е, но это  было  бы  бессмысленно.
Отдать свою Жизнь Силе... Говорят, подобное уже было.
   - Да, в одном из вечерних миров.  В  Песне  сказано,  что  из  жертвы
родилась победа.
   - Хотел бы я знать, какой будет наша Песня.
   - Я верю, что ее сложит Нэо, когда вернется. Пойдем, нам пора.
   Больше до самого Кольца Эмзар не сказал ни слова. Нидаль тоже молчал,
он вообще был молчалив даже для эльфа. Голые  ветви  деревьев,  сверкая,
тянулись к высокому небу, в котором не было ни облачка, ни птицы.
   В море предвесеннего света эльфийское поселение  казалось  призраком,
видением, навеянным  снежной  сказкой.  Оно  и  будет  призраком,  когда
опустеет. Эмзар не думал, имеет ли право сделать то, что задумал.
   Мысли о цене и  средствах  хороши  для  философов,  возлежащий  среди
цветущих кустов и с высоты своего знания и добродетели судящих тех,  кто
ошибался и умирал, в смертный час думая о чем угодно, но не о  том,  как
заклеймят его будущие мудрецы.
   - Илла Реи, - Ариэн Нарсиэль преклонил колени перед владыкой Лебедей,
- мы готовы.
   - Аэвэ Эстеллиэ, - произнес Снежное Крыло. - Спросите свое сердце еще
раз. В любви к жизни нет греха.
   Дети Звезд молчали. Решение принято - стражи Вархи уйдут. Одни  ждали
смерти как освобождения от бесконечной пустоты, другие  считали  себя  в
долгу перед Таррой, третьи надеялись на жизнь в Свете, четвертые...  Кто
прочтет последние мысли и сожаления рожденных вечными и  решивших  сжечь
свои жизни ради ничего не подозревающих смертных.
   Солнце Тарры бросало на Лебедей золотые  весенние  лучи,  прощаясь  и
благодаря. Две сотни эльфов замерли на широкой  поляне.  Мужчины  надели
сверкающие, словно сплетенные из льда и  солнца  кольчуги,  на  женщинах
лучились главные драгоценности Домов.  Старейшая  из  Лебедей,  Иллиэль,
помнившая то, чего не знал даже Эмзар, опиралась  на  посох,  утративший
силу много лет назад, глава дома Ириса, Антэл, поднял меч  своего  отца,
три  тысячи  лет  не  покидавший  ножен.  Амэл  Прохладное  Утро  был  в
золотистом плаще: его возлюбленная покинула Тарру вместе  с  Солнечными,
осталась  лишь  память  и  переживший  Разлуку  дар.  Тамиона  Лагариэль
распустила лунные волосы, украсив их трепещущими бабочками, а ее  сестра
Лиа впервые за долгие годы  надела  ожерелье  из  серебряных  стрекоз  -
подарок погибшего в Войну Монстров жениха.
   Золотую тишину разорвал стук подков. Вардис Роса  на  Траве  и  Элэар
Журавлиное Перо вызвались встретить  Оленя  на  краю  заповедного  леса.
Сестра Тамионы и Лии казалась испуганной, Элэар владел собой лучше.
   - Илла Реи, -  Журавлиное  Перо  отсалютовал  Владыке  мечом.  -  Оно
остановилось.
   - Остановилось, - поднял бровь Эмзар, - для чего?
   - Готовится к бою. Это... - Элэар не смог найти подходящее  слово.  -
Оно  наливается  силой.  Оно  уже  не  кажется  дряхлым,  поводыри  едва
сдерживают его, а рога скоро упрутся в небо.
   Воина  прервал  исполненный  чудовищной  злобы  и  силы  визг.  Эмзар
внимательно посмотрел на Вардис.
   - Что ж, больше медлить нельзя,  но  помните,  вы  ничего  никому  не
должны. Тарра велика, и на ней есть Лунные острова.
   - Нет, - быстро проговорила Вардис,  заливаясь  румянцем,  -  мне  не
страшно, но эта тварь, она... Она слишком отвратительна.
