начнутся бури, по берегу будет не пройти.
   - Я тоже так думаю - не успеют к осени, придется ждать весны, - но не
проще ли нам прямо сейчас захватить Гверганду и береговые укрепления?
   - Нет, - Рене покачал головой, - мы не должны нападать  первыми.  Нам
нужна Гверганда, но со всеми потрохами. Пусть узнают все от  Мальвани  и
выберут между отлученным от Церкви узурпатором  и  Волингом,  приютившим
своего родича-императора и имеющим благословение Архипастыря.

2229 год от В. И. Вечер 17-го дня месяца Медведя.
Корбут. Седое поле

   - Если тут  бывать  колодец,  его  нужно  искать,  -  Криза  умоляюще
смотрела на Романа, - мы искать одна сутка. Только.
   - Хорошо, - кивнул эльф, - отчего бы не поискать... Днем больше, днем
меньше...
   - Мне не нравится твоя мысля. Ты не  делать,  что  хотел,  но  ты  не
виноватый. Просто все не так.
   - Это ты правильно сказала, все действительно не так. И это очень  не
нравится! Ладно, - Рамиэрль поправил заплечный мешок - пошли искать твой
колодец.
   - Он не мой, нет, - запротестовала орка и легко побежала  за  Романом
вниз по пологому склону, сверху поросшему  сочной  юной  травой,  сквозь
которую чем дальше, тем сильнее пробивались странные серебристые стебли.
   Горы захлебывались  поздней  весной,  щебетом  птиц,  звоном  ручьев,
дурманящими запахами черемухи и диких  нарциссов,  а  здесь  по-прежнему
пахло полынной горечью, и седые шелковистые травы медленно  сгибались  и
разгибались, словно под порывами неощутимого ветра. Сердце  эльфа  вновь
сжалось от боли, еще более  острой,  чем  в  первый  раз.  Волна  горечи
захватила и понесла его куда-то. Роман не понимал, что с  ним  творится,
все мысли куда-то делись, остались одни эмоции,  ощущение  невосполнимой
утраты, тоска по несбывшемуся и еще ощущение непонятной вины.
   - Я не виновен перед вами, Древние, -  эльф  сам  не  осознавал,  что
говорит вслух, причем на староэльфийском, который меньше всего  подходил
для того, чтоб разговаривать с прежними богами Тарры, - я оплакиваю  ваш
конец и сожалею о нем. Всем, что мне дорого, клянусь, что сожалею. В наш
мир пришла беда, и мы перед ней как дети в лесу. А вас  нет,  наши  боги
ушли, и мы одни перед лицом Ройгу...
   Криза молча следила за своим спутником. Таким она его еще никогда  не
видела. Эльф стоял на озаренном  ярким  предвечерним  солнцем  склоне  и
что-то говорил на языке, который она не понимала, хоть  некоторые  слова
казались смутно знакомыми.  Временами  Роман  надолго  замолкал,  словно
выслушивая чей-то ответ, хотя, кроме Кризы и его самого, здесь  не  было
ни души. Ни птиц, ни зверей, ни даже водившихся в изобилии в этих  краях
каменных ящериц и золотистых горных кузнечиков.
   Криза устала и присела на теплый камень. Она и раньше не сомневалась,
что Роман - волшебник, а значит, умеет  говорить  с  Духами.  Интересно,
скажут ли ему духи Седого поля, где находится колодец Инты? Неужели  его
кто-то засыпал?
   Жалобный, тягучий крик вырвал орку из задумчивости,  крик,  казалось,
раздавался повсюду, словно кричало само поле.  Криза  ошалело  завертела
головой и увидела стаю птиц. Они приближались с запада, против солнца  и
потому  одновременно  казались   черными   и   обрамленными   сверкающим
серебряным ореолом. Девушка вспомнила, что и прошлый раз они видели  эту
же стаю, издавая щемящий, надрывающий сердце клич, она медленно проплыла
над их головами и исчезла за пятиглавой вершиной Великого Деда  <Великий
Дед (гобл.) - у людей  "Пятиглавец"  -  одна  из  самых  высоких  вершин
Большого Корбута>. На этот раз птицы  вели  себя  по-другому.  Сильно  и
ровно взмахивая огромными сверкающими крыльями они направлялись прямо  к
путникам.
   Кризе стало страшно. Она позвала Романа,  сначала  вполголоса,  потом
громко, потом отчаянно закричала, но чуткий от природы эльф, поглощенный
своим непонятным разговором, даже не обернулся.
