бабочка  с  остроконечными  крыльями.  Бойкость  в
обращении с прекрасным полом была у Луи в крови, но тут он растерялся. А
лесное диво, видимо составив наконец впечатление о пришельцах, вышло  из
кустов, которые,  казалось,  сами  раздвинули  ветви,  и  подошло  почти
вплотную к принцу и стоявшим за его спиной воинам.
   - Я жду вас уже давно. - Голос у нее был неожиданно низкий,  грудной.
- Время не ждет, нужно спешить...
   - Но... кто вы? - Луи Арцийский наконец-то обрел дар речи.
   - Я? Не имеет значения... Я  должна  проводить  вас  к  той,  которая
объяснит  все,  что  можно  объяснить.  -  Принц  слышал  и  не   слышал
одновременно, вглядываясь в нежное треугольное личико.
   Она не была столь юной, как показалось вначале, и она, без  сомнения,
не была ни крестьянкой, ни  простой  горожанкой.  Луи  прозакладывал  бы
последнее фамильное кольцо  против  обглоданной  кости,  что  перед  ним
ноблеска. Но что, во имя Проклятого, она  делает  здесь,  в  этом  лесу,
одна?  И  кто  и  зачем  их  ждет,  они  изо  всех  сил  скрывали   свое
присутствие?
   Принц щелкнул каблуками и склонил голову:
   - Благородная сигнора, я и мои люди к вашим услугам.
   -  Вашим  людям,  принц,  лучше  дойти  по  этой  тропе  до  озера  и
остановиться на отдых. Они устали, а там их ждет  свежая  вода,  хорошая
охота и рыбалка... Скажите им, что вы скоро вернетесь.
   - Ваше Величество, дан Луи! - возмущенно зашептал  Ноэль.  -  Она  же
свихнутая, сразу видно. Не ходите никуда... Ну хоть меня возьмите!
   - Нет, - также шепотом огрызнулся Луи, - я пойду  один,  я  чувствую,
что это очень важно.

2229 год от В. И. 8-й день месяца Лебедя.
Старая граница, село Петрище

   - Вы полагаете, это ОНИ? -  Максимилиан  из  последних  сил  сохранял
хладнокровие.
   - Помяни волка к зимней ночи... - Рене непроизвольным жестом убрал со
лба белую прядь. - Я уже свыкся с мыслью, что любая чертовщина  ведет  в
Тарску. А потом... Мы же видели, что творится  с  лошадьми.  Разбойников
тут отродясь не водилось  -  им  подавай  большие  дороги  да  баронские
угодья, а тут земли не то чтоб бедные, но  смирные  какие-то,  брать,  в
общем, и нечего. Разве шкурки, но в эту пору зимнюю добычу  уже  забрали
перекупщики, да  и  незачем  для  этого  окружать  деревню,  куда  проще
подстеречь негоциантов, объехавших десяток, а то и два таких выселок.
   - Монсигнор, - кардинал внимательно вгляделся в бледное  голубоглазое
лицо, - если людей, как вы полагаете, убивают посланцы Годоя, то зачем?
   - Зачем? - маринер пожал плечами. - А разве Церковь в старые годы  не
провозгласила анафему идолопоклонникам, приносящим  человеческие  жертвы
своим несуществующим богам? Вот за этим за самым, святой отец! Только  я
боюсь, что эти боги,  в  отличие  от  разрисованных  досок,  которым  вы
молитесь, не такие уж несуществующие, и каждая такая деревенька  придает
им силу...
   - Рене, вы... - Максимилиан аж задохнулся.
