Впрочем, горб был не
таким уж и большим,  наметанный  глаз  пришельца  отметил,  что  паренек
вырастет достаточно высоким и сильным. Маленький горбун молча последовал
за своим провожатым в укрытие и, скорчившись, вероятно,  в  обычной  для
себя позе,  безучастно  наблюдал,  как  незнакомец  возится  с  костром.
Работал он быстро  и  сноровисто,  и  вскоре  веселые  огоньки  отогнали
сгущающуюся тьму.
   Охотник свистнул, и из-за  камней  вышел  изумительно  красоты  конь.
Широкая грудь, сторожкие  уши,  сильные  сухие  ноги  сделали  бы  честь
лучшему скакуну королевской конюшни. Пришелец привычным  жестом  отцепил
притороченый вьюк, бросил на землю, а затем расседлал красавца,  который
тут же удалился в темноту, где его ждала все еще мягкая  трава  кабалки.
Его хозяин, все так же молча, вытащил и  нар  зал  хлеб  и  мясо,  затем
достал  плоскую  металлическую  флягу  и  протянул   своему   случайному
товарищу;
   - Выпей.
   Тот послушно отхлебнул.
   - Что это?
   - Тут такого не делают. Хорошо помогает от холода,  внешнего,  так  и
внутреннего.
   - Внутреннего?
   - Бывает, мерзнет не тело, а душа, если ты понимаешь, о чем я говорю.
   - Понимаю, - серьезно кивнул мальчик.
   - Ну, вот и хорошо, главное,  чтобы  люди  друг  друга  понимали,  не
правда ли? Вот мясо, судя по всему, ты не обедал.
   Горбун внимательно и строго взглянул в глаза  своему  собеседнику,  а
потом вдруг улыбнулся. Улыбка  эта  словно  осветила  лицо,  сделав  его
необыкновенно красивым.
   - Вот и хорошо, - еще раз повторил пришелец, - меня  зовут  Роман,  я
издалека.
   - Меня зовут Александр, я живу здесь. То есть жил...
   - А что случилось сегодня?
   Мальчик молчал, словно бы размышляя,  стоит  ли  отвечать.  Внешность
Романа располагала к откровенности. Никогда за всю свою  девятилетнюю  и
не очень веселую  жизнь  маленький  горбун  не  видел  такого  красивого
человека. Даже Филипп, прозванный "пять ланов <Лан  мера  длины,  равная
приблизительно 38  см.>  мужской  красоты",  и  тот  не  годился  ему  в
подметки. Высокоскулое лицо ночного гостя из-за своей правильности могло
бы показаться высеченным из мрамора, если бы не огромные синие  глаза  и
небрежно подстриженные, слегка вьющиеся  волосы  цвета  старого  золота.
Пришелец был стройным, но в нем чувствовались сила и  ловкость,  которым
позавидовали бы плечистые неповоротливые рыцари.  Потрепанная  в  дороге
одежда Романа была очень дорогой - повидавший всяких сигноров мальчик  в
этом разбирался, а кинжал, меч и несколько  неброских  украшений  стоили
целого состояния. О коне и говорить не приходилось.
   - Вы не боитесь путешествовать в одиночку, вас может убить и ограбить
любой барон, а потом свалить на разбойников.
   - Нет, - усмехнулся глазами Роман,  -  этого  я  не  боюсь.  Те,  кто
пытаются это сделать, как правило, больше никого не тревожат, так что не
беспокойся за меня. Давай поговорим о тебе, Александр. Почему ты  здесь,
ведь тебя наверняка ищут? Ты не похож на маленького бродягу, я вижу, что
ты привык жить в доме, причем в доме богатом.
   - Я не вернусь домой.
   - И куда же ты пойдешь?
   - Никуда, - прошептал горбун.  -  Когда  вы  появились,  я  собирался
броситься вниз, но до заката солнца это грех.
   - Это вообще грех. Даже не грех, а глупость.
