болтал  утлые
суденышки, как хотел, норовил облепить людей промокшими плащами. Рыцари,
не боявшиеся на суше ни Проклятого, ни Творца, с ужасом  вглядывались  в
серые, не по-летнему холодные волны,  а  некоторым  скоро  стало  не  до
страха - морская  болезнь  оказалась  пострашнее  и  Короля  Королей,  и
взбесившегося моря.
   Александру повезло, он  быстро  приноровился  к  жуткой  болтанке  и,
пристроившись на корме, попытался собраться с мыслями. Брат короля, если
б захотел, мог  бы  занять  одну  из  двух  клетушек,  по  недоразумению
называемых здесь каютами, но Сандеру  это  показалось  нечестным,  и  он
остался  с  друзьями,  невольно  оказав   услугу   Фернану   Реви,   чья
щепетильность так далеко не простиралась.
   Сезар Мальвани только  плечами  пожал,  узнав  об  очередной  выходке
"пуделя", а зеленый, как весенняя  трава,  но  не  утративший  привычной
иронии  Луи  Трюэль  заметил,  что  неплохо  было  бы,  воспользовавшись
случаем, выкинуть сукиных детей за борт и сказать, что так и было.
   "Волчата",  как  прозвали  в   Мунте   рыцарей   Александра,   ведших
необъявленную войну с  "пуделями"  -  Вилльо,  натянуто  перешучивались,
старательно обходя неприятные темы вроде возможности отправиться на корм
рыбам, судьбы тех, кто остался в Арции, и собственных видов на  будущее.
Александр их понимал: рассчитывать на гостеприимство и помощь мужа Марты
можно лишь до известной  степени.  Конечно,  Марк  их  не  прогонит,  по
крайней мере, сразу, но денег и воинов от него не дождешься,  разве  что
он увидит в этом какую-то корысть для себя. Льстецы прозвали оргондского
герцога  Марком  Смелым,  но  ему  куда  больше  шло  Марк  Расчетливый.
Единственным проблеском была давнишняя склока между Оргондой и Ифраной.
   Жозеф, соперничающий в скупости со своим  супостатом,  вколотил  уйму
ауров в возвращение к власти Лумэнов, значит Марк должен сделать  ставку
на Тагэре. Тем паче он зависит от меча  Анри  Мальвани,  а  отец  Сезара
мятеж Рауля не поддержал.
   Дождь, и так хлеставший вовсю, припустился еще пуще, и тут  за  серой
пеленой что-то мелькнуло...
   - Сьенский маяк, - буркнул Сезар, уже плававший в Оргонду к  отцу.  -
Это  уже  Дарна,  сейчас  держи  ухо  востро,  тут  частенько  сшиваются
сторожевые корабли...
   - Ну и что? - не понял Гартаж. - Принять нас за пиратов может  только
пьяный крот.
   - Не в этом дело, - Мальвани попытался улыбнуться, но улыбочка  вышла
кривоватой,  -  сторожевики  действительно  защищают  купцов  и   гоняют
пиратов,  но  если  Паук  догадался  отправить  гонцов  в  магистраты  и
предложить вознаграждение за наши головы, я себе не завидую...
   - Ну, спасибо, утешил, - хмыкнул Луи Трюэль. - Жабий хвост!  Нам  для
полного счастья только дарнийцев не хватало.
   - Поскольку от нас сейчас ничего не зависит, - бросил Никола Герар, -
будем надеяться на лучшее.
   С ним согласились, но разговор как-то увял. Глядя в свинцовые облака,
Александр старательно перебирал мельчайшие детали,  предшествовавшие  их
бегству. Нет, похоже, сделать действительно было ничего нельзя.  Принять
бой с заведомо превосходящими силами противника, зная, что к  тому  идет
подкрепление во главе с самим Раулем ре Фло, было безумием. Глупо было и
прорываться в Мунт через Норту,  которая  ждала  сигнала,  чтоб  поднять
стяги Лумэнов и броситься на тех, кого считали узурпаторами. Филипп  это
понял сразу же, как узнал о предательстве  Ле  Манси  и  высадке  Рауля.