   - Я уже сорок восемь лет, как я, - отмахнулся эландец,  -  я  признаю
Церковь как институт политики, я очень уважал Филиппа и понимаю  и  ценю
Феликса, да и с вами, Ваше Преосвященство,  мы  ладим,  но  сейчас  идет
война. Я не могу и не хочу прятать голову в песок, как дурная  птица  из
Эр-Атэва, которая и летать-то разучилась... Я повидал много, в том числе
и того, чего по  мнению  академиков  <Академия  всех  наук,  духовных  и
светских - учреждена императором Арции Анхелем Светлым и  находится  под
покровительством  ордена  святой  Циалы.  Ученые  Академии   (академики)
претендуют на монополию на истину в Благодатных землях.>  и  Церкви,  не
может  быть,  но  вот  доказательств  присутствия  Творца  Всеблагого  и
Всемогущего мне как-то не попадалось. Так что нам с вами придется  взять
его работу на себя. На людях я готов стоять на коленях со свечкой в руке
- это нужно не для меня, не для Творца, а для общего дела. Но с  вами  я
буду откровенен, и, надеюсь, вы со мной тоже,  иначе  у  нас  ничего  не
выйдет.
   - Вы отчитали меня, как ребенка, - насупился клирик, - но  я  понимаю
вас и со многим согласен. Только меня всю жизнь учили не называть  кошку
кошкой и в любом случае цитировать Книгу Книг. Это сильнее меня, я делаю
это не задумываясь, когда слышу еретические речи... До  встречи  с  вами
самым большим еретиком мне казался покойный Архипастырь, так я и  с  ним
невольно вскидывался на дыбы... Привычка.
   - У каждого свои привычки, - согласился герцог.  -  Что  это?  Сташек
возвращается, и побери меня Проклятый, если с ним все в порядке!
   Аюдант действительно производил впечатление человека,  который  средь
бела дня  увидел  привидение.  Он  был  не  столько  перепуган,  сколько
потрясен до глубины души. Хорошо хоть темного ужаса,  которого  опасался
Рене, в его глазах не было. Юноша тем не менее владел собой  достаточно,
чтобы  остановить  коня  и  обратиться  к  герцогу,  как  и   полагалось
"Серебряному".
   Рене, будучи истым эландцем, не обращал внимания на воинские ритуалы,
столь любимые таянцами и арцийцами, но "Серебряные" упорно им следовали,
словно убеждая самих себя, что все в порядке и они  по-прежнему  гвардия
наследника Таянской короны. Адмирал им не мешал, даже иногда подыгрывал,
но сегодня был не тот случай.
   - Что там? Судя по тебе, боя не было? Они что, ушли, оставив коней?
   - Нет, монсигнор, - Сташек изо всех сил  старался  выглядеть  бывалым
воякой, но когда он волновался, его семнадцать лет  заявляли  о  себе  в
полный голос. - Они все там. И жители деревни тоже. Мертвые.
   - Все? - Рене даже не стал скрывать удивления.
   - Все, - подтвердил юноша. - Эти  рогатые  перебили  селян,  а  затем
кто-то прикончил и их. Я таких стрел отродясь и никто из наших тоже.
   - Поехали, - бросил Рене, пришпоривая коня.
   Тот обиженно  обернулся,  но  промолчал.  То,  что  ржание  в  дороге
считается страшным преступлением, он усвоил еще в  жеребячьем  возрасте.
Максимилиан, поправив наперсный Знак, последовал  с  герцогом,  мысленно
готовясь к неприятному  зрелищу.  Но  готовиться  к  ТАКОМУ  было  свыше
человеческих возможностей. Все  жители  деревни  -  что-то  около  сотни
человек - с перекошенными от смертного ужаса лицами лежали на  небольшой
площадке в центре  деревушки.  Хоть  Приграничье  и  считалось  вотчиной
Церкви Единой и Единственной,  местные  предпочитали  молиться  каким-то
своим богам, и вместо иглеция посреди поселка возвышалась огромная  ель,
вокруг которой стояли четыре изукрашенных шеста, отмечая стороны  света.