   - И поэтому, - Элэар нежно взял девушку за руку, -  мы  не  можем  ее
пропустить. Илла Реи, можем мы уйти вместе и первыми?
   - Да будет так.
   Они смотрели друг на друга веками,  но  не  могли  понять  очевидное.
Нужное слово было сказано лишь в последний день. Вардис и Элэар уйдут  в
Вечность вдвоем, рука об руку, грезя о Любви.  Это  высшее  счастье  или
высшая несправедливость?
   Ройгу исполняется мощи, убивая,  но  сотня  отобранных  жизней  весит
меньше одной, отданной добровольно. Лебеди уходили, улыбаясь друг другу,
произнося кто старинные  строфы,  кто  слова  любви  или  прощения.  Они
уходили, а Эмзар их  провожал,  принимая  прощальный,  бесценный  дар  и
отдавая его Кольцу. Визг Ройгу не стихал,  тварь  стремительно  обретала
полную силу, и Снежному Крылу  не  хотелось  думать,  что  то,  что  они
делают, - напрасно, что Белый Олень погасит Пламя Вархи и в мир вырвется
зло, безликое и непобедимое, как подлость, зависть и трусость. Если так,
умирать нельзя, живыми они нужнее.
   Эмзар закрыл глаза Антэлу. Их  осталось  всего  трое.  Он,  Нидаль  и
Тамиона. Легкая и непонятная, она заслуживала  свое  лунное  имя.  Эмзар
никогда не знал, что у нее на душе, когда-то она была подругой Нанниэли,
потом Лунная Бабочка и супруга Астени разошлись.
   - Я еще не готова, - из-за воплей Ройгу слова едва угадывались.
   - Уходи, если пройти берегом Ганы, ты еще...
   - Ты не понимаешь, Эмзар, как никогда не  понимал.  Я  люблю  тебя  и
Нанниэль любила.
   Наверное, он должен быть потрясен и околдован, в скольких песнях  Она
признается Ему в любви на смертном пороге, но Лебединый король ничего не
чувствует. Только смущение и горечь. Он не был  слеп,  потому  что  свет
этой звезды ему не нужен.
   - Я не могу уйти, не взглянув еще раз в твои глаза.
   - Тамиона, я думал, ты все еще оплакиваешь мужа. Жаль, мы  не  поняли
друг друга раньше.
   - Ты меня любишь?
   - Конечно, - она умрет счастливой, а ему это ничего не стоит.
   - Я отдала тебе сердце, жизнь в сравнении с этим такая малость! Пусть
пламя Вархи пылает, и я в нем! - тонкие руки легли ему на  плечи,  Эмзар
Снежное Крыло произнес Слово. Тамиона Лунная  Бабочка  ответила.  Солнце
тонуло  в  наползающей  мутно-белой  пелене,  но  и   сапфировый   огонь
разгорался все ярче. Эмзар, творя заклятия, не видел, как верх  огненной
короны на мгновение обрел  сходство  с  ожерельем  из  синих  мотыльков.
Тамиона улыбнулась и затихла на руках владыки Лебедей.
   Монстр за лесом замолчал - собирался с силами перед броском.
   - Мы успели, - с облегчением произнес Нидаль, -  но,  Эмзар,  подумай
еще раз. Я решил уйти последним, чтобы  напомнить  тебе  про  Копье.  Ты
видишь, что творится. Вряд ли наших искр довольно для Защиты,  но  Ройгу
мы можем уничтожить. Мы освободим Эстель Оскору от этого долга и оставим
ей другой, только и всего. Ударь Оленя, Эмзар. Ударь первым. Может быть,
ты его прикончишь...
   - И открою путь вархианскому безумию? Кольцо не  расплавить,  Нидаль,
не вырвать из него отданные жизни и  не  вернуть  ушедшим.  Они  сделали
выбор, зная, ЧТО я сделаю. Неужели я солгу?
   - Даже ради Тарры?
   - Ради Тарры нужно удержать Кольцо!
   - Прости. Я хотел дать тебе выбор.