   - Это так для тех, кто как все, - потупился  мальчик.  Роман  привлек
маленького горбуна к себе ласково, но сильно.
   - Рассказывай, все рассказывай...
   И мальчик заговорил.  Впервые  в  жизни  он  ничего  не  скрывал.  Он
захлебывался в словах, перебивал сам себя, то возвращаясь на десять  лет
назад,  то  забегая  вперед.  Роман  слушал,  но  слушал  так,  что  его
собеседнику с каждым словом становилось все легче.
 
2871 год от В.И. 
Ночь с 3-го на 4-й день месяца Собаки. 
Арция. Фей-Вэйя 
 
   Ее Иносенсия  пригласила  к  себе  бланкиссиму  Агриппину.  Анастазия
ничего не понимала и не могла понимать в  политических  хитросплетениях,
да и дела сестер были от нее, занятой своим горем и заботами о Виргинии,
далеки. Без советов толстухи она вряд ли смогла бы сделать хоть  что-то,
это знала вся Фей-Вэйя,  это  знал  весь  орден.  Сестры  понимали,  что
хрупкая синеглазая  Предстоятельница  проживет  ровно  столько,  сколько
понадобится теперь уже трем тигрицам,  чтобы  выяснить,  кто  же  станет
единственной. Анастазию не ненавидели и ей не завидовали, ее жалели, как
жалеют угодивших между молотом и наковальней. Она  по-прежнему  прилежно
молилась, оры, ранее занятые уходом за Виргинией, проводила, разбирая ее
бумаги, читая священные книги или глядя из  окна  на  яблоневый  сад.  В
Фей-Вэйе же заправляла Агриппина, и всех это устраивало.
   Толстуху, никогда не пытавшуюся прыгнуть выше  собственной  головы  и
готовую с пониманием отнестись к чужим неудачам, не то чтобы  любили,  в
ордене такое было не принято, но  считали  нужной  и  достойной.  Они  с
Солой, похоже были единственными сестрами, у которых не было врагов. Д и
кто бы позарился на нынешнее место Анастазии-Соланя место смертницы, или
на место Агриппины, тянувшей во черную и неприятную работу и не узнавшей
ни радости власти,  ни  радости  запретной  любви.  Ну  а  к  тому,  что
Анастазии на  все  смотрит  глазами  толстухи,  давно  привыкли.  Вот  и
сегодня, когда в Фей-Вэйю из  Кантиски  прибыла  бланкиссима  Генриетта,
Сола, как и положено, приняла ее в присутствии всех необланкисс  в  зале
Оленя. Аудиенция вышла короткой!
   Сестры были лишь рады,  что  церемония  не  затянулась,  то  же,  что
Предстоятельница потом пожелала уединиться  с  бланкиссимой  Агриппиной,
было понятно. Девочка должна хоть что-то ответить Его Святейшеству...
   А Сола об Архипастыре и не думала. Она сидела  и  слушала  наставницу
как во сне. Это и было сном, еще одним кошмаром,  на  которые  была  так
богата ее искореженная жизнь. А ведь  день  начинался  как  обычно,  это
потом  все  пошло  кувырком.  Приехала  Генриетта,  которую  нужно  было
принять, и принять ласково, а как  она  могла  быть  ласкова  с  убийцей
Шарло?! Как?!
   Белый  рыцарь  заплатил  жизнью  лишь  за  то,  что  исполнил  приказ
бланкиссимы, которую давно почитали фактической главой  ордена.  А  сама
Генриетта, красивая и  величественная,  заседала  в  конклаве,  говорила
громким уверенным голосом и с каждым разом становилась все  влиятельнее.
