- Да, я мог  бы  и  сам  догадаться.  О,  вот  и  Филипп.  Иди  сюда,
благословлю. Вылитый отец, надеюсь, и душой тоже. Хорошим королем будет,
если научится сам себя на цепи держать. Шарло-то умел.  Ладно,  чадо,  -
кардинал словно бы свысока глядел на вспыхнувшего Филиппа, хотя тот  мог
бы поднять старика одной рукой, - что-нибудь красное у тебя найдется?
   - Красное?
   - Не могу же я  произвести  миропомазание  Волинга,  одетого  во  что
попало...
   - Так...
   - Да, - жестко отчеканил старик, -  время  шуток  миновало.  Властию,
данной мне Святым Престолом,  я,  кардинал  Арции  Евгений,  намерен  не
позднее чем через ору помазать на царствование сына и наследника герцога
Тагэре. Пьер в присутствии многих свидетелей, среди  которых  был  и  я,
отрекся в пользу Шарля, а отречение обратной силы не имеет...
 
2871 год от В.И. 
1-й день месяца Сирены. 
Эр-Атэв. Эр-Иссар 
 
   Пышнотелый человек с гладкими  щеками,  вызвавший  у  Иоанна  смутное
отвращение, распахнул узорчатую дверцу, и настоятель оказался в  райских
кущах.  К  небесам  взлетали  жемчужные  фонтаны,  а  цветы  соперничали
яркостью с птицами, висящими в невесомых позолоченных клетках на  ветвях
деревьев.  Иоанн  с  неожиданной  робостью  ступил  на  усыпанную  белой
мраморной крошкой тропинку. Он не был  ни  трусом,  ни  завистником,  ни
сребролюбцем, но эта прихотливая роскошь слишком отличалась  от  суровой
выжженной пустыни, к которой привыкли его глаза.
   Почему-то калиф Усман решил принять его именно в саду.
   Уж не собирается ли хитрый язычник поделиться с ним  какой-нибудь  из
своих бесчисленных жен? Никодим говорил что Усман отличается склонностью
к философии и своеобразным шуткам. Клирик неспешно шел среди  прохладных
гротов и ажурных беседок, мысленно готовясь к встрече. Иоанн  знал,  что
владыке атэвов около сорока и он нарушил  неписаный  обычай  майхубитов,
оставив своему брату Али не  только  жизнь,  но  и  мужественность.  Это
говорило в его пользу, впрочем, и Али в долгу не остался,  его  верность
царственному родичу не поколебали даже воинские удачи. "Копье  Атэва"  -
вот как прозвали полководца хаонгские императоры. Сам же Усман,  похоже,
предпочитал коню  и  сабле  старинные  свитки.  Некоторые  почитали  это
слабостью, но Никодим полагал, что Эр-Атэв сейчас в такой силе, что  его
властелин может позволить  себе  некоторые  чудачества,  которые  скорее
всего не более чем парчовый халат на стальном панцире.
   Белая дорожка резко свернула в  заросли  вьющихся  золотистых  роз  и
вывела к бассейну с проточной водой. Там Иоанн  и  нашел  калифа.  Усман
развалился на диване,  поигрывая  кистями  синего  пояса.  Рядом  лежали
раскрытая книга и серебряная корзинка с кормом для  рыб.  Неподалеку  по
изумрудной лужайке взапуски с белым жеребенком  бегали  двое  мальчиков.
Старшему было лет десять, младшему не больше шести.
   Увидев гостя, калиф жестом  указал  Иоанну  на  второе  ложе.  Клирик
присел на самый краешек, вызвав  на  губах  повелителя  еретиков  тонкую
улыбку.
   - Итак, - голос у Усмана  был  приятный,  а  язык  арцийцев  он  знал
отменно, так же, впрочем, как и хаонгский, - тот, кто был до тебя,  ушел
к своему богу, и теперь страж Истины ты, именуемый Иоанном. Готов ли  ты
к тому, что должен?
   Иоанн замешкался, но калиф, похоже, ответа не ждал.
   - Сейчас сюда придут мои сыновья. В Эр-Гидале  живут  дольше,  чем  в
Эр-Иссаре. Когда я обниму луноволосую девственницу, ты еще будешь стоять
на коленях перед  разрисованными  досками.  Я  хочу,  чтоб  мои  сыновья
запомнили тебя, а ты - их.
   Калиф что-то крикнул, и невидимый доселе служитель тенью скользнул  к
играющим мальчиком.
   - Вижу, ты полагаешь их слишком юными, но душа входит в тело с первым
криком. Они еще не мужчины, но я вижу, кто есть  кто,  и,  когда  придет
время, назову имя наследника. Узнай же и ты того, кто  исполнит  клятву.
Вот они, пастырь хансиров. Принц. Наджед, сын моей первой жены, и  принц
Яфе, чью мать я нашел среди роз.
   Наджед был не просто красивым мальчиком,  он  был  истинным  принцем.
Похоже, его воспитатели не зря ели свой хлеб. Иоанн с изумлением  слушал
слова десятилетнего ребенка, более приличествующие пожилому вельможе.
   - Мои зрачки - цветы, по которым ступают ноги  твоего  гостя,  о  мой
отец и повелитель. Этот хансир драгоценен, о Лев Атэва,  потому  что  на
него упал твой алмазный взор, обращающий все в золото.
   Усман, ничего не ответив, повернулся ко второму сыну. Яфе, смуглый  и
кудрявый, с любопытством воззрился на клирика, а  потом  коснулся  своей
кажущейся игрушечной сабли: "Мой клинок - твой клинок по слову Майхуба!"
   Что-то еле ощутимое дрогнуло в уголках темных глаз калифа,  когда  он
отпускал сыновей.
   - Атэвы не забудут своей клятвы.
 
