упы побросали  в  старые  каменоломни,
где их никто и никогда не найдет,  а  если  найдет,  то  какое  к  этому
отношение имеет жена регента, ах,  простите,  императора?!  Во  Фронтере
случались дела и похуже. Илана совершенно точно знала, что  там  пропало
шесть тайных отрядов, посланных бледными, да и гонцы из Мунта  в  Гелань
пропадали один через двух, а незадолго до происшествия с циалианцами как
сквозь землю провалился хорошо охраняемый  обоз  с  арцийскими  пушками,
которые предполагалось установить на стенах Гелани.
   Не то чтобы на столицу Таяны кто-то посягал, да и покойный король, не
жалевший денег на оборону, укрепил город преизрядно. Просто Годой  хотел
показать, что он, хоть и обретается ныне в Мунте, не забывает и о других
своих  землях.  Как  бы   то   ни   было,   пушки   исчезли   вместе   с
сопровождением... Это и натолкнуло Илану на безумную затею.
   Взбешенная до глубины души  самоуправством  мужа,  посмевшим  без  ее
ведома подарить Ордену святой Равноапостольной Циалы  ее  драгоценности,
женщина не колебалась. Рубины она вернет, а  циалианки...  Что  ж,  если
сестры посягнули на то,  что  им  не  принадлежит,  тем  хуже  для  них.
Возжелай святая оставить  камни  своим  последовательницам,  она  бы  не
отсылала их на родину. Если бы не старая Катриона, убедившая ее на время
отдать рубины Тиберию! Последнее время принцесса чувствовала себя плохо,
боль и тошнота были  забыты,  и  отказ  от  чудесных  украшений  казался
суеверной глупостью. Не выстави епископ ларек в храме, камни можно  было
бы спрятать, сказав, что они потеряны, а по ночам, когда никто не видит,
надевать  их  перед  старым  большим  зеркалом   или   просто   касаться
пальцами...
   Илана не могла себе отказать  в  последнем  удовольствии  прежде  чем
передать ларец красивой чернобровой женщине в белом  покрывале,  провела
рукой по рубинам. Ее пальцы почувствовали тепло, а в голове  прозвучало:
"Не отдавай нас. Мы твои. Мы единое целое..." Илана потеряла голову. Два
дня она еще как-то боролась с собой, а на третий братья Цокай  поскакали
в погоню за увозившими реликвию. Исполнив порученное, братья должны были
до поры до времени укрыть добычу в Оленьем Замке,  а  сами  удариться  в
долгий загул где-нибудь на тарскийской дороге.
   Ланка знала, что посланцы вернутся не раньше,  чем  через  месяц,  но
места себе не находила. Редкая возлюбленная ожидала  возвращения  своего
рыцаря с таким нетерпением, как Анна-Илана свои камни. Она считала  дни,
простаивая часами на стенах. Иногда чувство утраты превращалось в  почти
физическую боль, принцессе казалось, что ее руки, шея,  голова  охвачены
огнем. Женщину бросало то в жар, то в холод, руки дрожали, затем на  тех
местах, которые некогда соприкасались с рубинами,  проступили  уродливые
пятна, словно от чьих-то пальцев. По ночам она проваливалась в  какой-то
полубред, когда перед глазами вспыхивали алые искры, она тянулась к  ним
и не могла дотянуться. Или еще хуже - красные камни оказывались  глазами
отвратительных  змей  или  еще  пульсирующими  сердцами,  вырванными  из
кошачьих тел. Принцесса в ужасе вскакивала, подносила к глазам  опухшие,
трясущиеся руки...
   Ни настойки старой няньки, ни тинктуры медикусов ей не помогали, да и
не могли помочь. И Катриона, и Симон с Шамой первопричиной всего считали
беременность. О камнях они не знали и не должны были знать,  иначе  вина
Иланы стала бы слишком явной. Принцесса терпела,  с  отвращением  глотая
дурацкие настойки, с каждым днем ей становилось все хуже. Так прошло три
кварты. Наконец старая нянька, осенив себя Знаком, на ночь глядя куда-то
отправилась с мрачным решительным  лицом.  Вернулась  она  на  следующий
день, и измученная Илана даже не спросила, где же та была.
   ... В эту ночь принцесса спала как убитая. Ей ничего  не  снилось,  а
когда она  разлепила  ресницы,  первое,  что  почувствовала,  был  запах
шиповника. Женщина и не заметила, что у  изголовья  поставили  кувшин  с
тремя благоухающими ветками. Вообще-то Илана была к цветам равнодушна, а
если и обращала внимание, то  на  пышные  пионы  или  розы.  На  эти  же
цветущие веточки она смотрела так,  словно  видела  подобное  впервые  в
жизни.  Илана  сидела  возле  них  целый  день.  Следующая  ночь  прошла
спокойно,  руки  больше  не  дрожали,  голова   не   кружилась,   синяки
потихонечку  сходили,  и  принцесса  пребывала  в  блаженном   состоянии
выздоравливающей.
