опасности, или, вернее, в меньшей опасности, чем, скажем, в  ельнике.
Мы свалились среди деревьев в снег и сразу же заснули как  убитые.  Если
бы кому-то пришло в голову нас съесть, он просто не мог бы найти лучшего
момента, но, видимо, судьбе было бы неинтересно, если  бы  мы  проиграли
так позорно и из-за такой ерунды. Нас никто не потревожил.
   Пришли в себя мы как-то сразу. Солнце уже село, но небо на закате ещ„
горело оранжевым. Мы наскоро перекусили и двинулись в путь. На душе было
гадко и безнадежно. Я не понимала, куда и зачем я  иду  по  заснеженному
вымерзшему лесу, если позади нет ничего, кроме пустоты и боли, а впереди
только бой и поражение. Но я шла, завидуя Преданному. Ему в  этой  жизни
было все понятно - он должен идти с хозяйкой браслета и ее защищать. Так
просто. Проклятье, и этот зачарованный  зверь,  и  красавец-эльф,  принц
крови, высшее существо, оба стали моими  добровольными  спутниками,  оба
ради меня рисковали жизнью, а я этого не стоила.
   Судьба мерзко подшутила, избрав Папессой <Папесса(в других  вариантах
Повелительница демонов, . Повелительница Кошек, Великая Жрица) - одна из
самых сильных фигур при игре в Эрмет> создание, годное для этой роли  не
более чем кошка  для  полета.  Постепенно  я  поняла,  что  мое  мерзкое
настроение имеет вполне материальную причину. Охота продолжалась, а  то,
что поначалу казалось обычным самоковырянием, помноженным на усталость и
короткий дневной сон, оказалось тем же  самым  предчувствием  беды,  что
нахлынуло на меня в Убежище в день  смерти  Тины.  Астен  воспринял  эту
новость спокойно, даже бровью не  повел.  Преданный  коротко  рыкнул  и,
словно понимая, что случилось, принялся  охранять  нас  всерьез.  Он  то
исчезал в темноте, то возвращался, всякий раз возникая с другой стороны.
Если  бы  за  нами  гнались  существа  из  мяса  и  костей,  наша  Рысь,
безусловно, учуяла бы их задолго до нападения, да и  ее  когти  и  клыки
сослужили  бы  хорошую  службу.  Но  вот  справимся  ли   мы   с   моими
родственничками по Ройгу... Думать об этом было довольно  неприятно.  Не
думать было нельзя.

2228 год от В. И. Вечер 4-го дня месяца Звездного Вихря.
Большой Корбут

   Дальние вершины  все  еще  заливало  уходящее  солнце,  но  здесь,  в
заросшей лиственницами долине,  ночь  уже  накрыла  все  синими  мягкими
крыльями. Кони неспешно  шли  по  чуть  припорошенной  первым  нестойким
снегом золотистой хвое. Их мерная поступь укачивала, успокаивала,  да  и
бежавшая впереди собака была совершенно спокойна. Роман  с  наслаждением
отдался  столь  свойственному  эльфам  чувству  отрешенного  созерцания.
Бурная  жизнь  внука  великих  властителей  редко   давала   ему   такую
возможность, и он почти победил в себе  столь  свойственную  бессмертным
привычку наслаждаться тем, что все идет как заведено  Творцом  и  ничего
нельзя и не нужно менять.
   Сейчас от либра ничего не зависело. Он должен  был  отвезти  раненого
домой, а там его ждет или  бой,  или  мир.  Вдруг  ему  все  же  удастся
договориться с "ночным народом" о помощи или хотя бы  о  ненападении.  В
любом случае все решала встреча, и загадывать заранее не  имело  смысла.
Он слишком мало знал об извечных врагах эльфов,  чтобы  пытаться  что-то
придумать.