Клирик вспомнил, что обитатели  этих  мест  упорно  поклонялись  Мировож
Древу, чье многочисленное потомство  снабжало  их  всем  необходимым,  и
Четырем  Стихиям   -   Ветру-Восходу,   Огню-Полудню,   Земле-Заходу   и
Воде-Полуночи. Отучить их от этой дурной привычки  у  Церкви  как-то  не
получалось, а искоренить ересь огнем  и  мечом  без  помощи  таянских  и
эландских  властителей  было  невозможно,   да   и   рыцарей,   желающих
отправиться в Святой поход в эти гиблые места, не находилось.
   Ямборы и эландские Волинги предпочитали с Церковью  не  враждовать  и
без напоминаний пополняли закрома Единой и Единственной, в том  числе  и
дарами Чернолесья, так что  вечное  проклятие  его  жителям  все  же  не
грозило. Защиты, впрочем, они тоже не  дождались  ни  от  своих  смешных
божков, ни от Творца.
   Те, кто  захватил  деревню,  действовали  умело  и  безжалостно.  Они
перебили людей, как мух, -  бедняги  даже  не  пытались  сопротивляться.
Матери не прикрывали  собой  детей,  мужья  не  защищали  жен.  Во  всей
деревеньке не нашлось ни одного храбреца, с голыми  руками  бросившегося
на вооруженных воинов, принявшего смерть лицом к лицу.
   Луи Арцийский, окажись он тут, узнал  бы  руку  своих  доброй  памяти
знакомцев, но здесь все было проделано чисто. Убитые лежали в одинаковой
позе лицом к священному для них дереву, ногами к околице. Все лица  были
искажены животным страхом, но никаких  следов  насилия  видно  не  было.
Только к  стволу  гигантской  ели  белыми  ветвистыми  рогам  пришпилена
молодая девушка. И это была единственная. Отчего погибли остальные, было
непонятно.
   Смерть убийц выглядела более вещественной. Несколько десятков человек
в светло-серых коротких плащах валялось у  окровавленного  ствола  и  по
краю площади, и в теле каждого  торчала  длинная  белооперенная  стрела.
Одна-единственная. Неведомые стрелки били без промаха.
   Максимилиана передернуло, когда Рене рывком вытащил из тела лежавшего
ничком  коренастого  человека  сверкающую  стрелу.  Клирик   готов   был
поклясться как в том, что он никогда не видел столь совершенного оружия,
так и в том,  что  в  глазах  Рене  промелькнуло  явное  узнавание  и...
невероятное облегчение.
   Несмотря  на  весь  ужас  открывшейся  им  сцены,  герцог  на  глазах
помолодел.  Странным  образом  его  настроение  передалось   окружающим.
"Серебряные" споро, повинуясь отданному приказу, принялись за  невеселые
приготовления, но на их лицах  теперь  читалась  уверенность  в  успехе.
Максимилиан ловко спешился, он  весьма  гордился  своим  умением  ездить
верхом, и подошел к Аррою.
   - Вы хотите их сжечь, монсигнор?
   - Не бросать же так... Вряд ли  лесные  твари  на  них  посягнут,  но
нельзя оставлять людей без последнего прибежища.  А  эти,  -  он  указал
рукой на отмеченных Знаком белых рогов, - мне  как-то  будет  спокойней,
если они сгорят.
   - Но тогда с мыслью о тайне придется распрощаться!  Дым  будет  виден
издалека.
   - Только если кто-то догадается залезть на дерево и посмотреть вверх.
Но я не собираюсь рисковать.
   Максимилиан пожал плечами и отошел, наблюдая, как  воины  сволакивают
тела убитых к подножию ели. Несчастную девушку,  освободить  которую  от
страшных рогов смогли лишь трое  крепких  мужчин,  да  и  то  с  большим
трудом, положили  в  углубление  между  узловатыми  корнями,  и  кто-то,
кажется Сташек, вложил в тоненькие  руки  ветку  можжевельника,  дерева,
которое эландцы почитают угодным Великому Орлу. Убийц  же,  стараясь  не
прикасаться к ним иначе, как через найденные  в  домах  плотные  тряпки,
затащили в один из деревянных, проконопаченных мхом домишек, после  чего
Рене велел всем, кроме квинты Роцлава, вернуться в лес. Максимилиан тоже
остался, адмирал смерил его испытующим взглядом, но  ничего  не  сказал.
