м опустил забрало  и
схватил секиру. Рядом встал Дени. Люди  ре  Фло  торопливо  образовывали
ощетинившееся копьями кольцо, внутри которого были раненые. Оглядев свою
армию, Рауль повернулся к Дени:
   - Похоже, это будет нашей Эльтой. Жаль...
   - Монсигнор, - невпопад ответил Дени, - прошу меня простить...
   - За что, Проклятый тебя побери? - не понял Король Королей.
   Ответить Дени не успел, люди Ларрэна пошли вперед.
 
2885 год от В.И. 
23-й день месяца Агнца. 
Арция. Меловой проход. 
 
   Клэр  Утренний  Ветер  видел,  как  началась  свалка,  как   люди   с
изображениями оленьих голов и атакующих быков на туниках набросились  на
тех, кто носил знак медведя. Вмешательства со стороны не  потребовалось,
Рауль ре Фло оказался жертвой своих же союзников. Эльф  мог  попробовать
его спасти, хотя это вряд ли бы вышло. Король Королей был не из тех, кто
бросает своих людей на погибель  и  спасается  бегством,  и  потом,  его
смерть была необходима во имя прекращения войны, во имя того,  чтобы  на
троне Арции остался король-Тагэре. И все равно мучительно оставаться  на
месте, наблюдая, как десять убивают одного. Укрывшийся в ветвях  еще  не
распустившегося как следует дуба Рыцарь Осени, сжав зубы,  смотрел,  как
погибает человек, которого он помнил  совсем  другим.  Страшная  смерть,
бессмысленная война, предательство  самого  себя,  потащившее  за  собой
вереницу предательств еще более подлых, венцом которых стала эта бойня.
   Клэр немало изменился за время своих скитаний, во времена Войны Оленя
у него бы не хватило сил остаться в  стороне.  Да,  он  собирался  убить
Рауля ре Фло, потому что считал это необходимым для спасения  Арции,  но
эти... Оленья голова - Стэнье, ничтожные людишки. Вольно же  Раулю  было
брать с собой эту мразь... А Жоффруа, муж Изабеллы,  сын  Шарло!  Тагэре
никогда  не  били  в  спину.  До  сегодняшнего   дня.   Впрочем,   лично
Стэнье-Рогге и Ларрэн в бою не участвуют, куда им, ведь и убить могут!
   Зоркими эльфийскими  глазами  Утренний  Ветер  видел  обоих,  надежно
укрытых за рядами копий и алебард. Они не сговаривались, просто трусость
и готовность к предательству одновременно толкнули их на одну  и  ту  же
подлость. Говорят,  благородство  предсказуемо.  Его  противоположность,
если она не отягощена избытком ума, предсказуема еще в большей  степени.
Рогге и Жоффруа, увидев,  что  войска  Рауля  частично  бегут,  частично
сброшены в овраг, поторопились наброситься на того, на кого еще утром не
смели поднять глаз. Но добыча была непростой.
   Король Королей и его воины даже в западне не потеряли головы.
   Уперев в землю заостренные концы копий и алебард, они  ждали  натиска
так, как ждут те, которым нечего терять и не  на  что  надеяться.  Воины
Жоффруа  затоптались  на  месте,  "олени"  двинулись  было  вперед,   но
отскочили, как отскакивает глупый щенок, попытавшийся схватить ежа, а на
грязно-серой, не  по-весеннему  сухой  земле  осталось  десятка  полтора
трупов. Но это было лишь начало. Предатели собрались с духом и бросились
вперед с решимостью трусов, которых гонит страх больший,  чем  тот,  что
ждет впереди. Кто-то из Рогге додумался хватать трупы своих же и швырять
на копья "медведей", сгибавшиеся под их тяжестью. Воины не  успевали  их
выдернуть, по сути, оставаясь безоружными,  а  нападавшие  бросались  на
них,  как  свора  псов,  чтобы  в  свою  очередь  послужить  мостом  для
следующих.