Король поблагодарил солдат и мелких нобилей за службу и велел  отступать
туда и так, как они сочтут нужным. Спустя пол-оры кавалькада из тех, кто
не мог или не хотел оставить  короля,  устремилась  к  морю.  Александру
хотелось верить, что Фло не станет мстить простым воинам, но уверенности
в этом у него Не было.
   Возглас впередсмотрящего вернул брата короля от малоприятных мыслей к
еще менее веселой действительности.
   Справа по борту  подходили  большие  суда,  в  которых  без  тру.  да
угадывались дарнийские сторожевики.
   - Проклятый! - В  глазах  Гартажа  читалось  отвращение  связанное  с
отчаяньем. - Мы даже в бою умереть не сможем нас или утопят, или возьмут
в плен...
   - Да, до берега нам не доплыть, - согласился Этьен Ландей, -  а  хоть
бы и доплыли, там наверняка сторожат...
   - Договориться с ними, я полагаю, нельзя?
   - Можно, если предложить дороже, чем им уже заплатили,  -  Сезар  был
спокоен и собран, - но, даже выверни  мы  наизнанку  Вилльо  и  отдай  в
придачу их самих, у нас не наберется  и  тысячи  ауров.  Паук  наверняка
отвалил в несколько раз больше, иначе они в такую погоду не вышли  бы  в
море... Да и нарушить клятву денег стоит.
   - Может, удастся уйти?
   - От сторожевиков? Если б  мы  сговорились  с  контрабандистами,  еще
туда-сюда, а рыбаки...
   - А что за  клятва?  -  Александр  спросил  только  для  того,  чтобы
спросить хоть что-то.
   - Да так, суеверие одно... Сторожевики дают клятву  только  защищать.
При нападении на мирных  путников,  которые  ничем  не  грозят  торговым
городам, их должно покарать само море...
   - Как же, покарает оно, - вздохнул кто-то из Крэсси. - А  может,  все
же договоримся? Пусть предложат нас не только Раулю, но и Марку.
   - Это наш единственный шанс. Гляньте... Ничего не понимаю... Они что,
рехнулись, а может, я?!
   И вправду, было  от  чего.  Сторожевики  вдруг  прекратили  погоню  и
теперь, мешая друг другу, суетливо  разворачиваюсь.  Дождь  прекратился,
резкий порыв ветра разорвал облака, и хлынувшие в прорыв солнечные  лучи
облили море расплавленным серебром. На фоне темных облаков  было  видно,
как  корабли  дарнийцев,  кое-как  выстроившись,  торопливо  уходят   на
юго-восток.
   - Проклятый, - прошептал Сезар,  -  вы  только  посмотрите,  что  они
пишут!
   - Пишут? - не понял Александр
   - Моряки флагами разговаривают... Так вот, они нам пишут, они  пишут:
"Девять ланов под килем и попутного ветра"
   - Врут! - убежденно сказал Одуэн.
   - Да нет, - медленно проговорил Сезар, - не  врут.  Да  вы  не  в  ту
сторону смотрите. Гляньте туда, где солнце!
   Что бы потом ни выпадало арцийским  рыцарям,  никто  из  "волчат"  до
конца жизни не забыл эту картину. По сверкающей воде несся  корабль,  не
похожий ни на один, виденный кем бы то ни было, включая Мальвани. Черный
трехмачтовик, узкий и хищный, ни обводами, ни оснасткой не  напоминающий
дарнийские  суда,  со  скоростью  галопирующей  лошади   приближался   к
преследователям. Корабль, словно бы осиянный  нездешним  светом,  шел  в
бейдевинд, рассекая немалые волны и не обращая внимания  ни  на  буруны,
окружающие  рифы,  ни  на  опасную  близость  берега.  Александр   видел
вздыбившуюся рысью фигуру на носу,  словно  бы  сотканные  из  холодного
света паруса, ощерившиеся жерла орудий. Последнего просто не могло быть!
