аполнил  два  высоких  узких  бокала,
протянул один Роману и без обиняков начал:
   - Я говорил с Марко. Меня беспокоит то, что тут творится. Его тоже, и
бедняга не понимает, отчего. Вроде бы все благополучно.
   - Как и везде...
   - Как и везде. Марко списывал  свое  настроение  на  счет  несчастий,
обрушившихся на его семью,  но  нас-то  подобные  беды  не  коснулись...
Проклятье! Не нравится мне этот покой. - Герцог долил себе вина и залпом
выпил его, уставившись в одну точку. Роман хотел было  сказать,  что  им
предстоит пить целый вечер, но вовремя вспомнил, что  про  Рьего,  среди
прочего, говорили, что  он  никогда  не  пьянеет.  Герцог  же  задумчиво
повертел в руках бокал гвергандского стекла, поставил  его  на  поручень
кресла и вернулся к утренней идее.
   - Роман, приглядись-ка получше к  хозяевам  и  гостям...  И,  знаешь,
надоел мне этот клятый этикет, так что предлагаю называть  меня  Рене  и
быть со мной откровенным. Согласен?
   - Кто ж от такого откажется, - эльф не кривил душой, так как в  своих
мыслях уже пятый день называл эландского герцога просто Рене.  -  А  что
до ?приглядывания?, так я этим только и занимаюсь. Кто тебя интересует?
   - Не хочу пока говорить, чтобы не ?замылить? тебе глаза.  Никогда  не
был придирой, но, по-моему, от этого человека разит злом, как  от  сотни
демонов... Романе, не хочу лезть тебе в душу,  но  я  чувствую,  что  ты
кое-что знаешь, не доступное  нам,  грешным.  Посмотри  Стефана,  лекари
давно признали свое поражение, так что препон чинить никто не будет.
   - Когда идти?
   - Пойдем прямо сейчас. Странная у него болезнь. Я, знаешь ли,  в  его
возрасте не раз купался в ледяной воде и,  как  видишь,  хожу  на  своих
ногах. И не я один такой живучий.  Стефан  мог  сгореть  в  три  дня  от
лихорадки, мог поправиться, но стать  калекой...  Не  понимаю.  Мне  это
очень не нравится - Стефко был  бы  великолепным  королем,  а  теперь  в
наследники выходит мальчишка, которого растили, как  ?третьего  принца?,
для охот и пиров.
   При желании Роман мог бы возразить, что Рене сам когда-то был третьим
принцем и вовсе не собирался управлять  государством,  но  вместо  этого
молча собрал все, что могло  пригодиться  при  осмотре,  и  взглянул  на
Рьего:
   - Я готов.
   Герцог встал, механически отбросив со лба белую прядь, - Роман  начал
уже понемногу привыкать к этому жесту.
   - Иди за мной, но тихо. Нам не нужны свидетели.  При  Стефане  сейчас
только его дядька. На старика можно положиться, он приехал  сюда  еще  с
сестрой.
   Акме Арройя двадцать два года была королевой Таяны,  естественно,  ее
неуемный братец  знал  Высокий  Замок  как  свои  пять  пальцев.  Герцог
уверенно свернул в проход для слуг  и  повел  гостя  узкими,  сводчатыми
переходами. Маленькую железную дверь открыли сразу. Коренастый человек с
крючковатым носом и колючими глазками сдержанно, но сердечно  поклонился
и отступил в сторону, пропуская  посетителей.  Герцог  рывком  отодвинул
бархатную портьеру, и они оказались в комнате принца.
   Стефан сидел  в  кресле  у  раскрытого  окна.  Яркий  солнечный  свет
подчеркивал бледность, темные  круги  под  запавшими  зелеными  глазами.
