ни  их  может  оправдать  ваша  красота,
признаюсь, я никогда не видел столь совершенного лица. - Даро вспыхнула,
а король неожиданно мягко  улыбнулся.  -  Это  не  лесть,  сударыня.  Вы
смутили сон  всех  мужчин  моего  королевства  и  заставили  умирать  от
ревности всех женщин. Пока вы свободны, покоя в Арции не будет.
   - Ваше Величество... - Что можно сказать в ответ на  такие  слова?  -
Ваше Величество, я не хотела...
   - Глупая девочка, - Филипп коснулся щеки Даро, и она вздрогнула, - не
бойся, я еще не обидел ни одну женщину, разве что  своим  невниманием...
Ну, конечно же, глупая! Разве плохо быть красивой,  молодой,  обожаемой?
Неужели тебе не нравится, когда тебе говорят о любви?
   - Мне... Мне никто о любви не говорил.
   - Мой пасынок, видимо, не в счет. Тем  лучше,  значит,  я  могу  быть
первым, - король улыбнулся своей знаменитой улыбкой.
   - Ваше Величество... Это нельзя... Королева...
   - Королева тоже моя подданная. Я не знаю слова "нельзя", а только "не
хочу", - голос короля обрел властность. - Тебе нравится кто-то из  наших
кавалеров? Скажи. Я его тебе подарю.
   Даро молча хлопнула ресницами, но в уголках ее глаз стали подниматься
слезы.
   - Почему ты молчишь?
   - Ваше Величество...  Мне  никто  не  нравится.  Мне  хорошо  с  моим
братом... Мы друзья. Пожалуйста, не надо мне никого...
   - Ты не представляешь, с какой радостью я выполняю эту твою  просьбу.
Никого не будет. Бедная, как же тебя напугали  эти  негодяи!  Я  понимаю
Сандера, хоть он и железный. Он правильно сделал, что схватился за  меч,
я бы сделал то же. Ты не кокетка, и ты не виновата в том, что произошло.
Теперь я в этом убедился.
   - О, Ваше Величество, - Даро только сейчас поняла, как напугалась,  -
так это была шутка? Вы меня проверяли?
   - Можешь это считать шуткой, - согласился король, - пока.  Но  каждая
шутка  намекает  о  том,  о  чем  всерьез  говорить   еще   рано.   Тебе
восемнадцать, а мне всего тридцать три. Время терпит.
   - Я могу идти?..
   - Конечно, Дариоло. Какое все же у тебя красивое имя. Ты можешь  идти
куда хочешь и... можешь вернуться, когда хочешь.
 
Нэо Рамиэрль. 
 
   Синий огонь угас, открыв овальный провал  в  радужную  бездну.  Цвета
сменяли друг  друга  в  строгом  порядке.  Красный,  оранжевый,  желтый,
зеленый, голубой, синий,  фиолетовый  и  снова  красный...  Двое  эльфов
стояли на самом краю, не решаясь сделать шаг вперед. Игра красок пугала.
Пугали и странные слова, сказанные в полубреду  Норгэрелем.  Сын  Ларэна
беспомощно поднял глаза на родича, и это  словно  бы  разбудило  Романа.
Будь что будет, но он шагнет вперед. В никуда. Как  шагнула  Герика.  Он
был уверен, что его путь оборвется на Алтаре Ангеса, но с тех пор прошло
шестьсот пятьдесят лет, а он жив, выживет и сейчас. Разведчик улыбнулся.
   - Норгэрель, возвращайся в дом и жди. А я должен идти.
   - Я с тобой.
   - Ты еще не совсем здоров, и потом, я не знаю, что там  такое.  Глупо
рисковать двумя головами, если можно обойтись одной.
   - Нельзя, - в голосе родича впервые за время  их  дружбы  прорезались
жесткие нотки, - обратной дороги может и не быть. Лучше идти вдвоем, чем
поодиночке. Вдруг моя память пригодится и по ту сторону.
