рский. Атаман и войт".

   - Великие Братья! Этого еще не хватало, - на побледневшем  лице  Рене
ярко горели голубые эльфийские глаза. - Семь бурь обойти и у самого дома
на дно...
   - Убийцу поймали, - напомнил Максимилиан.
   - Да какое это имеет значение, - махнул рукой  Аррой,  -  Луи  погиб,
Арция опять без головы.
   - Ты не хочешь смириться с очевидным, -  Роман  смотрел  на  Appoя  с
неподдельным сочувствием, - но выхода у тебя нет. Ты примешь эту корону.
Потому что больше некому.
   - Это так, - кивнул Максимилиан, - сказано же: "Творец  возлагает  на
плечи каждого тот груз, который он может нести".
   - Шандер, а ты что скажешь? - Рене взглянул в сторону графа Гардани.
   - А что я могу сказать, -  вздохнул  тот,  -  выхода-то  нет.  Нельзя
оскорбить арцийцев отказом, нельзя допустить на трон нового Базилека. Мы
не знаем, где  Михай,  возможно,  нам  еще  воевать  и  воевать...  Мне,
наверное, стоит повременить с отъездом...
   - Да нет, Шани, - голос Рене был тверд, хоть и звучал как-то  тускло,
- теперь тебе тем более следует ехать, потому что сам Великий Дракон  не
скажет, когда я смогу выбраться в Таяну. Посмотришь, что там и как,  что
из  Тарски  слышно  и  так  далее,  сделаешь  самое  неотложное,  а  там
посмотрим. Только сначала надо будет с Рыгором встретиться.
   - Так ты согласен?
   - Не знаю еще, - эландец пожал плечами, - в Мунт мне придется ехать в
любом случае,  хотя  бы  для  того,  чтоб  присутствовать  на  церемонии
прощания. Так что выедем вместе...
   - И я с вами, - живо откликнулся Роман, - я знал Луи, да  и  в  Таяну
стоило бы наведаться. Не говоря уж о том, что Годоя выслеживать придется
мне, а он наверняка рванул  в  Северный  Корбут...  В  Тарске-то  теперь
Рэннок распоряжается.
   - Значит, едем, - подвел итог Аррой. - Проклятый!  Как  бы  я  хотел,
чтоб все было иначе...
   - Вообще-то, - откашлялся Максимилиан, - если сердце Рене  Эландского
столь сильно противится власти над Арцией, есть другой выход. Рене может
остаться королем Эланда и Таяны, к которой отойдет Фронтера, а Средняя и
Южная Арция  станут  Святой  областью,  управляемой  Церковью.  Кантиска
недалеко от Мунта, оскверненного ересью  Годоя.  Страна  была  затоплена
Недозволенной магией, а фискалы, кто из страха, кто из корысти, смотрели
на это сквозь пальцы. Нужно раз и навсегда передать дела о Недозволенном
колдовстве в руки одного из кардиналов, назначаемых Архипастырем, только
тогда мы искореним это зло и сделаем невозможным возвращение Годоя и иже
с ним. Арция как никогда нынче подобна больному, нуждающемуся в  Посохе.
А им может стать только Церковь,  тем  паче  наш  друг  Рене  не  желает
принимать императорскую корону. Других же достойных претендентов  нет  и
быть не может, а если владыки светские отказываются от непосильной ноши,
то долг Церкви...
   Шандер, не отрываясь, следил за лицом герцога  Арроя.  Если  в  самом
начале речи Максимилиана в глазах  Рене  блеснули  отчаянная  надежда  и
нетерпение, то затем их сменил тот острый и холодный блеск, который  так
хорошо знали ходившие с адмиралом в море или в бой. Дослушав  до  конца,
герцог гордо вскинул седую голову.
   - Я не привык отказываться от ноши, сколь тяжела бы она ни  была.  Вы
устыдили меня, Ваше Высокопреосвященство, это  была  минутная  слабость.