Сола не сомневалась, что она уже почитает Рубины Циалы своими.  То,  что
она сегодня приняла Генриетту в  полном  облачении,  было  ее  маленькой
местью и вызовом, но та, похоже, увидела в этом лишь дань уважения. А  с
каким вожделением смотрела она на камни! Воистину, если бы  у  нее  была
душа, она бы ее отдала за  них,  не  задумываясь.  Агриппина  продолжала
обсуждать письмо, которое они напишут Его  Святейшеству,  а  мысли  Солы
продолжали брести по  своей  невеселой  тропинке.  Она  никак  не  могла
придумать, как  отомстить  Генриетте,  чтобы  та  не  просто  умерла,  а
испытала на себе хотя бы часть того, что она сделала с Шарлем.
   - Девочка моя, ты меня не слушаешь, уж не заболела ли ты?
   - Нет-нет, матушка, все в порядке. -  Вечно  она  со  своей  заботой,
словно другие ни на что не годятся. Но придется слушать...
   - Думаю, нам лучше всего  применить  способ,  открытый  моим  обжорой
братцем много лет тому назад. Я напишу письмо своим почерком,  на  своей
бумаге и со своей печатью, но так, чтобы при  необходимости  можно  было
доказать, что это подделка. Что-то такое, что хорошо меня знающие всегда
отличат, это может...
   Дальше Соланж не слушала. С ее глаз словно бы спала  пелена.  В  том,
что произошло с ней, виноваты не Генриетта  и  не  Дорже,  а  Агриппина!
Наставница, за которую она была готова дважды умереть.
   Она все рассчитала, все! С первого же их разговора в доме Дианы! Нет,
не тогда... Площадь в Мунте. Несостоявшаяся казнь Шарля Тагэре, когда ей
стало страшно. Как сверкнули тогда глаза бланкиссимы! Она забрала  ее  в
Фей-Вэйю и сделала так, чтобы она общалась лишь с ней. Именно она задала
ей Вопросы, и именно она убедила ее в собственной бездарности... Да,  но
Агриппина отговаривала ее от вступления в орден. Отговаривала и сама  же
постригла! А сон? Что значил тот сон?! И видения в склепе? Не  могла  же
Агриппина предусмотреть и их.  Хотя  это  было  не  нужно.  То,  как  ее
встретили на родине, так  или  иначе  возвращало  ее  в  монастырь.  Она
смотрела на мир глазами Агриппины. Та ее не отпускала от себя ни на шаг,
а потом взяла да и отправила в Тагэре!
   Бланкиссима видела герцога, она знала гороскопы их обоих и  понимала,
что их швырнет друг к  другу!  А  перед  отъездом  якобы  случайно  и  с
возмущением рассказала о заклятии.  И  никакой  не  Мулан,  а  она  сама
написала письмо герцогу. Агриппина знала мужчин и понимала,  что  герцог
не упустит подвернувшейся возможности, а Сола не сможет ему отказать.  И
беременность можно было предсказать, с  ее-то  неопытностью  иначе  быть
просто не могло... Агриппина выждала, сколько нужно, и  послала  за  ней
так напугавшего ее Мулана. Единственно, чего Агриппина не предусмотрела,
так это силы их с Шарло любви и того, что герцог был готов бросить  ради
нее все. Но тут вмешалась случайность, он  не  смог  прийти.  А  она  от
страха и одиночества сотворила то, чего от нее и добивались!
   Агриппина знала! Она не по простоте душевной, а намеренно ее  мучила,
рассказав о письме Шарля, а потом дав им свидеться наедине. После такого
что ей оставалось, как  не  ухаживать  за  выжившей  из  ума  Виргинией,
оплакивая несбывшееся и не глядя по сторонам! А Шарль, потерявший  сразу
любовь и семью, так как Эстела не простила... Он позволил себя уговорить
на восстание, как и хотела бланкиссима, прочившая его на престол.  Но  и
это еще не все... Агриппина играла не только ею, она окрутила всех!
   - Вы правы, матушка, но вы сегодня и  так  слишком  долго,  говорили.
Налить вам лимонной воды?