   Лошади, верой и правдой  служившие  им  в  степи  и  которых  ставшая
заправской наездницей орка нипочем не хотела отпускать,  утверждая,  что
перевести их через горы летом дело нехитрое, захрапев от ужаса,  куда-то
унеслись вместе с поклажей. Птицы были уже  совсем  близко,  и  девушка,
сама не соображая, что делает, схватила лук и пустила стрелу  в  вожака.
Промахнуться она не могла - странные, похожие одновременно  на  огромных
лебедей и орлов  крылатые  создания  были  уже  совсем  близко,  а  орка
запросто подбивала белку в прыжке. Но боевая стрела так и  не  попала  в
цель. Она вообще никуда не  попала,  а  просто  исчезла.  Та  же  судьба
постигла и вторую стрелу. Криза жалобно пискнула и, как в раннем детстве
в ожидании наказания, сжалась в комок, прикрыв руками голову в  ожидании
удара. Крылья зашумели прямо над ней, птичьи крики стали короче и резче.
   Орка поняла, что стая напала на Романа, за которого она десять  тысяч
раз была готова  умереть,  но  не  смогла  сдвинуться  с  места.  Что-то
древнее, могучее и властное велело ей  оставаться  там,  где  она  есть.
Девушка боролась, но с таким же успехом можно бороться  с  приливом  или
стрелять против сильного  ветра.  Наконец  ей  удалось  поднять  ставшую
неимоверно тяжелой голову. Хлопанье крыльев  и  крики  к  этому  времени
стали глуше, отдаленней. Открыв глаза, Криза ошеломленно  смотрела,  как
Роман  быстро  шел,  почти  бежал  в  сторону  гор,  подгоняемый  стаей.
Белоснежные крылья, спины и  шеи  в  солнечных  лучах  сверкали  тем  же
расплавленным серебром, что  и  трава  под  ногами.  Девушка  облегченно
вздохнула: опасность ее другу не грозила, просто птицы куда-то его вели,
объясняя  дорогу  доступным  им  способом.  Слегка  поколебавшись,  орка
поглядела сначала в ту сторону, куда ускакало их  снаряжение,  затем  на
удаляющегося Романа и побежала за ним.
   Криза всегда считала себя хорошей бегуньей -  быстрой  и  выносливой,
правда, она ни разу не  пыталась  бегать  наперегонки  с  эльфом.  Роман
обогнал ее настолько, насколько  она  обогнала  бы  человека,  и  вскоре
пропал в серебристом мареве. Казалось,  бард  шел  не  по  земле,  а  по
воздуху, во всяком случае, все попытки Кризы убедиться в  том,  что  она
взяла верное направление,  были  безуспешными  -  она  не  встретила  ни
примятой травинки, не  оброненного  пера.  И  все-таки  она  упрямо  шла
вперед, да и что ей оставалось делать?
   Горы  стали  черными,  словно  нарисованными  конгхаонской  тушью  на
темно-синем  бархате,  на  который  кто-то  бросил  пригоршню   крупного
звездного жемчуга, зато  седая  трава  стала  светиться  мягким  матовым
светом. Кризе казалось, что земля и небо вдруг поменялись местами и  под
ногами у нее бездонный воздушный океан,  а  над  головой  ночная  земля.
Усталости она не чувствовала, только неодолимое желание идти  дальше  да
смутное  беспокойство,  вызванное  то  ли  отсутствием  Романа,  то   ли
рождающейся в голове странной мыслью, которая никак  не  хотела  принять
законченные очертания.
   Орка давно уже не думала, куда идет, ноги сами несли ее, а перед  ней
с левой стороны плыл тоненький лунный серп. Старая примета гласила,  что
одинокая девушка, увидевшая слева от  себя  нарождающуюся  луну,  отдаст
свое сердце распутнику, но Кризе было не до этого. С той поры, когда она
тайно покинула дом отца и отправилась на поиски опозоренной матери,  она
не задумывалась о глупостях, которым ее ровесницы придают столь  большое
значение.
   На Романа она наткнулась, когда уже  совсем  потеряла  надежду.  Эльф
неподвижно сидел на земле, опустив голову, и светящаяся трава  закрывала
его по грудь. Девушка, оробев, осторожно подошла  к  нему,  стараясь  не
шуметь, хотя топочи она, как стадо кабанов, бард вряд ли бы  обратил  на
это внимание. Он был не один! Рядом лежал на спине  кто-то,  кого  Криза
никогда в жизни не видела. Коренастый и немолодой, он не  принадлежал  к
расе гоблинов, но  и  на  соплеменника  Романа  был  не  похож,  и  орка
догадалась, что перед ней - человек. Он был мертв, но  жизнь,  казалось,
покинула его совсем недавно. Рядом с покойником  валялся  видавший  виды
дорожный кожаный мешок. Эльф не отрываясь вглядывался в  грубоватое,  но
удивительно притягательное лицо.
