бог,  но  Снежное  Крыло  его  не
слышал. Рев водопада глушил все прочие звуки,  над  несущейся  в  бездну
водой сверкала радуга. Эльф чему-то  улыбнулся,  тонкие  пальцы  ласково
тронули серебристую кору, соскользнули вниз и замерли.
   Мелодия рванулась к небесам и рассыпалась искрами, черными и  синими.
Порыв ветра пришпорил  облачных  коней,  мчавшихся  навстречу  рассвету.
Зашептались  проснувшиеся  рябины,  дрогнули  и  закачались  на   тонких
серебристых стебельках черные маки, обещая все запомнить  и  рассказать.
На сотканных из ночи лепестках дрожали капли росы,  светлые  и  горькие,
как слезы на женских ресницах.  Черные  цветы  в  лучах  рассвета  могут
показаться алыми...
   С потревоженной ветки осыпался  снег,  растаяв  на  еще  теплой  руке
короля Лебедей. Свет Кольца Вархи  падал  на  бледное  правильное  лицо,
играл на гладкой серой коре, делал влажный предвесенний снег  еще  более
синим.

2896 год от В.И.
28-й день месяца Сирены
ТАЯНА

   Опал сам повернул на Гелань, он хорошо знал дорогу к  замку  Гардани.
Не пройдет и кварты, как послышится шум мчащейся меж обледенелых берегов
Рысьвы, и небо закроет Замковая гора. Клэри старался  думать  о  будущих
войнах, но его сердце было в Вархе.
   Не иметь права на смерть - что может быть страшнее, но  рыцарь  Осени
его не имел. Он по доброй воле избрал дорогу разведчика, надеясь на  то,
что его путь по вечности рано или поздно оборвется, но Смерть  не  любит
тех, кто ищет ее поцелуев...
   Иноходец Эмзара, резво бегущий по заснеженной ложбине,  вскинулся  на
дыбы и закричал, едва не сбросив наездника. Клэри  попробовал  успокоить
жеребца, но тот бился, как атэвский конь, ужаленный прыгучим скорпионом.
Рыцарь  Осени  с  трудом  держался  в  седле,  сражаясь  с   обезумевшим
иноходцем, но это продолжалось недолго. Опал затих и присмирел.  Конь  и
всадник замерли под низкими вечерними  тучами,  затем  жеребец  повернул
голову, в карих глазах блестели слезы, и Клэри понял, что они  означали.
Опал и Эмзар были связаны незримой нитью. Рыцарь  Осени  успел  потерять
десяток коней, и всякий раз смерть друга отзывалась ощущением  горечи  и
вины, но  бессмертные  приговорены  провожать  друзей  в  иные  пределы.
Утренний Ветер родился много позже старых войн, он не  видел  эльфийских
лошадей, переживших всадников. Опал был первым.
   Конь застыл, понуро опустив голову,  если  б  Клэри  тронул  поводья,
иноходец покорно пошел бы вперед, но рыцарь Осени медлил, подставив лицо
наползающему вечеру.
   Художник не знал, как расскажет миру о гибели Лебедей, но он  сделает
это, хотя лучшим памятником Эмзару станет победа над Ройгу,  вархианским
злом и прочими бедами, нависшими над Таррой. Их, этих бед, слишком много
даже для богов, давным-давно отринувших этот мир...
   Опал снова обернулся и жалобно заржал.  Клэри  погладил  осиротевшего
скакуна, но тот вряд ли это заметил. Рыцарь Осени оглянулся и не  увидел
ничего, кроме терявшейся в лесу дороги.  Если  он  переживет  войну,  то
высечет из мрамора плачущего коня. Он  будет  стоять  над  озером  среди
опустивших в воду ветвей серебряных ив, конь с пустым седлом, который не
хочет пить, потому что вода пахнет кровью. Но Эмзар отдал  ему  Опала  и
отправил в Гелань не для того, чтобы останавливался на полдороге!
   - Опал, - собственный голос показался эльфу чужим, - аи куэ веньириэ,
эмико. Нуэсто девиа анэтэ муэри э нинос эфина со нуэсто мора .
   Этот язык теперь поймут только Рене, Герика и Эрасти, но для  них  он
не родной и никогда родным не станет. Речи эльфов растают  в  небе,  как
растаяли в ней слова Первых богов Тарры, ставшей отныне миром  смертных.
Только он и Опал будут думать на смолкнувшем  языке,  хотя,  кто  знает,
думают ли лошади, но они плачут. Королевский иноходец вскинул  голову  и
стрелой понесся вперед, обгоняя приближающуюся ночь и  пытаясь  сбросить
потерю и тоску, всадников, которых обречен таскать на себе до последнего
вздоха. Клэри не сдерживал неистовый бег, в  лицо  бил  ветер,  мелькали
черные ели, испятнанные  тяжелым  белым  снегом,  между  ними  и  Вархой
вставали леса, холмы, скованные льдом реки  и  речушки,  но  что  значит
расстояние для тех, кто любит и помнит? Что значит жизнь для  тех,  кому
нечего терять?
   Одинокий эльф на белой лошади всю ночь  гнался  за  Волчьей  Звездой,
звездой Войны, зажженной ушедшим богом,  познавшим  боль  и  научившимся
прощать.