2870 год от В.И. 
Вечер 1-го дня месяца Сирены. 
Арция. Кер-Оноре 
 
   - Кузен...
   Знакомый голос вывел Рауля из задумчивости, и граф  встал  с  кресла,
приветствуя новоиспеченного монарха. Правду сказать,  он  мог  этого  не
делать, но ему захотелось поддразнить Филиппа и заодно проверить, как он
относится к своему новому титулу. Оказалось, правильно относится.
   - Рауль, - в голубых глазах юноши взметнулась  злость,  смешанная  со
смехом, - прекрати издеваться!
   - Я не издеваюсь, - улыбнулся ре Фло, - а приветствую короля...
   - В таком случае я приветствую короля над королем, и хватит об  этом.
Что будем делать, а, кузен?
   - Что?  -  Рауль  тронул  темную  бровь.  -  Вообще-то  у  нас  выбор
небогатый. Или идти им наперерез, или ждать, когда они соизволят до  нас
добраться, одновременно укрепляя все, что можно  укрепить.  Большинство,
наверное, так и поступило, но не твой отец...
   - Но их больше.
   - Больше, - не стал спорить Рауль, -  поэтому  они  и  не  будут  нас
ждать. И к тому же не забывай, что в войске Агнесы  половина  наемников,
да и она сама Арцию терпеть не может.
   - Не понял...  -  Король  улыбнулся,  словно  бы  извиняясь  за  свою
глупость.
   - И неудивительно, ты еще не видел настоящих мародеров. Наемников еще
может сдержать сильный человек, преданный своей  стране,  а  для  Агнесы
арцийские крестьяне - грязь,  она  и  пальцем  не  пошевелит,  чтобы  их
защитить. Значит, те бросятся за помощью к местным нобилям, причем не  к
тем, кто идет с Лумэнами.
   - И они нас поддержат?
   - Очень даже может быть. И уж точно они не  поддержат  ифранку.  Даже
если их силком погонят, толку  никакого  не  будет.  Мальвани  тоже  так
считает.
   - Анри?!
   - Да, пока ты готовился к обряду, я поговорил с его гонцом, который и
привез Евгения. Он должен был немедленно возвращаться. Вот письмо. Я  не
вскрывал.
   - Рауль!
   - Ты король, Филипп. Анри - маршал Арции. Я всего лишь граф  ре  Фло,
ты должен к этому привыкнуть. Промедление часто смерти  подобно,  но  на
сей раз ора или две ни нас, ни Арцию не погубят. Ломай печать!
   Король рывком сорвал печати с арцийскими нарциссами и великим  тигром
Мальвани, и две головы, темная и золотистая, склонились  над  посланием.
Маршал был верен себе, вглядываясь в четкие строки,  Рауль,  как  наяву,
видел правильное лицо маркиза и слышал его спокойный сильный голос.
   "Ваше Величество! Надеюсь, что таинство миропомазания уже свершилось,
и  я  могу  и  должен  обращаться  к  вам  именно   так.   Примите   мои
соболезнования в связи с гибелью вашего отца  и  засвидетельствуйте  мое
сочувствие графу ре Фло, который, я надеюсь,  находится  рядом  с  вами.
Видит святой Эрас-ти, погибшие были для  меня  больше  чем  друзьями.  Я
оплакиваю их вместе с вами, но их кровь и  Арция  требуют  не  слез,  но
действий.  Узурпаторы,  запятнавшие  себя   святотатством,   не   вправе
победить, это попрало бы само понятие справедливости.