   Криза растерянно затопталась на месте. С одной стороны, горе достойно
уважения и не любит чужих глаз, с другой  стороны  -  дорожные  товарищи
должны нести груз радости и беды  совместно.  Отправляясь  в  путь,  она
поклялась в этом Вечной  Дороге  назвав  Романа-эльфа  своим  Спутником.
Поколебавшись, Криза присела на корточки и  положила  ладошку  на  плечо
эльфу. Тот вздрогнул и очнулся.
   - А, Криза... Хорошо, что ты меня нашла.
   - Правда, ты радый? - она не скрывала  облегчения.  -  Я  идить  весь
вечер и уже ночь. Он быть твой друг?
   - Да, он мой друг, - подтвердил Роман, - его зовут... звали Уанн.  По
крайней мере, я знал его под этим именем, хотя, возможно, были и другие.
   - Как он сюда приходить и как он умирать? - не унималась орка.
   - Он дрался и погиб. А вот как он оказался  тут,  не  представляю,  -
Роман вздохнул и поднялся на ноги, - но похоронить его  мы  должны.  Тут
хорошее место. И, Криза, вот он, твой колодец... В двух шагах.
   Колодец был узким и глубоким, и на дне его была вода,  потому  что  в
ней дрожали и отражались звезды. Рассмотреть что-то еще в ночной глубине
было невозможно.
   - Что мы сейчас делать? - осведомилась Криза. - Копать?
   - Да, - вздохнул Рамиэрль, вытаскивая нож и принимаясь споро  срезать
дерн. Работа заладилась, корни у седой травы были совсем коротенькими  и
уходили в глубину не больше, чем на треть длины клинка, да и почва  была
мягкая и податливая, копать такую одно удовольствие.
   Орка и  эльф  трудились  не  покладая  рук,  и  когда  черный  силуэт
Пятиглавца окружил малиновый утренний ореол, могила была  готова.  Роман
бережно завернул тело Уанна в старенький плащ и с помощью отыскавшейся у
него же в мешке веревки бережно опустил на дно. Криза, всю ночь не  щадя
рук помогавшая спутнику, скромно отошла в сторону -  прощание  с  другом
дело сугубо мужское, а Рамиэрль все смотрел и смотрел вниз,  не  решаясь
бросить в могилу первую горсть земли. Что ж, теперь он знает, кто  погиб
тогда, когда он пил рябиновое вино у старого Рэннока. Вот почему  он  не
нашел следов Уанна в Рыжем лесу  -  старик  не  дошел  туда.  Однако  не
похоже, что он встретил свою смерть здесь, на Седом поле, хотя  и  ходил
малопонятными даже Эмзару тропами... Скорее он приполз сюда умирать.  На
теле старого мага не было ран, но бард не сомневался, что  тот  погиб  в
бою, страшном магическом  противостоянии,  в  котором  борющиеся  питают
заклятия собственной жизненной силой.  Но  кто  был  противником  Уанна,
самого могущественного из Преступивших. Одолеть старика мог лишь кто-то,
не  только  обладающий  огромной  силой,  но  и  великими  познаниями  в
Запретном! Неужели Примере? Нет. Вряд ли...
   Роман  еще  раз  вгляделся  в  умиротворенное  лицо,  лицо  человека,
сбросившего  наконец  неимоверно  тяжелый  груз   и   готового   вкусить
долгожданный отдых. Нет, не походил Уанн на побежденного,  скорее  -  на
победителя. Он сделал то, что должно,  но  на  большее  сил  у  него  не
осталось.
   - Что ж, прощай, казэ! - вслух пробормотал эльф.
   Пора было забросать могилу землей и продолжать свой путь, потому  что
его долг еще не исполнен, но Роман не мог просто так взять  и  уйти.  На
могиле Мариты он заставил расцвести шиповник,  а  теперь  нужно  оказать
последнюю почесть и Уанну! Решение пришло неожиданно. Эльф  вспомнил  об
обычае маринеров, про который ему рассказал  Рене,  знать  бы  еще,  где
сейчас седой герцог, жив ли, свободен ли...
   Обменявшись оружием с живым, эландцы становятся братьями. Обменявшись
оружием с  мертвым,  принимают  на  себя  все  его  обязательства.  Эльф
решительно вынул из ножен шпагу - подарок отца, поцеловал и  положил  на
землю рядом с  собой,  поискал  старенький  клинок  Уанна,  не  нашел  и
ограничился охотничьим ножом с роговой  рукояткой,  а  затем,  судорожно
сглотнув, взял полную пригоршню земли и бросил вниз.
