рль, несомненно,  получил  бы  от
него удовольствие. Теперь же эльфа одолевали неприятные мысли,  особенно
невыносимые по ночам,  когда  уставшая  Криза  крепко  спала,  а  Роман,
которому для восстановления сил требовалось намного меньше времени,  ору
за орой вглядывался в темное небо, усыпанное огромными, как это бывает в
горах, звездами. Казалось, они забрели в места,  где  отродясь  не  было
никакой магии. След Уанна тоже  не  ощущался.  Рамиэрль  пытался  искать
мага-одиночку и посредством  волшбы,  и  выглядывая  вещественные  следы
того, что кто-то шел впереди. Напрасно. Уанн как в воду канул. Это могло
означать одно из двух - либо тот воспользовался какими-то иными  путями,
о существовании которых Рамиэрль и не догадывался, либо же Уанн погиб  и
именно его смерть он и почувствовал в доме Рэннока.
   Рамиэрль так и не смог понять, кого же он потерял - отца, дядю, Рене,
Герику, Уанна... Все они были ему дороги, любой из них  мог  в  смертный
час вспомнить о нем и обладал достаточной силой, чтобы послать Последний
зов. Ум услужливо подсказывал, что столь  остро  может  быть  воспринята
лишь самая страшная потеря, но Роман гнал прочь  мысль  о  смерти  отца.
Нет, не потому, что был готов выкупить его жизнь  ценой  другой,  кроме,
разумеется,  собственной.  Просто,  пока  он  не  знал,  КТО,  они   все
оставались живы. В его памяти, в его мыслях.
   Наступало утро, Криза протирала глаза, потягиваясь, как горная  рысь,
весело бежала умываться, разводила огонь...  Орка  свято  придерживалась
обычая своего народа, согласно которому мужчина, если рядом женщина,  не
должен унижать  себя  приготовлением  пищи.  Каким-то  образом  девчонка
умудрялась   создавать   на   походном   костерке   кушанья,   достойные
королевского стола. Затем они пускались в путь и шли до самого вечера.
   К концу месяца Сирены  эльф  с  оркой  почти  миновали  горную  цепь,
тянувшуюся параллельно Большому Корбуту, но более низкую  и  пологую,  и
оказались в окруженной горами равнине, похожей на дно  высохшего  озера.
Снега в ней не было, и Романа поразила странная трава,  серебристо-седая
и шелковистая, как волосы  пожилой  женщины.  Дул  легкий  ветер,  и  по
равнине перекатывались серебряные волны. Душу  эльфа  невольно  охватила
странная тоска, горькая и светлая, как последние слезы, когда потеря уже
оплакана и наступает облегчение. Рамиэрль нагнулся  и  коснулся  чуткими
пальцами гитариста шелковистых травинок, казавшихся странно живыми.
   - Здесь вся беда и проходила. Так давно-давно, - голосок Кризы вызвал
барда из задумчивости.
   - Беда? - повторил Роман. - Какая беда?
   - Старая беда, - шепотом пояснила Криза, - это Седое поле. Здесь  они
ходили биться. Созидатели и те, кто пришел. Они все  погибшие,  а  трава
стала седая от горе. Это Подзвездное плакало о тех, кто  его  создавать.
Новые не хотели, чтобы  другие  видели  плач  земля,  и  запретили  сюда
ходить. Мы тоже были трусливыми, мы боялись за дети и уходили за горы.
   - Но вы не забыли, хоть вам и было приказано  забыть,  -  откликнулся
Рамиэрль, - не суди своих предков слишком строго.
   - Я не сужу, - вздохнула Криза. - Но я хотела, чтобы это  лучше  была
грустная сказка. А она стыдная. Тут должна быть еще колодец, из которого
текут слезы всегда. Пойдем искать.
   Они искали колодец до ночи, но не нашли  ничего.  Только  шепчущую  о
чем-то седую траву. Лишь на закате над долиной  проплыла  стая  странных
белых птиц. Они летели клином и кричали мелодично и жалобно.
   - Я тоже знаю про них. Это Белые Птицы, души тех, кто погибал на этом
поле. Они вечно летать здесь и вечно звать.
   Рамиэрль промолчал. Даже если  эти  птицы  были  просто  птицами,  не
стоило разрушать  очарование  легенды,  самой  красивой  и  страшной  из
рассказанных Кризой. Сам не зная почему, эльф взял с собой прядку  седой
травы, спрятав туда же, где хранился пучок иммортелей с  могилы  Мариты.