Церкви незачем беспокоиться. Я принимаю корону Арции и не отказываюсь от
прав на Эланд и Таяну. Единственное,  на  чем  я  настаиваю,  это  чтобы
присутствующего здесь графа Шандера Гардани утвердили в правах  Великого
герцога Таянского, каковая Таяна войдет в состав Благодатной империи  на
тех  же  правах,  на  которых  некогда  вошла  Мирия  и   другие   южные
королевства. Эланд же  останется  независимым  герцогством,  управляемым
великим герцогом, чьи  полномочия  подтверждает  Совет  Паладинов.  Если
Церковь согласна на это, я готов принять корону в  середине  осени,  так
как раньше Шандер не успеет съездить в Таяну и вернуться.
   - Но, мой друг, - Максимилиан не собирался отступать,  -  разумно  ли
это? Ведь вы уже не столь молоды, и...
   - Он знает, что делает,  -  в  обычно  спокойном  голосе  Архипастыря
зазвучала сталь, - да будет так,  как  ты  сказал,  Рене.  Церковь  тебе
поможет...
   - Арде, - с чувством произнес молчавший доселе кардинал Иоахиммиус.

2230 год от В.И. 22-й день месяца Лебедя.
Арция. Мунт

   - То я не знаю, Рыгор, где она девалась, - Гвенда чуть не плакала,  -
я и выходила-то всего ничего до кухни. Здешние куховарки... Одно  слово,
что емператору готовили, а ничего толком не  умеют.  Я  быстро  сходила,
кошка лапу облизнуть не успела бы... Лупе спала, я смотрела. Ну,  думаю,
оно и хорошо, что спит. Сон, он лечит ведь... А прихожу,  ее  и  нет,  и
нихто не видел, шоб она с дворца выходила.
   - Удивила, она ж того... Ведьмачка, хоть и добра. Куда ж  она  пошла?
Хоч бы до Льюферы не сиганула...
   - Не сиганет, - неожиданно твердо  сказала  Гвенда,  -  як  сразу  не
сиганула, то будет жить. Просто не хочет никого видеть. И то  верно.  Шо
она  без  Луи?  Коханка  убитого  принца,  то  не  инка  емператора   чи
герцога....
   -  Да  помню  я,  Гвенда,  -  новоиспеченный  герцог  пожал  могучими
плечищами, - вот тр... труар по Луи отбудем, да клирики нас  и  окрутят,
думаю, самого кардинала попрошу. Мы ж теперь...
   - То ты теперь. А я как была баба з Белого Моста, так и  осталась,  -
повела крутыми плечаи Гвенда, - ой дивись, Рыгоре,  як  знайдешь  якуюсь
герцогиню...
   - Да потрибен я герцогиням, - смущенно хихикнул в усы Рыгор, - им же,
как его... политес нужен, а я шо, кабан лисовой...
   - Да якой до беса бабам политес нужен?! - Гвенда уперла руки в  боки.
- Бабам мужик нужен, да шоб сильный бул, и ще в голове и за  душой  щось
було... А ты политес. Що я не видела, как  та  кошка  весенняя  на  тебе
висла...
   - Да то родичка Луи...
   - Знаю я таких родичок...  Ой  смотри,  Рыгоре!  Поймаю,  я  не  твоя
покойна жинка, я вас обоих...
   - Ну развоевалась, - заржал войт и осекся, - что за глупости мы тут з
тобою порем, Луи ще не  похоронен,  от  Рене  ответа  нема,  да  и  Лупе
пропала...

2230 год от В. И. 22-й день месяца Лебедя.
Святой город Кантиска

   Рене досадливо пожал плечами - он так и не привык к  столь  уважаемой
Церковью ритуальной роскоши. Ну что с того,  что  он  пришел  на  бдение
одетый по-походному? Та  же  Церковь  все  уши  пастве  прожужжала,  что
богатства мирские есть суета сует и суета всяческая, а принц,  пришедший
просить благословения перед Первым Бдением <Ритуальное уединение в храме
будущего  короля  или  императора,  через  три  месяца  после   которого
происходит миропомазание>, оказывается, должен разрядиться, как  павлин.