Роман помнил, что наследнику должно осенью исполнится  тридцать  четыре,
но определить возраст принца на глаз казалось невозможным, это  существо
уже находилось вне времени. А  ведь  недавно  Стефан,  смеясь,  поднимал
толстуху-повариху,  мог  несколько  раз  без  отдыха  переплыть  Рогг  и
усмирить дикого коня. Таянский наследник слыл прекрасным  воином  и  при
этом не чурался наук. Принцу пророчили блестящее  царствование,  пока  в
начале минувшей зимы он не бросился вытаскивать из полыньи сестру  и  ее
подругу, дочь Михая Годоя...
   Пользуясь   привилегией   врача,   либр   внимательно    рассматривал
осунувшееся  лицо  Стефана.  Потом  взял  его  за  плечи  и  внимательно
посмотрел в зеленые глаза с расширенными зрачками.
   - Рене, мы должны остаться одни, - герцог кивнул и поднялся,  но  тут
дверь распахнулась, и в комнату вошла девушка.
   - А, вот и господарка Тарская, - улыбнулся Рене, хотя Роман и так  об
этом догадался. Дочь Годоя была, без сомнения, красива, но  не  красотой
принцессы или королевы. До Ланки, во  всяком  случае,  ей  было  далеко.
Более всего Герика подошла бы в  жены  богатому  купцу  или  немолодому,
остепенившемуся владетельному барону. Первое, что бросалось в  глаза,  -
это мягкость и покорность. Ни следа кокетства  и  самолюбования,  как  у
большинства придворных дам. К сожалению, девушка была напрочь  лишена  и
задиристой солнечной  отваги,  так  подчеркивавшей  дерзкую  красоту  ее
подруги, принцессы Иланы.
   Тарская наследница для женщины была достаточно высокой,  у  нее  была
аппетитная фигура, нежная белая кожа, милое полудетское лицо  с  пухлыми
губами и чудесными серыми глазами. Однако самым необычным (будь в дочери
Михая поболе огонька, это свело бы с ума многих) были роскошные  волосы,
отливающие  всеми  оттенками  от   серебристого   до   золотисто-рыжего.
Разноцветные солнечные локоны, признак ?смешанной? в стародавние времена
людской и эльфийской  крови,  были  заплетены  в  две  толстенные  косы,
которые тарскийка не удосужилась перевить хотя бы ниткой жемчуга.
   Герика застенчиво улыбнулась принцу, потом, заметив  Рене  и  Романа,
осеклась, пролепетала что-то вроде того, что  уходит,  поставила,  почти
уронила на стол корзиночку  с  какими-то  травками  и  выскочила  прочь,
неловко зацепив дверной косяк. Рене улыбнулся и вышел вслед  за  тарской
наследницей, оставив либра наедине с больным.
   - Как я могу идти в этом платье? Ты думаешь, что говоришь?  -  Марита
возмущенно уставилась на свою племянницу.
   - Глупости! Мы просто поглядим из сада,  и  ты  покажешь  мне  своего
рыцаря.
   - А если меня увидят...
   - Никто не увидит. Ну, нельзя же быть такой трусихой. Дедушка  знает,
что ты у нас. Он, конечно, отца не любит, но ссориться с ним не  станет.
А хочешь, я попрошу Стефана,  чтобы  он  пригласил  тебя  на  прием?  Он
позволит, он очень хороший, только больной. Но мы  с  отцом  его  ужасно
любим. Если Стефан скажет, тебе найдут платье. Я бы отдала тебе свое,  с
незабудками, но оно короткое.
   - Успокойся, Белочка. Я только хочу посмотреть. Я знаю, что там могут
быть только дворяне, да и сопровождать меня некому...
   - Как это некому, а мой отец? Знаешь, если  Стефан  попросит  Герику,
она ему отдаст любое платье. Правда, она толще  тебя,  и  волосы  у  нее
светлые, но у меня есть очень хороший пояс.
   - Белочка, милая, это неприлично.
   - Ну и дура! Смотри тогда на твоего рыцаря в окно, а он в это время в
кого-нибудь влюбится.