Криза с удивлением посмотрела на своего попутчика, подумала и сделала то
же самое:
   - Я принесу это для дедушки, - с гордостью сказала она, - а  то  даже
он не ходить здесь. Теперь я могу сказать,  что  все  так  рассказывают.
Кроме колодца, - честно добавила она.
   Они не стали разбивать лагерь на Седом  поле,  а  вернулись  в  горы.
Больше ничего  примечательного  ни  в  этот  день,  ни  в  следующие  не
произошло. Дорога становилась  все  более  пологой,  ели  и  лиственницы
сменили сначала светлые  буки,  затем  заросли  цветущего  орешника,  и,
наконец, путники вышли к настоящему травяному океану.
   Рамиэрля продолжало властно гнать на восток.  Криза  радостно  шагала
рядом с ним, несмотря на тяжелую  ношу,  умудряясь  собирать  невиданные
степные цветы, на коротких привалах украшая себя венками. Девушка всегда
остается девушкой, даже если принадлежит к племени гоблинов. Как  бы  то
ни было, реку первой заметила именно орка. И река эта была огромной. Они
вышли на крутой берег и замерли, любуясь на плавное, величавое  течение.
Даже Гана в  сравнении  с  этой  равнинной  красавицей  казалась  жалким
ручейком. Дальний берег мог рассмотреть разве что эльф или гоблин, а для
человека он сливался с небом и неторопливыми волнами.
   Видимо, в этих краях паводков не  бывало  вовсе  или  же  они  прошли
тогда, когда путники еще шли через горы, река же была чистой, прозрачной
и спокойной. Эльф легко спустился к воде и опустил в нее руку. Вода была
холодной, но не настолько, чтоб  это  было  невыносимым.  Кое-где  берег
порос зеленеющим кустарником.  Чуть  дальше  по  течению  Роман  заметил
тропу, протоптанную сотнями копыт, за которой зеленела небольшая рощица.
Видимо, сюда захаживал на водопой лошадиный  табун,  но  никаких  следов
жилья, никакого  дерева,  из  которого  можно  было  бы  соорудить  хоть
какой-нибудь плот, не было. Рамиэрль знал, что им нужно на тот берег, но
не представлял, как туда перебраться. Конечно, можно было  бы  подняться
вверх по течению или спуститься вниз в поисках брода,  но  он  не  знал,
сколько дней придется потратить, чтобы найти  место  для  переправы  или
помощь. Пока им не попалось никаких  свидетельств  того,  что  в  Ларгах
живет кто-нибудь разумный. Эльф, однако, не сомневался, что он  почти  у
цели, а значит, оставалось одно.
   - Криза, ты умеешь плавать? - он не  сомневался,  что  не  умеет,  но
спросить был обязан.
   - Нет, - удивилась она, - а разве можно  это  делать  не  рыбе  и  не
жабе?
   - Можно, - заверил ее Рамиэрль. - Более того, именно это я  сейчас  и
сделаю.
   Она непонимающе уставилась на него  черными  глазищами.  Рамиэрлю  не
хотелось оставлять ее здесь, но выхода у него, похоже, не было  -  время
не ждало.
   - Криза, - эльф говорил медленно и ласково, как с  Перлой,  когда  та
начинала капризничать или же бояться. - Давай договоримся так. Я поплыву
через реку. Ты останешься  здесь.  Тут,  по-моему,  неплохое  место  для
стоянки. Жди меня, - он подумал и решил, - пока не родится новая луна  и
не состарится на четверть. Если меня не будет, иди  к  деду  и  все  ему
расскажи. Но я вернусь, и скорее всего не один.
   Внучка  старого  Рэннока  действительно  была  умной  девушкой.  Она,
конечно, расстроилась, но поняла,  что  так  нужно.  Рамиэрль  помог  ей
разбить лагерь в зарослях какого-то  кустарника  с  желтыми  цветочками,
собранными в изящные кисти. Вроде бы в этих местах никого  не  было,  но
осторожность не помешает. Эльф с удовлетворением осмотрел дело рук своих
- можно пройти в двух шагах и не заметить, что тут кто-то есть.
   Прощанье отложили до утра, и это было ошибкой, потому что впервые  за
все время пути они не знали, о чем разговаривать. Костер, ловко  скрытый
в небольшой впадине, тихо догорал, прощальный ужин, сооруженный оркой из
"ничего", был съеден, золотистый эльфийский напиток выпит.  Просто  лечь
спать обоим казалось неуместным. Наконец Рамиэрль не выдержал:
   - Криза, раз уж мы так засиделись, расскажи мне про Слезы Инты.