Когда все ушли, Рене взял еще одну ветку можжевельника  и  высек  огонь.
Острый запах горящей смолы затопил все вокруг. Рене стоял, держа в  руке
импровизированный факел, и молча  смотрел  в  огонь.  Кардинал,  сам  не
понимая, что делает, быстро сотворил Знак, сердце бешено заколотилось  в
предвкушении чуда. И чудо произошло! Огонь не съедал ветку, а застыл  на
ее конце  громадным  рыжим  цветком,  затем  цвет  его  начал  меняться,
становясь алым, малиновым, лиловым и, наконец темно-синим, почти черным.
Эландец высоко поднял пылающую ветвь, и в  то  же  мгновение,  словно  в
ответ, занялась ветка в руках убитой. Черное пламя охватило вековую  ель
и четыре шеста, накрыв погибших  огненным  плащом.  Рене  молча  склонил
голову, словно отдавая  последние  почести,  а  затем  протянул  руку  в
направлении избушки, ставшей местом упокоения убийц. Дом  вспыхнул,  как
солома на ветру,  отливающие  синевой  черные  языки  беззвучно  рвались
ввысь, но к небесам не поднималось ни одной струйки дыма. Жара  тоже  не
ощущалось.
   Клирик и  полсотни  воинов  завороженно  смотрели  на  своего  вождя,
застывшего с высоко поднятой огненной  ветвью  между  двумя  гигантскими
черными кострами. Потом Максимилиан не мог припомнить,  сколько  времени
все это продолжалось, то ли целую вечность, то ли  мгновение.  Когда  же
пламя резко угасло, словно бы вросло в  землю,  на  выжженной  земле  не
осталось ничего - ни косточки, ни железной пряжки, ни  обугленного  пня.
Только две черные проплешины - пятна ночи  на  красной  лесной  почве...
Повинуясь странному порыву, клирик подошел  поближе  и  пощупал  ладонью
место, где только что полыхал огонь, - земля была совершенно холодной.
   А потом появились ОНИ. Два  всадника  -  один  в  белоснежном  плаще,
другой в золотистом - медленно выехали на площадь, и Рене быстро  пошел,
почти побежал к ним навстречу.

Глава 18

2229 год от В. И. 10-й день месяца Лебедя.
Фронтера

   - Этого не может быть!
   - И это говорит человек, первым в Арции обнаруживший нечисть! - Седая
зеленоглазая старуха укоризненно покачала головой.
   - Но... но такое не приснится и в страшном сне.
   - Нет такого страшного сна, который не заканчивался бы  пробуждением,
и нет такого страшного сна, который  был  бы  страшнее  жизни,  -  седая
вздохнула, видимо вспомнив о чем-то своем. - Теперь ты знаешь не все, но
вряд ли многие знают больше тебя. Что думаешь делать?
   - Мы шли в Эланд к герцогу Рене. Я хотел отыскать проход через  Лисьи
горы и через Внутренний Эланд...
   - Вы не пройдете через Таяну, даже если я пропущу вас через вой Топи,
что Годою  и  его  клике  в  голову  не  придет.  Дальше-то  моя  власть
кончается. Над Таяной стоит  туман,  а  вдоль  Явеллы  пышут  "косцы"  и
"охотники". Против них человеческое оружие - что деревянная шпага против
атэвского клинка.
   - Но мы же их били, - вскочил Луи, - клянусь, что били!
   - Не их, - поправила его странная  собеседница,  -  тем,  кто  прошел
посвящение Ройгу, не пройти  мимо  Всадников.  Вы  схватились  с  мелкой
челядью, которую научили  наполнять  Чашу.  Не  более  того.  Этих  бить
человеческим оружием можно и должно, но в Таяне хозяйничают другие силы.