   Ваше Величество! Узнав о несчастии из достоверного источника, я  счел
правильным оставить Мунт, так как город не приспособлен для  обороны,  а
его жители слишком драгоценны, чтобы делать их  заложниками  гражданской
войны. Я вывел вверенный мне  гарнизон,  оставив  столицу  на  попечении
городской стражи, возглавляемой бароном  Трюэлем.  Первоначально  в  мои
планы входило идти на соединение с вами, но я узнал, что  в  направлении
Мунта движется шеститысячная армия Поля  Фарбье,  и  я  счел  правильным
пойти ей навстречу. Я знаю Фарбье, он смелее своего покойного брата, но,
если не  произойдет  ничего  непредвиденного,  я  надеюсь  разбить  его,
обезопасив тем самым Мунт от сторонников Лумэнов, по  крайней  мере,  до
генерального сражения, каковое неизбежно.
   Полагаю, битва между мной и Фарбье состоится возле замка Ирми, где  я
надеюсь их остановить. Если удача  будет  на  моей  стороне,  я  двинусь
наперерез армии Агнесы, которая, и по имеющимся сведениям, и  по  логике
развития событий, должна пойти на соединение с Фарбье, после  чего  либо
овладеет столицей, либо, что было бы правильнее с военной точки  зрения,
повернет на Гаэльзу, дабы покончить с возглавляемой вами  армией.  Я  не
намерен позволить ифранской  клятвопреступнице  исполнить  задуманное  и
думаю перехватить ее у деревни Беток, что в Доадских холмах.  Я  надеюсь
быть там раньше ифранки, дабы должным образом подготовить встречу. После
эльтского предательства нет средства, которое было  бы  предосудительным
по отношению к этой женщине и ее сторонникам.
   Если Вашему Величеству будет угодно принять мой совет, то неожиданное
появление вашей армии вблизи Бетока значительно улучшит наше  положение.
Однако такое перемещение имеет и свои  трудности.  Вам  после  переправы
через Виг-му придется идти по следам армии Лумэнов. Мы  будем  разделены
сорокатысячной армией противника, и нам будет трудно координировать свои
действия. Тем не менее ваше появление в  нужное  время  в  нужном  месте
могло бы стать решающим.
   Вот то, что я имел сообщить вам. Еще  раз  примите  мои  заверения  в
преданности и соболезнования по поводу постигшей всех нас утраты.
   Жизнь - Арции, душу - другу, честь - никому.
   Маркиз Анри-Мишель-Аннибал ре Мальвани".
   - Вот все и прояснилось, кузен. Мы пойдем к Бетоку, и  пусть  Антипод
хранит ифранку и ее гаденыша.
   - Да, - кивнул Рауль, - Мальвани принял решение,  и  оно  единственно
верное.
   - Хотел бы я знать, - задумчиво пробормотал король, - кто  сообщил  о
беде. Его Высокопреосвященство все узнал от маршала,  а  маршал  откуда?
Похоже, у него оказался свой Луи...
   - Скорее у Обена, иначе Мальвани не упомянул бы его имени, а толстяк,
- Рауль вздохнул, - толстяк всегда любил Шар-Дя. Дважды он  его  спасал,
третий раз не получилось...
   - Агнеса заплатит за все, - молодой король говорил  спокойно,  но  от
этого его слова казались лишь более вескими,  -  Чо  сначала  нам  нужно
победить.
 