   Роман с сомнением посмотрел в синие глаза. Что ж, в них  обоих  течет
кровь Ларэна и Залиэли.  Хватит  считать  Норгэреля  слабым  и  младшим,
когда-то он недооценил отца, не стоит повторять ошибок.
   - Хорошо. Идем. Держись за меня. Мы не должны разнимать рук,  что  бы
там ни оказалось...
   Разноцветные волны поднимались и опадали. Роман ждал -  цветом  Адены
был зеленый, цветом Ангеса - синий, эти две полосы  бегут  по  радужному
мосту рядом, и Роман сделал первый шаг, когда  сквозь  осеннюю  желтизну
начала прорастать весенняя  зелень.  Их  окружило  жаркое  желто-зеленое
марево, в ушах раздался визг, который был бы  нестерпимым,  если  бы  не
прорывающийся сквозь него птичий  щебет.  Ноги  почувствовали  опору,  а
впереди смутно забрезжило что-то похожее  на  костер  в  тумане,  только
туман был зеленым, а костер светил белым.  Постепенно  жар  отступал,  а
соловьиные трели делались все громче. Роман опомнился первым  и,  больше
не оглядываясь, помчался вперед, на странный белый огонь, таща  за  руку
Норгэреля. Бежать было легко, словно  их  в  спину  подгонял  прохладный
весенний ветер, напоенный запахами цветов и трав. Цвет тумана постепенно
менялся, желтизна исчезла,  а  с  ней  и  визг,  птичье  пенье  дразнило
воспоминаниями  о  лесных  полянах  и  поцелуях,  белое  пятно   впереди
приближалось, но очень, очень медленно,  а  потом  в  изумрудную  летнюю
зелень  плеснули  синевы,  стало  прохладнее,  повеяло  холодом   горных
ледников. Синева становилась все явственней, все яростней гнал их вперед
ветер, ставший ледяным, хотя сами они отчего-то не мерзли.
   Двое бежали к одинокому костру, не ведая ни времени,  ни  расстояния.
Усталости они не чувствовали, но попутный ветер  стал  слабеть,  в  лицо
подуло пронизывающим холодом, а сквозь синее сияние  начали  пробиваться
фиолетовые лучи. Стало труднее дышать, ноги наливались  тяжестью,  глаза
слепило. Синее еще  боролось  с  лиловым,  но  Роман  понимал,  что  это
ненадолго.  За  синей  полосой  идет  фиолетовая,  это  неизбежно.   Как
неизбежна их гибель от вязкого холода, если они  не  успеют  добежать...
Куда? Он не знал,  но  рвался  вперед,  как  рвется  к  скале  посредине
бушующего моря уставшая птица. Встречный ветер крепчал, попутный слабел,
холод делался нестерпимым, но  они  успели  выскочить  на  что-то  вроде
площадки, окруженной легкой колоннадой с  арками  в  виде  переплетенных
драконьих тел. Посредине площадки горел белый  огонь,  сверкающие  искры
уносились вверх, в непроглядную черноту, а в проемах,  между  колоннами,
клубились  фиолетовые  тучи,  от  которых  тянуло  смертельной,  тяжелой
стужей.
   Роман и Норгэрель, так и не разжавшие рук,  не  сговариваясь,  встали
спиной к огню. В лиловых клубах чудились то  извивы  змеиных  колец,  то
когтистые лапы, то усеянные присосками щупальца, но самым неприятным был
холод, становившийся все нестерпимее. Эльфы пятились к огню,  но  он  не
грел, а просто светил. Роман прижал к себе Норгэреля, пытаясь поделиться
своим теплом, но понимал, что долго им не продержаться.  Жаль,  если  их
дорога окажется такой короткой, но, как говорится, лучше жалеть  о  том,
что сделано, чем  о  Несделанном.  А  далеко-далеко  мерцали  две  белые
звездочки, одна была входом в мир Зимы, другая неизвестно чем. Их дорога
лежала туда. Возвращение хуже смерти, это Рамиэрль понял, когда  увидел,
что у них есть шанс признать свое поражение  и,  пройдя  по  собственным
следам, вновь и навсегда оказаться  среди  заснеженных  елей.  Будь  что
будет, но он пойдет вперед. А Норгэрель? И он тоже. Они - потомки Ларэна
и должны сделать то, что не удалось ни  Лунному  королю,  ни  Эрасти.  И
сделают это!