   Это продолжалось долго, немыслимо долго. Клэру казалось, что он вечно
сидит  на  этом  еще  лишенном  листвы  дереве  и  любуется   торжеством
человеческой подлости. Даже лев, и тот может пасть жертвой стаи гиен.
   Рауль ре Фло и его люди дорого продавали свои  жизни,  но  конец  мог
быть лишь  один.  Ощетинившийся  копьями  и  мечами  круг  медленно,  но
неотвратимо сужался, а затем распался на несколько  островков.  Какое-то
время стяг со  вставшим  на  дыбы  медведем  еще  возвышался  над  морем
человеческих голов, потом юноша-сигноносец упал, и знамя исчезло. Ре Фло
и десятка полтора уцелевших встали спина к  спине.  Их  становилось  все
меньше, пока не осталось двое. Они  сражались,  как  бешеные,  но  затем
товарищ Рауля поскользнулся, чем не преминул воспользоваться здоровяк  с
"оленьей" головой на тунике. Взлетела  алебарда,  и  последний  защитник
рухнул, открыв спину своего сюзерена.  Граф  еще  успел  свалить  одного
нападавшего и  отбивал  удары  двоих,  когда  предательский  удар  сзади
швырнул его на землю.
   Последний товарищ  Рауля  лежал  с  раскроенным  черепом,  но  Король
Королей был жив и в сознании. Он попытался подняться, и это ему удалось.
Видимо, нога графа была сломана, и он остался стоять на одном колене, не
выпуская из руки секиры. И все равно это  был  конец.  Добить  раненого,
пусть ценой двух-трех жизней, труда не составляло, хотя... Хотя Рауля ре
Фло добивать явно не хотели! Вглядевшись повнимательнее в царящую  внизу
суматоху, Клэр понял, что Жоффруа и Рогге решили  взять  Короля  Королей
живым. Надо полагать, чтобы заслужить милость Филиппа. Понимал  это,  не
мог не понимать и Рауль. Будь у графа в руках меч,  он  бы  бросился  на
него, но секира для  самоубийства  не  годилась.  Нападающие  собрались,
словно псы вокруг затравленного  медведя,  но  пока  не  нападали.  Даже
подались назад, высвобождая место то ли для лучников, то ли для  чего-то
еще более подлого, Рядом с Раулем ре Фло остались лишь мертвые. Друзья и
враги. И вражеских тел было много больше.
   Еще утром Клэр собирайся убить этого человека,  хоть  и  испытывал  к
нему теплые чувства, потом возблагодарил Звездного  Лебедя  за  то,  что
долг не потребовал от него запачкать руки кровью  почти  что  друга,  но
теперь... Теперь Клэр Утренний Ветер из клана Лебедя, некогда художник и
скульптор, а ныне Рыцарь Осени и разведчик в мире людей,  сделал  то,  о
чем бы попросил его Рауль ре Фло, если б знал, что за ним  наблюдают  не
только  глаза  предателей.  Свистнула  белооперенная  стрела,  и  Король
Королей ткнулся лицом в грудь мертвого Дени Третье, словно оплакивая его
или же  моля  о  прощении.  Озадаченные  предатели  завертели  головами,
выискивая дерзкого стрелка, но Клэр давно научился  отводить  глаза.  Он
мог спокойно спуститься вниз и уйти, но отчего-то  не  сделан  этого,  а
лишь опустил лук, шепча плохо понятные даже  ему  то  ли  стихи,  то  ли
молитву на староэльфийском,  провожавшую  Рауля  ре  Фло  в  страну,  из
которой не возвращаются.
   А жизнь продолжалась. Те, внизу, прекратили искать среди своих то  ли
предателя, то ли излишне ретивого дурака. С опаской поглядывая  друг  на
друга, словно псы из разных свор, не рискующие,  однако,  затеять  драку
"олени"  и  "быки"  бродили  вокруг  поверженного  титана.  Видимо,  они
отправили кого-то сообщить о своем подвиге, потому  что  когда  появился
Филипп Тагэре со свитой, он вел себя, как победитель, принимающий  ключи
от сдавшегося города. Король был уверен и величав, толпившаяся сзади и с
боков свита оживлена и довольна.
