ене резко ушел вбок,  а  преследователи  на
полном ходу налетели на подводную гряду. Тогда маринеры  со  смешками  и
подначками выуживали из воды незадачливых блюстителей веры, теперь время
шуток миновало. В войне с  Годоем  места  жалости  не  было  и  быть  не
могло...
   Имперская кавалерия бестолково металась по  полю,  мешая  сама  себе,
теснимая со всех сторон передвижной артиллерией, конниками  Архипастыря,
"Серебряными" и северянами Мальвани. Только немногие из  офицеров  Годоя
настолько владели собой, что пытались найти выход из  ловушки.  Один  из
них углядел на противоположном берегу  речонки  довольно  высокий  холм,
напоминающий формой  лошадиную  подкову,  на  плоской  вершине  которого
виднелось нечто, напоминающее загородку для скота. Когда никто не знает,
что делать, первый решившийся хоть  на  что-то,  сам  того  не  замечая,
становится вождем. Неизвестный офицер был не в  великих  чинах,  но  его
люди стойко держались рядом, оберегая командира и одновременно смотря на
него с отчаянной надеждой. Офицер привстал на стременах и рявкнул:
   - Прорываемся к холму!
   Противники, видимо, не ожидали  такого  поворота,  потому  что  между
арцийцами и речушкой оказалась лишь пара рядов "Серебряных",  давших  по
врагу нестройный залп и отступивших. Им на помощь уже мчались пушки,  но
было поздно. В  нащупанную  брешь  устремились  десятки,  сотни,  тысячи
кавалеристов, и остановить их было невозможно.