   Лиловую муть прорезала  багровая  молния.  Затем  еще  и  еще.  Холод
потеснился, и Роман услышал шепот Норгэреля:
   - Сначала отогреемся, а потом попробуем не сгореть...
   Разведчик хохотнул, хотя шутка и была  мрачноватой.  Судя  по  всему,
полоса жара будет раза в три шире полосы холода. Им придется солоно,  но
сейчас Роман радовался теплу и почти с нежностью смотрел, как фиолетовая
муть уступала место багровому пламени, а вдали, равнодушное  и  далекое,
белело маленькое пятнышко. То ли выход, то ли следующий островок в  море
радужного ужаса.
 
2885 год от В.И. 
9-й день месяца Собаки. 
Арция. Лага. 
 
   Даро любила Старый Дворец, любила прежде всего  за  то,  что  он  был
заброшен. Добрый  король  Филипп  не  пожелал  жить  в  загородном  доме
несчастного Пьера и  выстроил  собственную  резиденцию.  Старый  Дворец,
покинутый и заколоченный, но все еще  крепкий,  стоял  в  глубине  парка
мрачным напоминанием о том, что власть всегда  соседствует  с  кровью  и
предательством. Однако мирийка чувствовала там  себя  куда  уютнее,  чем
среди блестящего светского общества. Привидения  и  тени  былого  ее  не
пугали, тогда как при дворе были  люди,  вызывавшие  у  девушки  ужас  и
отвращение. Ставню со сломанным засовом, не замеченную слугами, исправно
следившими за заброшенным зданием, Дариоло обнаружила  недавно.  Окно  в
полуподвальное служебное помещение было  у  самой  земли  и  со  стороны
казалось накрепко запертым, однако это было не так. Сестра Рито  хранила
свою маленькую тайну, дававшую ей иллюзию свободы, и очень боялась,  что
к зиме, когда будут проверять запоры, ставню исправят.
   Оглянувшись, не следит ли кто,  Даро  приоткрыла  дубовую  створку  и
тенью скользнула внутрь, не забыв тщательно прикрыть окно. За кварту она
неплохо изучила здание  и  уверенно  ориентировалась  в  полутьме.  Залы
первого и второго этажей - пышные и большие с их пыльными драпировками и
чехлами на мебели - ее не привлекали, но во дворце были две  башенки,  в
которые вели винтовые лесенки. Когда-то  там  располагались  королевские
опочивальни, теперь они были заперты,  но  зато  перед  ними  находились
небольшие прихожие с узкими, незаколоченными окнами.  Сквозь  запыленные
стекла можно было разглядеть предосеннюю зелень парков,  гладь  Большого
пруда, в который смотрелся Новый Дворец, обелиск в память давней  победы
при Ло.
   Даро нравилось сидеть на подоконнике, следить за скользяшими по пруду
лодками и лебедями  и  сознавать,  что  она  в  полной  безопасности.  В
безопасности? Внизу  раздались  чьи-то  шаги!  Неужели  скучный  толстый
дворецкий затеял осеннюю уборку?  Нельзя,  чтобы  ее  тут  видели.  Даро
бестолково заметалась  по  площадке  и  наконец  спряталась  за  пыльную
портьеру, моля  святого  Эрасти,  чтобы  уборщики  не  слишком  серьезно
отнеслись к порученному делу. Шаги приближались, человек  шел  быстро  и
уверенно. Сердце Даро заколотилось еще сильнее. Кто бы ни был посетитель
Старого Дворца, это не слуга. Неужели ее все-таки  выследили?  Тогда  ей
конец, второго выхода из башенки нет, окно закрыто и слишком высоко  над
землей, здесь с ней можно делать все, что угодно. Только  бы  выбраться,
она больше никогда не позволит себе подобной глупости! И как она  только
могла забраться сюда одна, не сказавшись Рито...
