раме адептов такого ранга не было: чтобы наполнять Чашу за счет детей и
молодых женщин, маги высоких степеней посвящения не  требовались,  да  и
Охотники, в последнее  время  питавшиеся  Силой  Вархи,  после  заклятья
Шаддура  изрядно  ослабели.  К  тому  же  на   стороне   Нанниэли   была
внезапность. Впрочем, эльфийка ни о чем таком не знала. Она сделала  то,
что  не  могла  не  сделать,  не  задумываясь  ни  о  причинах,   ни   о
следствиях...
   Смеющийся остановился, словно налетел на незримую стену,  а  затем  в
жутких корчах свалился на землю. Свора  резко  обернулась,  и  Нанниэль,
сама не ведая, что творит, выступила вперед. Нанесенный ею удар разрушил
чары прикрытия, о которых она совсем позабыла, и теперь все: и враги,  и
жертвы - могли видеть ее. Первыми бросились вперед собаки,  но  Нанниэль
была сильной волшебницей, ненамного уступавшей (если уступавшей) дочери.
Первые два пса, глухо взвыв, ткнулись  оскаленными  пастями  в  каменные
плиты, еще шесть или семь остановились и начали  судорожно  кататься  по
земле, окруженные язвящими их голубыми искрами. Светящихся  синих  точек
становилось все больше, они охватили всю свору, перекинулись на стоявших
позади Охотников,  облепили  светло-серые  фигуры  жрецов.  Те,  правда,
довольно быстро их погасили, но Нанниэль, собравшись с  силами,  вызвала
ясное голубое пламя,  которое  сначала  окружило  ее  кольцом,  а  затем
разомкнулось и, превратившись в огненный вал, пошло вперед.
   Первыми погибли собаки, так и не сошедшие  с  места,  затем  наступил
черед двух Охотников, но остальные, произведя какие-то пассы, остановили
эльфийский огонь. На какое-то время все замерло. Силы эльфийки таяли, но
и Охотники были на пределе, они уже не нападали, а лишь вяло огрызались,
выгадывая время, - она чувствовала, что  вскоре  произойдет  нечто,  что
придаст им силы.  Этого  было  нельзя  допустить,  она  не  задумывалась
почему, а просто знала, что в ее руках не  просто  жизни  двух  десятков
смертных, которых она всегда презирала, а нечто важное, от чего  зависит
судьба этого мира и двух существ, вступивших  на  непонятную  ей  тропу.
Эмзар, всегда занимавший ее мысли, и Рамиэрль,  ее  сын  и  сын  Астена,
который никогда ее  не  любил  и  которого  не  любила  она...  Оба  они
поставили Тарру выше клана, она осуждала их, а  теперь  сделала  то,  на
что, возможно, не решились бы даже они.
   Она могла бы бежать, ее вряд ли стали бы преследовать - эльфийка была
очень неудобной и опасной добычей, да и охота  была  не  за  ней,  а  за
смертными девушками и детьми, без крови которых  ройгианские  обряды  не
обретали должной мощи. Но Нанниэль стояла до конца, стояла там, где даже
Эмзар наверняка бы отступил, предпочитая спасти  часть,  а  не  потерять
все.
   Жизнь каждого из Детей Звезд -  магическая  искра,  высеченная  самим
Творцом, и искра эта в руках опытного мага может стать страшным оружием.
Нанниэль,  могущественная   волшебница,   добровольно   отдавала   себя,
Бессмертную, Смерти, но  высвободившейся  при  этом  магической  энергии
хватило  на  то,  что  свора  Ройгу  вспыхнула  ослепительным  пламенем,
перекинувшимся на отвратительное капище, присосавшееся к  месту  Древней
Силы.
   Дрожащие девушки и  детишки  с  восторженным  ужасом  наблюдали,  как
серовато-молочные колонны оплавлялись и  таяли,  как  свечи,  гнулись  и
рассыпались  лестницы,   котлован   затягивался,   словно   сама   земля
стремительно  залечивала  нанесенную  ей  рану.  Наконец   вспыхнули   и
загорелись чудовищные серебристые  рога.  Нанниэль  в  последнем  усилии
подняла к небу руки, и белоснежная молния,  сорвавшаяся  с  ее  пальцев,
устремилась к пропитанному кровью алтарному  камню  и  разнесла  его  на
тысячи осколков. В тот же момент оцепеневшие от эльфийских  чар,  но  не
сломленные  ройгианцы  в  корчах  повалились  на  землю,  а  чернокудрая
красавица пропала, словно бы ее никогда не было.
   Нанниэль умерла на маленькой лесной поляне недалеко от Ласковой пущи.
Она не выбирала это место, она вообще не думала,  куда  ее  забросит,  а
действовала, повинуясь тому древнему зову, что гонит любую живую  тварь,
обладающую волей и гордостью, умирать подальше от чужих глаз. А Нанниэль
исчезла с людских глаз именно потому, что умирала. Схватка вычерпала  ее
до дна.
   Позже   чудом   спасшиеся   невинные   дети   расскажут   о   явлении
Равноапостольной  Циалы,  грозной  и  прекрасной,  спасшей  их  от  слуг
Антипода, и к житию святой добавится еще одна глава, а  годовщину  этого
события циалианцы будут отмечать как великий праздник.  Позже  ребятишки
из лесного села найдут поляну, на которой от снега  и  до  снега  цветут
странные белые цветы, похожие на водяные лилии,  отчего-то  выросшие  на
суше. Несмотря на  все  усилия  узнавшего  об  этом  купца,  пожелавшего
продать это диво в столицу,  растение  не  желало  цвести  нигде,  кроме
одной-единственной ничем не примечательной поляны. Дело  кончилось  тем,
что один новоиспеченный нобиль,  будучи  родом  из  этих  краев,  сделал
строптивый цветок своей консигной, которую его прапраправнуки  прославят
в Войне Нарциссов...