   Рядом с Филиппом Клэр узнал Жоффруа. Братья примирились,  по  крайней
мере, внешне.  Победители  немного  постояли  над  убитым,  Стэнье-Рогге
протянул королю меч и щит Рауля ре Фло, Филипп Тагэре что-то  сказал,  и
высокий  нобиль  с  единорогом  на  плаще  принял  трофеи.   Затем   все
проследовали к разбитым неподалеку палаткам. Клэр сам не  понимал,  чего
ждет, а возможно, он и не ждал ничего, просто было трудно уйти,  оставив
убитых под начинающимся дождем. И хорошо, что он остался.
   Рыцарь Осени всей душой оплакивал павшее величие,  но  он  был  истым
разведчиком.  Присутствие  чужаков  он  почуял  даже  раньше,  чем   они
появились. Они тоже отводили  глаза,  но  не  по-эльфийски.  Клэр  узнал
холодную, грязную магию, ту самую, с которой он так часто  встречался  в
последние годы.
   Пришедших  было  двое,  они  спокойно   вошли   и   расположились   у
полуразрушенной стены. Их не то чтобы нельзя было увидеть, просто на них
не обращали внимания. Одеты они были в ливреи ре Фло, но Клэр готов  был
поклясться,  что  к  Королю  Королей  эта  парочка  не  имела   никакого
отношения. Он их заметил, потому что они  оказались  настолько  наглы  и
самонадеянны, что, защитив себя от посторонних взглядов, не  озаботились
прикрыться от тех, кто  владеет  магией.  А  кто  в  Арции  колдует,  не
опасаясь  синяков  и  Скорбящих?  <Члены  антонианского   ордена,   чьей
обязанностью  было  изобличать  еретиков  и  занимающихся  недозволенной
магией.> Разумеется, они сами! Но какого змея они ищут  тут?  Явились  к
шапочному разбору, стоят во дворе... Кто им нужен?  Ага,  у  них  еще  и
арбалеты... Ему пришло в голову со всем покончить,  застрелив  Рауля  ре
Фло, а по чью душу явились эти? Если Рауля,  то  он  уже  убит.  Значит,
Филиппа. Так не даст же он им этого!
   Клэр слегка передвинулся. Какими бы отменными стрелками ни  была  эта
парочка, они не эльфы, он их опередит, но сначала нужно понять, что  они
затеяли. Рыцарь Осени улыбнулся и приготовился ждать, но  все  произошло
очень быстро. Со стороны палаток появился темноволосый юноша в  плаще  и
следом за ним высокий стройный человек в тунике с изображением  лежащего
тигра. Стоящие у трупов стражники  посторонились,  пропуская  пришедших.
Первый, в котором Клэр узнал  Александра  Тагэре,  опустился  на  колени
рядом с Раулем ре Фло, пытаясь перевернуть тело, второй,  не  говоря  ни
слова, принялся ему помогать. Были ли эти двое главной целью чужаков или
те решили воспользоваться случаем, но  они  подняли  арбалеты...  Дальше
Клэр ждать  не  стал.  Три  стрелы  сорвались  с  тетивы  со  скоростью,
невозможной для человека, но убийцы не могли предвидеть появление эльфа.
Первый выстрел сбил уже выпущенную стрелу, второй пробил горло  стрелку,
третий уложил его напарника.
   Сделав свое дело, Клэр мог уйти, но за столетия скитаний  в  обществе
Рамиэрля  он  слишком  хорошо  узнал  людей.  Если  настоящий  спаситель
исчезнет,  непременно  разыщется   самозванец,   и   хорошо,   если   он
удовлетворится золотом, а может ведь намертво приклеиться к "спасенному"
"волчонку". Тагэре только подонка за спиной не хватало! И Клэр  позволил
себя Увидеть, разумеется, не совсем себя, а  эльтского  стрелка  средних
лет с серебряными нарциссами на видавшей  виды  тунике,  надетой  поверх
кожаной куртки с нашитыми металлическими пластинами.