   Шаги  зазвучали  совсем  близко,  лестница  скрипнула,   и   Даро   с
облегчением перевела дух. Эстре она не боялась. Зачем бы он  ни  пришел,
он не охотится за ней. Хотя лучше будет, если  он  ее  не  увидит.  Даро
вжалась в стенку, но монсигнор и  не  думал  смотреть  по  сторонам.  Он
машинально сунул руку за воротник и вытащил небольшой ключ  на  цепочке.
Щелкнул замок, скрипнула дверь, и брат короля вошел в спальню. Дверь  он
не закрыл, и Даро поняла, что придется либо ждать, когда Эстре  надумает
уйти,  либо  показаться  ему,  потому  что  распахнутой  двери  было  не
миновать.  Какое-то  время  она  стояла  тихо,  потом,   расхрабрившись,
опустилась на подоконник. Если что, она успеет юркнуть в  свое  убежище.
Время шло, а герцог не выходил, заснул он там,  что  ли?  А  почему  бы,
собственно,  и  нет?  Судя  по  всему,  он  сюда  часто  приходит.  Даро
вспомнила, что недавно Филипп послал за братом, и слуги в поисках  Эстре
сбились с ног, хотя его конь стоял на конюшне... Вот забавно, если у них
одно и то же убежище! Но если монсигнор спит или смотрит в окно, он вряд
ли ее заметит, так что, пожалуй, самое время бежать.
   Девушка осторожно, на цыпочках подкралась к двери и заглянула внутрь.
Эстре, закрыв лицо  руками,  скорчился  на  широкой  кровати  со  снятым
балдахином, видимо, некогда принадлежавшей жене безумного  короля.  Путь
был свободен, но ноги Даро словно приросли к земле. Она с ужасом смотрел
на  Александра  Тагэре,   всегда   такого   спокойного,   невозмутимого,
решительного. Мирийка помнила, как одним своим  словом  он  решил  их  с
братом судьбу, превратив из преследуемых беглецов в гостей принца крови.
Как заставил отступить родичей королевы, отступить не только потому, что
перед ними был брат короля, но и потому, что  даже  втроем  Вилльо  были
слабее.
   Даро помнила, как красотка Шаре со злостью шепнула какому-то  нобилю,
что горбун носит свой горб как корону и что у него под  кожей  наверняка
растет еще одна  кольчуга.  Дариоло  и  сама  полагала  младшего  Тагэре
лишенным чувств. Она восхищалась его умом, силой, благородством,  но  он
ей казался сверхчеловеком, которому нет дела до всяческих мелочей, столь
важных для простых смертных. А сейчас полубог рыдал, закрыв лицо руками,
в  заброшенном  дворце.  Умом  девушка  понимала,  что  нужно   тихонько
скользнуть  мимо  и  навеки  забыть  об  увиденном.  Александр  (она  не
заметила, что впервые про себя назвала Эстре по имени) не  простит,  что
кто-то стал свидетелем его слабости.  Даро  все  понимала,  но  уйти  не
могла. Герцог судорожно вздохнул, отнял руки от лица, встал и подошел  к
окну. Он изо всех сил пытался справиться  с  собой,  но  плечи  все  еще
вздрагивали. Если бежать, то сейчас, но Даро, потрясенная открывшейся ей
болью, промедлила. Александр отошел от окна и сел на  кровать  спиной  к
двери, опустив темноволосую голову. И тут Даро, не отдавая себе отчета в
том, что творит, бросилась к нему так стремительно, что  задумавшийся  о
чем-то герцог не успел вскочить, Даро упала  на  колени  у  его  ног  и,
отчего-то сама заливаясь слезами, схватила за руки:
   - Александр! Во имя Эрасти... Я могу помочь?