   Юный гоблин, которого Роман на  свой  страх  и  риск  все  же  напоил
притупляющим боль средством, дремал или делал вид, что дремлет.  Длинные
волосы юноши, прямые и черные, стянутые  на  затылке  в  конский  хвост,
лезли Рамиэрлю прямо в лицо, и тот со смешком  отворачивался.  Это  было
действительно смешно - эльф, таскающий на руках гоблина.
   Деревья  расступились,  и  кони,  весело  фыркнув  -   им   нравилась
сегодняшняя дорога,  -  вслед  за  псом-проводником  перешли  неглубокую
речку. Собака бурно отряхнулась, оглянулась,  негромко  тявкнув,  словно
привлекая к себе внимание. Спящий вздрогнул,  помотал  головой,  отгоняя
сон, и, обернувшись к Рамиэрлю, что-то  ему  сказал.  Слов,  разумеется,
было не понять, но по всему выходило, что они  почти  приехали.  Правда,
никаких следов деревни или хотя  бы  хутора  видно  не  было.  Не  лаяли
собаки, вековые лиственницы не знали  топора,  хотя...  Хотя  обладающий
почти звериным чутьем Рамиэрль уловил запах дыма. Что ж,  если  здесь  и
живут гоблины, их не может быть  много.  А  чем  их  меньше,  тем  проще
договориться. Хотя тут вполне может быть застава, где обитают пять-шесть
воинов. Что, впрочем,  опять-таки  неплохо.  Если  что,  он  оставит  им
мальчишку  и  ускачет.  Дорога,  хвала  Великому  Лебедю,   это   вполне
позволяет.
   Но ни бежать, ни драться не потребовалось. Молодой гоблин что-то  еще
сказал на своем гортанном языке, и собака затрусила вперед.  Вскоре  они
перешли еще одну речку, вернее, большой ручей, и  стали  подниматься  на
гору. Тропинка петляла между почти облетевших кустов  лещины  и  темного
можжевельника, и Роман порадовался, что в такой темноте  не  промахнется
только эльф. Гоблины же, даром что их  величают  Ночным  Народом,  ночью
видели хуже Перворожденных, а значит, стрела ему не грозит.
   Наконец кусты расступились, и путники оказались на небольшой  поляне,
посреди которой стоял огороженный частоколом дом. Ворота были не  просто
заперты, но заложены изнутри чем-то тяжелым.  Пес  сидел  у  них,  виляя
хвостом, но не лаял - видимо, подумал Роман, вблизи от дома  ему  велено
не шуметь. Это было весьма странно, но  опасности  в  себе,  похоже,  не
таило.
   Его невольный спутник между тем водил рукой по  неструганому  дереву,
явно что-то выискивая. Наконец это ему удалось. Роман  так  и  не  успел
заметить, что тот сделал, но в доме наконец зашевелились. Раздался  звук
открываемой двери и торопливое шарканье  ног.  Юноша  кого-то  окликнул,
видно,  узнал  по  походке.  С  той  стороны  раздался  возглас,  весьма
напоминающий человеческое "ой-ей-ей!", и возня - лихорадочно вытаскивали
запиравший ворота  тяжеленный  брус.  Все  это  время  мальчишка  что-то
торопливо   рассказывал,   прерываемый   короткими   возгласами   своего
невидимого соплеменника. Наконец ворота распахнулись, и Топаз с  Перлой,
брезгливо перебирая ногами в черных чулочках, вступили в логово Тьмы.

2228 год от В. И. Рассвет 5-го дня месяца Звездного Вихря.
Босха, северо-западный край Пантаны

   Астен с удовлетворением осмотрел небольшую уютную поляну, розовую  от
утренних лучей. Очень  подходящее  место  для  дневки.  Высокие  буки  с
серебристыми стволами казались колоннами, подпиравшими немыслимо  чистое
небо. Подлеска почти не было, но по краям поляна заросла  кустами  дикой
розы, на которых все  еще  держались  не  склеванные  птицами  оранжевые
плоды.