   - Спасибо, девочка, это то, что нужно. Ты теперь такая запасливая.
   - Не я, Цецилия. Она с утра приносит столько всего, что не знаю,  что
с этим делать.... Так что, вы говорите, следует сказать Генриетте?
   Генриетте сегодня говорить ничего не придется, не пройдет и оры,  как
убийца Шарля свое получит. И как только Сола раньше не  догадалась,  что
следует делать! Век живи, век учись... хорошо хоть она наконец прозрела.
Через двадцать с лишним лет! Впрочем, Агриппина окрутила не только ее, а
всех сестер. Она ведь давно, чуть ли не с первого дня их знакомства  шла
к своей цели. Смерть Виргинии застала всех врасплох, сторонники Елены не
хотели Диану и наоборот, а Генриетту ненавидели все. Нужно было  кого-то
избрать, и тут подворачивается девочка не от мира сего,  ухаживающая  за
умирающей Предстоятельницей! Так просто!
   И вот Рубины получает  вернейшая  ученица  Агриппины,  своими  руками
убившая любовь, прошедшая магическую инициацию и готовая во всем слушать
свою наставницу. Именно это и нужно толстухе! Агриппина считает, что она
знает, КАК встретить Проклятого, но она бездарна, а у Солы есть Сила!  И
поэтому ее загоняют в монастырь, заставляют убить собственного ребенка и
отказаться от Шарля. Ради выдуманной угрозы, в которую никто не верит.
   А  Шарль  погиб,  и  впереди  только  пустота...  Потому   что   даже
благодарность и доверие, которые в ней еще жили, благодарность и доверие
к доброй и мудрой наставнице сегодня убиты. Агриппина умерла, так же как
и Шарло... Нет! Шарло для нее все еще жив, он просто ушел далеко-далеко,
а вот наставница мертва.
   - Матушка, можно мне задать несколько вопросов?
   - Конечно, девочка.
   - Матушка, вы ведь знали про нас с Шарлем?
   - Знала, - поколебавшись, ответила бланкиссима, - мне жаль,  что  так
получилось, но неужели ты жалеешь о том, что в твоей жизни была любовь?
   Нет, об этом она как раз не жалела. В ее  жизни,  собственно  говоря,
кроме этой любви, ничего не  было,  нет  и  не  будет.  Она  жила  ровно
столько, сколько любила, но Агриппине об этом знать незачем.
   - Почему вы меня отозвали? Или вы узнали позже?
   - Я читала твои письма. Ты очень умно выгораживала Тагэре, но я знала
о том, что происходит, не только от тебя, но и от брата. Ты  лгала  мне,
хотя меня любила, и могла это делать только ради того, кого  любишь  еще
сильнее. То есть герцога Шарля. Вы могли зайти слишком далеко...
   - То есть дальше, чем нам позволили бы вы?
   - Девочка моя, - вздохнула Агриппина. - Вы оба не принадлежали  себе.
Так уж вышло, что Шарль родился дважды Арроем, а в тебе есть,  теперь  я
уже могу это признать, природная магическая Сила, сопоставимая  с  Силой
героинь легенд. А  времена  вам  достались  страшные.  Времена,  которые
предвещают возвращение Проклятого, восход Звезды Тьмы и, в конце концов,
если Свет не победит Тьму, конец света  и  гибель  всеобщую.  Ты  должна
стать новой Циалой, как Шарль должен был явить собой нового Анхеля. Если
бы вы остались вместе, для Благодатных земель вы были бы потеряны.
   - Шарль погиб, - голос Солы  прозвучал  глухо,  -  погиб,  и  в  этом
виновата Генриетта.
   - Так  ты  и  это  узнала?  -  Агриппина  внимательно  посмотрела  на
воспитанницу. - А я думала, ты никогда не повзрослеешь. Я  так  боялась,
что смерть Шарля тебя убьет, но, к счастью, она тебя разбудила!
   - Вы ведь мне солгали про заклятие.