2228 год от В. И. 14-й день месяца Медведя.
Восьмая ора пополудни. Таяна. Гелань. Высокий Замок.

   Герцог Рьего галантно  довел  Герику  до  ее  покоев  и  раскланялся,
выразив надежду на скорую встречу на приеме.  Девушка  робко  кивнула  и
поспешила скрыться за дверью. Рьего задумчиво погладил  золотой  браслет
на руке и пошел прочь. Встреча с дочерью Михая  напрочь  выбила  его  из
колеи. Не то чтобы девушка не  понравилась  адмиралу,  скорее  наоборот.
Герика внешне ничем не напоминала своего неприятного отца, а ее фигуре и
волосам позавидовала бы любая красавица. Дело было в другом -  они  рука
об руку прошли через весь замок, и за это время  Герика  не  сказала  ни
одного слова, только виновато улыбалась.
   Когда-то много лет назад капитан Счастливчик Рене выиграл в  карты  у
купца из Эр-Атева узкоглазого мальчишку,  который  на  поверку  оказался
пятнадцатилетней  девочкой.  Потом  Ирия  составила  счастье  одного  из
помощников Рене, научилась звонко смеяться и заигрывать с мужчинами,  но
когда он ее увидел впервые, на смуглом личике была такая  же  ничего  не
выражающая улыбка, а в глазах тот же ужас, что и  у  наследницы  Тарски.
Если до сего момента Рене только подозревал,  что  Михай  Годой  человек
страшный, то теперь сомнения  исчезли.  Довести  до  состояния  забитого
животного собственную дочь мог только мерзавец. Знать бы еще,  имеет  ли
этот мерзавец какое-то отношение к тому, что произошло в Ласковой пуще и
другим странным событиям, вести о которых стали приходить в Эланд.
   - Мне кажется, ты нашел не лучшее место для размышлений, -  скрипучее
ворчанье вывело Арроя из задумчивости, и тот не сразу сообразил,  что  с
ним заговорил Жан-Флорентин. Философский жаб честно  молчал  весь  день,
но, похоже, его терпение иссякло. Впрочем, Рене был  рад  любому  поводу
отвлечься от мыслей о Михае.
   - Как тебе нравится Высокий Замок?
   - Это очень древнее место. Мне кажется, чем быстрее ты отсюда уедешь,
тем будет лучше.
   - Почему ты так думаешь?
   - Потому, что тебя пытались отравить.  О  люди,  зловещие  порождения
крокодилов...
   - Погоди, ты меня не путай. Кто, когда и почему крокодилы?
   - Крокодилы ни при чем. Они не виноваты. Просто так говорится. Яд был
в вине, что стояло в твоей спальне, а кто его принес, я не знаю.
   - Весело. Но как ты сумел...
   - О, есть многое, друг Рене, что  тебе  и  не  снилось.  Я  не  хотел
отвлекать вас по пустякам, тем более что яд был плохонький. Я думаю,  мы
скоро все узнаем... Своевременно  или  несколько  позже.  Тайное  всегда
становится явным, но, похоже, сюда идут.
   Действительно, из-за поворота показалась высокая ладная фигура.
   - Шандер? Я полагал, ты уже в большом зале.
   - Монсигнор, я ждал вас.
   - Я догадался.
   - Я не хотел бы, чтобы вы ходили по Высокому Замку в одиночку. У  нас
многое изменилось.
   - Как я понимаю, не к лучшему. Но я не думаю, что меня станут убивать
прямо в день моего приезда. Или ты полагаешь, чем скорее, тем лучше...
   - Вы шутите, монсигнор.
   - Нет, я не шучу... Но меня никто не убьет.  Не  сможет.  По  крайней
мере, не сейчас. А вот ты, Шани... Стефан очень  привязан  к  тебе  и  к
Белинде. Я думаю, девочке будет хорошо в Эланде...
   - Монсигнор...
