разъезды Рорика, Базиль не  сомневался.  Стало  быть,
"охрана" полюбуется на то, как его схватят, и  отбудет  доложить.  Ну  и
Проклятый с ними!
   Странное дело. Поняв, что выбора  у  него  нет  и  умирать  придется,
Базиль не то чтобы успокоился, но махнул на все рукой. Что будет,  то  и
будет, до Ароны печалиться не о  чем,  а  после  -  поглядим.  Возможную
смерть Гризье из головы  выкинул,  но  от  Рубена  Эсташа  его  тошнило.
Особенно когда тот заводил светскую беседу.
   Будь на месте  Базиля  кто-то  из  покойных  "волчат",  лейтенант  бы
отправился к праотцам раньше того, кого он вез, но граф Мо был братом  и
сыном. Как бы он ни препирался с родичами, он не  мог  поднять  руку  на
доверенное лицо нового короля. Рубен и иже с ним повернут все  так,  что
отдуваться придется покалеченному брату, матери и, что самое  печальное,
Норе, которую и так ждало мало хорошего.
   Базиль слушал несмешные шутки, время  от  времени  отвечая  так,  что
другой на месте Эсташа схватился бы за меч, но лейтенант  новой  гвардии
был мудрым человеком. Он немедленно "вспоминал" о важном деле и отъезжал
в сторону, а потом появлялся как ни в чем не бывало. Через кварту Базиль
стал считать дни до Ароны, полагая, что Рубен делает то же  самое.  Будь
на то его воля, граф Мо  и  не  подумал  остановиться,  но  ранняя  зима
потребовала заменить лошадям подковы, а это требовало дневки.
   Деревушка, в  которой  задержалось  посольство,  была  небольшой,  но
довольно-таки зажиточной. О новом короле здесь уже слышали, и радости на
селянских физиономиях это не вызывало.  Люди  угрюмо  молчали,  выполняя
приказы и просьбы незваных гостей, и Гризье  с  неожиданным  злорадством
подумал, что север рано или поздно покажет зубы.
   Стараясь  не  обращать  внимания  на  неотвязно  следующих   за   ним
гвардейцев, Базиль прошелся по главной деревенской улице.  Летом,  когда
стены и плетни обвивал зеленый  хмель,  а  под  окнами  цвели  мальвы  и
гирасолы, здесь, без сомнения, было весьма недурно, но на грани осени  и
зимы все казалось жалким и ненужным, как  его  собственная  жизнь.  И  в
довершение всего у колодца болтался Эсташ,  которому  тоже  было  нечего
делать.
   - Мои приветствия, граф. -  Хоть  бы  кто-нибудь  когда-нибудь  этого
гусака удавил! - Вы не находите,  что  слухи  о  красоте  здешних  девок
малость преувеличены?
   - Нахожу,  что  красота  встреченных  нами  дам  соответствует  вашей
доблести, лейтенант.
   - Вы намекаете, что красота вашей  сестры  достойна  доблести  нашего
государя? Жаль, если вы не сможете присутствовать на свадьбе...
   - Нельзя успеть всюду, мой дорогой лейтенант, но уж  вы-то  наверняка
увидите и эту церемонию, и множество других. Не сомневаюсь, вы проживете
долго и про вас в Мунте сложат песни.
   - Значит, вы  думаете,  что  моя  слава  сравняется  со  славой  рода
Вилльо?
   - Что  вы,  сигнор  Эсташ,  вы  затмите  нашу  семью.  В  этом  я  не
сомневаюсь. Новая гвардия будет истинной опорой  трона,  а  вы  во  всем
будете брать пример с Его Величества и достигнете  куда  больших  высот,
чем я или мой несчастный брат. Возможно, вам удастся сделать то, чего не
удалось мне и капитану Клеману, и вы встретите маркиза Гаэтано.  Или  же
он вас встретит,..