2230 год от В. И. Ночь с 1-го на 2-й день месяца Медведя.
Таяна

   - Утром полезут, глаз даю, - Рыгор Зимный не был напуган, но  радости
в глазах войта тоже не было.
   - Да, не  рассчитали  чуток,  -  согласился  Луи,  -  но  что  теперь
поделаешь?
   "Чуток" - это было еще мягко  сказано:  армия  резестантов  позволила
себя самым глупейшим образом загнать в ловушку.
   А начиналось все так обнадеживающе! Их  появление  в  Таяне  в  обход
перевала  оказалось  для  годоевцев  полной  неожиданностью.  Первое  же
нападение на небольшой тарскийский отряд, сопровождающий обоз с фуражом,
позволило оценить тактическое творение Луи  и  Рыгора.  Связанные  между
собой укрепленные  повозки  могли  быть  при  желании  и  укреплением  и
ловушкой.
   Резестанты с ходу захватили  несколько  деревень,  где  жили  люди  с
пустыми от ставшего  привычным  страха  глазами,  мимоходом  прихлопнули
пяток фуражирских  отрядов  и  разгромили  два  приграничных  гарнизона.
Оставалось ждать ответного удара, и они его ждали, стараясь не удаляться
особенно от дороги на Тахену. Луи и Рыгор намеревались немного  пощипать
высланный против них отряд, а затем, огрызаясь, уйти  в  топи,  куда  за
ними полез бы только безумный. Ну а если бы преследователи вошли в  раж,
то Болотная матушка пропустила бы их в сердце трясин, откуда бы не вышел
никто.
   План был правильным и хорошим, но увы!  Их  подвела  самонадеянность.
Разведчики заметили довольно большой конный отряд, сопровождавший обоз с
чем-то интересным, а у Луи было гораздо меньше пушек, чем  хотелось  бы.
По всему выходило, что они вполне успевают уничтожить охрану,  захватить
груз и отойти до  подхода  высланных  против  них  войск.  Луи  и  Рыгор
действовали из расчета, что основные силы сосредоточены в Гелани  и  что
против них двинут не только конницу, но и гоблинскую  пехоту,  а  посему
ждать врага  можно  лишь  назавтра.  Они  просчитались,  или  же  таянцы
оказались столь самонадеянны, что вознамерились расправиться  с  дерзким
отрядом без  помощи  горцев.  Обоз  же  оказался  обманкой.  Как  только
резестанты бросились вперед, охрана,  кинув  фуры  на  произвол  судьбы,
рассыпалась по степи, а в спину нападавшим  ударили  тарскийские  конные
тысячи. Судя по всему, на каждого резестанта пришлось три, а то и четыре
противника, но Луи не растерялся. Его всадники  и  несколько  повозок  с
пушками,  умело  пользуясь  каждой  складочкой   местности,   сдерживали
тарскийскую конницу (которой, к счастью, было далеко  до  "Серебряных"),
пока возницы,  нещадно  нахлестывая  коней,  гнали  повозки  к  довольно
высокому холму. Отступавший с основными  силами  Рыгор  быстро,  но  без
суеты заставлял людей  делать  то,  к  чему  они  готовились  всю  зиму.
Повозки, въехав на вершину холма, образовали круг,  в  котором  оставили
три прохода - боковые для пехоты и тыльный для конницы, которые прикрыли
заранее  сработанными  четырехугольными  щитами.  Когда  всадники   Луи,
разрядив последние пистоли чуть ли не в лица врагам, влетели на холм, по
преследователям выстрелили из пушек и арбалетов. Тарскийцы остановились,
не лезть с разгону на крутой, хорошо укрепленный холм ума у них хватило,
тем паче вечерело.
   Годоевцы  встали  походным  лагерем  на  недоступном   для   стрельбы
расстоянии, намертво отрезая резестантов от дороги к спасительным  топям
и, что было еще печальнее, от воды. Конечно, одну ночь лошади как-нибудь
перебьются, но что с ними  прикажете  делать  дальше?  И  вместе  с  тем
уходить с холма было нельзя - им бы навязали бой в степи, а это было  бы
еще хуже.
   Если  бы  у  резестантов  была  хорошо  обученная  пехота,  способная
отразить кавалерийскую атаку на ровном месте, это еще было бы допустимо,
но вчерашние крестьяне, оказавшись  лицом  к  лицу  с  бешено  мчавшейся
конницей, могли дрогнуть и растеряться.
   - Надо продержаться до завтрашней ночи, - пробормотал Луи, - показать
им, что мы не отступим и что у нас  есть  зубы,  вымотать  их,  а  потом
попробовать прорваться. Если ударить сверху, может, и получится...
   - Половину загубим, - Рыгор сплюнул в костер,  -  но  делать  нечего,
долго нам тут не просидеть, кони без воды побесятся...
   - Хорошо, что у тарскийцев нет пехоты, - заметил Луи.
   - И погано, что она есть у нас...
   - На повозки посадим.
   - Кони быстро устанут... Дывысь, - войт удивленно поднял брови, -  шо
то вона?
   Тут было чему удивиться. Гайда, мирно лежащая у  ног  хозяина,  вдруг
отчаянно завиляла пушистым хвостом и, радостно,  по-щенячьи  повизгивая,
заплясала на месте, видимо желая броситься вперед и одновременно  робея.
Луи не успел даже удивиться,  когда  из-за  повозок  выступила  стройная
фигура. В свете костра сверкнули расплавленным золотом не  по-фронтерски
длинные волосы, и тут уже Рыгор с криком: "Романэ! Щоб я вмер! То ж  дан
Роман!", бросился вперед с распростертыми объятиями.