Разумеется, Феликсу было абсолютно безразлично, что  было  на  Рене,  но
слетевшаяся в Кантиску стая высоких клириков была бы  весьма  недовольна
подобным поведением Рене из рода Арроев, которого некоторые церковники в
глубине продолжали считать еретиком.
   Что ж, свои ошибки надо  признавать  и  исправлять,  и  Рене  заверил
впавшего в истерику брата Фиделиуса, что не пройдет и трети оры, как  он
вернется во всем великолепии, и поспешил к себе.  Он  собирался  сменить
платье и, может быть, выпить  стакан  вина,  но,  оказавшись  свидетелем
сцены в собственной спальне изменил свои намерения и  стал  с  интересом
слушать.
   Его благоверная воспользовалась случаем, чтобы сквитаться соперницей,
но Герика оказалась ей не по зубам. Богатая приключениями жизнь  герцога
тем не менее проходила вдали от  женских  ссор,  и  воображение  Первого
Паладина Зеленого Храма Осейны не было столь буйным,  чтобы  представить
себе подобное. Во всяком случае, если Герика не до конца  утратила  свои
пугающие способности, то ее следовало назвать образцом выдержки, так как
он, Рене Аррой, будь его воля, немедленно превратил бы бушующую Ольвию в
стул, стол или что-нибудь  еще  столь  же  спокойное  и  молчаливое.  За
восемнадцать с лишним  лет  своего,  так  сказать,  супружества  маринер
впервые увидел жену в бешенстве, которое  ироничное  спокойствие  Герики
только подстегивало. До сего дня Рене лишь посмеивался, слушая  рассказы
и сетования своих приятелей на жен и любовниц, но сейчас ему стало не до
смеха.
   Ольвия кричала, что намерена искать защиты своего супружеского  очага
у Церкви, а времена сейчас изменились. Если недавно перед  лицом  общего
врага Святой престол был готов  поддерживать  эландского  властителя  во
всем, то  теперь  Кантиска  укрепила  свое  положение,  в  том  числе  и
чудесами, якобы совершенными по воле Творца. Рене был  согласен  с  тем,
что объяснять  людям  появление  эльфов,  силу,  так  кстати  овладевшую
Герикой, и вообще всю  подноготную  закончившейся  войны  излишне  -  не
поймут.  Но,  подтвердив  версию  Максимилиана  и  согласившись  принять
таянскую корону из рук самого Архипастыря, Рене невольно поставил себя в
зависимость от церковной морали, которая требовала нерушимости семейного
очага. Ольвия знала, куда идти. Рене не сомневался, что Церковь  если  и
согласится замять скандал, то потребует взамен ответного дара,  что  еще
сильнее привяжет Эланд к Святому престолу.
   Конечно, пока его занимает Феликс, в этом не будет ничего  страшного,
но что-то подсказывало герцогу, что рыцарь на пастырском троне -  скорее
исключение, продиктованное военным временем, нежели правило...

2230 год от В. И. 27-й день месяца Дракона.
Фронтера

   Шандер без труда нашел место, где когда-то стоял Белый  Мост.  Теперь
от  деревни  осталось  пепелище,  да  и  то   успело   покрыться   буйно
разросшимися свечами лета <Травянистое растение  с  высокими  малиновыми
соцветиями, название, видимо, происходит от того, что цветение  выпадает
как раз на конец лета, которое как бы "сгорает" на его огне>.  Уцелевшие
кусты смородины казались иссиня-черными от никому  не  нужных  ягод.  На
освещенной солнцем площади, где когда-то стоял иглеций,  грелся  кошачий
выводок, и это, похоже, были  единственные  обитатели  сожженного  села.