   Разумеется,  она  не  слышала,  как  Катриона  делилась  на  кухне  с
толстухой Нэнной, которая, хоть и не одобряла принцессу в последний год,
к  ее  старой  няньке  испытывала  многолетнюю  привязанность.  Повариха
восхищенно качала годовой, слушая,  как  эландка,  взяв  на  душу  грех,
потащилась ночью на кладбище.. Ведь всем известно, если всяческие злыдни
одолевают беременную нет лучшего средства их  отвадить,  чем  сломать  в
полночь на ущербной луне три ветки с могилы покончившей с собой  девушки
и поставить в изголовье болящей.
   Катриону вернули в Высокий Замок в конце зимы, и она не  знала  ни  о
погибшей Марите, ни о расцветшем под зиму кусте, с которого нянька Иланы
по воле судьбы и срезала ветки. Слуги могли бы рассказать ей и об  этом,
и о многом другом,  но  не  делали  этого.  В  Высоком  Замке  научились
молчать.  А  Илана  выздоравливала  на  глазах.   Сначала   она   просто
наслаждалась отсутствием боли, но затем к ней пришли  мысли,  с  успехом
заменившие ночные кошмары. Возвращаясь памятью к дням, последовавшим  за
смертью Стефана, принцесса  не  понимала,  как  она  могла  так  думать,
действовать, говорить... Она не забыла ничего, и она ничего не понимала.
Наверное, она с ума сошла от ревности - в старинных балладах говорилось,
к каким безумствам и предательствам вело это чувство. И все  равно,  как
она могла бросить на произвол  судьбы  Шани?!  Как  она  могла  погубить
Мариту?!
   Дочку эркарда Ланка вспоминала особенно часто. То на  балу  с  белыми
цветами в смоляных вoлocax, то на свадьбе Герики, то в спальне  Михая...
Почему она, пользуясь случаем, тут же не прирезала, нет,  не  несчастную
девочку, а мерзавца Годоя? Почему не отправила Мариту в Эланд?! Странно,
а ведь молоденькая свояченица  Шани  в  ужасе  шарахнулась  от  рубинов,
которые ей предложила Герика. Да и сама тарскийка  относилась  к  ним  с
ранее непонятным Илане  отвращением.  Зато  теперь...  Ее  сигуранты  не
оплошали. Камни они привезли, но радости, облегчения, ликования не было.
Напротив! Теперь принцесса понимала, что в этих  сгустках  вечной  крови
отталкивало Мариту и Герику.  Холод,  жестокость  и  равнодушие,  равное
самой Смерти, - вот чем на самом деле были рубины Циалы! Уж лучше бы они
достались сестрам ордена, пусть бы те надели  их  на  каменное  изваяние
святой, а она, Илана, никогда больше не коснется этой мерзости.
   Дело  сделано,  кровь  пролита...  Кости   циалианок   упокоились   в
вриграничной каменоломне, а их убийцы ждут награды. Принцесса вздохнула.
Может, отдать рубины им? Но нет. Такое не продашь. Камни узнают, ниточка
потянется к ней, и уже не известные фронтерские разбойники ответят за ее
преступление,  она  будет  обвинена  во  всем,  содеянном  ими.  Нет,  с
наймитами следует расплатиться золотом. Жаль, она не может заставить  их
исчезнуть... Она с таким трудом тайно наскребла в Гелани  полторы  сотни
мерзавцев, не боявшихся ни  бледных,  ни  Творца,  это  ее  единственный
козырь, хотя до конца можно доверять лишь Катрионе.
   Принцесса решительно набросила на камни узорчатое атэвское покрывало.
Ей показалось, что рубины обжигают даже сквозь плотную ткань. Куда же их
все-таки девать? Оставлять в Оленьем Замке нельзя. Те  же  самые  братцы
Цокай могут за ними вернуться или проболтаться.  Придется,  как  это  ни
мерзко, тащить их в Высокий Замок.