   Александр Тагэре, обернувшийся на свист стрел (для человека он очень,
очень быстр), увидел лучника и  быстро  пошел  к  нему,  Утренний  Ветер
спрыгнул с дерева, и они сошлись возле мертвых убийц.  Эльф  не  ошибся,
эти люди пользовались магией, похожей на ройгианскую.  Вряд  ли  на  них
окажутся улики, которые приведут к их хозяевам, но  он,  Клэр  попробует
найти иной след.
   Александр наклонился к лежащим и невольно закусил губу от боли, он не
был ранен, но тело человека есть тело человека, у него имеется предел.
   - Никогда их не видел...
   - Я тоже, - кивнул Клэр, сказав истинную правду. К  ним  уже  бежали,
пора было уходить.
   - Я не знал, что можно так стрелять...
   - Мы сами не знаем, что мы можем,  -  эта  сентенция  Жана-Флорентина
вполне подходила, впрочем, как и любимая присказка Рене, - нужно  только
забыть слово "невозможно".
   - Забыть слово "невозможно", - задумчиво повторил герцог Эстре, -  но
я должен поблагодарить вас. Ваши выстрелы спасли мне жизнь,  но  не  это
главное... Ваши стрелы и та стрела,  -  он  кивнул  в  сторону  Рауля  и
судорожно сглотнул, - он был бы благодарен,  что  все  кончилось  именно
так.
   "Догадался, - беззлобно подумал Клэр, - ну и хорошо".  И  еще  лучше,
что юный герцог не получает радости от  этой  войны.  Эльф  вгляделся  в
измученное молодое лицо. Так  вот  кого  Роман  в  шутку  прозвал  своим
приемышем. Утренний Ветер не был пророком.  Вечно  юные  эльфы,  сначала
жившие за спинами Светозарных, а затем старательно гнавшие от себя мысли
о грядущих несчастьях,  не  склонны  к  прорицаниям  и  предсказательной
магии. Клэр не мог знать, какая участь  уготована  сероглазому  горбуну.
Жизнь любого разумного существа есть столкновение воли с тем, что кто-то
когда-то назвал судьбой, и нет такой высшей силы, которой нельзя было бы
бросить вызов. Нет, Клэр Утренний Ветер не читал в будущем,  но  он  был
художником и смотрел на мир особым взглядом. Что-то в младшем сыне Шарля
Тагэре заставило эльфа склонить перед ним голову.
   - Монсигнор, не знаю, оказал ли я услугу вам, но что-то говорит  мне,
что, спасая вас, я спасал Арцию.
 
2885 год от В.И. 
23-й день месяца Агнца. 
Мирия. Гвайларда. 
 
   Ампаро нашла свою подопечную в саду у фонтана. Дариоло сидела на краю
бассейна,  подставив  руки  под  прохладную  струю,  а  рядом  на  траве
развалился Рафаэль, глядя в небо  и  грызя  травинку.  Это  было  весьма
неприятно. Старуха опасалась старшего сына своей  сигноры,  Рафаэль  рос
упрямым и неукротимым, отец сначала ему во всем потакал, а потом,  потом
стало поздно. Старший сын герцога не боялся никого и ничего, в том числе
и гнева божьего, а Ампаро, хоть и была уверена, что ей уготовано место в
царствии небесном, не  хотела  раньше  времени  расставаться  с  грешной
землей. Предугадать же, как себя поведет  Рафаэль,  дуэнья  не  бралась,
однако все сошло благополучно, по крайней мере, для нее.
   Выслушав, что Дариоло должна немедленно явиться к матери, юноша  лишь
коротко кивнул головой:
   - Мы сейчас будем.