ЧАСТЬ ПЯТАЯ 
 
   Jus talionis
   <Право на равное возмездие, око за око (лат.).>
 
   И когда рядом рухнет израненный друг,
   И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,
   И когда ты без кожи останешься вдруг
   Оттого, что убили его - не тебя!
   Ты поймешь, что узнал, отличил, отыскал
   По оскалу забрал - это смерти оскал!
   Ложь и зло - посмотри, как их лица грубы.
   И всегда позади воронье и гробы.
   В.Высоцкий
 
2870 год от В.И. 
11-й день месяца Сирены. 
Арция. Доада 
 
   Маршал Мальвани предпочитал ехать в  середине  войска,  то  ли  желал
находиться среди своих людей, то ли беспокоился  о  нескольких  закрытых
белым полотном телегах, которые везли  мохноногие  приземистые  лошадки.
Иногда Аири все же выезжал вперед, тогда его место занимал младший брат,
такой же невозмутимо-красивый, но в зеленом эрастианском облачении.  Что
подвигло блестящего гвардейца Жоржа Мальвани десять  лет  назад  принять
постриг,  не  знал  никто,  но  он  это  сделал  и,  похоже,  отнюдь  не
раскаивался. Сан, впрочем, не мешал красавцу клирику лихо управляться  с
атэвским скакуном, а из-под облачения выглядывали рыцарские латы.
   Кардинал Евгений, спешно собираясь в  Гаэльзу,  неожиданно  для  всех
возвел Жоржа в сан епископа, поручив  ему  сопровождать  воинство  Анри.
Присутствующие при этом  клирики  сразу  же  прониклись  подобострастным
вниманием к брату маршала. Было известно, что  Евгений  долгие  годы  не
может выбрать себе преемника, и тут в самый неожиданный  момент  ему  на
глаза попался Жорж. Если победят Тагэре и новый епископ  останется  жив,
возможно, в один прекрасный момент он станет кардиналом.  Это  следовало
учесть,  и  свидетели   возвышения   Мальвани-младшего   рассыпались   в
благословениях и напутствиях. О чем думал сам Жорж, оставалось  неясным,
он проявлял обычную для своего семейства доброжелательную  сдержанность,
становясь по  мере  необходимости  в  большей  степени  рыцарем,  нежели
монахом.
   Братья часто о чем-то разговаривали, поглядывая на  странные  телеги,
но о чем - не слышал никто. Армия шла быстро, пусть она не была столь уж
большой, но Анри был уверен в каждом человеке, пошедшем за ним. Мальвани
ничего не скрыл, рассказав и о гибели Шарля, и о том, как это произошло.
Потом маршал предложил всем, кто хочет уйти,  уйти  немедленно,  получив
свои деньги. Деньги, к слову сказать,  были  из  Малве,  и  солдаты  это
знали. Ушли немногие, остальные проводили их угрюмым взглядом,  а  потом
какой-то молодой нобиль вдруг взял да и стянул волосы на  затылке  синей
лентой. Оказалось, в Мирии так поступают родственники  убитых,  объявляя
кровную месть. Вскоре вся молодежь щеголяла конскими хвостами.  Ветераны
были более сдержанны, но и их мысли и намерения были очевидны. Армия шла
мстить, и мстить жестоко. Даже неизбежные бивуачные шутки и то вертелись
вокруг того, что и как сделают  с  "лумэновскими  ублюдками".  Когда  же
разведчики доложили, что армия Фарбье находится  в  полутора  диа  пути,
люди и вовсе замолчали, но по нехорошему блеску в их глазах  было  ясно,
что,  если  Мальвани  понадобятся  пленные,   маршалу   придется   очень
постараться, чтобы заполучить кого-нибудь живьем.
 