   Что с вами? Вы переменились в лице.  Неужели  сама  мысль  о  Рафаэле
Кэрне для вас столь неприятна? Воистину, вы  во  всем  берете  пример  с
государя. Когда-нибудь вы непременно станете последней  преградой  между
грудью Его Величества и мечом безумного мирийца. - Базиль  повернулся  и
быстро пошел прочь. У кузницы он увидел своего  коня,  которого  держали
двое гвардейцев.
   - Готово?
   - Да.
   - Седлайте.
   - Но, сигнор...
   - Я сказал, седлайте. Если вам приспичило ехать за мной, езжайте,  но
не ближе чем за сотню ланов. Вы хотите что-то сказать?
   - Н-н-нет, - протянул невысокий гвардеец с родинкой на виске,  а  его
товарищ  бросился  за  сбруей.  Базиль,  постегивая  себя  по   голенищу
выдернутым из плетня прутиком, молча ждал. Гвардейцы возились долго,  но
одного  жеребца  нельзя  седлать  бесконечно,  а  Эсташ   не   появился.
Ухмыльнувшись, Базиль вскочил в седло и поехал прочь.  Караульщики,  без
сомнения, тащились сзади, но Базиль уже привык о них не думать.  Сначала
он пустил коня по дороге, но затем  его  внимание  привлекла  запоздалая
рыжая бабочка, сначала усевшаяся на рукав, потом  перебравшаяся  на  ухо
лошади и затем полетевшая впереди. Граф, сам не зная  зачем,  свернул  с
тракта в степь. Его словно  бы  что-то  тянуло  за  помилованной  осенью
летуньей, а бабочка весело кружила вокруг, рисуя в воздухе  замысловатые
петли. Они проехали овраг, обогнули заросшую низкими  деревьями  длинную
горку,  на  вершине  которой  красовались  какие-то  развалины,  впереди
показались вершины  неизбежных  в  этих  краях  тополей.  Бабочка  снова
присела на лошадиную шею, затем взмыла  вверх  и  распластала  крылышки,
подражая парящему орлу.
   Это было смешно, пока сзади не послышался  какой-то  свист  и  крики.
Базиль обернулся и успел  заметить,  как  два  его  непрошеных  спутника
валятся на  землю  со  стрелами  в  груди,  а  затем  в  воздухе  что-то
свистнуло, но не стрела! Плечи Базиля сдавило, и неведомая сила  вырвала
графа из седла, швырнув его на подмороженную землю. Перед глазами вихрем
пронеслась стая рыжих бабочек, и все исчезло.
   Пришел он в себя не сразу, а когда пришел, первым,  кого  он  увидел,
был маркиз Гаэтано, встречу с которым он столь навязчиво обещал  Эсташу.
На рукаве у мирийца сидела проклятая бабочка, а рядом стоял  пресловутый
атэв, державший в руках  свернутый  аркан.  Вот,  значит,  как...  Мысли
разбегались, голова гудела, но Базиль заставил себя подняться. В  глазах
потемнело, а когда он снова смог видеть, бабочка куда-то  исчезла,  зато
появился  плотный   зеленоглазый   парень   с   удивительно   неприятной
физиономией.
   - Вот мы и встретились, Базиль Гризье,  -  негромко  произнес  Кэрна.
Базиль стиснул зубы, пытаясь собраться с мыслями. Дурацкое начало, да  и
сам разговор будет не лучше.
   - Маркиз Гаэтано? - Проклятый, ну зачем все это...  Ведь  и  так  все
ясно. - Я, признаться, думал, что вы уже в Оргонде...
 
2895 год от В.И. 
1-й день месяца Волка 
НИЖНЯЯ АРЦИЯ 
 
   - Вот мы и встретились, Базиль Гризье.  -  Пошлая  фраза,  словно  из
романа, что вечно с собой таскает племянник Сандера.  Но  как  прикажете
говорить с этой тварью? Одна надежда на то, что  Гризье  -  трус  и  сам
выложит все, что знает.
   - Маркиз Гаэтано? - Глаза  графа  Мо  были  все  еще  мутными.  -  Я,
признаться, думал, что вы уже в Оргонде. А вот ваших спутников я не имею
чести знать, хотя это не столь уж и важно. Вряд  ли  мы  встретимся  еще
раз.