   - Солгала, - не стала спорить бланкиссима, - один раз ты должна  была
пройти через это, чтобы разбудить свою  силу  и  стать  восприимчивой  к
магии ордена. Ведь несмотря на твой природный дар, к циалианской магии у
тебя было какое-то внутреннее отторжение, я это проверяла. Ты  могла  бы
стать очень сильной печатной волшебницей, но мне...
   - Вам, матушка?
   - Мне - это значит Арции, потому что только я понимаю, что нас  ждет,
если не остановить Проклятого и его предтечу! Но  для  этого  ты  должна
была познать Белую магию, об этом  же  говорил  и  твой  сон,  а  ты  ее
отвергала. Я несколько раз пыталась тебе помочь, бесполезно.  Только  ты
сама, причем оказавшись  в  отчаянном  положении,  могла  прорвать  свою
странную самозащиту.
   - И вы отправили меня к Тагэре.
   - Да. Ты должна была все же  познать  немного  запретной  радости,  а
потом стать тем, кем должна. Так и вышло.
   Да, радость она  с  Тагэре  познала,  такую,  ради  которой  не  жаль
пожертвовать всеми мирами... Но радость эта обернулась адом  по  милости
этой  толстой,  довольной  собой  женщины,  которая  продолжает   что-то
говорить.
   - ...хорошо,  что  ты  оказала  покровительство  Филиппу  Тагэре,  он
обещает быть сильным королем, хотя до отца ему далеко.  Я  смотрела  его
гороскоп, там есть два очень сомнительных аспекта и  очень  слабо  стоит
Ангеза. В сочетании с пораженным  седьмым  Домом  это  обещает  властную
жену, которая сможет  разорвать  кажущиеся  незыблемыми  связи.  За  ним
придется присматривать. Конечно, я предпочла бы видеть на троне Шарля, а
в Кантиске - тебя, но даже то, что мы имеем сейчас,  дарит  нашему  миру
надежду. Ты должна...
   -  Я  никому  и  ничего  не  должна,  -  Анастазия  говорила,  словно
диктовала, - никому и ничего, особенно  вам.  Потому  что  свой  долг  я
оплатила. Только что.
   Агриппина с испугом и недоумением взглянула на Солу.  Огромные  синие
глаза были холодны как лед.
   - Да, - Ее Иносенсия кивнула бывшей наставнице, - все  правильно.  Вы
убили меня, а я убила вас. Сейчас вы умрете, но сначала скажете мне, что
будет...
   Соланж говорила еще что-то, но Агриппина перестала ее слышать, в ушах
у циалианки звучала какая-то навязчивая мелодия, сердце то замирало,  то
начинало биться быстрыми неровными толчками. Она еще видела лицо Соланж,
сквозь которое проступало другое, более прекрасное и жестокое, но черные
волосы,  на  которых  горела  рубиновая  диадема,   остались   прежними.
Агриппина хотела что-то сказать, объяснить, предостеречь,  но  голос  ей
отказал, она видела лишь женщину в  рубинах,  а  потом  исчезла  и  она.
Только стремительно оборачивающееся  звездное  небо  и  жуткая  рыдающая
мелодия,  из  которой  постепенно  стали  проступать  голоса,  отдаленно
похожие на человеческие...
   Губы Агриппины шевельнулись,  повторяя  чужие  слова.  Сама  она  уже
ничего не понимала, родной язык  для  нее  значил  не  больше  лопотания
черных людей Сура. Собственно говоря, Агриппины  уже  и  не  было,  хотя
сердце еще билось, гоняя отравленную кровь по умирающему телу.