2870 год от В.И. 
11-й день месяца Сирены. 
Арция. Доада 
 
   Разведчики были не нужны. Путь  Агнесы  и  ее  наемников  можно  было
проследить по сожженным деревням.  Ифранские  родственнички  не  спешили
помочь воинствующей королеве аурами, и она расплачивалась с эскотцами  и
фронтер-цами натурой. На землях сторонников Тагэре грабили явно, если же
приходилось идти по местам, почитающимся лумэновскими,  иноземные  вояки
творили  то  же  самое,  но  под  покровом  ночи.  Королева  же  никаких
бесчинств, разумеется, "не замечала".
   Один из мелкопоместных нобилей, успевший увести  людей  и  скотину  в
овраги, так что все остались живы, хоть и без крова над  головой,  видел
войско Агнесы совсем близко, оно было сыто, хорошо вооружено  и  весело.
Арцийцев не так уж и много, все больше  наемники,  но,  видать,  умелые.
Парень прикинул, что их никак не меньше сорока тысяч.
   Впрочем, лучшего вербовщика, чем Агнеса, у Тагэре не было и  быть  не
могло. Ненависть к чужеземке захлестывала  Арцию,  и  людей  у  молодого
короля прибавлялось не по дням, а по часам.
   Филипп Тагэре ехал впереди своего войска под  королевской  консигной,
но рядом вздымались орифламма Тагэре и личная сигна молодого  монарха  -
белый сокол в кольце, образованном путами для  лошади.  Рядом  горделиво
выступал рыжий иноходец Рауля ре Фло.
   Когда  армия  подошла  к  Доадским  холмам,  она  насчитывала   около
двенадцати тысяч человек, из которых к бывалым воинам можно было отнести
едва ли половину. Именно здесь Филиппа разыскали посланцы  Мальвани.  Их
было двое - коренастый неразговорчивый  крепыш  с  неожиданно  красивыми
аристократическими руками и  молодой  светловолосый  нобиль  со  звонким
голосом и шрамом через все лицо.  Письмо,  запечатанное  личной  печатью
маркиза, лаконично сообщало о победе и о том, что податель сего проведет
их через холмы в обход армии Агнесы. Меченый,  представившийся  Раймоном
ре Феррье, охотно,  хоть  и  лаконично,  рассказал  о  том,  что  маршал
сотворил с Фарбье.
   Мальвани славился умением выбирать позиции, не подкачал он и  теперь.
Центр армии прикрыл дорогу на Мунт, левый фланг защищал Яблочный  тракт,
а правый -  дорогу  к  замку  Ирми  в  том  месте,  где  она  пересекала
обрывистую речонку Маету. Дальше все было просто.  Фарбье  следовало  бы
двадцать раз  подумать,  прежде  чем  связываться  с  Мальвани,  но  тот
каким-то непостижимым образом уверовал, что  у  маршала  не  более  трех
тысяч человек, остальные же, узнав о гибели Тагэре, разбежались.  Братец
канцлера поверил и бросился вперед, атаковав центр и правый  фланг,  где
командовал епископ Доадский.
   Мальвани-младший ловко разыграл  отступление,  заманив  лумэновцев  к
обрыву, стремительно перестроился, охватив нападавших с двух  сторон,  и
спихнул вниз, после чего лучники буквально расстреляли  корячившихся  на
льду вояк. Разделавшись со  своей  частью  работы,  Жорж  развернулся  и
ударил с фланга по  самому  Фарбье,  пытающемуся  прорвать  центр  армии