   Это послужило сигналом. Криза тут  же  оказалась  рядом.  Вдвоем  они
быстро забросали яму, аккуратно уложив на место снятый дерн, а  в  ногах
могилы Роман воткнул шпагу клинком вверх. Теперь можно было уходить,  но
оба медлили. Бард рассеянно следил, как розоватые утренние  лучи  играют
на стальном острие, а Криза отошла к колодцу. За  ночь  вода  поднялась,
она бурлила и  переливалась  вровень  с  краями,  девушка  удивилась  и,
поколебавшись, опустила в колодец руку. Ничего не произошло, она  просто
ощутила холод подземного источника, не  более  того.  Немного  робея  от
собственного кощунства, орка ополоснула руки  и  лицо  и  только  сейчас
поняла, как ей хочется пить. На вкус вода тоже оказалась водой.  Ледяной
и необычайно вкусной.
   - Роман! - Он вздрогнул и обернулся. - Иди пить вода! Вода хороший!
   Эльф подошел к краю  колодца,  удивленно  приподнял  бровь,  но  воды
зачерпнул, а потом, как и Криза, долго не мог оторваться от источника. В
скромном  хозяйстве  Уанна,  которое  путники,  лишившиеся  собственного
снаряжения, по молчаливому  соглашению  решили  считать  своим,  нашлась
фляга, в которую Роман набрал родниковой воды.  Теперь  уж  точно  можно
было идти, но, видимо, колодец Инты не желал просто так отпускать  своих
гостей.
   Знакомое хлопанье крыльев возвестило, что птицы  возвращаются.  И  не
одни. Но если Романа они вели к колодцу хоть и настойчиво,  но  бережно,
то несчастных лошадей стая гнала без  всякой  жалости.  Взмыленные  бока
были в крови от нанесенных острыми клювами и когтями ран. Кони опрометью
мчались к  хозяевам,  видимо  почитая  тех  способными  защитить  их  от
крылатой напасти. И в самом деле, птицы  отступили,  но  не  улетели,  а
стали кружить неподалеку.
   Заботливая Криза хотела напоить несчастных животных, но обнаружилось,
что вода из колодца успела уйти, и он казался высохшим  и  пустым.  Даже
стенки его из гладкого темно-серого камня с белыми и черными  прожилками
и вкраплениями были абсолютно сухими. Удивленно пожав плечами,  Криза  и
Роман, с грехом пополам обтерев лошадей, предприняли попытку двинуться к
горам, ведя их в поводу. Однако не тут-то было. Птицы, возмущенно крича,
бросились наперерез, оттесняя путников  назад  к  колодцу.  В  какую  бы
сторону они ни двигались, стая бережно, но настойчиво отгоняла их назад.
Роман и Криза, может быть, еще бы смогли попробовать прорваться, прикрыв
лица и как-то отбиваясь, но очумелые от страха кони наотрез отказывались
сделать хоть шаг от сравнительно безопасного места.
   - Что ж, Криза, лошадей нам  в  любом  случае  придется  оставить,  -
высказал очевидное Роман.
   - Я не хотеть, но видеть, что так надо, - согласилась орка.
   Не столь уж и объемистые вьюки были  сняты.  Этому  птицы  мешать  не
стали, но только  коней  освободили  от  поклажи,  налетели,  нестерпимо
крича. Лошади с жалобным ржаньем кинулись наутек и пропали из виду.
   - Значит, им нужны мы. - Роман задумчиво потер лоб. - Но  зачем?  Они
привели меня к Уанну. Они сначала вернули нам коней, а затем прогнали...
   - Они хотеть, чтобы мы брать наши  вещи,  -  высказала  предположение
Криза.
   - Возможно, что ж, пойдем пешком, в горах это даже удобнее, а  лошадь
я тебе потом подарю...
   Но  пойти  пешком  им  не  удалось.  Птицы  не  пропустили.   Путники
переглянулись и, не сговариваясь, уселись на землю. Думать.
   - Смотреть! Так не бывать, - Криза тормошила Романа,  но  тот  и  сам
видел огромный водяной столб, поднявшийся из колодца. Чудовищный  фонтан
рвался в ослепительно-синее небо, а  над  ним  сверкала  и  переливалась
удивительно яркая двойная радуга.
   Птицы, призывно крича, рванулись  к  бурлящему  холодному  гейзеру  и
закружились вокруг. Затем вожак кинулся вперед, пролетел сквозь радужные
ворота и исчез, за ним последовали еще три птицы, а остальные  вернулись
к путникам, недвусмысленно подталкивая их к кипящему водяному столбу.
