступил
против. Один из всего конклава. Он тоже был должен умереть, но Роман был
рядом, и у Максимилиана  ничего  не  вышло.  Стало  ясно,  что  Кантиска
становится опасным местом для тех, кто не согласен с Его  Святейшеством.
С тех пор Бенедикт Таяну не покидал, между ним и Максимилианом  началась
тайная война. Низложить своего врага Архипастырь не мог, это вызвало  бы
слишком большой шум, к тому же был кое-кто, кого Максимилиан боялся.
   - Эльфы?
   - Да, и особенно Роман. Он настаивал на том, что  с  Максимилианом  и
его политикой нужно кончать, в Эланде и Таяне считали так же.
   - А в Арции?
   - Император почти согласился пойти против Церкви, но тут очень кстати
умерла его жена, Белинда  Гардани,  и  Рене  Смелый  отступил.  В  Арции
Церковь продолжала гнать свою линию, но в Эланде  и  Таяне  ей  воли  не
давали. Сын Шандера Гардани Стефан был сильным человеком. Поняв,  что  в
империи творится что-то странное, он сделал то, что нас и спасло. Стефан
провозгласил себя королем,  хоть  и  союзным  Арции,  но  суверенным,  а
Бенедикт объявил, что таянские клирики выходят из-под руки Кантиски.
   - Но отлучены вы были много позже.
   - Верно. Максимилиан до колик боялся появления в Святом граде "Божьих
вестников", но эльфы были заняты Вархой, а Роман и Клэр не могли воевать
с Церковью без поддержки Мунта.  Так  тянулось  еще  двести  лет,  Арция
потихоньку сходила с ума и распадалась на куски, мы держались. Потом  на
нас натравили Западную Фронтеру.
   - Западную?
   - Восточная - это почти что Таяна, разве что имена отличаются да и то
не слишком. Завгородни и Лодзии - фронтерцы, но они - свои.
   - Я понял, - кивнул головой Александр, - но я спрашивал о другом.  Не
о том, как вас отлучили, а о том, во что вы верите?
   - А вы? - лукаво улыбнулся Ежи.
   - Мы? - Сандер немного растерялся. - В Триединого, наверное.
   - Ты веруешь в "Триединого,  всемогущего  и  всеблагого,  жизнью  нас
одарившего" и так далее? Ты ему молишься?
   - Сейчас - нет. Раньше, когда был маленьким, - Александр  собрался  с
мыслями, - я просил Триединого  сделать  меня  таким,  как  все,  просил
вернуть отца и брата, а потом как-то перестал... Может, дело в том,  что
я встретил Романа Ясного, хотя нет... Тогда я уже не молился.
   - Не молился или не верил?
   - Я понял, что мне никто не поможет, но дальше как-то не  думал.  Моя
семья всегда принадлежала Церкви Единой и Единственной,  хотя  теперь  я
вижу, мы просто исполняли то, что заведено. - Сандер задумчиво  накрутил
на палец темную прядь. - И все же очень многим в жизни я  обязан  именно
клирику. Евгений был  кардиналом  Арции,  но  о  Триедином  со  мной  не
говорил, только о земном... Верил ли отец, не знаю, но  матушка  верила,
хоть и не любила циалианский орден.
   - Триединого нету, Шандер, - просто сказал  Ежи,  -  это  выдумка.  И
Баадука с его Всеотцом  нет,  и  хаонгского  Созерцателя,  и  сурианских
божков... Тарру создали боги гоблинов, потом пришли  другие,  привели  с
собой эльфов и истребили первых  богов.  Чужаки  правили  Таррой,  потом
куда-то ушли, бросив все  на  произвол  судьбы,  но  люди  не  могут  не
молиться, и они придумали  себе  таких  богов,  которые  им  понятны,  а
клирики появились сами. Был бы мед, а мухи найдутся...
   - Но в Гелани на каждом углу иглеции.
   - Верно, - таянец вынул саблю и начал что-то чертить на  песке,  -  в
семье Гардани заведено смотреть правде в лицо, но  это  не  значит,  что
нужно лишать надежды других. Без богов обойтись можно, без церкви - нет.
Надо именовать детей, хоронить покойников, соединять молодоженов.  Рысьи
когти! Человеку нужно место, где можно поплакать, пожаловаться, прощения
попросить. Наши клирики страну не губят, а людям с ними легче,  проще  и
понятнее. Поговори с отцом,  если  хочешь,  или  с  Геланским  епископом
Львом, я могу только за ними повторять.
   - Повтори, - улыбнулся Сандер.
   - Изволь.  Отец  говорит,  что  одному,  чтобы  не  украсть,  хватает
совести, другому нужен стражник, а третьему - страх божий. Кто-то  может
тащить свою беду на себе, кто-то ее свалит на соседа, а кто-то на  бога.
Беды от этого никакой.
   - Ты  так  думаешь?  -  Александр  закинул  голову,  подставляя  лицо
заходящему солнцу. - Наверное, ты прав, когда говоришь о  людях  вообще,
но некоторым легче знать правду. Какой бы она ни была. Я  мало  думал  о
Триедином, но раз ты говоришь, что мы одни...
   - Одни? - Анджей вбросил саблю обратно в ножны. - Если  бы  это  было
так! То, что мы знаем, мы знаем от эльфов. Думаю, отец не рассказал тебе
всего, потому что Лебединый король это сделает лучше.
   - Об этом мы с ним не говорили.
   - Значит, поговорите. Триединый - выдумка, зато есть другие...
   - Другие? И кто же?
   - Всех не знают даже Лебеди, но, похоже, это не боги нам  помогут,  а
мы им. Все это слишком сложно, я мало что понимаю,  но  Тарра  висит  на
волоске, и этот волосок - мы. Даже странно, - таянец невесело улыбнулся,
сразу став старше своих двадцати семи, - мы, и вдруг -  спасители  всего
сущего.
   - Наверное, - предположил Тагэре, - это потому, что Триединого  нету,
а мы - есть. Я бы хотел, что б и вправду над нами был  кто-то  мудрый  и
милосердный, я всегда хотел быть  вассалом  достойного  сюзерена,  а  не
королем, не вышло... Если не  будет  другого  выхода,  придется  держать
Тарру на плечах, но, может быть, все не так страшно?
   - Может быть, - не стал спорить Гардани, - я не силен в  этих  вещах.
Правду сказать, мне  и  самому  в  голову  не  л