   - И дал. Я уверен в своем решении. Как тихо...
   - Страшная тишина. В Кантиске было так же. Они готовы.
   - Мы тоже.
   - Нас осталось двое, будет легче, если мы уйдем одновременно. Я смогу
переступить Порог без твоей помощи.
   - Ты уверен?
   - Да.
   - Тогда прощай и спасибо тебе за все.
   - Почему "прощай", - попробовал пошутить Нидаль, - мы  теперь  всегда
будем вместе. В пламени. Это стоит посмертия.
   - Посмертия стоит Тарра, - Снежное Крыло улыбнулся, - мы пришли  сюда
как злые гости, но уходим как защитники.
   Эмзар не стал закрывать  глаз,  произнося  последнее  в  своей  жизни
заклятие. Он отказывается от жизни, от молодости, от вечности. Его  душа
никогда не достигнет Звездных Полян, он не встретит тех,  кого  когда-то
любил, не обретет покоя. Его просто не будет, потому что  Сила  безлика,
она не имеет памяти и воли, она не любит, не ненавидит, не сожалеет, она
может убить и защитить, но она не может выбирать.
   Сила, рождающаяся из смерти изначально неподвластного времени и тлену
существа, велика. Ею  можно  рушить  горы,  поворачивать  реки,  убивать
драконов, разрушать и создавать барьеры. Даже  истинные  маги  отступают
перед таким оружием, но ранит ли оно бога, пусть и лишенного души?
   Эмзар стоял спиной к пылающей Стене и лицом к лесу. Время  замерзало,
словно вода холодным предзимним  утром.  Боли  не  было,  только  тихая,
неторопливая пустота, в которую низвергалась  жизнь.  Нет,  не  пустота!
Небо не может быть пустотой, а полет - падением! Кольцо сзади, отчего же
все тонет в сапфировом сиянии? Огненные сполохи мелькали, как  блики  на
воде в летний поддень, и одним из этих  бликов  был  он.  Снежное  Крыло
чувствовал себя разбитым зеркалом, каждый из осколков  которого  отражал
свое солнце. Боль и праздник, сожаления и равнодушие, голодная пустота и
неистовый свет раздирали его на куски. Эльф еще помнил, кто он, где, что
и во имя чего сделал.
   Все кружилось, переливалось, мерцало, и только зимние деревья впереди
казались чем-то живым и понятным. Он не жалел ни о чем,  и  он  еще  мог
вернуться, вырваться из объятий небытия. Что-то плавно опустилось рядом,
Эмзар рванулся в ту сторону, и небо снова стало небом, а  земля  землей.
Нидаль лежал на спине, серьезно глядя в глаза своему королю. Он уже  был
частью Вархи, а Эмзар пока нет. Он мог отступить, мог создать из пламени
Копье и ударить. Нет! В Тарре и так слишком много  лжи,  предательств  и
нарушенных клятв, а это страшнее  любых  монстров.  Лебединый  Огонь  не
погаснет, а дальше - дело тех, кто  останется,  -  Рене,  Геро,  Эрасти,
сероглазого короля Клэри, Нэо... Тарра падает на их плечи,  а  его  дело
Кольцо!
   Пусть горит, горит  вопреки  всему.  Он  отдает  себя  пламени  Вархи
полностью.   С   памятью,   несбывшимися   надеждами,   разочарованиями,
неслучившейся любовью. У Пламени нет души, а Силе все рвано, кто из  нее
черпает... Если он и впрямь на  что-то  годится,  пусть  Пламя  научится
любить и помнить, пусть Сила, в которую он  уходит,  не  дается  грязным
рукам. Он завещает себя тем, кто придет и  вступит  в  бой.  Как  меч...
Ройгу не должен пройти, Кольцо не должно погаснуть, не должно...
   Снежное Крыло взглянул в глаза Смерти и не испугался.  Просто  понял,
что возврата нет, он уже переступил Порог, но рассудок пока  не  угас  и
тело повиновалось. Эмзар слеп и слеп стремительно, но все  еще  различал
лес на той стороне поляны и побрел к нему. Главное он совершил и  теперь
имел право коснуться пальцами серебряной буковой коры. В последний раз.