   - Но сигнора хотела видеть только дочь.
   - Придется ей увидеть и сына.
   Ампаро удалилась, шаркая по чисто выметенной дорожке. Юноша  вскочил,
по-кошачьи потянулся и подмигнул побледневшей сестре.
   - Не бойся, малявка. Я с тобой.
   - Там будет Дафна.
   - Будет. Куда же без нее, ну да не съест она нас. Кончилось ее время.
   - Ты так думаешь?
   - Думать тут нечего, тут драться надо, -  Рафаэль  коснулся  ножа  на
поясе, с которым никогда не расставался.
   - Рито... Но ты не... Ты...
   - Дарита, я хочу ее убить, и давно, но я понимаю,  что  можно  и  что
нельзя. Ее нужно поставить на место раз и навсегда. Пусть молится,  хоть
лоб расшибет, но в наши дела  не  лезет.  Если  матери  нравится  с  ней
носиться, бога ради, но тебя я ей не отдам. Да ты и сама не хочешь.
   - Не хочу, - прошептала девушка, - я ее боюсь...
   - Нашла чего бояться. Тухлую камбалу... Идем, и выше хвост!
   Брат и сестра не медленно, но и не быстро пошли  по  узкой  тропинке.
Даро крепилась, но Рито видел, как ей страшно, и взял сестру за руку.  А
потом внезапно подпрыгнул, наклонил цветущую  ветку  и,  оторвав  гроздь
бледно-розовых цветов, умело вплел в густые черные волосы.
   - Вот так. Во-первых, тебе идет, а во-вторых,  пусть  видят,  что  ты
живая и хочешь жить!
   Он был прав. Две пары глаз - огромные  материнские  и  маленькие,  по
выразительности  соперничающие  с  сушеным  горохом,   -   вперились   в
благоухающую гроздь. Но герцогиня начала разговор с другого:
   - Рафаэль, я не звала вас.
   - Я знаю, - юноша прямо и спокойно взглянул матери в глаза, - но я не
уйду. Мой долг защищать сестру.
   - От матери и наставницы?
   - Да, насколько мне известно, других врагов у нее нет.
   - Вы забываетесь, Рафаэль!
   - Нет, просто я называю кошку кошкой, а камбалу камбалой...
   Бледное лицо герцогини побелело еще больше, она сжимала  и  разжимала
затянутые в перчатки руки, не находя слов, и в дело вступила Дафна.
   - Вы и вправду забылись, молодой сигнор, - голос у  нее  был  густой,
низкий. Отнюдь не женский и, с точки зрения Рито, неимоверно  противный,
- немедленно покиньте нас и молите Господа, чтобы он отпустил  вам  ваши
грехи,
   - Людям я не делал зла, сигнора. В  отличие  от  вас,  так  что  если
Господь благ и мудр, он меня не осудит, а если нет, то моли не моли...
   Бланкиссима испустила нечто среднее между шипением и рычанием.
   - Хватит! Вы слишком долго испытывали мое терпение и терпение святой.
Сейчас вы ответите за свою дерзость.
   -  Да  ну?  -  поднял  бровь  Рафаэль,   но,   заметив,   что   Дафна
приподнимается, резко шагнул вбок, прикрывая собой дрожащую Даро.
   - Сын мой, - в голосе герцогини послышалось волнение, она явно знала,
что произойдет, и, может быть, впервые в  жизни  обнаружила  материнские
чувства, - сын мой, прошу вас уйти. Вашей сестре здесь не  может  ничего
грозить.
   - Благодарю, матушка. Но я не  уйду.  Хотя  бы  для  того,  чтобы  вы
убедились. Дафна, - он невольно поморщился, произнося ненавистное имя, -
ничего никому не сделает. Ни мне, ни  Даро,  ни  вам...  Она  врет,  она
всегда врала.