   - Я почти двадцать  лет  был  монсигнором,  но  сейчас,  похоже,  мне
придется вновь стать маринером. Хотя бы наполовину.
   - Но... Зачем вам нужно, чтобы Бельчонок уехала с вами?
   - Сам не знаю. Просто в голову пришло. Мне вдруг показалось, что  так
будет лучше. Если ты всерьез решил меня сопровождать, то я иду  к  себе.
Негоже ?монсигнору? появляться на Великом Приеме в  дорожном  платье.  И
все-таки подумай. Белинде будет интересно увидеть море.
   - Я подумаю...
   - Это правда?! Вы уверены? -  Стефан  не  сводил  с  Романа  горящего
взгляда.
   - Уверен настолько, насколько можно в наше время быть хоть  в  чем-то
уверенным. Я думаю, у вас есть шанс, принц, но  пусть  это  будет  нашей
тайной.
   - Конечно. Вы просто дали мне какое-то снадобье...
   - ...а Иннокентий его освятил и  отслужил  девять  молебнов  о  твоем
здоровье.
   - Правильно, - Стефан неожиданно  звонко  рассмеялся,  закинув  назад
красивую темноволосую голову, и в этот момент стал поразительно похож на
Рене, -  пусть  после  такого  чуда  попробуют  заменить  его  на  этого
несносного Тиберия! Или Таисия.
   - А эти кто такие?
   - Первый - напыщенный дурак. Второй - фанатик. В худшем смысле  этого
слова. Ему по ночам, видите ли, святая равноапостольная Циала является и
учит бороться с ересью.
   - Какая гадость...
   - Да уж... Но чудеса ему не по плечу, так что мы их всех обставим. Но
Руи... То есть мой дядя должен знать все.
   - Разумеется. Герцог - замечательный человек.
   - А вы его давно знаете?
   - Несколько дней, но за это время произошло достаточно, чтобы понять,
что из того, что говорят о нем, - правда, а что - идиотские сказки.
   - Я много слышал о вас, Роман Ясный, но никогда не думал, что  именно
вы дадите мне надежду. Но человеку всегда мало того, что он получил. Мне
хотелось бы услышать ваши песни.
   - Прямо сейчас? Что ж, это будет неплохим завершением вечера.
   - Нет, Роман, Рене хотел видеть вас на  приеме,  и  он  прав.  А  вот
завтра... Я думаю, мой дядя не откажется посидеть с нами.
   - А вы тонкий политик, принц.
   - Лучше Стефан.
   -  Хорошо.  Пусть  будет  Стефан.  Правду  говорили,  что  вы  будете
достойным  королем.  Разумеется,  Рене  с  моей  помощью  попробует  вас
развлечь, а если я буду не только петь, но и  говорить,  это  никого  не
касается.
   - Значит, до завтра? Спасибо вам.
   - До завтра. - Роман вышел через  ту  же  дверцу,  через  которую  их
впустил старый слуга. Очевидно, тот уже что-то знал, потому что в глазах
эландца  светилась  такая  радость,  что  Роману   стало   неловко.   Он
непроизвольно сжал руку старика и шепнул:
   - Все будет хорошо, только пока это тайна.
   - Понимаю, господин либр. Да хранят вас Великие Братья.
   - Мне нужно попасть в Большой Зал.
   - Можно по Красной лестнице, а можно через сад.
   - Лучше через сад.
   - Тогда пожалуйте по этому коридору до конца, там будет дверь, а  там
уж сами увидите. Огни зажгли, музыка такая, что не ошибетесь.
   - Спасибо, друг. Береги Стефана.
   - На пороге лягу...
   Роман  вприпрыжку  сбежал  по  крутым  ступенькам,  на  сердце   было
тревожно, но весело. Он сделал шаг к  разгадке  тайны  и  нашел  друзей,
которые, когда будет нужно, встанут рядом с ним. О  такой  удаче  он  не
смел и мечтать. Правда, и дело, что им предстояло, было не из легких, но
сегодня бард не желал думать о грустном  и  страшном.  Для  этого  будет
время - завтра, послезавтра, через месяц, через год. Впереди много  боли
и ужасов, но эта ночь его!