Лупе здесь, разумеется, не было, и быть не могло. О том,  что  маленькая
колдунья жива, была с резестантами и исчезла после убийства Луи, Гардани
узнал три кварты назад, когда заезжал в Мунт с письмами от Рене  (герцог
изменил свои намерения  и  остался  в  Кантиске,  и  Шандер  догадывался
почему, Ольвия намеревалась просить  защиты  у  Церкви,  а  Аррой  хотел
встретить удар грудью  и  не  позволить  впутать  в  это  дело  Герику).
Очередное исчезновение Леопины Шандера не испугало. Он знал  ее  бешеную
гордость и боязнь, что кто-то вспомнит о ее прошлом. Хотя  какое  сейчас
это имеет значение? Все, что было до войны, осталось  в  прошлой  жизни,
надо смотреть вперед, а не назад. От Романа, также оставшегося  с  Рене,
Шани знал, что Родольф погиб, причем так, как дай бог  всякому.  Нелепая
жизнь поэта завершилась яркой вспышкой,  надо  полагать,  не  пройдет  и
нескольких лет, как клирики вылепят из Глео праведника в белых  одеждах,
так что Лупе еще будут завидовать... Но где же все-таки она?
   Шандер  Гардани  вздохнул  и  велел  своим  людям  двигаться  дальше.
Оставаться среди пламенеющих от  малиновых  цветов  развалин  никому  не
хотелось, так что  воины,  с  трудом  скрывая  облегчение,  заворачивали
коней. Шандер на всякий случай  проехался  в  оба  конца  по  тому,  что
некогда было главной улицей, встретил еще нескольких кошек,  ошалело  на
него уставившихся,  а  затем  юркнувших  в  развалины.  Граф  постарался
убедить себя, что Лупе скорее всего вернулась в Гелань на  Лисью  улицу,
где он ее и обнаружит. Шандер вздохнул  и,  сорвав  с  ближайшего  куста
кисточку темных кислых ягод, тронул поводья.
   Говорить и даже думать не хотелось. Он  молча  ехал  позади  молодого
воина с орифламмой, хотя смотреть на эту самую  орифламму  было  некому.
Тени  становились  длиннее,  приближался  вечер...   Внезапно   мышастый
иноходец Шандера вскинулся на дыбы, звонко заржал и, сделав  неожиданный
прыжок в сторону, вырвался из шеренги и  бросился  в  лес.  Гардани  был
прекрасным наездником, но все произошло слишком неожиданно, и  ко  всему
поводья арцийской работы не  выдержали  и  лопнули.  В  таком  положении
всаднику  остается  лишь  следить,  чтобы  низкие  ветки,  протянувшиеся
поперек  тропы,  не  выбили  его  из  седла,  и  надеяться  на  то,  что
обезумевшая лошадь рано или поздно остановится.
   Конь, видимо, несся по  кабаньей  тропе,  вскоре  глухой  стук  копыт
сменился чавканьем, местность явно понижалась, затем лес расступился,  и
перед Шандером раскинулась бугристая ярко-зеленая равнина  -  знаменитые
Кабаньи топи. Конь сломя голову мчался прямо в самую  их  сердцевину,  и
Шандер понял, что назад дороги не будет. Стоило пережить плен,  Адену  и
Кантиску, чтобы найти дурацкую, случайную смерть в болоте... Только  вот
серый несся по бездонным топям,  как  по  лучшему  лугу,  стелилась  под
копытами ядовито-зеленая болотная трава, сверкали брызги да  взлетали  с
треском разъевшиеся летние утки. Наконец сумасшедший бег  замедлился,  и
графу  удалось  ухватить  обрывки  поводьев.  Впереди   темнели   кусты,
указывающие то ли край трясины, то ли  относительно  сухой  островок,  и
Шани  послал  лошадь  туда.  Та,  тяжело  поводя   взмыленными   боками,
повиновалась. Стена сплетенных ветвей расступилась и вновь сомкнулась, и
они въехали на небольшую поляну, посреди которой возвышался серо-лиловый
валун, на  котором  сидела  худенькая  женщина  в  ярко-зеленой  тунике.