   Мелькнула странная мысль - если бы ему предложили выбрать  место  для
своей могилы, он выбрал бы именно эту буковую  рощу  на  окраине  Босхи.
Мысль была странной потому, что Астен  никогда  еще  столь  страстно  не
упивался жизнью. Ему казалось, что за  последние  несколько  месяцев  он
передумал и перечувствовал больше,  чем  за  сотни  лет  безмятежного  и
бессмысленного существования в Убежище. Когда-то он сделал попытку  уйти
в большой мир, но не смог  оторваться  от  Пантаны.  Затем...  Затем  он
подарил Тарре своего сына.
   Эльфы считали этот его поступок кто безумием,  кто  героизмом,  а  он
просто дал  Рамиэрлю  возможность  самому  сделать  себя.  Внешний  мир,
разноцветный, огромный и  жестокий,  всегда  манил  Астена,  но  ему  не
хватало решимости отказаться от изысканного покоя, с головой  бросившись
в неизвестность. И все равно он мучительно завидовал Рамиэрлю,  в  своих
мыслях   представляя   совместные   безумные   эскапады   с    погонями,
приключениями, открытиями. И только об одном он  не  думал  -  о  любви.
Поэт, написавший  десятки  посвященных  Прекрасной  Незнакомке  сонетов,
женатый на красивейшей женщине Убежища, он воспринимал прелести Нанниэли
холодно и отстраненно, как совершенство статуи или букет вина. Когда она
ушла от него, или, вернее, когда он позволил ей это сделать,  его  жизнь
не стала ни беднее, ни, наоборот, счастливее. Свою возлюбленную из  мира
людей он давно забыл и именно поэтому посвятил  ей  огромное  количество
стихов, где скромная пантанская крестьяночка именовалась  то  утраченным
аметистом, то унесенной ветром  птицей...  А  вот  лица  ее  он  не  мог
вспомнить при всем желании, лишь наплывали какие-то  смутные  видения  -
расшитый трилистниками платок, из-под которого выбивается рыжая  прядка,
эльфийская сережка-колокольчик в маленьком ухе, страдальчески  сведенные
брови... Он забыл даже  имя,  потому  что  предпочитал  называть  ее  на
эльфийский лад - Кэриа.
   А вот теперь, теперь его тянет к себе  существо,  отмеченное  клеймом
Белого Оленя. Астен сам не понимал, что его привлекло в Герике -  скорее
всего ее яростное стремление оставаться самой собой,  не  обольщаясь  на
свой счет и не боясь правды, какой бы она ни была. Эльфу даже было жаль,
что тарскийка не оказалась могущественной  волшебницей,  она  смогла  бы
распорядиться Силой лучше, чем кто бы то  ни  было.  Во  всяком  случае,
лучше, чем его дочь. Астен не сомневался, что Эанке - убийца. Убийца  по
своей глубинной  сути.  Он  удивлялся  лишь  тому,  что  она  так  долго
выжидала. Когда они уходили из Убежища, у  него  мелькнула  мысль,  что,
будь он хоть на сотую долю  таким,  как  герои  старинных  сказаний,  он
должен был уничтожить порожденное им зло. Он же трусливо бежал,  оставив
Эмзара расхлебывать заваренную Эанке  кашу.  И  был  счастлив  тем,  что
Убежище осталось позади и, как ему думалось, навсегда.
   Астен не собирался возвращаться. После Кантиски его дорога  лежала  в
Эланд. Он был уверен, что Рене Аррой примет его без лишних  вопросов,  а
его познания в магии придутся весьма кстати и он наконец свершит  что-то
по-настоящему нужное и важное.
   - О чем ты задумался? - голос Герики вернул его  к  действительности.
Тарскийка смотрела на принца-Лебедя с плохо скрытой тревогой.