   Сад был полон дурманящих весенних запахов.  Влажная  после  недавнего
дождя листва блестела. На  лоб  Роману  упала  прохладная  капля,  и  он
засмеялся от неожиданно охватившего  его  счастья.  Ему  хотелось  петь,
дурачиться, целовать девушек. Нагнувшись, эльф сорвал бледный гиацинт  и
прикрепил к колету. Сладкий аромат цветка вызывал воспоминания  -  пение
соловья, темные локоны...  Это  было  прекрасно,  но  впереди  ждет  еще
лучшее. Менестрель прислушался - звуки скрипок и флейт указывали  дорогу
вернее  любой  тропинки,  и  эльф  пошел  напрямик,   гибкими   текучими
движениями уклоняясь от нависающих мокрых веток. Ни одна кошка не  могла
проскользнуть  так  легко  и  незаметно,  как  это  делал  Роман  Ясный.
Неудивительно, что две юные особы, занятые очень важным для  них  делом,
ничего не услышали.
   Роман  остановился,  заметив  две  притаившиеся  в  тени  фигурки,  и
осторожно отступил за  кусты  цветущего  барбариса.  Девушки  вполголоса
яростно спорили. Бард хотел тактично удалиться, но в разговоре мелькнуло
имя Рене, и либр прислушался.
   - Ты уверена, что он из свиты герцога? - Голосок был звонкий,  совсем
детский,  но  его  обладательница  обращалась  с  собеседницей   как   с
несмышленышем.
   - Уверена, он ехал рядом с герцогом, но  его  здесь  нет,  -  в  тоне
слышалось горькое разочарование.
   - Но герцог  пришел  один.  И  не  было  с  ним  никаких  рыцарей,  я
спрашивала. Только воины из свиты, и все они уже тут  бывали.  Новенький
только один, но он курносый и белобрысый.
   - А у того были золотые локоны, и он был в синем плаще.
   - Но у людей Рене плащи темные с серебряным подбоем  и  на  них  знак
Полнолуния.
   - У того был белый цветок, но он друг  герцога.  Белочка,  он  должен
быть где-то здесь.
   За  спиной  раздалось  вежливое  покашливание,  и  собеседницы  резко
обернулись и замерли, напомнив потревоженных  котят.  На  залитой  ярким
лунным светом  поляне  стоял  молодой  рыцарь  в  серебристом  бархатном
костюме и коротком ярко-синем плаще. На груди у  него  красовался  белый
цветок, светлые волосы трепал весенний  ветер.  Незнакомец  склонился  в
изящном поклоне:
   - Сударыни! Умоляю вас простить меня, но мне показалось, что у вас ко
мне какое-то дело. Чем могу служить?
   Девушки молчали. Одна, постарше, смотрела на него  с  такой  мукой  в
огромных темных глазах, что Роман растрогался чуть ли  не  до  слез.  Он
узнал ее. Эта она подносила гостям вино на площади у ратуши, но в ночном
саду таянка выглядела еще очаровательнее. Вторая была скорее подростком,
чем девушкой. Большеротая и глазастая, рядом с  красавицей-подругой  она
казалась лягушонком, но это ее не смущало.
   - Так это она тебя искала? - заявило чудо с растрепанными волосами. -
А ты действительно очень красивый. Ты рыцарь?
   - Я - либр, сударыня.
   - А у герцога ты что делал?
   - Монсигнор удостоил  меня  своей  дружбой,  моя  госпожа.  Разрешите
представиться - Роман че Вэла и Пантана.