Шандеру показалось, что  он  сходит  с  ума,  а  она  повернула  к  нему
обрамленное пепельными волосами личико,  украшенное  огромными  глазами,
когда-то напоминавшими  по  цвету  камень-листвечник,  но  сейчас  более
похожими на весеннюю листву, просвеченную солнцем.
   - Лупе! - Шандер бросился вперед, но она быстро отступила за камень.
   - Прости, что позвала тебя таким образом. Я не хочу, чтоб меня видели
твои друзья...
   - Но... Позвала? Ничего не понимаю? Как, ты в  лесу?!  Одна?  -  граф
сделал шаг вперед, и женщина, останавливая его, протянула  вперед  узкие
ладони.
   - Шандер! Остановись и выслушай.
   - "Слово дамы - закон для нобиля!" - ничего лучшего, чем  эта  цитата
из Кодекса Розы, в голову не пришло...
   - "А для дамы закон - честь!" - бездумно  ответила  Лупе  и  опустила
голову. - Я не знала, что ты жив...
   - Я сам себя почти похоронил, - Шандер больше не  пытался  подходить,
пораженный ее отрешенным тоном.
   - Как ты спасся?
   - Меня сначала спасли Рамиэрль и один гоблин, а потом - Герика.
   - Да, про нее я все знаю, - серьезно кивнула  маленькая  колдунья,  -
она и есть Королева Осени... И Эстель Оскора. Я гадала в прошлом году...
То, что уже случилось, теперь понятно, но, к несчастью, понимание пришло
слишком поздно...
   - Лупе, но, может, продолжим этот разговор в другом месте?
   - В другом не получится. Я теперь живу здесь.
   - Здесь?! - у него не было слов. - Но здесь только  утки  да  кабаны,
как же ты...
   - Они ничем не хуже большинства людей...
   - Я готов согласиться, что  лучше  многих,  -  разговор  начинал  его
тревожить все сильнее, на смену первой радости пришло предчувствие беды,
- но это не место для женщины... Ты уже не единожды пыталась  бежать  от
себя, разве это помогло?
   - Нет, - согласилась она, - не помогло.
   - Лупе, - граф говорил быстро, комкая слова,  словно  боясь,  что  не
успеет, - Лупе, возвращайся. Я все время думал о тебе... Когда я  узнал,
что ты была в Мунте, что мы разминулись только на несколько дней, я чуть
с ума не сошел. Почему-то подумал, что ты вернулась в Белый Мост. Я  был
там, но там только кошки и летние свечи. Я надеялся найти тебя в Гелани,
и вдруг такое чудо... Я ведь  люблю  тебя,  я  это  понял  уже  давно...
Помнишь, как мы прощались у Симона? Ты ведь тоже? Правда ведь? Ты сейчас
свободна, Глео погиб, война кончена, впереди все новое. Настоящее. Давай
вместе забудем то, что было...
   - Нельзя, - она сказала  очень  тихо,  почти  прошептала,  но  Шандер
осекся, словно налетел  на  невидимую  стену.  -  Нельзя,  Шандер...  Мы
потеряли друг друга, когда расстались прошлой осенью,  -  она  задумчиво
накрутила на палец  легкую  пепельную  прядку.  Мы  действительно  почти
полюбили друг друга... Меня мучило, что я замужем, что я тебе не  ровня,
но я была влюблена, я даже осмелилась на Большой Расклад, и сказали мне,
что у нас может быть будущее... Но "может  быть"  не  всегда  становится
"есть"...