   - Так, ни о чем, - эльф улыбнулся, -  кстати,  мне  пришло  в  голову
несколько замечательных  мыслей.  Для  начала  предлагаю  называть  меня
Астени, а тебе, если позволишь, очень подходит имя Геро. Геро - Цветущий
Вереск... И потом, я не думаю, что нам так уж нужно идти в Кантиску.
   Женщина молчала, явно ожидая продолжения разговора. Эанке на ее месте
уже излагала бы свой взгляд по данной теме, Нанниэль бы дала понять, что
его поведение неприлично, его давняя возлюбленная заранее согласилась бы
со всем, что он скажет. Герика  выжидала.  И  это  ему  отчего-то  очень
нравилось.
   - У  меня  сто  доводов  в  пользу  Эланда,  -  Астен  говорил  с  не
свойственным ему напором, - во-первых, там  найдется  место  Преданному.
Во-вторых, Аррою понадобится наша помощь. Всадники  Таяны  просили  тебя
защитить Явеллу, то есть проход в Эланд,  а  из  Кантиски  ты  этого  не
сделаешь. Да и мои познания там будут вполне уместны. В-третьих,  я  все
равно туда собирался.
   - Да? - в голосе Герики прозвучало искреннее удивление. - Но, Астени,
ведь ты, - она без лишних слов приняла его просьбу, - обещал вернуться в
Убежище через пять кварт.
   - Все не так, - принц с облегчением рассмеялся, - брат  действительно
меня об этом просил, но я ему ничего не обещал. А для себя я  все  решил
еще в тот день, когда ушел Роман.
   - Но почему? - ее вопрос не был ни праздным  любопытством,  ни  данью
вежливости. Она хотела знать. И он ответил.
   - Потому что я начинаю понимать, что бессмертие почти  то  же  самое,
что небытие, потому что я  устал  от  пустоты,  от  бессмысленности,  от
покоя. Человеческая жизнь коротка, но она ЕСТЬ, вернее, МОЖЕТ БЫТЬ, если
ею распорядиться  как  следует.  А  что  такое  моя  жизнь,  жизнь  моих
соплеменников? Ее словно бы и нет. Исчезни  мы,  никто  не  заметит.  Мы
существуем, и, опять-таки, это касается только нас. А теперь  нам  выпал
шанс прожить пусть коротко, но ярко. Зная, что завтра может  никогда  не
наступить, следует распорядиться своим "сегодня" так, что  не  будет  ни
страшно, ни стыдно уходить. Я хочу жить, Герика, - Астен почти кричал, -
жить, чувствовать, надеяться, сомневаться... И все это я найду в Эланде.
Мое место там, - он оборвал себя на полуслове и очень тихо спросил:
   - Так ты идешь со мной?
   Она не колебалась.
   - Конечно. Я никогда не хотела в Кантиску. Клирики,  даже  лучшие  из
них, вызывают  у  меня  тоску.  Я  должна  стать  стражем  Явеллы,  и  я
постараюсь им стать, хотя не представляю, чем могу быть полезна. Ведь  с
Охотником я ничего не смогла поделать. Что это, кстати говоря, за тварь?
   - Насколько я мог понять, - Астен взял Герику за руку, она  этого  не
заметила или сделала вид, что не заметила, -  насколько  я  мог  понять,
прислужники Ройгу могут подчинять себе человеческое тело, с  которым  со
временем срастаются и  которое  можно  уничтожить.  Что  мы  и  сделали.
Изначальная  сущность  скорее  всего  уцелела  и   нуждается   в   новом
материальном воплощении. Сама она, видимо, проделать это не в состоянии,
ей нужна дополнительная энергия, источник которой, похоже,  находится  в
Тарске. Вспомни, ведь все начинается  именно  там,  в  Последних  горах.