   Пожалуй, самое подходящее место - старый замковый иглеций,  куда  она
частенько уходит якобы молиться. Там, за Небесным Порталом, в  ковчежце,
где лежала реликвия какого-то святого - косточка и пара бусин,  -  может
поместиться и не такое. Конечно, проще было бы скрыть  рубины  в  тайной
комнате  таянских  королев,  но  Илана   не   хотела   лишиться   своего
единственного убежища, зная, что вряд ли сможет  переступить  по  доброй
воле порог, где хранятся кровавые камни. А может, лучше выкинуть  их  по
дороге в Гелань? Нельзя, заметят. В Рысьву тоже  не  бросишь,  их  может
вынести на берег, а это значит,  что  следы  убийц  опять-таки  ведут  в
Гелань! Нет, лучше в иглеции, ведь ковчежец никто не посмеет открыть.
   Нужно было возвращаться, но Илана никак не могла себя заставить взять
проклятые камни, из-за которых вся ее жизнь пошла  вразнос.  И  надо  же
было до такого додуматься. Приказать Золтану и Имре  спрятать  рубины  в
той самой Морской Гостиной, где она встретилась с господином  Бо  и  где
Рене уложил две дюжины сигурантов... Теперь в заново отделанной  комнате
ничего не напоминало о происшедшем.  Собственно  говоря,  план  Иланы  и
строился на том, что она поручила братцам проследить за ремонтом  замка,
а сама приехала якобы проверить,  как  идет  работа.  Сидя  в  обтянутой
абрикосовым атэвским шелком комнате, Илана видела не  богатые  ковры,  а
залитый кровью мозаичный пол, трупы сигурантов Годоя и  седого  воина  в
красном, отражающего удар за ударом... Как она могла бросить его  здесь?
Воистину, если святая  Циала  захочет  наказать,  она  отберет  разум  и
затемнит душу. Как  просто  совершить  глупость  и  как  дорого  за  нее
приходится платить!
   Анна-Илана решительно сунула сверток  за  пазуху,  от  отвращения  ее
передернуло - уж лучше бы это была змея или жаба! Всю дорогу до Высокого
Замка она ощущала у груди попеременно то жар, то холод,  однако  желание
немедленно вытряхнуть оскверненные украшения, как стряхивают пауков  или
пиявок, постепенно угасало. Она  как-то  забыла  о  них,  тем  паче  что
поджидавший супругу регента у входа в Замок господин  Улло  заговорил  с
ней об Эланде. Бледный напомнил принцессе, что многие таянцы до сих  пор
испытывают родственные  чувства  к  бывшему  союзнику  и  что  управлять
государством, зная, что в нем полно недоброжелателей, весьма трудно.
   Ланка внутренне  напряглась,  полагая,  что  ей  предложат  утвердить
список осужденных на смертную казнь или поставить подпись под  очередным
указом, направленным против недовольных.  В  ее  сегодняшнем  настроении
Илана просто не могла бы это сделать. Чувство раскаяния  и  ненависти  к
себе толкали  на  отчаянный  бунт,  и  только  нерожденный  еще  ребенок
удерживал таянку от непоправимого. Хотя, возможно, так  было  бы  лучше?
Зачем Михаю наследник?! Ну нет, она будет  бороться  до  конца.  Ребенок
изначально не виновен, да и сам  Годой...  Не  доставит  она  ему  такой
радости! Анна-Илана выросла при дворе и умела понимать намеки.
   Циалианки вольно  или  невольно  дали  понять,  что,  став  арцийским
императором, Годой захотел упрочить свое положение посредством  удачного
брака. Недаром он не выпускает жену из Гелани,  недаром  пожертвовал  ее
любимыми  драгоценностями.  Ему  нужна  арцийка,  дабы   его   перестали
воспринимать как чужака? Не выйдет! Она будет бороться. Но  что  от  нее
хотят на сей раз?  Как  бы  то  ни  было,  смертных  приговоров  она  не
утвердит. Но этого и не  требовалось.  Напротив,  дан  Улло  намеревался
очистить  Таяну  иным  способом.  Все  недовольные  могли,   разумеется,
заплатив  соответствующую  виру,  уйти  в  Эланд.  Крепость  Варха  ждет
беженцев,  эландцы  готовы  принять  их  и  предоставить  им   земли   в
Чернолесье.
   Илана  не  поняла,  как  Рене  удалось  добиться  такого.   Возможно,
увлекшись арцийскими играми, Годой больше не хочет войны  на  севере?  В
самом деле, зачем ему угроза с моря?  Но  если  это  перемирие...  Илана
просияла глазами и поставила  свою  подпись  на  желтоватом  пергаменте.
Господин Улло поклонился и вышел,  а  принцесса  торопливо  поднялась  в
иглеций и освободилась от своей тайной ноши, на сей раз не испытывая  ни
наслаждения, ни отвращения.