Глава 36

2230 год от В. И. 1-й день месяца Лебедя.
Опушка Колокольного леса

   Сезар Мальвани отбросил в сторону  переломленный  хлыст  и  про  себя
выругался - нельзя столь явно выказывать свои чувства. Нельзя? А если  в
это мгновение решается судьба сражения, а  заодно  и  судьба  Арции?  Не
угодно  ли  вам  сохранять  спокойствие?  А  может  быть,   вы   желаете
помолиться? Командор с трудом удерживал себя от  дурацкого  вопроса,  не
вернулись ли наблюдатели. Можно подумать, что те забудут  доложить,  что
видели, и завалятся спать...
   Последнее  дело,  когда  полководец  нервничает,   суетится,   гоняет
туда-сюда аюдантов, проверяет то, что уже трижды проверено. Вот  Феликс,
тот даже умудряется делать какие-то записи.  Пристроился,  мерзавец,  на
пеньке и малюет себе в сафьяновой тетрадке... Хотя что взять с  клирика,
даже с самого лучшего? Наверняка ему уж за столько-то  лет  втемяшили  в
башку, что все в руце Божией...
   Мальвани понимал, что он несправедлив, что Феликс прекрасный  друг  и
замечательный полководец, но напряжение требовало хоть какого-то выхода.
Сезар обвел глазами  аюдантов  среди  которых  особенно  выделялся  юный
Анрио, пожиравший  отца  умоляющими  глазами.  Дескать,  сколько  можно?
Другие дерутся, а мы?! Ну пошли меня, пошли  куда-нибудь,  пожалуйста...
Может, в самом деле его послать к этому холму? Ну и названьице!  Поганая
Подкова, это надо же, и такое безобразие в полувесе  от  Святого  града!
Мальвани нервно  хихикнул.  Бой  у  Поганой  Подковы...  Интересно,  что
напишут об этом летописцы? Уж наверняка перезовут несчастную  горушку  в
какую-нибудь Грозовую гору или Святой холм... Чтоб красиво было...
   Простучали копыта, и молодой офицер в некогда черном  с  серебром,  а
сейчас  сером  от  пыли  доломане,  спрыгнув  со  взмыленного  дрыганта,
пошатнулся, но удержался на ногах. Еще до того, как парень  открыл  рот,
по светящимся глазам Мальвани понял - все идет как надо.
   - Монсигнор, - Стах Гери сорвал  голос,  дразня  арцийцев,  и  теперь
шипел, как простуженный кот,  -  монсигнор.  Мы  все  сделали.  Дали  им
прорваться, они теперь у холма. Поднялись до половины, и тут  по  ним  и
ударили сверху из пушек и мушкетов, а там и мы подоспели. Они в ловушке.
   - Не вырвутся?
   - Не должны. Там Диман и Рафал.
   - Тогда действительно не вырвутся, но...
   - Монсигнор,  мы  не  забыли.  Человек  двадцать  ускакало,  за  ними
гнались, но не очень.
   - Будем надеяться, что хотя бы один доберется до Годоя...
   - Монсигнор!
   - Да?
   - Разрешите вернуться?
   - Не разрешаю, - отрезал Мальвани, - садитесь  и  отдохните.  Вы  мне
понадобитесь позже.
   Понурившийся Сташек отошел к томящимся  аюдантам,  которые  принялись
его тормошить, расспрашивая про бой, в  котором  им  пока  не  привелось
участвовать.
   Мальвани устало прикрыл глаза - пусть думают, что он дремлет, но мозг
лихорадочно работал. Выйдет ли Годой из  лагеря,  он  должен  прийти  на
помощь гибнущей кавалерии, иначе конец ему как полководцу...
   То, что произошло сейчас, хорошо, очень хорошо, но это только  первый
шаг к победе или поражению... Если Годой клюнет на приманку, то и так не
шибко  великие  силы  придется  разделить  -  Феликс  должен   захватить
оставленный лагерь, а он вряд ли  будет  совсем  уж  пустым,  ну  а  ему
предстоит сцепиться с теми,  кто  идет  на  помощь  прижатой  к  Поганой
Подкове кавалерии, а сбрасывать ее  со  счета  рановато,  хотя  милейшие
бароны и наступили на те же грабли, что и на Лагском поле,  хоть  и  под
другими знаменами...
   Конечно, поможет Рене, да и Эмзар обещался, но станет  ли  кто-то  из
них той песчинкой, которая перетянет чашу весов... Мальвани был  опытным
военачальником и понимал, что исход боя не ясен никому.
   Наверху что-то зашуршало - любопытная белка с интересом наблюдала  за
заполонившими ее перелесок пахнущими железом людьми.  Видимо,  в  Святой
области белок не стреляли (правду сказать, шкурки у них в отличие от  их
северных сестричек были не ахти), и зверьки жили себе в полном уюте. Вот
и эта  даже  не  думала  пугаться,  а  устроилась  на  ветке  прямо  над
командором и начала охорашиваться... А ведь судьба  этой  зверушки  тоже
зависит от того, кто победит...
   Время не текло, оно  ползло,  как  пьяная  улитка.  Наконец  юноша  в
черно-зеленом плаще Святого воинства привез  долгожданное  известие.  Из
лагеря выступили пехота и конная артиллерия. Идут четырьмя колоннами,  с
ними и гоблины,  обычно  охраняющие  узурпатора.  Надо  полагать,  Годой
почтит битву личным присутствием.
   Мальвани встал, поправил нагрудник,  хотя  толку-то  от  него,  если,
скажем, пуля... Ну да где наша не пропадала. Прежде чем сесть  на  коня,
командор подошел к Феликсу, которому предстояло выступить чуть позже.
   - Пожелайте мне удачи, Ваше Святейшество!
   - Зачем так официально? - тонкие губы бывшего рыцаря тронула нечастая
усмешка. - Перед Авирой мы вели себя иначе...
   - Прости, - улыбнулся Мальвани, - я немного не в себе, до  последнего
боялся, что они не клюнут...
   - Правду сказать, и я тоже, - неожиданно рассмеялся  Феликс,  -  меня
просто бесило твое проклятое спокойствие...
   Теперь смеялись уже оба.