Вы не сделаете и дюжины вес, как Охота встанет на  ваш  след.  Это  арры
везде пройдут тенью облака, и их никто не заметит, а вы люди...
   - Значит, возвращаться? - плечи Луи обреченно ссутулились. -  Что  ж,
нам остается одно - пробираться краем Пантаны в Святую область. К осени,
может, и доберемся...
   - Зачем? - удивилась Хозяйка топей. - Каждый должен стоять  там,  где
сделает больше  всего.  Судьба  привела  вас  сюда,  ваше  место  здесь.
Отрежьте Годоя от Таяны и Тарски, не  дайте  ублюдкам  Ройгу  прорваться
через Горду!
   - Не понимаю, - Луи казался совершенно растерявшимся, - как мы  можем
совладать с богом, пусть он еще и не вошел  в  полную  силу?  Нас  всего
двести с небольшим, у нас даже пушки нету... Если Всадники не  выдержат,
мы и подавно.
   - Ну, подумай же  хоть  немножечко,  -  молчавшая  дотоле  загадочная
проводница возмущенно сверкнула на принца золотисто-зелеными глазами,  -
чтобы протащить Ройгу через Горду, им нужно посылать  сюда  "сборщиков".
Не понимаешь? Ну, представь, что нужно втащить что-то на гору.  Хотя  бы
твою несуществующую пушку. Что ты сделаешь?
   - Ну, если есть время...
   - Есть, но мало.
   - Вкопаю столб или, еще  лучше,  отыщу  подходящее  дерево,  перекину
через него канат и...
   - Хвала святому Эрасти... Так вот нельзя позволить ройгианцам вкопать
здесь столб.
   - Но как?
   - Очень просто, - отрезала болотница, - убивать  "сборщиков",  как  в
той несчастной деревне. Они по утрам орудуют, если с вечера  не  попасть
внутрь замкнутого ими кольца, вы их запросто перебьете. Их  меньше,  чем
вас, и они не воины, а палачи...
   - Что ж, - оживился Луи, - это дело. Вы знаете, где их искать?
   - Мы их уже нашли, - откликнулась зеленоглазая,  -  придут  другие  -
найдем и других. Ваше  дело,  чтоб  никто  не  ушел...  Все  "сборщики",
перешедшие Горду, должны быть не  просто  убиты  они  должны  исчезнуть.
Пусть ройгианцы думают, что это магия...
   - Но ведь останутся трупы, кони...
   - А вот это уже наше дело, - ответила старуха, - вы  будете  убивать,
мы прятать следы... На это наших сил пока хватит.  Вижу,  хочешь  что-то
спросить. Спрашивай.
   - Почтенная госпожа, а не проще их уничтожать  прямо  у  Горды,  ведь
Всадники это могут.
   - Могут, - согласилась Сумеречная, - но у  них  есть  дела  поважнее.
Когда сил не хватает, приходится делать лишь то, что за  тебя  никто  не
сделает. Всадникам надо беречь себя, а не гоняться за негодяями, которых
можно убить обычным оружием.
   - А как же вы обходились до нас?
   - С трудом, - засмеялась зеленоглазка, - мы не могли  их  истреблять,
разве что они сунулись бы в топи, но мы  могли  за  ними  следить  и  им
мешать. Их талисманы могут не  сработать,  если  в  намеченной  деревне,
скажем, не вовремя раскричатся петухи... Беда, что нас мало...
   - Было мало, - отрезал Луи.
   - Тогда устраивай своих людей, и  с  рассветом  начнем,  -  заключила
старуха, - и помните, что отныне вы - духи леса,  вас  никто  не  должен
видеть, и о вас никто не должен знать. Нагрянуть, убить и исчезнуть!  Мы
за вами приберем, а вас спрячем так, что  никто  и  никогда  не  отыщет.