   Ночью разразилась сильная буря. Дождь ломился в окно, сплошные потоки
воды  стекали  по  высоким  крышам,  обрывая  водосточные  трубы.  Улицы
превратились в стремительные горные реки, а площади - в озера. Глядя  на
ненастье, Анна-Илана Таянская улыбалась. Она не хотела крови, пусть всем
будет хорошо. Уснула принцесса поздно, а когда проснулась,  первое,  что
она увидела, были розы. Кто-то из придворных приказал вынести  кувшин  с
увядшим шиповником  и  принести  корзину  роскошных  темно-алых  цветов.
Принцесса залюбовалась прихотливой игрой света на  бархатных  лепестках,
на которых еще сверкали капли воды. Это так напоминало ее рубины... Нет.
Она больше не будет носить замаранные преступлениями камни,  она  только
посмотрит... А если и наденет, то только один раз. В конце концов, Михай
не имел никаких прав отдавать ее  драгоценности  циалианкам,  ведь  сама
Циала решила их оставить в семье. И разве может красота быть злом? Разве
могут быть злом розы? Или загадочные камни, в  которых  горит  негасимый
алый огонь?!
   Не в силах  справиться  с  собой,  Илана  сразу  же  после  церемонии
одевания  скользнула  в  иглеций  и  откинула  крышку  ковчежца.  Рубины
исчезли.

Ночная Обитель

   - Ты эльф из клана Серебряной Луны, - голос воина с Волком был слегка
хрипловатым, - долго же ты шел.
   - Я Рамиэрль,  сын  Астена  из  Дома  Розы  клана  Лебедя,  -  начало
разговора было странным, но Роман решил говорить только правду,  хоть  и
не обязательно всю.
   - Вот как? - удивился незнакомец. - Значит, Адена была  права...  Что
ж,  законы  для  того  и  устанавливаются,  чтобы  их  кто-то   нарушал.
Приветствую тебя, Рамиэрль сын Астена. Возможно, то,  что  ты  из  клана
Лебедя, и к лучшему, хотя я готов поклясться, что  в  тебе  течет  кровь
Лунного короля. Ты, вероятно, хочешь знать, кто я, - воин улыбнулся,  но
в улыбке мелькнула горечь, - некогда я был одним из тех, кто  на  острие
меча ворвался в чужой мир и привел с собой вас, эльфов...
   Роман оцепенел. Он ожидал чего угодно,  но  не  встречи  с  одним  из
Светозарных, покинувших Тарру задолго до его рождения.  К  тому  же  его
собеседник не соответствовал представлению Романа о  божественной  силе.
Эльф стоял совсем рядом, но не  чувствовал  ауры  мощи,  которая  должна
окружать высшее существо. Перед ним был странник и воин, такой  же,  как
он сам,  возможно,  более  искушенный  в  воинском  ремесле  и  успевший
повидать то, чего Рамиэрль-разведчик еще не видел, но никак не  один  из
бывших хозяев Тарры, сокрушивших и уничтоживших прежних богов. И  вместе
с тем Роман знал, что незнакомец говорит правду. В конце  концов,  боги,
являясь слабейшим, могли скрывать свою силу, чтобы не раздавить  тех.  С
трудом сглотнув застывший в  горле  ком,  эльф  дерзко  сверкнул  синими
глазами.
   - Как я должен называть тебя?
   - Можешь звать меня Ангес... Я привык к этому имени, хотя и  не  имею
теперь на него прав... Ты воспользовался Ключом, который истинный  Ангес
оставил Ларэну Лунному, на которого ты похож, как сын походит  на  отца.
Это он прислал тебя?
   - Я пришел сам, Ангес. Я не знал, куда и  к  кому  иду,  но  я  искал
ответы на многие вопросы и помощь.
   - Вот как. - Воин нахмурился. -  Значит,  в  Тарру  пришла  беда?  Мы
боялись этого...
   - "Мы?!" Вы бросили наш мир на произвол  судьбы,  истребив  тех,  кто
создал и защищал его...
   Собеседник Романа стиснул челюсти, но сдержался.  Во  всяком  случае,
святотатца, посмевшего обвинить богов, молния не поразила.
   - Я не знаю, что произошло в Тарре, - в синих глазах Ангеса  блеснула
ярость, но Роман готов был поклясться,  что  направлена  она  не  против
него, - но и ты, потомок Ларэна, не знаешь многого. Я и  моя  сестра  не
можем помочь вам действием, но на некоторые из  твоих  вопросов  у  меня
найдется ответ. Садись. Зимняя  ночь  длинна,  длинен  и  наш  разговор.