ПРОКЛЯТЫЙ

   Рене сидел, прижавшись спиной к стене пещеры, и, казалось,  дремал  с
открытыми глазами. У самых ног  Скитальца  лениво  плескалось  подземное
озеро, о существовании которого знал только Гиб.  Наверху  жаркий  ветер
крутил желтый песок, а здесь было тихо и прохладно -  они  добрались  до
места раньше, чем следовало, и могли отдохнуть. Смешно... Их тела  давно
не нуждались в отдыхе, а тяжесть, которую они на себя взвалили, была  не
из тех, что можно сбросить хотя бы на ору.
   Проклятый опустил руку в воду,  которая  в  здешних  краях  дороже  и
крови, и золота. Висящий над озером голубоватый  светящийся  шар  слегка
разгонял тяжелый подземный мрак, создавая  ощущение  весенних  арцийских
сумерек.
   - Эрасти,  -  Церна  оглянулся,  Рене  Аррой  по-прежнему  смотрел  в
пространство, - Эрасти, мы ошиблись. Мы были нужны в Вархе, Гидал мог бы
и подождать.
   - Что-то случилось?
   - Смерть, - медленно проговорил эландец, - там случилась Смерть.  Уже
ничего не исправить. Эмзара больше нет, остальных, скорее  всего,  тоже.
Ты так и не узнал их, жаль...
   - Я ничего не услышал.
   - Ты и не мог. Я с ними одной крови, и я вернулся из-за Грани, потому
и почувствовал.
   - Была битва?
   - Нет. Они  сделали  это  по  доброй  воле.  В  бою  Смерть  гонят  и
обманывают, а не зовут. Эмзар поклялся, что огонь не погаснет, пока  жив
хоть один Лебедь. Он сдержал клятву.
   Если б Рене кричал, молотил кулаками по камню, рвался назад, было  бы
легче, но Скиталец даже не встал. В  глубине  пещеры  раздался  яростный
плеск и рев взбесившегося потока - Гиб все слышал и  не  мог  оставаться
спокойным.
   - Ты уверен, что мы опоздали?
   - Да. Они уже за Гранью, а мы слишком далеко.  Даже  для  Гиба.  Одну
ошибку мы совершили, не стоит делать еще одну. Нужно завершить то, зачем
пришли. Давай о чем-нибудь поговорим...
   - О чем-нибудь... Ты не отыскал след остальных?
   - В Тарре сейчас двое, но кто и где, я не знаю.  Третий  вернулся  за
Грань - зализывает раны.
   - Это - Жоффруа, больше некому,  -  вздохнул  Эрасти,  -  "Полуночный
всадник, и имя ему Зараза". Летом на севере  внезапно  началась  чума  и
столь же внезапно кончилась. Жоффруа, скорее всего, нарвался  на  Эстель
Оскору. Вряд ли у кого-то еще хватит сил прикончить тело Вернувшегося.
   - Ну отчего ж, я могу назвать еще семерых - ты, я,  Эмзар,  -  ровный
голос адмирала все-таки дрогнул, - твой любимый  клирик,  моя  не  менее
любимая "непорочная сестра", Филипп и Анхель.
   - Ты б еще Романа  назвал.  Дескать,  вернулся  и  притащил  с  собой
чудо-меч...
   - А что, - попытался улыбнуться Рене, - почему бы ему и не притащить?
Я тоже думаю, что это - Геро, но хотелось бы узнать твои доводы.
   - Изволь. Мы с тобой этого не делали, к тому же после встречи с тобой
Трое  превратились  бы  в  Двоих.  Эмзар  не  покидал  Вархи,  клирик  с
циалианкой были у нас на глазах, да и не стали б они  воевать  с  Чумой.
Женщина вряд ли знает о Вернувшихся хоть что-то, а  наш  дорогой  пророк
считает, что чем хуже будет людям, тем громче они станут каяться.  Ну  а
Филипп и Анхель связаны, по крайней мере, пока жив Тартю. К тому же  эти
двое прикончили бы Ларрэна окончательно и бесповоротно.