   Четыре сотни лет назад Церковь запретила дьявольское зелье.  Те,  кто
поначалу пренебрегал запретами, живыми взлетели на небеса, так как порох
загорался в их собственных арсеналах, причем в самое неподходящее время.
Однако черный корабль нес на борту не одну сотню пушек!
   Странный пришелец пронесся борт о борт с рыбацкой скорлупкой,  догнал
дарнийцев и теперь шел рядом с ними, словно бы желая убедиться,  что  те
уходят. Шкипер судна,  на  котором  был  Александр,  одновременно  творя
молитву святому Эрасти  и  поминая  Проклятого  и  всех  его  нечестивых
последышей, торопливо уходил в противоположном направлении.
   Рыцари на корме не замечали ни резкого гортанного голоса, ни  беготни
и топота немногочисленных матросов. Их мысли и глаза  были  прикованы  к
сверкающему кораблю, исчезавшему  за  горизонтом.  Солнце  скрылось,  по
палубе застучали дождевые капли, погода брала свое...
 
2884 год от В.И. 
19-й день месяца Волка. 
Арция. Мунт. 
 
   Король Королей не  ждал  от  разговора  ничего  хорошего  и  все-таки
поехал, невзирая на то, что Обен Трюэль недвусмысленно давал понять, что
не желает встречи. Толстяк не высовывал носа из своего  особняка,  ни  с
кем не встречался, свернув даже переписку с мирийскими  поварами.  Рауль
ему не верил. Болезнь, разом сразившая Обена и Евгения, едва лишь ре Фло
и Лумэны  вошли  в  Мунт,  была  очень  сомнительной.  Нет,  два  старых
интригана не мешали, но и не помогали.  Они  словно  бы  устранились  от
всего, и это пугало. Раулю были памятны их выходки  во  время  борьбы  с
Агнесой.  Проклятый!  Он  и  в  страшном  сне  не  мог  вообразить,  что
столкнется с Пауком и ифранкой и отдаст ее пащенку Жаклин! Не  мог?  Или
что-то такое ему все же снилось? Не вспомнить...
   Как бы то ни было, он, Рауль  ре  Фло,  прозванный  Королем  Королей,
пошел против Филиппа Тагэре не из-за личных обид, а ради Арции,  которую
рвали на части Вилльо.  Ради  Арции?  Но  почему  он  твердит  это,  как
заклинание, разве двенадцать лет назад он думал о чем-то,  кроме  победы
над врагом? Нет, тогда ему не нужны были оправдания. А сейчас,  выходит,
нужны?! Зачем он напросился к Обену? Что тот может ему сказать?
   Если старик и вправду болен, его лучше не тревожить, а если врет,  то
не ему, Раулю ре  Фло,  раскусить  старого  пройдоху.  Внуки  Обена,  не
колеблясь, последовали за Филиппом. Все трое. Хотя при чем  тут  Филипп,
младшие Трюэли - друзья Сандера, которого он воспитал. Сандер остался  с
братом, хотя ненавидит "пуделей", а те ненавидят его. Что ж, младший  из
Тагэре поднял на щит верность, его  право,  но  стоит  ли  верности  его
красивый братец? Рауль полагал, что не стоит.  Филипп  предал  первым  и
должен за это ответить.
   ...Дом Обена был не так уж и  далеко  от  дворца  Анхеля,  в  котором
расположился ре Фло вместе с Агнесой, ее сыном и насильно вытащенным  из
Речного  Замка  Пьером,  вновь  объявленным  королем.  Последний  совсем
обезумел, шарахался от собственной тени, чуть что заползал под  кровать,
отказывался от еды, боясь отравы, и продолжал звать Шарло. В  довершение
всего король ударился в  пророчества  и  принялся  грозить  всем  своими
дурацкими кошками. Нелепый,  обрюзгший  человек,  таскающий  в  карманах
раскормленных хомяков... Было смешно, противно и унизительно смотреть на
такого монарха, понимая, что именно ты вернул его на трон.  И  еще  была
Агнеса, ничего не простившая и не забывшая, и ее  жалкий  сын,  которому
предстояло стать владыкой Арции и который  старательно  спал  с  Жаклин,
дабы зачать наследника. Неужели ради этого Рауль воевал и побеждал?