Обещаю - ты пробудешь здесь столько,  сколько  нужно,  и  ни  мгновением
дольше.
   Ангес откуда-то извлек серый волчий плащ, бросил на торчащий из снега
плоский камень и сел, кивком указав Роману место  рядом  с  собой.  Волк
улегся  рядом  с  хозяином,  ткнувшись  седой  башкой  тому  в   колени.
Светозарный задумчиво перебирал длинными сильными  пальцами  серебристую
шкуру зверя, словно бы сошедшего с сигны эландского герцога.
   - Я люблю зиму, но немного тепла  нам  не  помешает.  -  Воин  слегка
приподнял изломанную бровь, и на камне заплясал настоящий живой огонь  -
рыжая горячая звезда в сине-зеленом морозном мире.
   Роман, уже ничему не удивляясь, смотрел на взявшийся ниоткуда вертел,
унизанный кусками парной оленины, и  кувшины  с  вином.  Эльф,  не  став
чиниться, принялся за угощение. Ангес все еще  молчал,  глядя  в  огонь,
Рамиэрль его не торопил, приводя  в  порядок  разбежавшиеся  мысли.  Эта
встреча, без мнения, должна стать поворотом. Он должен  убедить  Ангеса,
Даже если тот потерял большую часть  своей  прежней  силы,  вернуться  и
бросить вызов Ройгу, так как только бог  может  обуздать  другого  бога.
Наконец воин заговорил:
   - Что ты хочешь знать?
   - Все. И ничего. Неважно, почему вы ушли, если вы вернетесь и спасете
Тарру.
   Ангес покачал головой:
   - Тарру может спасти только сама Тарра. Я не могу  вернуться.  Не  не
хочу, а именно не могу.
   Роман не ответил, только синие глаза неотрывно смотрели в лицо  богу.
И тот выдержал взгляд.
   - Мы не можем вернуться, - повторил Ангес, - Светозарные отреклись от
Тарры, а отречение обратного хода не имеет. Насколько мне  помнится,  во
всех мирах владыки старались подражать богам, так что ты  должен  знать:
отречься от данной свыше власти можно лишь раз.  По  праву  силы  власть
берется столько раз, сколько удастся,  но  по  праву  божественному  она
дается единожды. Смертные, правда, часто выдают первое за второе. Мы  же
такой возможности лишены.
   - Значит?
   - Значит, Тарра для нас закрыта.
   - Но я же прошел к тебе, а я не бог.
   - Да, ты не бог... Ты прошел сюда и сможешь вернуться.  Слушай  меня,
эльф. Слушай внимательно. Тот, кто побывал здесь до тебя, уверен, что от
того, как обладатель Ключа поймет сказанное, зависит  не  только  судьба
твоего мира, но и куда большее.
   Нас было семеро - пятеро братьев и  две  сестры.  Мы  завладели  этим
миром по праву Света, победив тех, кто владел им  по  праву  создателей.
Затем Свет призвал нас к себе, и мы покинули Тарру. У тебя слишком  мало
времени, чтобы я объяснил тебе причину этого. Важно  другое.  Пятеро  из
нас не спорили с решением Светлого  Престола,  но  я  и  моя  сестра  не
захотели уходить. Я счел это трусостью, она - предательством.
   - И все же вы ушли...
   - Схватка богов оставляет за собой лишь руины. Я хотел и мог драться,
но Адена, покровительница клана  Лебедя,  клана,  в  котором  ты  вырос,
удержала меня. Наша война уничтожила  бы  Тарру,  тогда  как  отсутствие
богов не грозило  ей  немедленной  гибелью.  Мы  с  сестрой  подчинились
обстоятельствам, но, уходя, постарались защитить оставляемый  нами  мир.
Твое кольцо - один из  двух  талисманов-Ключей,  отданных  нами  в  руки
правителей приближенных к нам эльфийских кланов. Черный камень я нашел в
стороне от троп, по которым ходили мои братья и сестры, нашел  там,  где
некогда шла война, в которой победил Свет, но  моя  находка  принадлежит
другой силе. Я всегда был немного безумцем, и я принес камень  сюда,  не
зная всех его свойств. Принес просто потому, что мне  он  понравился,  и
потому, что мне хотелось иметь свою тайну. Я представлял себе лица своих
собратьев, узнай они о  моем  поступке,  и  смеялся.  Затем  я  сотворил
кольцо-Ключ, открывавший своему  хозяину  врата  в  мою  обитель.  Врата
Воина, так их называли когда-то...
   Мне нравилось дразнить Престол Света, и, клянусь Волком, мои игры  не
несли опасности для Тарры. Перед исходом я о