   - Так вот в чем дело! - прошептал Роман. - Это Дверь! Вот как  пришел
сюда Уанн! Что ж, нас зовут, и надо идти.
   - Туда? - вздрогнула Криза. - Там вода, мы умирать! Вода нельзя жить.
   - Ничего с нами не случится, - заверил ее Роман, хотя вовсе не был  в
этом уверен, - впрочем, ты права! Они звали только меня,  и  кто  знает,
что будет с тобой. Иди домой! Отсюда дорогу ты найдешь. А  я,  если  все
будет хорошо, к вам обязательно приеду.
   - Нет! - выкрикнула  орка.  -  Если  мы  терять  друг  друга,  терять
навсегда! Я идить с тобой!
   - Но... - договорить он не  успел,  девушка,  подхватив  их  пожитки,
стремительно бросилась вперед и исчезла в радужном сиянье. Роман немедля
последовал за ней.

2229 год от В. И. 17-й день месяца Медведя.
Таяна. Гелань

   Ланка не верила бледным. Более того, она их ненавидела. Из-за  одного
из них она потеряла Рене, а теперь они отстранили ее от всех дел. Вместо
власти - почетное заточение в Высоком Замке и одиночество, ставшее после
ухода Уррика невыносимым. Бежать было некуда - она  так  и  не  получила
ответа на свое письмо, к тому же в ее положении в  окна  не  вылезают  и
верхом не скачут. Жертвовать ребенком, пусть и от ненавистного  супруга,
Илана Годойя не желала. Рождение сына (а она была  убеждена,  что  будет
сын) развязывало  руки,  она  становилась  матерью  наследника  и,  если
помогут... поминать святого Эрасти или Равноапостольную Циалу она теперь
не могла, а  эландские  Великие  Братья  были  для  нее  пустым  звуком.
Неважно, кто бы ни помог... Если повезет, она скоро станет вдовой.  Одна
беда - бледные!
   Ну да ничего, мать наследника отыщет способ справиться и с ними,  вот
только  бы  все  прошло  благополучно.  Вообще-то  в  их  роду   женщины
отличались завидным здоровьем. Но Лара все-гаки  умерла  в  родах,  хотя
ничто этого не предвещало. Увы, старый медикус, пользовавший  Ямборов  в
последнее время, изрядно сдал, и Илана не была уверена, что  он  сделает
все как нужно. Не был в этом уверен и сам Балаж Шама. К  счастью,  Годою
пришла блажь согнать в Замок всех обитателей Лисьей улицы,  лейб-медикус
мог выбрать себе помощника. Шама выбирал дотошно,  изводя  томящихся  от
безделья коллег вопросами.
   Бледные не возражали, они вообще предпочитали не вникать в  обыденные
дела, но их присутствие и их сила ощущались всеми  обитателями  Высокого
Замка от супруги регента до последнего поваренка. Как  бы  то  ни  было,
Шаме они не мешали, и тот после множества проверок остановил свой  выбор
на толстеньком спокойном Симоне Вайцки, который под придирчивым взглядом
лейб-медикуса  принялся  успешно   пользовать   сначала   челядь   затем
придворных, а в конце концов был допущен к самой принцессе. Старый Шама,
убедившийся в правильности сделанного выбора,  засел  в  своих  комнатах
среди книг, реторт и ступок. Симон же с невозмутимым лицом исполнял свою
работу, и исполнял хорошо,  а  чувства  толстенького  лекаря  никого  не
интересовали. Впрочем, больных было не так уж и много, так что  основной
заботой Симона  вскоре  стала  Анна-Илана  Годойя.  Состояние  принцессы
внушало тревогу - ничем и никогда не болевшая, не привыкшая  плохо  себя
чувствовать и к тому же обуреваемая мрачными и мерзкими  мыслями,  Ланка
или тенью бродила по стенам Замка, или часами лежала в кровати с зеленым
лицом. Симон ее раздражал, но от себя она его не отпускала,  одиночество
было еще хуже.
   Илана не привыкла быть одна, ее всегда  окружали  нежность  и  забота
братьев  и  отца,  искренняя  преданность  нобилей  и   "Серебряных"   с
"Золотыми", любовь прислуги. Сейчас  она  этого  лишилась.  Ее  боялись,
перед ней заискивали, ей прислуживали, но не любили. Во всем замке можно
было рассчитывать разве что на  старую  Катриону,  спехом  вызванную  из
Фронтеры и сохранившую преданность дочери Акме. Но Катриона была  плохой
защитницей и наперсницей, и принцесса, решите