2230 год от В. И. Утро 2-го дня месяца Медведя.
Таяна

   Граф Варшани был приятно возбужден - его хитрость блестяще удалась, и
неимоверное мужицкое войско (и какому дураку могло прийти в голову,  что
им командует арцийский принц?!) было оттеснено  от  тракта,  за  которым
начинались леса и болота,  откуда  перепуганных  селян  было  бы  весьма
трудно выкурить. С другой стороны, тарскиец понимал,  что  добыча  умеет
кусаться, а класть без  артиллерийской  подготовки  своих  молодцов  под
безымянной горушкой, когда впереди большая почетная война, он не  хотел.
Кому захочется, чтобы Кантиска, Гверганда и  Идакона  достались  другим,
тогда как твоей добычей станет несколько сотен дурацких повозок и головы
никому не известных фронтерских  мужиков,  у  которых  хватило  наглости
действовать от имени  убитого  в  Лагской  битве  принца?  Граф  Варшани
недаром много лет был правой рукой Михая Годоя, кое в чем он разбираться
научился. Его оставили здесь, чтобы Таяна постепенно  привыкла,  что  не
Тарска при ней, а она при Тарске, и чтобы бледные не лезли туда, где  им
делать нечего. Полученный с голубем приказ о необходимости  покончить  с
фронтерским восстанием застал графа во всеоружии, он и сам  подумывал  о
чем-то подобном, особенно после того, как во Фронтере был захвачен  обоз
с предназначавшимися ему легкими пушками.
   Дело  казалось  нетрудным,  хоть  и  хлопотным.  Как  только  Гремиха
очистится от снега, вместе с гоблинами пройти железной метлой по  нижней
Фронтере, за каждого убитого  тарскийца  отправлять  к  "рогатым"  сотню
заложников, за каждый разграбленный обоз - сжигать село.  Пусть  поймут,
что поднимать хвост на тарскийцев смерти подобно! По прикидкам  Варшани,
на все про все выходило, что к концу месяца  Лебедя  Фронтера  и  Нижняя
Арция будут усмирены и он, оставив там южных  гоблинов,  которые  должны
подойти со дня на день, вместе с более обученными северянами поступит  в
распоряжение императора и, возможно, как раз успеет к штурму Кантиски, в
котором Варшани очень хотелось поучаствовать.
   Однако человек предполагает, а  жизнь  располагает.  Подкрепления  из
Корбута  все  не  было,  зато  резестанты  каким-то  немыслимым  образом
миновали Гремиху и принялись буянить во вверенной графу Таяне. Это  было
оскорблением! Варшани решил  действовать  немедленно.  Больше  всего  он
боялся, что армия  самозванца  успеет  удрать  тем  же  путем,  каким  и
появилась. По всему выходило, что Лжелуи привел с собой не более  десяти
тысяч мужиков на телегах,  а  значит,  пятнадцать  тысяч  тарскийской  и
таянской конницы изрубят наглеца  в  капусту.  Хватило  бы  и  пяти,  но