   Он  вздрогнул,  но  рук  не  отнял,  а  тихо  и  грустно  взглянул  в
наполненные слезами огромные южные глаза.
   - Со мной все в порядке, Даро... Сегодня день рождения Дени,  ему  бы
исполнилось пятьдесят восемь, хотя ты же не знаешь...
   - Простите, - она  побледнела,  потом  покраснела,  -  я  случайно...
Клянусь! Я  нашла  сломанное  окно,  а  иногда  так  не  хочется  никого
видеть...
   - Тебе тоже? - На красивых губах промелькнуло подобие улыбки. - Это я
сломал защелку... Вернее, ломаю третий год, Старый  Дворец  мне  казался
вполне безопасным убежищем.
   - Простите, - еще раз беспомощно пробормотала Даро. - жизнью клянусь,
никому об этом не расскажу.
   - Да уж, - он уже вполне овладел  собой,  -  Вилльо  при  всей  своей
скупости не пожалели бы пары поместий, чтобы увидеть меня  таким,  каким
увидела ты...
   - Я не скажу, - повторила Даро и тут поняла, что продолжает стоять на
коленях, сжимая сильные руки герцога, и отчего-то пожалела, что этот миг
сейчас закончится и закончится навсегда, - Алек... Монсигнор,  я  скорее
умру, чем причиню вам боль.
   - Ты уж лучше живи и будь счастливой. Никого и ничего не бойся,  этих
спесивых балбесов  я  всегда  на  место  поставлю.  Скоро  ты  встретишь
какого-нибудь рыцаря...
   - Мне не нужен какой-нибудь рыцарь,  -  дрожащим  голоском  проблеяла
Даро, в ужасе от своей смелости и от своей прежней слепоты, - мне  никто
не нужен... и никогда не будет нужен... кроме вас!
 
Нэо Рамиэрль. 
 
   Синее свечение медленно перетекало в фиолетовое, чтобы затем налиться
красным. Рамиэрль и Норгэрель не  могли  оторвать  взгляд  от  радужного
мерцания. Вряд ли у них хватит сил и мужества повторить этот путь, хотя,
если не будет другого выхода...
   Их обступала тьма. Рамиэрлю доводилось бывать  в  знаменитых  армских
копях, однажды его проводник выронил светец, и эльфа обступила кромешная
чернота. Тогда он едва не выдал себя, в последней момент сдержав готовое
сорваться с языка заклинание светящегося шара, но даже там, глубоко  под
землей,  отсутствие  света  не  было  столь  пугающим,  как  здесь,  где
угадывалось огромное пространство. Под их  ногами,  без  сомнения,  была
земля,  вернее,  растрескавшийся  камень,  а  вот  что  находилось   над
головами? Небо? Небо без луны и звезд, не говоря уж  о  солнце?  Никакая
облачная пелена не смогла бы убить все лучи. Ставшее пурпурным  свечение
Врат  позволяло  рассмотреть  нагромождение   отливающих   металлическим
блеском  камней,  словно  брошенных   кем-то   на   черную   шероховатую
поверхность, но дальше все тонуло в  безжалостной  и  бесконечной  тьме.
Роман решительно повернулся спиной к проходу:
   - Надо идти.
   -  Куда?  -  откликнулся  шепотом  Норгэрель,  и  Нэо  это  отчего-то
взбесило.
   - Не знаю, но идти. Бежать. Ползти, но не стоять и не глазеть на  эту
проклятую дырку.
   - Почему ты кричишь?
   - А почему ты шепчешь, как влюбленный монах? Пошли...