   Ре Фло не заметил, как добрался. Особняк Трюэлей,  несмотря  на  флаг
над крышей,  выглядел  полузаброшенным.  Закрытые  окна,  пустой,  чисто
подметенный двор, который не спеша пересекала толстая  полосатая  кошка,
наглухо запертые главные ворота. Однако привратник  оказался  на  месте,
тяжелые   створки   бесшумно   подались   в   стороны,   и    кавалькада
беспрепятственно подъехала к самому дому. Старый дворецкий,  худой,  как
щепка,  почтительно  сообщил,   что   хозяин   по   болезни   не   может
приветствовать гостей на крыльце и просит простить его.
   Спутники Рауля остались ждать господина в нижней приемной, а он  сам,
с трудом сохраняя хладнокровие, поднялся по  закрытой  сукном,  прижатым
медными прутьями, парадной лестнице и  оказался  в  знаменитой  овальной
столовой. Здесь он, будучи виконтам Тарве,  знакомился  с  особенностями
мирийской кухни и арцийской политики. Что же ждет его теперь?
   Обен встретил его у двери. Он почти не  переменился  с  их  последней
встречи и отнюдь не походил на тяжелобольного, впрочем,  это  ничего  не
значило. Рауль знал многих больных, казавшихся здоровыми и полными  сил,
и отличавшихся завидным здоровьем людей, выглядевших ходячими трупами.
   - Рад видеть вас, дорогой граф. Как вы себя чувствуете?
   - Паршиво, монсигнор. В мои годы и в наши  времена  чувствовать  себя
иначе мне нельзя. Представляете, я совсем не могу употреблять кардамон и
виноградный уксус...
   Они проговорили полторы оры. Обен  охотно  вспоминал  былые  времена,
рассуждал об эскотских и фронтерских  обычаях,  пересказывал  сплетни  о
еретиках-таянцах и морских волках Нового Эланда, жаловался на  здоровье,
одновременно рассказывая о подаваемых блюдах  и  о  том,  насколько  они
потеряли из-за того, что желудок барона  больше  не  приемлет  некоторых
специй. Старый интриган то ли в самом деле удалился от  дел,  то  ли  не
желал  выяснять  отношения.  Когда  подали   черный   горький   напиток,
привезенный из Эр-Атэва и Обен углубился в рассуждения о его  свойствах,
ре Фло не выдержал и поднялся. Хозяин, кряхтя (по мнению Короля  Королей
несколько  нарочито),  поднял  необъятную  тушу  с  кресла,  намереваясь
проводить гостя.
   Уже у самого порога Рауль  обернулся  и,  глядя  в  маленькие  глазки
барона, бросил:
   - Я понимаю, что вам всего дороже покой. Но, во имя Проклятого, Обен!
Если вас устраивал Филипп, зачем вы затеяли это представление с мечом?
   - Затеял? - Обен вздохнул. - Можете  мне  не  верить,  Рауль,  я  это
заслужил, но, клянусь вам, когда я пригласил мальчишку к себе, у меня  и
в мыслях не было ничего подобного...
   - То есть?
   - Я не знаю, что на меня нашло, - отчеканил  Обен  Трюэль.  -  Да,  я
хотел посмотреть на младшего сына Шарло и немножко его побаловать в день
рождения, так как был уверен, что  братцы  об  этом  и  не  подумают.  И
подарок я ему приготовил, хороший подарок, кстати говоря... Но мне  и  в
голову не приходило дарить ему именно этот меч. Я  собирался  вписать  в
завещание, чтобы после моей смерти меч Шарло отвезли в Эльту и бросили в
море... Но когда я увидел парнишку, то не мог не сделать то, что сделал.