2230 год от В. И. 1-й день месяца Лебедя.
Подходы к холму Поганая Подкова

   Гоблины могли бы идти еще быстрее, но приходилось соразмерять  шаг  с
людьми и лошадьми, с трудом тянувшими тяжелые пушки. Истосковавшиеся  по
настоящему делу, раздраженные жарой, горцы рвались вперед.  То  ли  дело
было в прошлом году,  когда  они,  выдержав  неистовые  атаки  баронской
конницы, пошли вперед, сметая все на своем пути. Тогда казалось, что  их
осеняет  благословение  Истинных   Созидателей,   что   не   за   горами
предреченный  Час  Справедливости,  когда   Вернувшийся   будет   карать
предателей и награждать верных... Увы, победа над Арцией была всего лишь
победой над Арцией. Понадобился год, чтобы  Годой  набрался  смелости  и
решился наконец ниспровергнуть эту подленькую человеческую Церковь...
   Разрушить капища лжебога, пройти по головам его презренных служителей
- ради этого стоит жить!  Жаль  только,  что  большинство  соплеменников
застряли на севере. Четыре тысячи гоблинов, оставленные  в  Мунте,  дабы
охранять особу императора,  по  осени  завидовали  своим  соплеменникам,
уходящим в бой, но Созидатели справедливы,  и  именно  им  выпала  честь
смести с лица земли обитель лжи и предательства.
   Гоблины мерно печатали шаг,  окружая  неспешно  ехавшего  на  вороном
жеребце Михая Годоя и трусивших рядом с ним  Белых  Жрецов.  Известие  о
том, что конница угодила в ловушку, горцев не удивило. Лошадям  доверять
нельзя, а тем, кто связал себя  с  этими  глупыми,  легко  впадающими  в
безумие, дурно пахнущими тварями, тем более.  Эти  же  самые  арцийцы  у
Лага, удирая, передавили собственных пехотинцев, а  потом,  вместо  того
чтобы покончить с собой от такого позора,  дружно  перешли  под  знамена
победителя. По мнению орков, Годою незачем было  принимать  их  к  себе:
во-первых, предатель всегда предатель, во-вторых,  от  таких  вояк  одна
маета... Вот и сейчас вместо того,  чтоб  штурмовать  город,  приходится
выручать этих недоумков...
   Впрочем, это казалось нетрудным. Слишком неравны были  силы.  Похоже,
противник был занят  тем,  что  не  давал  прижатой  к  холму  кавалерии
вырваться из ловушки, на другое его просто не хватало. Около  полутысячи
все тех же изрядно умученных "Серебряных" и десятка  два  легких  конных
орудий, вот и все, что они смогли выставить против целой  армии.  Правду
сказать,  действовали  эти  смертники  умело   и   отчаянно,   используя
превосходство в скорости и маневренности, но десятки, сотни, даже тысячи
или две убитых и раненых годоевцев не меняли соотношения сил.
   Армия узурпатора, несмотря на комариные укусы, целеустремленно  перла
вперед. Окутанный дымом и пылью вожделенный холм был уже четко виден...

2230 год от В. И. 1-й день месяца Лебедя.
Окрестности Малахитового лагеря

   Когда делили силы, Феликсу досталась меньшая часть Северной армии,  и
это было правильно: удача в захвате лагеря зависела  от  внезапности,  а
никак не от числа нападавших. Пять тысяч церковных воинов и  пять  тысяч
арцийцев - вот и все, что было решено выделить под это дело.
   Все: и Рене за рекой, и Шада в крепости, и они с Мальвани  в  поле  -
понимали, что  главная  тяжесть  свалится  на  Северную  армию,  которой
предстоит схватиться с пехотой и  передвижной  артиллерией  Годоя.  Даже
лишенная кавалерии  и  лагерных  пушек,  арцийская  армия  была  грозным
противником. При самом лучшем раскладе, а пока - тьфу-тьфу  (Архипастырь
воровато оглянулся и сплюнул через  левое  плечо,  как  простой  солдат,
боявшийся сглазить) - им все удается, - и то соотношение один к трем,  и
не в пользу Сезара.
   - Монсигнор, - арцийский коронэль по возможности старался  сдерживать
раскаты своего могучего голоса. - Мы на месте.
   - Зажигай, - кивнул Архипастырь.