   И они пошли, держась за руки и спотыкаясь, как пара слепых.  Рамиэрль
смалодушничал, не  решаясь  произнести  в  этом  месте  слова  привычных
заклятий. Если  они  не  сработают,  им  придется  плохо,  но  осознание
собственной беспомощности может и подождать. Дорога повышалась - видимо,
они поднимались на пологую вершину, похожую на те, что он видел в  Новом
Эланде. Маринеры прозвали их "спящими черепахами". Странное дело, то  ли
они привыкли к темноте, то ли мрак начинал  потихоньку  рассеиваться.  В
лицо пахнуло горячим ветром, принесшим с собой резкую,  удушающую  вонь.
Теперь Рамиэрль не сомневался: где-то впереди извергался вулкан,  а  они
шли по полям давно застывшей лавы. Нэо  нагнулся  и  пощупал  камни  под
ногами. Так и есть, застыли давным-давно, но это еще ничего  не  значит.
Место очень неспокойное... Куда бы они ни попали,  это  не  Светозарное,
это просто не может быть Светозарным. Скорее они свернули на  ту  тропу,
где Ангес нашел пресловутый черный камень. Прикажете повернуть и, рискуя
жизнью и рассудком, вернуться в свою роскошную тюрьму? Нет уж, попробуем
поискать то, не знаю что, здесь!
   - Это не Светозарное? - То ли Норгэрель обладал  способностью  читать
мысли, то ли это местечко вызвало у них обоих одинаковые чувства.
   - Да уж, светозарностью оно не отличается.
   - Мы пойдем дальше?
   - На гору всяко нужно  подняться,  а  там  посмотрим.  Багровый  свет
становился все ярче, а пропитанный серой ветер вызывал слезы. Роман  все
же  рискнул,  уж  лучше  сразу  понять,  что  их  ждет,  чем  тянуть  до
последнего. Магия эльфов основана на Свете и силе Жизни. Здесь  не  было
ни того, ни другого, но как-то Рамиэрлю  удалось  окружить  их  защитным
ореолом. Значит, их положение не столь уж и безнадежно.
   Свет  разведчик   зажигать   не   стал,   вулкан   оказался   сносным
светильником, а привлекать к себе внимание не стоило, хотя вряд ли здесь
могло быть что-то живое... То, что  они  не  вовсе  беспомощны,  придало
силы, да и до вершины было уже недалеко.  Вскоре  двое  эльфов  получили
сомнительное удовольствие созерцать страну Тьмы и Огня.  Они  стояли  на
вершине пологой гряды, уходящей в обе стороны  насколько  хватало  глаз.
Впереди был пологий, тонувший во мраке спуск, а  на  горизонте  во  всей
своей красе бушевала  огненная  гора,  во  много  раз  больше  тех,  что
возвышаются на Берегу Злобы. Клубились черно-красные  тучи,  прорезаемые
сполохами лиловых молний, к  пустому  небу  устремлялись  снопы  алых  и
оранжевых  искр.  Это  выглядело  именно  так,  хотя   на   самом   деле
разошедшийся исполин швыряет вверх полурасплавленные скалы.  До  вулкана
было довольно далеко, и идти к нему было незачем. Здесь им,  по  крайней
мере, ничего не угрожало. Рамиэрль присел на корточки, положил  руку  на
сухой шершавый камень и, сосредоточившись, произнес заклятия  узнавания.
Теперь они всегда  смогут  вернуться  к  этому  месту.  Нэо  вздохнул  и
повернулся к своему спутнику:
   - Пойдем налево или направо?
   - А есть какая-то разница?
   - Вряд ли. Так куда?
   - Налево.
   - Идем.
   Дорога была невеселой. С одной стороны рычал и плевался огнем вулкан,
которому Роман в порыве вдохновения присвоил имя Годоя,  с  другой  было
темно и пусто. Они быстро шли по пологому гребню, но с  тем  же  успехом
можно было стоять на месте. И все равно Рамиэрль не сдавался,  Норгэрель
молчал, за что ему следовало сказать спасибо. Бывает, что  любые,  пусть
трижды правильные слова вызывают у собеседника  желание  укусить.