Потом я испугался, что поссорил его с братом, что мою выходку  истолкуют
именно так, как ты и истолковал. К счастью, Сандер не потерял головы,  а
может, у него и вправду отцовское сердце. Шарло ведь никогда и никому не
завидовал и готов был последнее отдать... Как бы то ни  было,  с  братом
малыш себя повел именно так, как следовало, они не рассорились ни  из-за
меча, ни из-за "пуделей"... И слава Эрасти!
   - Обен! - Король Королей  был  хмур,  как  снежная  туча.  -  Как  ни
странно, я вам верю.  Но  Филипп  с  Элеонорой  чуть  было  не  погубили
Арцию... Я должен был вмешаться.
   - Погубил  бы  король  Тагэре  Арцию  или  нет,  еще  неизвестно,  но
слабоумный Пьер и ифранская змеюка погубят наверняка. С твоей помощью...
   - Обен!
   - Я уже семьдесят три года как  Обен.  Даже  если  сейчас  помру,  не
страшно. Было пожито, съето, выпито.... А вот ты, Рауль!  Тебя  называют
Король Королей, а ты оказался оруженосцем своей гордыни. Что ты творишь?
Ты, внук Старого Медведя, друг Шарля Тагэре?! Привел  в  Мунт  ифранцев,
отдал дочку бастарду, да еще и придурочному, унизился перед убийцей?!
   - А что я должен был делать? Терпеть эту свору, любоваться на наглого
щенка, забывшего, чем он мне обязан?!
   - Вот ты и сказал главное слово. "Мне", "я"... Ты  -  нобиль,  Рауль,
нобилем и помрешь, нобилем, но не королем...
   - Я на чужую корону не зарюсь.
   - Опять "я"... И у  Филиппа  сплошное  "я"  в  голове,  потому  вы  и
сцепились. Да, Филипп тоже не король, хоть и с короной  на  башке.  Тебе
нужно чувствовать себя самым сильным, а  ему  главное  доказать  всем  и
себе, что он правит, а не просто на троне сидит. Дескать, что хочу, то и
ворочу. Из-за своей дури вы на пару Арцию в клочья рвете... А ты  думал,
что будет, если ты победишь?  Дыня  с  Жозефом  тебя  слушать  будут  не
больше, чем Филипп. Тот тебя хотя бы  добром  помянуть  может,  а  эти?!
Войдут в силу, первое, что сделают, - шею тебе свернут.
   - Еще посмотрим, кто кому свернет...
   - Значит, опять война. И опять  предательство.  Побил  Дыню,  нацепил
корону на Филиппа. Не понравилось. Прогнал Филиппа, вытащил  из  сундука
ифранку. Опять не то! А что "то"? Кто следующий  будет?  Зятья?  Отродье
"Святого духа" или эта винная бочка... Уж не знаю, откуда у Шарло  такой
сынок взялся, Эстела вроде не гуляла, а родилось же такое...  Видать,  в
первого Лумэна удался, тот тоже  против  своей  крови  пошел.  Лумэн  на
племянника руку поднял, а Жоффруа и того хлеще: под брата роет. С  твоей
помощью. Что от него, что от кошачьего отродья все плеваться  будут.  Не
позволишь?  Будешь  языки  вырывать?  Ох,  Рауль,  Рауль...  Неужели  не
понимаешь, во что ты влез?
   - Я понимаю одно, - ре  Фло  был  смертельно  бледен  от  ярости,  но
держался, - сюда я приходил зря.
   - Зря, - подтвердил Обен, - впрочем, одно я тебе обещаю. Я в  ваши  с
Филиппом свары не полезу. Годы  не  те,  и  желанья  нет.  Когда  кто-то
кого-то сожрет, жив буду, посмотрю, что можно сделать, чтоб  все  прахом
не пошло, а пока воюйте, раз уж вам неймется... Сейчас  вас  сам  святой
Эрасти не остановит, куда уж мне, грешному!