   Орка с готовностью кивнула, ее тоже мучило молчание, а потом, она, по
всему, очень  любила  эту  историю.  Похоже,  внучку  Рэннока  всяческие
предания волновали куда больше того, что творилось у ней перед  глазами.
И при этом девушка крепко стояла на земле и обо всем имела свое  мнение.
Рамиэрль про себя улыбнулся: именно этой глубинной уверенности  в  своей
правоте и не хватало последние две тысячи лет его народу...
   - Ну, так кто же она была, эта Инта?
   - Человек, смертная, не как ты... Но и не наша. Жаль, что  так  было,
но зачем  врать?  -  раскосые  черные  глаза  с  вызовом  уставились  на
собеседника. - Мы всегда помним так, как было. Пусть для нас это не  так
славно... нельзя дожить... пока... говорить не  так  про  тех,  кто  уже
ушел. Это самый большой грех, это северные говорить, что им нужно, мы  -
не такие, - орка замолчала, в  яме  потрескивал  огонь,  с  реки  тянуло
свежестью, что-то громко плеснуло, видимо, рыба  здесь  была  под  стать
самой реке - огромной... - Тогда бывало все иначе, - наконец  заговорила
девушка. - Были холмы. Много холмов. И там жили люди. И орки.  А  дальше
те, кто сверху как люди, ниже здесь, - она показала ниже чего, - лошады.
Все воевали, мирились, умирали, жили. А  Созидатели  часто  приходили  и
бродили среди живых. Но никто не знал, что  это  они.  Они  приходили  и
уходили. А потом у людей рождались ребенки... У нас, гоблинов, такого не
получивалось... Жаль, но так было.  А  потом  дети  Созидателей  уходили
далеко... Они не умирали до Последней битвы, про  которую  знала  старая
гарга <Гарга - древняя пророчица, одна из гарг  предсказала  по  просьбе
Омма Первым богам  Тарры  их  судьбу>,  которая  знала  все.  И  за  это
Созидатель Созидателей отдал ей навсегда много земли, и она делала  там,
как хотела. И там никто не может жить,  там  воды  столько  же,  сколько
земли, и тот, кто туда идет, не вернется...
   Гарга сказала, что будет битва, в ней погибать все и  родится  Новое,
которое будет на потом. А какое оно станет, никто не знать до  Последняя
битва. Если больше победить Созидатели, жить будет можна. Если их  враг,
то жить будет очень  плохо.  Созидатели  готовились  к  этой  войне,  но
сначала пришли те, кто пришли. Они называли себя Светом,  но  были  злая
беда. Они убивали всех Созидателей и их детей.  Наши  тоже  были  там...
Седое поле стало седым в тот день... И теперь нет  никто,  когда  придти
время Последней битвы, поднять оружие на Зло, и все  получит  оно.  Если
только сама Земля не возвращать... для боя Созидателей. Но  это  трудно,
почти никак сделывать...
   Если б гоблины могли дать им жизнь, но мы можем только умирать за эту
жизнь навсегда, но все теперь  в  руки  дети  Инты...  Она  была  просто
молодая. Людей Созидатели не делать красивыми, но они любить  их,  а  не
нас... Сын Омма увидел Инту в саду дома ее отца, и она  захотелась  ему.
Она была дочь одного господаря из холмов, у нее бывал жених.  Наш  народ
не помнит, кто он был. Наверное,  король.  Так  всегда  бывает.  Но  она
ставала подруга сына Омма. Он видел ее только раз, и еще раз, когда ехал
на битву с чужими. Он заходил к ней просто так, он был самый молодой  из
Созидателей и сказал Инта, кто он такой и куда идет.
   Она просила его брать ее и показывать война. И он взял женщину,  хотя
не был долган это, никто из Созидателей такого не делывал. И он оставлял
ее на белый камень, откуда все было видимо. И она видела  все.  Те,  кто
пришел, победили. И трава стала седой, а небо белым, солнце остановилось
и стояло в небе от горя, и время тоже упало, как воин, которого бить  по
голове. И так и было, пока победители не погнали солнце вперед плетью, и
оно не стало красным от крови и обиды, и не разбудили время, но оно  уже
пошло в другую сторону. Не назад и не вперед, а вбок, туда, куда не было
дороги. Но это было не сразу. А сначала победители ушли, так как  устали
и на них тоже были много-много ран.