Мальвани. Фарбье слишком поздно понял, что оказался в положении  собаки,
гнавшейся за котом, а  нарвавшейся  на  рысь.  Правда,  держался  подлец
стойко и до последнего, а вот граф Орельен Тартю, подвизавшейся на левом
фланге, решил удрать, и Мальвани счел уместным  его  выпустить,  хоть  и
изрядно потрепав. Маршал  полагал,  что  было  бы  неплохо  с  тех,  кто
потрусливее, сбить спесь, а тех, кто понаглее, разозлить.
   В этом смысле Тартю, за которым числился один-единственный подвиг,  а
именно женитьба на дочке могущественного  Жана  Фарбье,  был  незаменим.
Трус милостью божьей, причем склонный превозносить свои заслуги и винить
в неудачах всех, кроме себя, несомненно, добавит  в  медовое  настроение
Лумэнихи изрядную толику дегтя. Поэтому Анри скрепя сердце его  отпустил
- отпустил, несмотря на то что Тартю присутствовал при убийстве Эдмона и
Этьена ре Фло, отпустил, как отпустил бы бешеную собаку, которая бежит в
сторону  вражеского  лагеря.  Собаку,  укус  которой   несет   страх   и
неуверенность в себе. Зато остальные ответили за все.  Солдаты  Мальвани
пленных не брали, разве что тех, кто познатнее. Этих, в том числе и Поля
Фарбье, Мальвани взял с собой.
   - Хорошее начало, -  на  лице  молодого  короля  мелькнула  тень  его
прежней улыбки, - надеюсь, продолжение будет не хуже. Вы говорите, через
холмы есть проход?
   - Да, если двинуться сейчас, мы выйдем  туда,  куда  Агнеса  подойдет
только к вечеру второго дня. Маршал уже там.
   - А она не может свернуть на другую дорогу?
   - Исключено, монсигнор, - поклонился  меченый  -  здесь  только  одна
дорога, а по лесу ей не пройти.
   - Но почему бы ей не воспользоваться той дорогой, о которой  говорите
вы?
   - Да кто ей ее покажет, от ифранки все как от чумы бегут. А тропа эта
лесная, старая, ее только старики и помнят. Но пройти можно.
   И они прошли. Дорога  оказалась  достаточно  удобной  и  должна  была
вывести к широкому полю между деревушками Беток и Кру. Рауль  попробовал
мысленно нарисовать тропу на карте, но у него ничего не  вышло.  Похоже,
клирики,  составлявшие  описание  здешних  земель,  на  деле  сидели  на
каком-нибудь  постоялом  дворе,   довольствуясь   лишь   тем,   что   им
рассказывали.   Как   бы   то   ни   было,   тропа    существовала,    и
двенадцатитысячная армия решительно ступила под сплетенные ветви.
   К ночи повалил снег. Идущей вкруговую по пустым  полям  армии  Агнесы
пришлось тяжко, но армию  Филиппа  прикрывали  то  стволы  деревьев,  то
склоны холмов. Лошади шли весело и бойко, ветер был  настолько  любезен,
что дул идущим в спину, и Рауль решил, что это, равно как и отыскавшийся
в лесистых холмах проход, хорошее предзнаменование. Их  проводник  молча
ехал на своей короткохвостой лошади рядом с предводителями. На расспросы
он отвечал быстро, но коротко, и вскоре ре Фло оставил его в покое. Свое
дело делает, и отлично, а лезть в чужую  душу...  Шрам  на  лице  совсем