Что-то еще?
   - Михай Годой - посвященный Ройгу?
   - Бесспорно, но это не все. Этот упырь сосет кровь из невинных шей.
   - Но как могло случиться, что Всадники его пропустили?!
   - Запрет, - Сумеречная вздохнула, как  обычная  старуха,  -  в  жилах
Годоя течет кровь старых  богов,  и  никто  из  Уцелевших  <Уцелевшие  -
сверхъестественные существа из свиты прежних богов Тарры, пережившие  их
гибель> не может ее пролить.  Это  должны  сделать  люди.  Или  арры,  а
вернее, всего те, кто пошел от того же корня, что и тарскиец.
   - Госпожа...
   - Да, воин... Кстати, можешь называть меня Эаритэ...
   - Сигнора Эаритэ, а если мы будем бить не только тех, кого вы  зовете
"сборщики"? Это ведь единственная дорога из Таяны в Арцию. Тут и  гонцы,
и обозы, и подкрепление Годою...
   - Что ж, если не  будешь  зарываться  и  оставлять  следы,  давай,  -
согласилась болотница. - Дело полезное. Но на большие отряды не кидайся,
людей береги. А глаза и уши мы тебе дадим. И какие! Вот  он,  -  старуха
кивнула на взявшегося незнамо откуда худенького юношу в сером,  -  ходит
везде и видит все. Вас он заприметил в самом начале вашей дороги и шел с
вами от самой Лаги. Да и с Лесной Сестрой  вы  уже  знакомы.  Она  будет
вашей проводницей и помощницей.
   Лесная Сестра с улыбкой протянула принцу узкую  ладошку,  которую  он
чуть было не поцеловал, но не решился и лишь слегка  пожал,  а  женщина,
видимо неверно истолковав его смущение, сказала:
   - У меня есть обычное имя. Можете называть меня Леопина или Лупе...

2229 год от В. И. 8-й день месяца Лебедя.
Приграничье

   - Мы направлялись к вам, - Эмзар спрыгнул с Опала  и  с  подчеркнутой
теплотой приветствовал эландца, -  жребий  брошен.  Теперь  у  нас  одна
дорога, и лишь Великий Лебедь ведает, куда она приведет. Я знал, что  ты
постиг наш язык и владеешь нашей магией,  но  не  думал,  что  до  такой
степени.
   - Я и сам не думал, - Рене улыбался как человек,  сбросивший  с  плеч
огромную тяжесть, впрочем, так оно и было, - пока я  не  сталкивался  со
всей этой бесовщиной, я не вспоминал, чему  научился  на  островах.  Мне
хватало шпаги и корабельных пушек, но потом... Я не знаю, что  рассказал
Рамиэрль...
   - Все, что относилось к делу, - Снежное Крыло не скрывал  интереса  к
смертному, одаренному судьбой такими же глазами, как у  него  самого,  -
все началось со спасения деревенской колдуньи, не так ли?
   - Да, - Рене Аррой и не думал что-то скрывать, - Роман мог так  долго
жить среди людей не узнанным только потому, что вы отгородились от мира,
а мы, смертные, быстро забываем. Это сомнительный дар, но тем  не  менее
десяти поколений оказалось достаточно, чтобы  забыть  то,  что  было,  и
вспомнить то, чего никогда не было. Но я-то сталкивался с Дивным Народом
и не мог понять, КТО передо мной. Точно так же я не мог не  понять,  что
осужденная околдована. Конечно,  я  рисковал  -  спустя  пятнадцать  лет
приняться за волшбу, но навредить-то ей я не мог.
   - Роман так и не понял, что же ты тогда сделал.
   - Я тоже, - засмеялся Рене, -  возможно,  я  что-то  спутал,  все  же
столько лет прошло, а может быть, как-то повлияло то,  что  одновременно
со мной делал Роман.
   - Насколько