   И тут Инта сошла с камня и хотела искать своего любимого, - в  голосе
Кризы послышалось с трудом  скрываемое  восхищение,  -  она  не  бояться
страшные  бессмертные,  которые  охраняли  поле,  чтоб  туда  никто   не
появляться, пока новые Хозяева залечивать  раны  и  окружать  это  место
горы.
   Дальше было не так, как нам хотеться. Но мы не имеем правов  забывать
благородство, оно бывает и у врагов. Оскорбить память врага - позор  для
нашей чести. Инту увидела  женщина  из  племя  эльфов.  Она  была  очень
сильная, и у нее было много власти. Она была одна из королевов,  но  она
пускала Инту на поле, потому что уважала любовь... Она так и сказала,  и
мы помним эти  слова.  Они  как  кусты  на  стенах  обрыва,  за  которые
спасается падающий. Эта королева спасать доброе имя всех своих потомков.
Вот... Но Инта так и не знать ее имени. Но она находить любимого. Он был
один из всех, кто еще не умирал. И он узнавать Инту  и  давать  ей  свой
меч. А это был самый сильный меч против Зла, который  даривал  ему  отец
Созидателей Омм. И Инта взяла этот меч, а сын Омма тут  же  умирал,  так
как только сила меча и радость отдавать его в надежные руки  делала  ему
жизнь после битвы.
   Инта взяла меч, и он тут же менялся в ее руках, и она держать простой
посох. И она пошла назад. И плакала. И из ее слез вырастали цветы белые,
как побледневшее от беды небо.
   Та эльфка выпускала Инту. Она была великая колдунья, но  она  или  не
увидела меч, или увидела, но отпустила его. Никто не знать, что  была  у
нее за душа. А Инта пошла назад. Но что для коня сына Омма было две  оры
полета, для ноги женщины... - Криза покачала головой, - это очень долго.
Пока она шла, у нее рос живот. Так рос, что было видно, что она не может
вернуться к дому, отец и жених будут ее убивать. И  она  ушла  совсем  в
другое место. И тут гарга вышла оттуда, где вода мешана с землей и  всех
любопытных тянет вниз, где живут каменные говорящие твари,  знаючие  про
все, но ничего не знаючие, что есть Истина.
   Гарга выползывала из своих землев  и  находила  деревню  гоблинов.  И
жрецу-старейшине она велела разыскивать Инту, так как в ней вся  надежда
Подзвездного. И они отыскивали женщину, и та жила с  ними,  и  никто  об
этом не знал. Даже гоблины  соседних  деревнев,  так  как  гарга  велела
молчать. И у Инты родилась два одинаковых дитя. Но один было мальчик,  а
другой - нет. И они жили еще несколько летов среди  гоблинов,  но  потом
эльфы начали гнать нас в горы. А люди стали предатели и начали  молиться
новым богам. И тогда жрец-старейшина и  Инта  решили,  что  она  с  дочь
уходить назад к люди, а ее сын орки уносят в горы  и  воспитываевают  из
него воина, который помнит.
   Но все всегда не так, как думывают даже умные. Инта с дочка  уходила,
и никто с тогда не знает, что с ними  было.  А  на  гоблинов  нападывали
люди, которые тоже хотели начинать жить  в  те  места.  Жреца-старейшину
убивали, а сына Инты находили и решали, что он пленник, так как  понятно
было, что он не гоблин, а что он сын Созидателя, никто не мог  понимать.
И его уносили, и тоже ничего не известно больше.
   - А меч? - с трудом сдерживая волнение, спросил Рамиэрль.
   - Не знаем, - вздохнула Криза. -  Он  был  у  хороший  воин,  который
должен был учить сына Омма биться. Тот прорываться из боя и  пропалывал.
Никто его больше не находить.
   - Я одного не понимаю, - после долгого молчания подал голос  эльф,  -
откуда ты все это узнала?
   - Слезы Инты, так цветы зовут все. Это так, -  ответила  орка,  -  но
только те, кто родился в семьях, как моя мать, знать вся  правда...  Это
северные все напутывать, они хотеть  забывать  и  Инта,  и  эльфка.  Они
хотеть только убивательный меч... Это кто давно за наших дедушки жили  в
том селе, где прятали  Инта.  Мы  все  помним,  ничего  не  должно  быть
забытое. Но мы не знаем, где сейчас кровь Омма и меч, который  остановит
Злою
   - А где Зло, вы знаете? - Рамиэрль сам не знал, зачем он это спросил.
   -  Не  знаем,  но  чувствуем,  -  орка  передернула  плечами,  -  оно
просыпается, и времени почти нет. Мы не победим без  Созидатели.  Но  мы
можем умирать с честью.