   -  Разве  что  в  Преисподней,  -  огрызнулся  Рафаэль,   разглядывая
пленника. Что он знает? Дети Сандера пропали в  день  битвы,  но  Вилльо
замыслили  предательство  давно  и  продумали  все  до  мелочей.   Кэрна
ненавидел всех Вилльо, но Базиля, пожалуй, больше остальных.  Почти  так
же сильно, как Аганна, но одно дело - убить  или  искалечить  в  бою,  и
другое - прикончить пленника, какой бы тварью тот ни был.
   - Нас четверо по желанию Баадука, и у нас четыре коня, - заметил Яфе,
- предатель умрет так, как должно.
   - Яфе, - Николай заметно побледнел, - этот ваш обычай... Церковь наша
Единая и Единственная...
   - Предатель должен умереть как собака, - пожал плечами  атэв,  -  но,
если твои глаза не могут этого видеть, достанет и трех  лошадей  или  же
двух, если Серпьент не пожелает.
   - Пожелаю, пожелаю, - закивал Крапивник, - ох  уж  эти  клирики.  Как
говорить, так они завсегда, а как работать, так их и нет. Давай  кончать
с ним, что ли...
   Базиль молчал, безуспешно пытаясь вытереть о плечо текущую из  уголка
рта струйку крови.
   - Я не вправе остановить земной суд, ибо он справедлив, -  словно  бы
извиняясь, подал голос Николай, - но я готов напутствовать вас  в  жизнь
вечную.
   - Не нужно, - пленник кривовато - мешала разбитая губа -  усмехнулся,
- в моем положении есть одно светлое пятно - я отправлюсь в  преисподнюю
собственным ходом, без провожатых. Не спорю, я бы предпочел, чтобы  меня
прикончили по-арцийски, но выбирать не приходится...
   - Может, и приходится, если дети Александра  у  вас,  -  прервал  его
маркиз Гаэтано. - Ты знаешь, где они?
   Фиалковые глаза  вспыхнули  и  погасли.  Гризье  молчал,  то  и  дело
неуклюже отирая кровь о плечо. По виду пленника было не  понять,  то  ли
ему нечего сказать, то ли он не говорит из принципа. Пауза затягивалась.
Крапивник в нетерпении  переминался  с  ноги  на  ногу,  Николай  шептал
какую-то молитву, стараясь глядеть в сторону,  Яфе  невозмутимо  смотрел
перед собой.
   -  Ты  будешь  говорить?  -  раздраженно  спросил  Кэрна.  -  Подумай
хорошенько.
   - Нет, - покачал головой граф Мо и пояснил:
   - Вас четверо, я  один  и  связан.  Отвечать  с  моей  стороны  будет
трусостью. Не хочу умереть совсем уж пошло.
   - Аганна я не убил, -  резко  сказал  Кэрна,  -  тебе  есть  из  чего
выбирать.
   - Разве? Что-то незаметно...
   - Да что вы с ним церемонитесь?! - Серпьент прямо-таки рвался в  бой.
- Отдайте его мне, он  все  выложит.  Против  хорошей  крапивы  все  его
фанаберии - чепуха.
   - Какая крапива об эту пору, - отмахнулся Рафаэль.
   - Какая, какая... - передразнил Серпьент и уставился в землю,  словно
намереваясь ее пробуравить взглядом. - А вот какая!
   Сквозь палую листву прорвалось  и  полезло  на  волю  нечто  зеленое!
Изумрудные ростки нагло перли ввысь, разворачивались зубчатые листья,  в
пазухах между ними появлялись сережки, не прошло и десятинки, как  среди
глухой осени красовался крапивный куст в человеческий рост.
   - Ну, раз выросло, грех не использовать, - прервал молчание  Рафаэль,
- сам займешься?
   - А то как же, - ответствовал Кулебрин, - зря я, что ли, старался?!