 
2884 год от В.И. 
1-й день месяца Вепря. 
Вольный порт Альтпверда. 
 
   Марк сделал больше, чем от него ожидали, и меньше, чем  хотелось  бы.
Герцог Оргонды принял беглых родственников с  распростертыми  объятьями,
прилюдно подтвердив, что признает в Филиппе короля  Арции.  Дал  Марк  и
денег, но не так уж много: достаточно, чтоб найти и вооружить тысячу или
(с учетом стоимости фрахта) семьсот воинов. Это было много больше, чем у
Анхеля Светлого, но все равно до безобразия мало. Тиран  Пурина,  против
которого подняли меч Анхель и Эрасти, был ненавистен  всем  от  мала  до
велика, и достаточно было искры, чтобы заполыхала  все  страна.  Сказать
же, что Арция с  восторгом  ожидает  возвращения  Филиппа  Тагэре,  было
большим преувеличением. Люди устали от  войны,  шляющихся  туда-сюда  по
стране армий, взаимных обвинений, неуверенности в завтрашнем  дне.  Если
раньше всеобщая симпатия была сначала на  стороне  Шарло,  а  затем  его
сына, то появление рядом с королем ненасытных выскочек и разрыв с ре Фло
оттолкнули многих. Впрочем, Лумэнам  это  на  пользу  не  пошло.  Агнесу
по-прежнему ненавидели, ее слабоумного  мужа  презирали,  а  сына  вслух
называли кошачьим  отродьем.  Союз  Лумэнов  с  ре  Фло  оказался  вещью
обоюдоострой, кого-то он привлек на свою сторону, а кого-то и  отпугнул.
Люди, любившие Шарло Тагэре и Старого Медведя, не могли простить Раулю и
Жоффруа союза с ифранкой, а верные сторонники Лумэнов с  трудом  терпели
Короля  Королей,  бывшего  главным  виновником  их  прошлых   поражений.
Большинству же добрых горожан  и  крестьян  Война  Нарциссов  смертельно
надоела, и им, в сущности, было все равно, кто усидит на троне. Уставшая
Арция была бы согласна на любого короля,  лишь  бы  это  положило  конец
смуте.  При  этом  и  Лумэны,  и  Тагэре  понимали,  что,   пока   вожди
противоборствующей стороны живы и на свободе,  окончательной  победы  не
будет.
   Время тем не менее работало на  Лумэнов,  имевших  возможность  вновь
пустить корни на родной земле.  Ждали  плодов  союза  Филиппа  Лумэна  и
Жаклин  ре  Фло.  Рождение  наследника  укрепило  бы  позицию   золотого
нарцисса, и Филипп Тагэре торопился. Сегодня с семью сотнями  воинов  он
сильнее, чем будет через полгода с двумя тысячами. Нужно успеть.  Однако
Лумэны не должны догадываться о том, когда и  где  высадится  король,  а
значит, подготовка должна вестись в тайне. И  Филипп  прожигал  жизнь  в
Лиарэ, сея  смятение  в  сердцах  оргондских  красавиц.  Элла  с  детьми
осталась в Арции, укрывшись в циалианской обители. Бланкиссима  Шарлотта
к ней благоволила, и королеве и наследнику ничего  не  угрожало.  Рауль,
как бы он ни был зол, с детьми и женщинами не воевал. По  крайней  мере,
пока им не приходило в голову возглавить армии.
   Король по семье скучал, но это ему не мешало брать от жизни все,  тем
паче любовные похождения старшего брата отвлекали  внимание  шпионов  от
того, чем занимался младший.
   Как-то вышло,  что  из  всех  рыцарей  и  родичей,  последовавших  за
Филиппом  в  изгнание,  король  доверился   именно   Александру   Эстре.
Молоденький герцог с серьезными серыми глазами не только мог  предложи