2230 год от В.И 1-й день месяца Лебедя.
Святой город Кантиска

   - Сигнал, - завопил аюдант, чьей почетной обязанностью было наблюдать
в окуляр, не потянется ли в небо столб белого дыма, возвещая, что  Годой
убрался из лагеря, а Феликс вышел на исходные позиции.
   - Александер!  Вы...  -  барону  Шаде  не  хотелось  оскорблять  сына
недоверием, но напомнить ему о некоторых вещах не мешало...
   - Да помню я, - откликнулся Шада-младший, - не волнуйтесь,  отец,  мы
им накостыляем.
   - Постарайтесь, - буркнул ветеран, скрывая тревогу - сыну второй  раз
за день предстояло выводить свою дружину в  бой  там,  у  Речных  ворот,
парень справился неплохо, но там был Счастливчик... За  рекой  и  сейчас
идет бой. Годоевцы - первые которых выманили из лагеря, все еще пытаются
отбить собственные укрепления, где  засели  две  тысячи  Рене.  И  те  и
другие, похоже, готовы бодаться до посинения. Что ж, так и задумано...
   Дружно бахнули крепостные пушки,  колья  органки  поползли  вверх,  и
Малахитовые ворота, краса и гордость Кантиски, привыкшие к паломникам  и
чинным  клирикам,  растворились,  выпуская  бешено  мчавшихся  конников.
Всадники мчались наметом, над  их  головами  свистели  крепостные  ядра,
сшибая и корежа орудия на внешнем валу вражеского лагеря.
   Зазевавшиеся годоевские артиллеристы кинулись  к  орудиям,  но  жерла
были нацелены на крепостные стены, которые еще пробивать и пробивать,  а
не на поле возле собственных  укреплений.  Пока  до  орудийной  прислуги
дошло, что к чему, кантисские конники  уже  оказались  в  мертвой  зоне.
Впрочем, кавалерийская  атака  на  укрепления  редко  бывает  удачной  и
защитникам  вала  особой  опасностью  не  грозит.  Ну  побузят  конники,
погарцуют под стенами, и  толку-то...  Хуже,  что  за  кавалеристами  из
крепости выскочило несколько  передвижных  орудий,  а  затем  показалась
пехота, тащившая штурмовые лестницы.
   В лагере тревожно запел горн, и все оставленные там отряды,  побросав
ложки и миски - нападение  пришлось  аккурат  на  обед,  -  бросились  к
внутренней стене, у которой  творилось  нечто  несусветное.  Кавалеристы
оказались не столь просты, они и не думали палить по глиняному  валу  из
пистолетов, обратив свои усилия на трое ворот,  проделанных  на  предмет
будущего штурма.  Кантиссцы  озаботились  прихватить  с  собой  глиняные
пивные кружки и с помощью пращей, которыми они владели  весьма  искусно,
забрасывали ими деревянные створки и стоящий на валу тын. Разбиваясь при
ударе, кружки  истекали  черной  вонючей  жидкостью.  Затем  просвистело
несколько горящих  стрел,  и  облитые  странной  текучей  дрянью  ворота
заполыхали, как сухая солома. Привезенные же орудия к этому времени  уже
развернулись, и по горящему дереву  забарабанили  небольшие,  но  меткие
ядра.
   Этого оказалось довольно. Деревянные створки не  были  рассчитаны  на
такое. Их ставили те, кто собирался нападать, а не  отражать  нападение,
ворота же делались из расчета пропустить колонну по двадцать  пехотинцев
в  ряд.  Или  двенадцать  всадников,  каковые   и   не   преминули   ими
воспользоваться, дабы проделать ту же операцию с воротами второго  вала.
Не предвидя подобной наглости, арцийские  саперы  исходили  из  удобства
организации собственной атаки и поместили вторые ворота напротив первых,
за что и поплатились.
   Впрочем, немного пришедшие в  себя  защитники,  возможно,  сумели  бы
отбить нападение, но в это время Феликс  подал  сигнал  и  десять  тысяч
человек  бросились   на   оставшиеся   без   защитников   укрепления   с
противоположной от города стороны.

2230 год от В. И 1-й день месяца Лебедя.
Берег Канна

   Топаз вынес хозяина на северный берег Канна как раз  напротив  Речных
ворот, эльф полагал, что пробраться в крепость оттуда будет проще.  Если
Годой осадил Кантиску, он наверняка выберет для штурма  Старый  город  и
Малахитовые ворота, перед которыми, как назло, такое поле, хоть  маневры
проводи... Однако то, что увидел Роман,  выехав  из  ореховой  рощи,  не
походило на приступ, уж скорее наоборот. Бой шел на северном  берегу,  и
эльф не сразу сообразил, с кем  дерется  большой  отряд  под  арцийскими
имперскими консигнами. Кто-то, засев между двумя  явно  свеженасыпанными
валами, весьма успешно  отбивался  от  наседавшей  имперской  пехоты,  а
значит, был другом.  Наметанный  глаз  эльфа  углядел  связанные  цепями
лодки, по которым защищающиеся, если бы у них  возникло  такое  желание,
вполне могли, оставив у пушек небольшой заслон, переправиться  через  не
столь уж широкий и полноводный Канн и укрыться за  крепостными  стенами,
но отчего-то они этого не делали.
   - Подождите-ка  меня  здесь,  ребятки,  -  шепнул  Роман  лошадям  и,
перебегая от дерева к дереву, бросился в сторону вала. От кромки  кустов
до него было не  более  полусотни  локтей,  которые  эльф  преодолел  за
считанные мгновения, но его все же заметили.
   - Проще дана Романа! - этот вопль мог издать только Зенек.
   Эльф, с облегчением вздохнув, кошкой взлетел на глиняную насыпь.
   - Проше дана! Вот не чекали... Ну и денек сегодня!
   - Где Рене?
   - Тама, сбирается... Мы сейчас годойцев дурить будьмо...
   Рене отыскался на берегу, где несколько дюжих пехотинцев сталкивали в
воду становившиеся ненужными пушки. При виде эльфа глаза  адмирала  ярко
вспыхнули, но он ограничился тем,  что  крепко  сжал  руку  друга.  Лицо
эландца было напряжено, и Роман понял,  что  недалек  тот  час,  который
выпадает раз в тысячелетия и от которого зависит, как жить,  если  жить,
внукам и правнукам тех,  кто  удостоился  присутствовать  при  переломе.
Долгие разговоры - это потом, это если оба уцелеют и  победят.  И  эльф,
слегка улыбнувшись, спросил:
   - Куда мне становиться и что делать?
   - Оставайся со мной. Где твои кони?
   - Здесь, неподалеку. Могут пригодиться?
   - Более чем. Сейчас наше дело отойти, причем так,  чтоб  эти  погнали
нас подальше от крепости...
   - Понял, - кивнул Роман.
   - Мы выходим помаленьку за вал, а ты давай за лошадьми, - и,  уже  не
глядя на друга, крикнул своим:
   - Собирайся, хватит спать...
   Мушкетеры и  пикинеры  привычно  и  споро  занимали  места  в  строю.
Немногочисленные упряжки с  пушками  были  загнаны  в  середину  отряда,
лошадей с заслонками на глазах держали под узды  опытные  возницы,  ради
такого случая спустившиеся с облучков на землю. Отряд  медленно  отошел,
Рене махнул рукой, и тут наспех сооруженная глиняная  стена  поползла  и
рухнула вместе с пушками. Образовался пролом, куда  смело  могло  пройти
стадо коров. Все было  проделано  без  сучка  без  задоринки.  Сторонний
наблюдатель нипочем не догадался бы, что осажденные обрушили стену сами.
   Разумеется, озверевшие  от  множества  неудач,  подгоняемые  в  спину
тарскийскими соглядатаями арцийские мушкетеры не усомнились в  том,  что
небо  услышало  их  молитвы,  и   бросились   в   образовавшуюся   дыру.
Немногочисленные защитники укреплений, хоть и не растерялись и сохранили
некое подобие боевого порядка, начали торопливо отходить  в  единственно
возможном направлении.
   Арцийская пехота уверенно теснила огрызающегося врага  в  направлении
второй переправы, где тем не миновать было попасть под огонь тяжелых, не
чета стоявшим здесь, орудий.