   "Они уже в пути, - говорила Агриппина, глядя словно  бы  сквозь  свою
убийцу. - Они вновь собираются... Властелин, Брат и Дева... А  вслед  за
ними придет или  Спаситель,  или  Проклятый.  Двое  предали  одного,  но
предаст ли один всех?" ...Сестра Цецилия услышала душераздирающий  крик,
донесшийся из апартаментов Ее  Иносенсии.  Вбежавшие  сестры  обнаружили
смертельно бледную Предстоятельницу,  застывшую  рядом  со  сведенным  в
последней судороге телом Агриппины. Анастазия судорожно вцепилась в руки
Цецилии, и из ее глаз хлынули  слезы.  Сквозь  бессвязное  бормотание  и
всхлипы прорывались отдельные слова, но их было вполне достаточно, чтобы
понять, что же произошло.
   Анастазия  угостила  бланкиссиму  фруктами,   которые   привезла   ей
Генриетта. Сама не ела, так как был канун дня  святой  Жаклин,  а  новая
Предстоятельница уже давно дала обет перед праздниками не  есть  ничего,
кроме хлеба и воды. Агриппина же  прельстилась  винными  ягодами...  Все
было хорошо, они написали уже половину письма, а потом толстуха вдруг  с
силой сбросила вазу со стола и упала в страшных судорогах...
   Она силилась что-то сказать, но Анастазия лишь поняла, что  та  зовет
Генриетту...
   Цецилия была не столь наивна, как Предстоятельница. Она сразу поняла,
что возвращение  фей-вэйской  бланкиссимы  было  неслучайным.  Генриетта
вообразила, что, став членом малого конклава, она может протянуть руку к
Рубинам Циалы, и стала действовать нагло и стремительно, как, впрочем, и
всегда. Неожиданная смерть Ее Иносенсии, как раз тогда,  когда  Елена  и
Диана заняты  Арцией,  давала  Генриетте  беспроигрышный  шанс.  Она  не
рассчитала,  что  Анастазия  вздумает  угостить  Агриппину  и  что   та,
догадавшись обо всем, назовет имя убийцы, даже умирая. Поручив  дрожащую
Предстоятельницу заботам вбежавших сестер, Цецилия  бросилась  к  двери.
Она ненавидела Генриетту долго и упорно, и вот наконец настал ее час!  В
сопровождении двух Белых рыцарей и  стосковавшегося  по  любимой  работе
Скорбящего сестры направилась  в  апартаменты  фей-вэйской  бланкиссимы.
Цецилия, недолго думая, решила сослаться на приказ Ее Иносенсии. Та  еще
не скоро придет в  себя,  а  действовать  надо  незамедлительно.  Убийца
должна  понести  наказание,  а...  место   Агриппины   вполне   подойдет
бдительной и верной Цецилии, благо Анастазии нужна новая советчица.  Эта
дурочка царя небесного без посторонней помощи шагу  не  сделает.  Именно
такая Предстоятельница и нужна Цецилии.  Да  она  волосу  с  головки  Ее
Иносенсии не даст упасть, пусть молится да прикладывает печать ордена  к
пергаментам, которые будет готовить Цецилия. ...Соланж сквозь  прикрытые
в притворном обмороке ресницы смотрела на застывшую в кресле  наставницу
и суетящихся рядом женщин. Жалости она не чувствовала,  но  и  ненависти
тоже. Просто мертвая старуха в  монашеском  балахоне.  Когда-то  она  ей
верила и любила ее, потом та предала ее и обманула. Теперь она наказана.
   То, что она сказала перед смертью, смутно и непонятно, но так  всегда
бывает с  пророчествами.  И  все  же  надо  постараться  понять,  о  чем
бормотала Агриппина перед смертью. Властелин, Брат и Дева,  кто  они?  И
какое отношение имеют к ней, Анастазии, Предстоятельнице  ордена  святой
равноапостольной Циалы?
   Повелитель? Филипп Тагэре? Тогда Брат - это Жоффруа или... или горбун
Александр, а Деву ему еще предстоит  встретить...  Что  ж,  эта  загадка
требует времени, а оно у нее есть, даже в избытке. Шарль  почти  отмщен,
ифр