   Серпьент вырвал здоровенный пучок крапивы, по  всему  не  причинивший
ему никаких неприятностей, и подмигнул остальным:
   - А ну, давайте-ка эту ящерицу!
   - Да не развяжется  завязанное,  -  кивнул  Яфе,  -  сын  свиньи  сам
разденется или помочь?
   - Я -  Гризье,  а  не  Изье,  -  пожал  плечами  пленник,  -  мне  не
понравится, если меня разденут мужчины. Развяжите руки, разденусь сам.
   Ночь выдалась ясной и холодной, звездная Рысь, лениво щурясь, глядела
вниз, на  ожидавшую  снега  землю.  В  зеленоватых  глазах  не  было  ни
сочувствия, ни злорадства, ни хотя бы любопытства.
   Атэв одним ударом перерезал веревку, и граф Мо размял затекшие кисти.
Драться было глупо, бежать еще глупее. От крапивы  еще  никто  не  умер,
более того, Базиль смутно вспомнил, что его  старуха-кормилица  лечилась
крапивой от ревматизма. Другое дело, что любой уважающий себя  арцийский
рыцарь предпочел бы порке крапивой удар  мечом,  впрочем,  ему,  похоже,
выпало два горошка на ложку. Сначала - унижение, а потом -  смерть.  Что
ж, он постарается не доставить своим врагам ожидаемого удовольствия.
   С легкой улыбкой пленник  расстегнул  и  бросил  к  ногам  молчавшего
Николая эллский кожаный пояс, следом полетела верхняя  туника,  подбитая
стриженым мехом куртка, шерстяная верхняя рубашка, тонкая сорочка...
   - Мало, - рявкнул Крапивник, - штаны снимай. Живо!
   - У вас изумительные друзья, маркиз Гаэтано, -  почти  весело  сказал
Базиль, - атэв, клирик и нечто  вовсе  несусветное.  Если  мне  положено
последнее желание, скажите, кто это и где вы его откопали?
   - Я? - задохнулся от негодования Серпьент Кулебрин. - Я-то  крапивное
семя, а вот ты кто такой?
   И тут Базиль Гризье расхохотался,  закинув  красивую  голову.  Он  не
кривлялся,  не  фиглярствовал,  а  именно  смеялся,  безуспешно  пытаясь
стереть выступившие слезы.
   - Не вижу ничего смешного, - надулся Крапивник, - я Хозяин Крапивы  и
всего сопредельного. Мне подвластна...
   Базиль, дрожа то ли от смеха, то ли от холода, только  махнул  рукой,
не в силах ничего сказать.
   -  Ты  у  меня  сейчас  смеяться  перестанешь,  -  нахмурился  вконец
разобидевшийся Серпьент.
   Рафаэль не так уж хорошо и знал Базиля, тот всегда был  тенью  своего
сволочного братца, но Жорес, окажись он в такой ситуации,  вел  бы  себя
иначе. Уж в этом-то Кэрна был уверен. Аганн мог угрожать, оправдываться,
обещать выкуп,  предлагать  обменять  его  на  кого-то  из  пленных  или
заложников, да мало ли что, но такой  безнадежной  дерзости  ожидать  от
него не приходилось.
   Если б граф Мо умолял, торговался или валил все  на  Тартю,  Рогге  и
брата, Рито прикончил бы его не задумываясь, но пленник не умолял и даже
ничего не предлагал. Это сбивало с толку.
   - Где дети Александра?
   - Где-то.
   - Ты должен знать.
   - Я никому и ничего не должен. Маркиз, давайте закончим этот дурацкий
разговор. И вообще все закончим - холодно...
   - Потерпишь... Куда и зачем ты ехал?
   - По делам, - пожал плечами Гризье.
   - Да в Гвару он едет, - доложил Крапивник.
   - К Лосю?!
   - Ага, что-то там про лосей было такое...
   - Николай, обыщи его.
   Эрастианец несколько смущенно перетряхнул  ворох  одежды,  но,  кроме
атэвской монетки с пробитым отверстием, лежавшей отдельно  от  кошелька,
не нашел ничего.