2230 год от В. И 1-й день месяца Лебедя.
Лес у Хомячьего поля

   - Отец! - Анрио не выдержал, хоть и поклялся  себе  молчать  и  ждать
приказаний. - Скоро?
   - Еще не  время,  -  ворчливо  отозвался  командор,  но,  взглянув  в
расстроенное лицо сына, пояснил:
   - Мы должны подождать пока Рене заманит сюда арцийскую пехоту. Да  не
страдай  так,  сегодня  на  всех  хватит.  Мало  нам  не  покажется.  Не
понимаешь?
   Анрио действительно не понимал, да и не мог понять.  В  его  возрасте
ждать не умеют и не хотят... Как расскажешь мальчишке что даже в  лучшем
для них случае им  предстоит  схватка  с  армией,  превосходящей  их  по
численности в несколько раз. Их единственный козырь внезапность. Кто его
знает, как обстоят дела у Феликса, надо надеяться на лучшее, но занять и
удерживать неприятельский лагерь - затея  непростая,  да  и  Рене...  Не
следовало бы ему лезть в битву самому, но такого не удержишь.
   - Идут! - аюдант был еще моложе Анрио и так же сгорал от нетерпения.
   Показавшаяся из-за леса колонна не походила на бегущих.  Огрызающееся
огнем каре быстро и умело уходило на север. Не  могло  быть  сомнений  -
кантиссцы намерены  прорываться  через  Канн.  Преследователи  не  очень
наседали, от десяти тысяч, вышедших утром из лагеря,  осталось  не  боле
двух третей, и они явно не стремились к ближнему бою.  Их  дело  загнать
врага  под  пушки.  Вот  потом  они  отыграются   за   все   сегодняшние
неприятности и унижения.
   Поравнявшись с двумя высокими тополями, отступавшие остановились.
   Мальвани глянул на небо. Неужели только около двух? Как же еще далеко
до ночи....
   - Анрио! - корнет Мальвани вытянулся в струнку. - Сигнал!

2230 год от В. И 1-й день месяца Лебедя.
Холм Поганая Подкова

   Поганая Подкова словно бы самой природой была предназначена для того,
чтобы стать могилой отважной, но не шибко умной кавалерии, угодившей под
перекрестный  огонь  загодя  установленных  на  вершине  холма   орудий,
засевших в полуразрушенном загоне мушкетеров, передвижной  артиллерии  и
конных стрелков внизу.  Одного  взгляда  Годою  было  достаточно,  чтобы
понять: спасать, в общем-то,  и  некого.  В  мертвой