   - Не обязательно. У Анхеля и  тем  более  Филиппа  могло  не  хватить
выдержки. Чтоб довести дело до конца,  нужно  разрушить  защиту,  а  для
этого есть единственный способ - погасить силу  противника  собственной.
Затем можно пустить в ход меч.
   - Ты так и поступил с Лумэном?
   - Да, но это очень больно. Я столетиями учился  ходить  по  земле,  и
то... К хорошему привыкаешь быстро - после Последнего Греха я забыл, что
значит сразу и гореть, и замерзать. Филипп с Анхелем этого  и  вовсе  не
знали, разве что хозяин показал им, что будет, решись они на бунт.  Нет,
Эрасти, никто из Вернувшихся не продержится без защиты столько,  сколько
нужно, чтоб убить себе подобного, а вот прикончить  тело...  Филипп  мог
пожалеть свой родной север, но ты прав - он на цепи, у  него  нет  своей
воли, разве что его желания совпадут с желаниями Тартю. Хорошо,  гаденыш
не знает, какие силы ему подвластны. Особенно после твоего визита...
   - Ты противоречишь  сам  себе.  Если  б  он  пустил  по  моим  следам
Вернувшихся, ты бы их уже нашел.
   - Он бы пустил их по стопам Рафаэля Кэрны.
   - А Рафаэль Кэрна для него - это я. Кстати, Анхель держит  слово.  Он
чувствует желания своего хозяина, знает, что я вернулся и  видел  кошек.
Мой бывший брат достаточно умен, чтобы сообразить, что к чему. Если б он
захотел оказать Тартю услугу, он бы попробовал  меня  подстеречь...  Или
стал разыскивать настоящего маркиза Гаэтано, чтоб заставить меня сорвать
маску.
   - Ты сам сказал, что Анхель умен, - Рене наконец-то  поднялся.  -  Он
знает, что с тобой не справится, да ему это и невыгодно. Он  подождет  и
посмотрит, чем все закончится. Если мы ему позволим.
   - Рене, тебе не нравится то, что я затеял. Почему?
   - Почему? - Скиталец откинул со лба непокорную прядь.  -  Потому  что
ложь идет на пользу лишь  мерзавцам.  Геро  тебе  рассказала  про  Войну
Оленя. Мы решили объяснить чудеса вмешательством  высших  сил,  которые,
дескать, на нашей стороне. Сначала наша ложь сожрала Максимилиана, потом
- победу и наконец всю Арцию. Эрасти, ты рискуешь повторить нашу ошибку
   - Ты забываешь об одной вещи, -  Проклятый  поднес  к  глазам  Черное
Кольцо. - Я. На. Самом. Деле. Эрасти. Церна. И я же  -  пугало,  которым
клирики стращают непокорных. Это не ложь  во  спасение,  на  которой  вы
попались, а правда, и она способна разнести по  кочкам  не  хуже  Дикого
Ветра, который так любит Герика.
   Анхель  заигрался,  объявив  меня  святым,  а  тогдашний  Архипастырь
попался,  слепив  из   обученного   эльфами   прекраснодушного   дурачка
средоточие Зла  и  завязав  на  него  все  пророчества  и  проклятия.  В
Благодатных землях веруют в Триединого и  прочих,  которых  отродясь  не
бывало, по крайней мере, в Тарре, и в меня. А я - вот он!  Дева  Онорина
избрана Великомучеником Эрасти, и никем другим. Она БУДЕТ творить чудеса
своей верой и моим именем, и это будет истиной.
   Как ты думаешь, почему орден Эрасти, один из самых  многочисленных  и
почитаемых, не имеет своей магии? Потому что сила молений не  оседает  в
орденской копилке - до нее могу дотянуться только я. Про Проклятого я  и
вовсе молчу, тут у меня соперников  нет:  Антипода  не  представляют,  в
Темную Звезду не верят...