   - Это носил в гриве Дженнах, - удивился Яфе,  -  откуда  она  у  сына
собаки?
   - Нашел, - соизволил ответить пленник, - на дороге, взял на счастье.
   - Сухейль-арад <Сухейль-арад - монета, вплетенная в  конскую  гриву.>
верен своему коню, как конь всаднику. Он нашел Дженнаха, а ты нашел нас.
   В лиловых глазах мелькнуло что-то малопонятное.
   - Теперь буду знать. Впрочем, я так и думал, что эта штука неспроста,
потому и поднял. Как бы то ни было, я вас догнал. Тартю и матушка  могут
быть довольны. Надеюсь, они  узнают  о  нашей  встрече,  а  то  неудобно
получится.
   - Мы уж постараемся, - заверил Кулебрин.
   - Брат мой, - Николай не оставлял попыток убедить  пленника  хотя  бы
осенить себя Знаком, - зачем так говорить  на  пороге  Вечности?  Сейчас
надо думать о другом...
   - А как же мне разговаривать? - перебил Базиль. - Дергать  Творца  за
подол, когда прихватило? Пошло. Да и плевать ему и на меня, и на вас,  и
на все остальное.
   - Раз уж ты заговорил, - быстро сказал Рито,  -  ответь,  зачем  тебе
Лось?
   - Я везу ему приказ признать Пьера Тартю своим сюзереном и  заплатить
налоги.
   Так. Вот это новость! За такое  Лось  отвернет  башку  и  не  чихнет.
Сандер и тот Рорику не приказывал, а  это  ничтожество  Тартю!  Но  если
так...
   - Лось за такое убьет.
   - Вряд ли, ведь меня убьете вы, так что у гварского графа  ничего  не
получится.
   - Рехнулся только ты или твои люди тоже?
   - Нет, они в здравом рассудке. Отряд новой гвардии проводит  меня  до
границы и станет лагерем, дальше я поеду один.
   - Не обольщайся. Люди Лося тебя встретят. Про Гразу  в  Гваре  знают,
так что граница на замке.
   - Значит, встретят. Прятаться не буду.
   - Дай ему меч, - внезапно подал голос Яфе, - он враг и сын врага,  но
не гиена. Пусть умрет как мужчина.
   - Попробую, - согласился Базиль, - если б со мной  были  мой  братец,
причем в надлежащем виде, и парочка дядюшек, у нас вышел  бы  прелестный
бой, а так... Приложу все усилия, но очень удивлюсь, если маркиз Гаэтано
не прикончит меня вторым выпадом. Я даже согреться не успею.
   - Одевайся, - заорал Рафаэль, - и убирайся к Проклятому,  чтобы  духу
твоего здесь не было!
   - К Проклятому? - переспросил Базиль, наклоняясь за рубашкой. - А это
мысль. Самая подходящая для меня компания.
 
2895 год от В.И. 
1-й день месяца Волка 
МИРИЯ. КЕР-ЭРАСТИ 
 
   Если бы тридцать пять лет  назад  Энрике  Кэрне  сказали,  что  самым
тяжким  испытанием  для  него  будет  дотронуться  до  Эвфразии,  он  бы
рассмеялся. Как часто нам кажется невозможным именно то, что  сбывается.
Герцог  отточенным  движением  подал  обернутую  лиловым   плащом   руку
закутанной в белое супруге. Траура по дочери Эвфразия  не  носила  -  не
считала нужным, ведь, посвятив себя небу, нельзя скорбеть  о  земном.  К
тому же мать так и не простила Дариоло отказа от пострига и бегства, она
вообще не умела прощать. Думать, впрочем, тоже.
   Двери, ведущие в Тронный зал, распахнулись,  церемониймейстер  трижды
ударил жезлом в пол, возвещая  о  появлении  повелителя  Мирии.  Энрике,
твердо ступая по  черному  мрамору  и  соразмеряя  свой  шаг  с  шажками
Эвфразии,  прошел  к  украшенному   пылающим   сердцем   трону.   Герцог
представлял, что будет говорить Жорес  Вилльо-старший,  прибывший  вчера
вечером в качестве нового арцийского посла. Энрике знал,  чего  от  него
ждут  и  что  должен  сделать,  как  владыка  не  столь  уж  и  большого
государства и верный сын Церкви Единой и Единственной.