   Долго рассказывать, что со мной было. Ты погиб -  это  было  известно
всей Гелани. Я ушла из города, встретила... Нет, это потом... Мы дрались
с годоевскими убийцами, я, и Хозяин пущи, и другие, мы помогали Рыгору и
его людям. А потом появился Луи... Я тебя уже оплакала и не думала,  что
что-то может еще быть... И не  было  бы,  если  бы  не  смерть,  которая
торопила нас... Шани! Я полюбила Луи... Родольф, он был  моей  выдумкой,
ты - мечтой, а Луи... Он стал для меня... всем.
   - Понимаю, - кивнул Шандер, кусая губы, - то, что я слышал  о  нем...
Он был достоин тебя... Ты права, любовь всегда права... Но ты не  можешь
здесь оставаться! Я готов стать твоим другом.  Клянусь,  я  больше  тебе
ничего не скажу, пока ты не успокоишься... Я могу  долго  ждать...  Если
нужно, всю жизнь.
   - Зачем, - она подняла глаза, - у тебя еще  все  случится...  Я  тоже
думала, когда узнала про тебя, что это конец... Но конца, пока мы  живы,
быть не может. Просто у тебя теперь своя дорога, а у меня своя.
   - Нет, у нас одна дорога! Проклятый меня побери! В  Гелань  или,  еще
лучше, в мои владенья. Я не дотронусь до тебя, я даже приезжать туда  не
буду, если ты не позволишь. Но я буду за тебя спокоен! Буду  знать,  что
ты есть, что тебе ничего не грозит.
   - А мне и так ничего не грозит, -  улыбнулась  Леопина,  -  все,  что
могло со мной случиться, уже случилось, и ни ты, ни кто другой ничего не
изменит...
   - Но не можешь же ты жить одна, в лесу?
   - Могу. Только это я сейчас и могу, Шани... Не  знаю,  что  бы  было,
если бы ты застал меня в Мунте. Сердце, оно ведь непредсказуемо. Счастье
это нам бы вряд ли принесло, но без счастья живут почти все. Может, я  и
пошла бы с тобой, просто чтобы куда-то идти... Но  тебя  не  было,  и  я
решила...
   - Но... разве тут есть циалианская обитель? Или ее будут строить?
   - Нет! Пока я жива, ИХ, - она произнесла это с неожиданной яростью, -
здесь не будет! Шани. Я больше не человек. Кэриун... Не знаю, тебе  Рене
или Роман рассказывали?
   - Да, - он медленно кивнул.
   - Тогда ты поймешь... Кэриун позвал меня, и  я  согласилась.  Прежняя
Хранительница топей погибла, и ее заменила я. Даже захоти я  теперь  все
изменить, это ничего бы не значило. Я привязана к Кабаньим топям,  я  их
часть, а они - часть меня... Я -  Хранительница,  Шани.  Причем  ставший
Хранителем человек,  в  отличие  от  эльфа,  не  может  покинуть  места,
которому он дает обет... наверное, мне не следовало с тобой встречаться,
но ты должен понять, что я - прошлое. Твоя жизнь теперь  намного  короче
моей, и ты не должен ее тратить, догоняя вчерашний день. Для  тебя  меня
нет, пойми это и прими...
   - Нет! - крикнул Шандер.
   - Да...

2230 год от В. И. 2-й день месяца Собаки.
Святой город Кантиска

   Рене пошевелил губами, продолжая в мыслях разговор с женой, и  быстро
прошел к Его Святейшеству.
   Феликс принял герцога более чем официально, и причина была очевидна -
рядом с архипастырским креслом с видом оскорбленной  в  лучших  чувствах
добродетели  стояла  Ольвия,  предусмотрительно  закутанная  в  скромную
темно-серую одежду, а три резных седалища у стены занимали  Максимилиан,
духовник Ольвии Назарий, какового она притащила с собой в Святой  город,
и какой-то незнакомый Рене клирик. Что ж, пить, так пить... Рене отвесил
пастырям полагающийся по канонам поклон и почтительно поцеловал перстень
с изумрудом, решив про себя,  что