   Рафаэль был несправедлив. Бланкиссима  умела  многое,  и  она  решила
пустить свое знание в ход, чтобы раз и навсегда проучить дерзкого юнца и
закрепить  свое  положение.  Толстые  губы  шевельнулись,  Рито  заметил
капельки пота, выступившие на висках у матери, почувствовал  ужас  Даро.
Ради нее, ради них обеих он должен выстоять,  как  бы  трудно  ни  было.
Горячие карие глаза молодого маркиза поймали тусклый взгляд  Дафны,  как
никогда похожей на  снулую  рыбину.  Однако  ее  отсутствующий  вид  был
обманом, Рито почувствовал, как потянуло  липким  холодом,  и  его  рук,
лица, шеи коснулись невидимые нити. Холодные и влажные, они  становились
все толще, облепляли его, превращаясь в подобие савана.
   Рафаэлю стало безумно, отчаянно страшно. Но он был мирийцем,  он  был
сыном герцога, он был байланте, и  он  защищал  сестру.  Страх  сменился
яростью, рука, спеленутая незримыми путами, рванулась  к  ножу.  Видимо,
нити  были  не  очень  прочными,  а  рывок  для  Дафны  оказался   сущей
неожиданностью. Рито даже  показалось,  что  он  слышит  противный  звук
рвущейся паутины. Знакомая  рукоятка  словно  бы  сама  прыгнула  ему  в
ладонь. Не задумываясь, что он делает, юноша с силой рубанул перед собою
воздух и с облегчением понял, что атэвская сталь рассекла незримые  нити
не хуже, чем обычную пряжу. Он еще раз рассек пустоту, на сей раз  крест
накрест, и понял, что освободился.
   Дафна смотрела на  него,  выпучив  глаза,  в  которых  застыло  нечто
похожее на удивление. Сам не понимая, что делает, Рито шагнул  вперед  и
занес нож, но не ударил. Не успел. Между ним  и  бланкиссимой  бросилась
мать. И Рафаэль Кэрна опустил нож.
   - Сын мой...
   - К несчастью. Не бойтесь, я ее не убью, хотя следовало бы.  Но  чтоб
ноги ее здесь больше не было. Идем, Даро!
 
2885 год от В.И. 
28-й день месяца Агнца. 
Арция. Тар-Игона. 
 
   Известий от Рауля не было, и Агнеса пребывала в  весьма  раздраженном
состоянии, срывая свое настроение на всех, кто попадался  ей  под  руку.
Годы  изгнания  ифранке  на  пользу  не  пошли,  она  стала  еще   более
мужеподобной и злой.  Агнеса  Саррижская  принадлежала  к  тем  натурам,
которые ради короткого торжества способны загубить великое дело. Если  б
не навязанные ей Раулем няньки с мечами  и  копьями,  она  наверняка  бы
взялась за старое, но Король Королей не шутил, а Агнеса, хоть и тряслась
от  ненависти,  была  вынуждена  считаться  с  союзником.  На  то,  чтоб
уразуметь: без Рауля ей сейчас не обойтись, -  ее  хватило.  Но  ре  Фло
молчал, а щенки Тагэре навязчиво маячили перед глазами. Королева  второй
день была вынуждена смотреть на синее знамя  с  серебряными  нарциссами,
развевавшееся над укрепленным лагерем Филиппа.
   Уходя, Рауль строго-настрого велел не ввязываться в сражение до того,
как он подаст знак. Их дело - встать лагерем и  ждать,  пока  он  зайдет
Тагэре с тыла. Если Филипп окажется настолько  глуп  и  самонадеян,  что
нападет первым, его следует надлежащим образом встретить,  но  это  вряд
ли... Сын Шарля не самоубийца, чтобы с тремя, от силы четырьмя  тысячами
бросаться на в несколько раз превосходящую армию. Скорее всего, он будет
ждать нападения, возможно, пытаться выманить войска Лумэнов из лагеря  и
заставить штурмовать свои укрепления, чего нельзя допустить  ни  в  коем
случае.
   Агнеса, хоть и с