   Брат бывшей арцийской королевы и  дядя  будущей  был  все  еще  хорош
собой.  Высокий,  светловолосый,  в  элегантном  темно-красном  костюме,
оживленном орденскими цепями,  он  казался  воплощением  благородства  и
значимости. Энрике наклонил голову в ответ на прозвучавшее приветствие.
   - Я готов выслушать послание Пьера Тартю. Говорите.
   - Мой герцог, - если Вилльо и был ошарашен, то виду не показал,  -  я
говорю от имени Его Величества короля Арции Пьера Седьмого Лумэна.
   - Нет, граф, вы не представляете  и  не  можете  представлять  короля
Арции по причинам, которые знаете не хуже меня. Престол Мунта  не  может
занимать бастард или потомок бастардов. Престол Мунта не может  занимать
узурпатор. В настоящее время по праву крови и  по  завещанию  Александра
Тагэре королем является старший сын герцога Ларрэна Этьен.
   Энрике спокойно смотрел на посла Тартю, ожидая ответа. "Рафаэль,  где
бы ты ни был. Когда-то я предал и оскорбил и тебя, и Даро, но  я  больше
никогда не предам ни тебя, ни память девочки. Никогда".
   - Монсигнор, - Жорес все еще пытался уладить дело миром, - я понимаю,
что вы скорбите о вашей дочери и ее супруге.  Поверьте,  Его  Величество
скорбит о них не меньше. Так же как и  о  юном  герцоге  Ларрэне  и  его
брате, скончавшихся от скоротечной горячки.
   - Я не желаю слышать под  этими  сводами  о  скорби  Пьера  Тартю,  в
которую я не верю, равно как и в причины смерти Этьена Ларрэна.
   Я принял вас лишь для того, чтобы вы передали тем,  кто  вас  послал,
что Мирия не признаёт и никогда не признает королем Арции  узурпатора  и
убийцу. Вы можете  забрать  с  собой  тех  подданных  арцийской  короны,
которые сочтут нужным вернуться на родину в вашем обществе. Граф  Койла,
- герцог повернулся к бывшему арцийскому послу, - я настоятельно советую
вам и вашему семейству остаться в Кер-Эрасти под моей защитой.
   - Я благодарен вам, монсигнор. -  Граф  преклонил  колено,  и  Энрике
заметил, что губы у него трясутся. У него, у бывалого дипломата! - Мы не
смели и надеяться...
   Конечно, не смели, ведь то, что он совершает, - безумие, но иначе  он
не может.
   - Я с радостью оказываю  эту  услугу  нобилю,  не  предавшему  своего
сюзерена. - Герцог поднялся, давая понять, что  аудиенция  окончена.  По
дороге к  двери  он  готовился  к  неизбежному,  и  оно  незамедлительно
последовало.
   - Вы поступили недопустимо, - огромные черные глаза Эвфразии  яростно
сверкнули, - Пьер Лумэн поддержан Церковью нашей Единой и  Единственной,
его права на престол неоспоримы.
   - Как права мыши на сыр в буфете. - Энрике налил себе вина  и  выпил.
Неужели это женщина, которую он когда-то так любил?  Неужели  это  мать,
потерявшая дочь и ничего не знающая о судьбе сына?
   - Вы не смеете так говорить о решении конклава.
   - В конклаве заседают люди, а не святые, и в душах у них не  елей,  а
помои. Как у кардинала, взбунтовавшего  Лиарэ.  В  любом  случае  князья
Церкви пошли против ее  столпов,  признав  королем  узурпатора,  потомка
узурпаторов, да вдобавок еще и кошачье отродье. Это они совершили  грех,
не я.
   - Вы будете наказаны за кощунство.