Думается, всякий раз после поражения  Ройгу  его  приспешники  отступают
именно туда, а потом появляются, став еще более сильными. А возможно,  -
Астен наморщил лоб, пытаясь удержать ускользающую мысль, - Ройгу  еще  и
не вступал в  игру,  а  пресловутый  Белый  Олень,  которого  уничтожили
Всадники, всего лишь астральный образ, наделенный малой толикой  прежней
силы.
   - Что же в таком случае сам Ройгу,  -  с  невольной  дрожью  спросила
Герика, - если даже его образ обладает таким могуществом?
   - У меня есть единственное объяснение, - пожал плечами  эльф,  -  это
один из Прежних богов Тарры,  каким-то  образом  не  погибший  вместе  с
другими и жаждущий теперь то ли власти,  то  ли  мести...  Возможно,  он
безумен.
   - Но разве Бог может быть безумным?
   - Каждая сущность, обладающая мыслями и чувствами, может в  известном
смысле утратить разум... Я не  понимаю  другого,  почему  он  так  долго
выжидал, ведь со дня Великого Исхода, когда Тарру покинули  Светозарные,
прошло больше двух тысячелетий.
   - Но, если это кто-то из Прежних,  почему  Всадники  и  болотница  на
нашей стороне?
   - Это еще одна причина, по которой мы должны попасть в Эланд.  Что-то
мне подсказывает, что там можно  найти  ответ.  Но  ты  меня  совсем  не
слушаешь?
   - Слушаю, - просто  ответила  тарскийка,  -  просто  мне  уже  совсем
невмоготу бороться с этим проклятым предчувствием.
   - Что, совсем как тогда? - деловито осведомился Астен.
   - Хуже, - она грустно улыбнулась. - Тогда у  меня  на  сердце  лежала
жаба,  теперь  -  атэвский  эр-хабо  <Эр-хабо  -  обитающая  в  Эр-Атэве
гигантская  хищная  рептилия,  напоминающая  рогатую  жабу  со   спинным
гребнем. Считается воплощением  всего  самого  отвратительного.  Легенды
говорят, что эр-хабо  были  изгнаны  из  преисподней  за  свою  тупость,
жадность и неопрятность>.
   - Весело, - вздохнул Астен, - видимо,  они  уже  недалеко.  Ты  перед
приходом Охотника испытывала нечто подобное?
   - Нет. Я спала и  как  бы  сквозь  сон  услышала  зов.  Некто  именем
Всеобщего Господина велел мне следовать за ним. Я ничуть не  испугалась.
Просто разбудила тебя, хотя ты, по-моему,  не  спал.  А  дальше  ты  все
знаешь.
   - Значит, это не Ройгу. Что ж, я так и думал.
   - Тогда кто? - она взглянула в глаза принца-Лебедя.
   - Мои соплеменники, я полагаю, - вот уж с кем не хотелось бы драться.
Самое печальное, что я могу их всех уничтожить. И я должен скорее  всего
буду это сделать, но ведь я же их всех знаю! Я уж не говорю о  том,  что
за нами скорее всего идет Эанке. Хоть бы только без Нанниэли...
   Герика не ответила. Не захотела  выдумывать  благостную  утешительную
чушь. И хвала Великому  Лебедю.  Астен  вновь  оглядел  залитую  веселым
светом поляну, для эльфов белый день и солнце были помощниками  в  любых
делах - и добрых, и не очень. Что ж, место вполне годится для битвы.  Он
аккуратно  сложил  все  вещи,  кроме  меча,  под  особенно  густой  куст
шиповника. Проверил, как лежит в руке эфес,  как  ходит  меч  в  ножнах,
расстегнул плащ, чтобы сбросить его  при  первой  необходимости.  Герика
смотрела на его приготовления тревожными серыми глазами.
   - Мы остаемся тут, - она не спрашивала, она утверждала.
   - Да, - просто ответил он. - Бежать не  имеет  смысла.  Эанке  всегда
меня найдет. Что поделаешь, родная кровь, -  он  судорожно  вздохнул,  -
думаю, чем раньше все кончится, тем лучше. Может быть,  вы  с  Преданным
уйдете в лес и переждете?