   -  Нет,  эмикэа  <Эмикэа  -  подруга  (эльф.)>,  -  Рамиэрль  шутливо
дотронулся до носа своей собеседницы, - мы победим. Мы  просто  обречены
на победу. А теперь - все. Спать!
   Странно, но они действительно уснули и проснулись лишь поздним утром,
ясным и радостным. Криза, изо всех сил делая вид,  что  все  в  порядке,
сразу же принялась что-то обжаривать на огне.  Эльф  покачал  головой  -
тому, кто провожает, всегда тяжелее - и стал быстро собираться. В легкий
полотняный мешок сложил самое  необходимое  -  одежду,  оружие,  немного
золота и несколько артефактов -  и  привязал  ношу  за  спиной,  защитив
соответствующим заклинанием. Жаль, конечно, что можно спасти от  сырости
рубашки и оружие, но нельзя идти по реке как посуху, но тут уж ничего не
поделаешь.
   Эльф сбросил одежду,  за  чем  с  видимым  интересом  и  без  всякого
смущения  наблюдала  юная  орка,  и  решительно  шагнул  в  воду.  Плыть
предстояло долго, а день явно клонился к вечеру...

Глава 7

2229 год от В. И. 13-й день месяца Агнца.
Гремихинский перевал и таянская Фронтера

   Войско  подходило  к   Гремихе.   Людям   отроги   Лисьих   гор   еще
представлялись туманной полосой на  горизонте,  но  глаза  гоблинов  уже
различали отдельные вершины, темную щетину лесов и даже белые пятна  еще
не сошедшего  снега  на  склонах.  При  виде  знакомых  пейзажей  обычно
невозмутимые горцы слегка оживились, начались разговоры, а  кто-то  даже
стал мурлыкать под нос песню о горных волках. Гоблины и сами  напоминали
их, пятый день  кряду  они  без  устали  бежали  ходкой  волчьей  рысью,
позволяющей не отставать от лошадей.
   Будь в воинстве Годоя только  конница  и  гоблины,  оно  миновало  бы
Гремиху еще позавчера, но в армии была и другая  пехота,  не  говоря  об
обозе, везущем всяческую необходимую при  передвижении  армии  снасть  и
фураж. Базилек поставил условием не прикасаться к припасам  арцийцев,  и
регент выполнял обещанное. Впрочем, спешить было  особенно  некуда  -  в
Эланде и Северной Фронтере, по которой предстояло идти, еще лежал  снег,
который должен был успеть растаять и сойти в  Сельдяное  море.  Так  что
время у Годоя вроде бы было.
   Разумеется, Михай понимал, не мог  не  понимать,  что  Рене  вряд  ли
поверит байке  о  Святом  походе  против  атэвов,  но  положение  Гнезда
Альбатроса это мало меняло. Все равно эландцам придется  биться  на  два
фронта - на Побережье, где против них выступит армия,  в  несколько  раз
превосходящая их силы, и на переправе у Вархи, которую  в  нужное  время
возьмут на себя Ожидающие и горское подкрепление, что вот-вот прибудет в
Таяну.
   Если Рене прознает про поход Годоя, он вынужден  будет  оставить  без
защиты Внутренний Эланд, если же он будет ждать врага у Вархи, что  было
бы единственно правильным, не сговорись Таяна с Арцией, для  него  будет
неприятным сюрпризом удар с Побережья. Эланд в любом случае обречен, так
что проволочка в полмесяца или больше, а она будет много больше  (потому
что сначала регенту нужно сделать то, о чем не догадывается никто,  даже
бледные), ничего не меняла. Тем не менее  войско  шло  так  быстро,  как
только могло. И вот теперь голова живой змеи поравнялась со Стражами.
   Гоблины с восторгом воззрились  на  это  чудо  -  память  о  временах
Истинных Созидателей, когда их племя еще не прозвали Ночным Народом, ибо
им не нужно было скрываться и  таиться,  чтобы  сохранить  своих  детей.
Каменные гиганты летели над дорогой,  не  глядя  на  грешную  землю,  по
которой ползли  вознамерившиеся  выиграть  битву,  проигранную  когда-то
великими.  Лица  Всадников  были  обращены  на  восход,  тени   от   них
смешивались с тенями летящих по синему небу облаков и казались живыми.
   Уррик благоговейно созерцал Стражей Горды и не сразу обратил внимание
на перемену в лице Михая Годоя, которого он поклялся