   - Что-то ты зазнался, - попробовал пошутить Рене.
   - Тут зазнаешься, - Эрасти  вновь  посмотрел  на  свои  руки.  Глупая
привычка, но он слишком часто просыпался в ужасе - ему снилось,  что  он
вновь стад калекой. - Если в Тарру  пожалуют  Антипод  с  Триединым,  им
придется сцепиться со мной - сразу и Святым, и Проклятым.
   - Святой освободил узницу, а Проклятый покарал преступного короля?
   - Я жду этого разговора второй месяц.
   - Думаешь я тебя сужу? Роман прикончил ребенка Ройгу и Эстель Оскоры.
Кто знает, что выросло бы из этого существа, унеси Роман и  Геро  его  в
Убежище. Сила сама по себе ничего не значит, ты знаешь об этом  не  хуже
моего, но я считаю, что Роман был прав. На его месте я б поступил так же
даже в те благословенные времена. Если б можно было вернуться  назад,  я
б, не колеблясь, прикончил многих, пока они еще лежали в колыбели, в том
числе и Анхеля, и Лумэна, и Тартю...
   - Но ты остановил бы кошек...
   - Не знаю!
   - А я чуть этого не сделал, но  мне  удалось  СТАТЬ  Проклятым,  и  я
выдержал. Выдержу и дальше.
   - Раз ты уверен в том, что задумал, делай, а я тебе помогу.
   Эрасти вновь тронул перстень:
   - Рене, раз уж мы оказались у озера, давай посмотрим на Варху.  Здесь
нас никто не услышит.

2896 год от В.И.
28-й день месяца Сирены
ТАЯНА. ВАРХА

   Эмзар шел целую вечность, плохо понимая, где он и что  с  ним.  Жизнь
была брошена в Пламя Вархи, и лишь Звездный Лебедь знал, хватит ли ее  и
других, чтобы не выпустить в мир связанное зло.
   Над Ганой угасал предвесенний день, но голубые чуть раскосые глаза, в
которых отражались обнаженные стволы в черных разводах,  уже  ничего  не
видели. Мысли о Ройгу,  Герике,  Рамиэрле,  Рене  путались  и  тонули  в
рваной, рыдающей мелодии, а в кромешной темноте вспыхивали и гасли чужие
созвездия, похожие то на летящего орла, то на сломанный  цветок,  то  на
оскалившееся чудовище. Он отдал Тарре все что мог и  даже  то,  чего  не
мог, - жизни  эльфов,  которых  провел  от  безопасности  Убежища  через
кантисское побоище к смерти в зажженном ими же огне.
   Заснеженная земля качалась, уходила из-под ног, становилась на  дыбы,
как норовистый конь, сквозь застилавшую глаза мглу прорывались  какие-то
вспышки. Три звезды готовы взойти над Таррой... Неужели все  зря?  Песня
делалась все навязчивей, в ней, как в горном потоке,  кружились  обломки
жизни, устремляясь  к  последнему  водопаду.  Все  пройдет,  Эмзар,  все
пройдет, все уже прошло...
   Чужой мир, не заслуживший предательства, мать, последовавшая за своей
любовью... "Тебе этого не понять!". Так ли? Может быть, он все же что-то
понял? Астени, золотые волосы, синие глаза, глаза Лунного короля, чей-то
совет отдать  брата  смертным,  Лунные,  скрестившие  мечи  с  Лебедями,
мертвый отец на ложе из бледных роз,  усталые  глаза  тех,  кто  пережил
Разлуку. Усталость и пустота и бегство от этой пустоты. Дорога,  женщина
из рода людей, горная долина... Эмзар Снежное Крыло сделал последний шаг
и схватился за ствол высокого бука, вышедшего на  опушку  впереди  своих
собратьев. Большая темная  птица,  укрывшаяся  в  ветвях,  поднялась  и,
медленно взмахивая крыльями, полетела на запад. Это место ей  больше  не
казалось безопасным.
   Эмзар медленно сполз на снег,  облепивший  могучие  корни.  За  лесом
бесновался и визжал безумный  древний