   - Нет, - это тихое "нет" прозвучало удивительно твердо, - я останусь.
Это единственное место, где мне не будет страшно.
   - Я так  и  думал,  -  принц  поцеловал  руку  Герики,  -  если  что,
постарайся выжить и дойти. Назло всем.
   - Ты говоришь так, как будто не надеешься. Не надо, прошу тебя...
   - Надо, - Астен все еще не выпускал ее руки, - лучше попрощаться, чем
не успеть сделать это. Ты единственная женщина,  Геро,  которой  я  могу
сказать все. Даже если это больно. Я не  могу  сказать,  что  уже  люблю
тебя, но если удача от нас не отвернется, у нас может быть будущее.
   - Странно, - она подняла глаза к небу,  в  котором  кружила  одинокая
птица, - ведь я могла слово в слово повторить твои слова.  Хорошо,  если
тебя убьют, я постараюсь выжить и дойти до Эланда, если... Хотя вряд  ли
мне это удастся, я не колдунья и даже не воительница.
   Астен бросил на землю свой плащ, и они долго сидели на нем в обнимку,
закутавшись в плащ Герики. Все уже было сказано, но теперь  молчание  не
было тягостным. Наоборот. С каждым мгновением, с каждым толчком сердца в
их души входили покой и надежда. Солнце  медленно  клонилось  к  закату,
птица давно улетела, а они все ждали. Наконец кусты расступились,  и  на
поляну выпрыгнул Преданный. Если б рысь умела говорить, то и  тогда  она
не могла бы более ясно объяснить, что преследователи близко. Астен легко
вскочил и помог подняться Герике. Торопливо обнял ее, первый и последний
раз прикоснулся губами к губам,  быстро  расстегнул  подбитую  стриженым
мехом куртку и вытащил висящего на цепочке серебряного лебедя.
   - Если что, сохрани и отдай Роману. А не встретитесь, носи  сама  или
подари, но тому, кто станет для тебя всем.  -  Она  серьезно  кивнула  и
немедленно надела медальон. - А теперь забирай Преданного и  иди  вот  к
тем кустам, где я оставил нашу поклажу. Постарайся, чтоб вас не  видели.
Я хочу с ними поговорить, может быть, у кого-то в сердце  или  в  голове
что-то осталось. А при виде тебя они сразу же полезут в драку.
   Герика не спорила. Она вообще никогда не спорила, но если раньше  это
шло от внутренней слабости, то  теперь  она  просто  знала,  что  Астену
виднее и что она ни в  коем  случае  не  должна  ему  мешать.  Тарскийка
поманила  рысь,  которая,  казалось,  прекрасно  поняла,  что   от   нее
требуется, и укрылась в густом кустарнике. Астен накинул, не застегивая,
плащ и вновь сел на снег. Ждать пришлось недолго. Из леса одна за другой
вышли шесть фигур. В своих белых одеяниях они казались близнецами. Принц
Лебедей даже не пошевелился.
   Первый из пришельцев, увидев сидящего Астена, остановился, и второй с
ходу налетел на него. Эльфы столпились кучкой, видимо не  зная,  что  им
делать дальше. Астен не спеша встал, отряхнул от снега плащ, бросил  его
на  ветки  шиповника  и   спокойным   небыстрым   шагом   направился   к
соплеменникам.
   - Не знаете, что теперь делать? - спросил  он,  поочередно  оглядывая
каждого из пришедших. - Стрела в спину - это да, это вы, как  оказалось,
можете, а вот взглянуть в глаза, видимо, нет.
   Эльфы настороженно молчали. Астен внутренне поздравил себя с успешным
началом. Как  он  и  предполагал,  их  преследовали  Эанке  с  Фэриэном.
Остальных он знал меньш