Варшани решил действовать наверняка,  взяв  с  собой  почти  всех  своих
людей. В конце концов, вряд ли в  Гелани  в  его  отсутствие  произойдет
нечто такое, с чем бы не справились эркадные стражники и  фискалы.  Зато
расположившихся в Высоком Замке гоблинов Варшани решил с собой не брать.
Во-первых, пешим не угнаться за  конными,  во-вторых,  граф  не  слишком
ладил с начальником горцев, неким Урриком, который  хоть  и  пользовался
доверием Михая и Иланы, был созданием крайне  неприятным  -  заносчивым,
неразговорчивым  и  откровенно  презирающим  и  самого  Варшани,  и  его
окружение. Пусть сидит  в  Высоком  Замке  и  гоняет  до  седьмого  пота
подошедшее по последнему снегу подкрепление  из  Северного  Корбута.  Во
время дохода на Кантиску  без  гоблинов  не  обойтись,  а  сейчас  можно
справиться своими силами, да еще позабавиться! Как все-таки здорово, что
резестанты сами притащились волку в зубы и не  нужно  их  выкуривать  из
лесов и болот.
   Лишь одно омрачало завтрашний триумф: спешно покидая Гелань,  Варшани
забыл взять с собой парадный плащ, а значит,  придется  кого-то  за  ним
посылать, победитель не может вступить в Высокий  Замок  в  ненадлежащем
виде, тем паче Михай далеко, а его супруга близко и  после  родов  стала
еще красивее...

2230 год от В. И. Утро 2-го дня месяца Медведя.
Таяна

   Рыгор, дожевывая на. ходу здоровенный шмат хлеба с натертым  чесноком
салом, смотрел, как гарцевали черно-красные тарскийские всадники...
   - Красиво, - заметил подошедший Луи, - но нагло. Ох,  не  знают  они,
чем им сегодняшний день обернется.
   - Ще ужжжнають, - заверил атаман, спехом заглатывая последний  кусок,
- а то бач как разскакалысь... Той, возле оврага, их главный, чи шо?
   - Похоже, - принц присмотрелся и уверенно кивнул, -  точно,  главный.
Командорская консигна, конь подороже, чем  у  прочих,  и  холуев  вокруг
тьма-тьмущая. Ну что, Рыгор, пошел я гусей дразнить...
   - Только осторожно, - пробурчал войт, - не хватало, шоб ты тут  башку
сложил.
   - А вот и нет, - Луи залихватски подмигнул, - я бессмертный! Мне  еще
нужно тебе Мунт показать,  да  и  вообще  столько  всего,  куда  уж  тут
умирать...
   Законный наследник арцийской короны птицей взлетел в  седло,  и  Атэв
кокетливо затанцевал, хвастаясь своим наездником перед другими лошадьми.
Тяжелые квадратные щиты, прикрывавшие тыльный выход из лагеря,  оттащили
в сторону, и кавалеристы цепочкой, стараясь не привлекать к себе  раньше
времени внимания, начали спускаться по дальней стороне холма.
   Рыгор усмехнулся в длинные усы: тарскийцу  на  белой  лошади  удалось
поймать медведя? Как  бы  ему,  как  тому  дурню-охотнику,  не  пришлось
кричать, что медведь его не пускает...