   - Так это ты? А я много твоих песен знаю,  но  я  думала,  что  ты  -
старый или даже уже умер. Ой, я не должна была так говорить... А  Марита
в тебя влюбилась. Это вот она Марита. Она моя  тетя,  если  смотреть  по
матери, но ее отец, мой дедушка, говорит, что ей в замке не место. А  мы
с отцом думаем, что он дурак. То есть это  я  думаю,  что  он  дурак,  -
поправилась девчонка, - а отец просто говорит, что он не прав и что  его
скромность хуже гордости. А я Белинда-Лара-Эттина, графиня  Гардани,  но
можно меня звать просто Белка.
   Во время этого темпераментного монолога Роман не мог отвести глаз  от
замершей Мариты, казавшейся прелестным  мраморным  изваянием,  и  только
тоненькие руки теребили ветку жасмина.
   Днем она не показалась ему  и  вполовину  такой  прекрасной.  Девушка
могла поспорить красотой с эльфийками, но  в  отличие  от  них  казалась
удивительно хрупкой и беззащитной. Ее прелесть была прелестью цветка или
бабочки, которым Творец сулил недолгую жизнь, в то время как Бессмертным
больше подходили сравнения со звездами или драгоценными камнями.
   Усилием воли Роман вернулся на землю.  Белка  продолжала  трещать,  в
лицах  изображая,  как  Марита  прибежала  в  замок,   чтобы   разыскать
прекрасного рыцаря. Такого бедняжка вынести уже не  могла  и  со  слабым
криком бросилась в кусты. Роман, не  задумываясь,  кинулся  за  ней.  Он
настиг беглянку в зарослях жасмина, насквозь промокшую, с  растрепанными
волосами. Девушка с вызовом вскинула голову, но голос ей не повиновался,
и она с трудом прошептала:
   - Уходите!
   - Но почему?
   - Потому...  потому.  Я  вела  себя  ужасно,  я  не  думала,  что  вы
подойдете. Вы должны презирать меня.
   - Но почему, девочка моя? Я не сделаю вам  ничего  дурного.  Я  очень
рад, что отыскал вас. Там, на площади, я не мог оторвать от вас глаз.
   - Правда?
   - Конечно.
   - Но я сейчас ужасно выгляжу.
   - Не ужасно, а прекрасно. Но ночь слишком холодна,  чтобы  бродить  в
мокром платье по саду. Вы не откажетесь накинуть мой плащ?
   - Нет, - пролепетала Марита.
   - А, вот вы где! - из кустов выглянула мордашка  Белки.  -  Нам  пора
смотреть Большой выход. Ой, да как ты  растрепалась.  Хуже  меня,  право
слово. Нет, так идти нельзя!
   - Да я не пойду никуда. В таком платье, без приглашения...
   - Я вас приглашаю. А что до платья, мы это сейчас поправим.
   Заклятье воды и земли, убирающее влагу и грязь, было совсем  простым,
и Роман произнес его почти  непроизвольно.  Волосы,  туфельки  и  платье
Марики стали такими же сухими, как если бы она не покидала стен дворца.
   - Но у меня же нет драгоценностей...
   - Я могу отдать тебе свое жемчужное ожерелье. На время, конечно, а то
оно фамильное, и я должна буду в нем жениться. Его только надо найти,  -
с готовностью предложила Белка.
   - Не надо камней. Они неживые и не всегда добрые. Лучше цветы.
   - Но они завянут.
   - Нет, если их уметь срывать,  -  Роман  сам  украсил  черные  локоны
цветами нарциссов. - А вот эти прикрепим к поясу, и пусть меня  поцелует
Проклятый, если вы не затмите всех принцесс и графинь. Разумеется, кроме
вас, барышня, - бард подмигнул Белке, - вы неповторимы.
   - Это мне многие говорят, - с важным видом кивнула девочка.
   Марита была на седьмом небе. Все вокруг нее - горящие  нежным  светом
восковые факелы, то томные, то веселые звуки скрипок, роскошные  туалеты
знатных дам, служило только дополнением, оправой к  охватив