2230 год от В.И. 2-й день месяца Медведя.
Таяна

   Варшани не успел махнуть алым платком, чтобы подать сигнал  к  атаке.
Из-за холма на полном скаку вылетело несколько  сот  всадников,  которые
управлялись с конями отнюдь не как взгромоздившиеся на  рабочих  лошадей
мужики! Кавалеристы вихрем пронеслись через позиции тарскийцев, стараясь
поднять как можно больше шуму и  причинить  максимальный  вред.  Варшани
оторопело смотрел, как какой-то молодец в потрепанном арцийском мундире,
свалив выстрелом возницу, перескочил на облучок артиллерийской  запряжки
и угнал пушку из-под носа зазевавшихся тарскийцев, причем его  конь  как
привязанный скакал рядом с хозяином. Не успел граф прийти  в  себя,  как
его ждало новое потрясение: несколько  сотен  таянцев  пустили  коней  в
галоп, но отнюдь не для того, чтоб дать  отпор  вражеским  кавалеристам.
Видно,  мало  Михай  сворачивал  головы   геланским   нобилям,   которые
воспользовались первым удобным случаем, чтобы предать. Таянцы  бросились
на тарскийцев, как взбесившиеся волки!  Когда  же  в  лагере  взлетел  в
воздух весь запас пороха, подожженный чьей-то умелой рукой, превратив  в
один миг тарскийские пушки в негодный хлам, стало вовсе невесело.
   Граф Варшани, с трудом придя в себя, развернул две тарскийские тысячи
на предателей, но те уже мчались к лагерю резестантов, откуда доносились
приветственные крики. Ну  что  ж,  прекрасно!  Он  не  только  уничтожит
лжепринца, но и расправится с изменниками! Восемь сотен кавалеристов  не
ахти какая потеря...

2230 год от В. И. 2-й день месяца Медведя.
Таяна

   Луи, сияя темно-синими глазами, обнял высокого темноглазого таянца.
   - Как удачно все получилось!
   - Неплохо, - тот улыбнулся, - но у Варшани осталось достаточно людей,
и он не отступится.
   - Так это же прекрасно, - засмеялся все еще переживающий  момент  боя
принц, - нужно, чтоб он как следует разозлился  и  полез  в  бой,  забыв
себя.
   - В этом  можете  не  сомневаться,  -  заверил  таянец.  -  Разрешите
представиться. Граф Дьердь Ричи-Гардани, к вашим услугам.
   - Луи Арцийский, - протянул руку  принц,  -  а  это  -  атаман  рыгор
Зимный. Знаете, я ведь тоже ваш родич  по  женской  линии.  О,  кажется,
полезли!
   Тарскийцы действительно полезли. Умело и грамотно  рассредоточившись,
они охватили холм полукольцом и теперь  шли  вперед.  На  мгновение  Луи
показалось, что время повернуло  вспять  и  он  вновь  на  Лагском  поле
пытается спасти то, что спасти невозможно.
   - От, бисови диты! - Рыгор поудобнее перехватил рукоятку  чудовищного
цепа, с которым управлялся, как с пушинкой. -  Антось!  Давай  туды  два
десятка молотил. Пишлы....
   У принца отлегло от сердца. Нет, сейчас все совсем не так, как тогда.
Это не по Арции топают сапожищи гоблинов, а они пришли в логово к  врагу
и должны победить.  Вот  только  пусть  этот,  как  его  назвал  Дьердь?
Варшани? Ну и имена у этих тарскийцев, да и у таянцев не лучше...  Пусть
Варшани позабудет обо всем на свете, кроме проклятого холма...  Впрочем,
вскоре Луи стало не до рассуждений. Тарскийцы взялись за  дело  всерьез,
они лезли и лезли вперед, их лошади оскальзывались на крови, но и  пушки
резестантов  раскалились  и  стали  бесполезны,  так  как  воды,   чтобы
охлаждать стволы, взять было неоткуда. Арбалетчики же и лучники не могли
остановить атакующих, так что вся тяжесть боя легла на плечи крючников и
молотил, тем паче повозки уравнивали в высоте пеших и конных.
   Луи за последний год повидал всякое, но даже он не представлял, каким
страшным   оружием   могут    оказаться    окованные    железом    цепы.
Здоровяки-фронтерцы  орудовали  ими,  как  заведенные.   Могучие   мышцы
перекатывались под взмокшими рубахами, заваливались на  спину  сбитые  с
ног лошади, дробились  черепа.  Даже  в  старые  времена,  когда  нобили
прикрывали свои драгоценные головы железом, подобные  удары  надолго  бы
выводили из строя, теперь же головы и вовсе крошились, как гнилые тыквы,
а оглушенные кони падали, подминая под себя всадников. Кровь смешивалась
с потом и высыхала под жгучим весенним солнцем.
   Больше всего хотелось пить, но это было недостижимо ни для атакующих,
ни для обороняющихся, люди словно бы  обезумели,  как  будто  на  жалкой
таянской горке сошлись все  тропы  вселенной  и  от  того,  за  кем  она
останется, зависит судьба мира. А может, так оно  и  было,  ведь  каждый
воин должен быть уверен, что именно его удар, его стойкость  и