НЭО РАМИЭРЛЬ

   - Ангес? - обведенные темными кругами глаза  Ларэна  потеплели,  -  я
любил его. Не как повелителя,  как  друга.  Он  и  был  другом...  Ангес
попросил меня остаться и  помочь  Тарре,  и  я  остался.  Тарру  я  тоже
любил...
   - Воин сказал, что ты стоил дороже  всех  его  братьев,  -  улыбнулся
Рамиэрль. - Он сожалел о твоей гибели, очень сожалел...
   - Ангес помнил друзей, жизнью я обязан именно ему... Погоди, - Лунный
перебил сам себя, - смотри!
   Нэо обернулся и  словно  вновь  оказался  на  Лунном  острове,  когда
огненный талисман Залиэли превратился в  растрепанный  костер.  Какая-то
сила весьма успешно ломилась в Варху. Роман сжал кулаки, все повторялось
-   страх   за   друзей,   невозможность   помочь,    беспомощность    и
бессмысленность. Эмзар из последних сил защищал ставший ненужным  рубеж,
вместо того чтоб ударить по врагу. Если б он превратил  Кольцо  в  Копье
Света! Перед таким оружием устоят только  боги,  но  Лебеди  спасали  не
себя, а Варху...
   -  Они  все  погибнут,  -  прошептал  подбежавший  Норгэрель.   Роман
промолчал, хотя ему захотелось взвыть от бессилия. Это за него проделала
лльяма, Рамиэрль цыкнул,  и  огневушка  замерла,  обиженно  окутав  себя
облаком искр.
   - Что же делать, - руки Аддари сжимали бесполезный лук, - они нас  не
услышат?
   - Даже если услышат, не поверят, - пробормотал Нэо. - Варха -  логово
лжи и предательства, Эмзар это знает...
   - Надо думать о другом, - Лунный король не отрывал глаз от умирающего
пламени. - Если Кольцо не выдержит, драться придется вам...
   - Оно не выдержит, - покачал головой Норгэрель, -  и  вряд  ли  этого
врага остановят стрелы и мечи.
   - Хотел бы я знать, кто там, - прошептал Ларрэн.
   Лльяма тоже хотела  это  знать.  Огневушка  уразумела,  что  творится
что-то не правильное и сюда вот-вот ворвется враг. Глаза твари из Бездны
налились жаром, по хребту побежали  огненные  волны,  она  даже  немного
выросла. Лльяма медленно, словно  охотничья  собака,  двинулась  вперед,
оставляя на сероватых плитах дымящиеся черные следы.
   Нэо, у которого не хватало сил смотреть на умирающее пламя и  думать,
что творится на той стороне, уставился на любимицу. Почувствовав взгляд,
лльяма повернула раскаленную башку и открыла пасть.
   - Выправилось! - слова Аддари заставили Нэо поднять глаза.  Кольцо  и
впрямь вновь стало стеной сияющей синевы, расцветающей наверху огненными
завитками. На первый взгляд все казалось  прежним,  и  Рамиэрль  сам  не
понял, почему вместо облегчения испытал ужас.
   - Что-то не так, - в голосе Норгэреля не было радости, - эти  сполохи
и этот плач... Такого раньше не было, что они делают?!
   - Они умирают, - сказал Ларрэн, - вернее, уже умерли.
   Битва продолжалась, но узники Вархи могли лишь  смотреть  и  слушать.
Ранее безмолвное Пламя звенело, как звенят рвущиеся струны, а языки огня
походили на бьющиеся в  агонии  крылья.  Четверо  эльфов  стояли  молча,
лльяма тихонько поскуливала, и ее жалобы сливались  со  стонами  Кольца.
Пытка  тянулась  бесконечно,  а  потом   огненная   стена   лопнула.   В
образовавшуюся  брешь  метнулось  белесое   щупальце,   но   края   раны
стремительно сошлись, и мутная мерзость исчезла в лазурном сиянии.
   Пламенные крылья взметнулись и опали. Стена подалась назад, изгибаясь
эллским луком, ц остановилась чуть ли не у  самой  морды  лльямы,  вновь
выправилась, прыгнула  к  самому  небу  и  на  миг  расступилась.  Этого
хватило, чтобы внутрь ворвался  сгусток  холода  и  смерти,  на  который
бросилась осатаневшая  лльяма.  Перед  Пламенем  Бездны  туманная  тварь
оказалась бессильна. Огневушка злорадно взвыла, и  ее  маленькая  победа
словно бы придала Силы Стене. Надолго  ли?  Лльяма  сделала  пару  шагов
вперед, готовясь к новым подвигам.
   Что ж, по крайней мере, один из них  встречает  врага  во  всеоружии.
Жаль, Волчонка слишком мала: чтоб управиться с ТАКИМ  врагом,  нужна  не
искра, а море огня, океан, бездна... Бездна! От произнесенного  мысленно
слова стало жарко.  Перед  глазами  встало  пламя  Ангеса,  отгородившее
Луциану  от  Фэрриэнна,  пламя,   выросшее   из   принесенной   мятежным
Светозарным искры.
   Кольцо вновь лопнуло, и на этот  раз  сомкнуть  края  не  получалось.
Разрыв, в который тянулись мутно-белые лапы,  становился  шире.  Лльяма,
огрызаясь, отступила.
   - Зачерпни из Бездны! Ты сможешь... Зачерпни... Помоги ей... -  голос
Ларрэна перешел в стон, но Нэо понял. Даже не понял, а сделал,  мысленно
окунувшись в огненную Тьму, из которой вышла его Волчонка.
   Жар, охвативший разведчика, когда он убивал Тэноллиана, был  ничто  в
сравнении с тем, что пришлось пережить теперь. Рамиэрль сам не  понимал,
что делает, он ЖЕЛАЛ и ТРЕБОВАЛ, чтобы родная стихия помогла  лльяме,  и
та стала расти, обретая все большее сходство с хищным, похожим на  волка
зверем, сотканным из Тьмы и Пламени. Это уже не было  смешное,  несмотря
на силу и опасность, существо с замашками щенка, а воплощение великой  и
грозной стихии.
   Свет Вархи, словно почуяв поддержку, вновь бросился на  врага,  давая
Роману время. Нэо тянулся к Темному Пламени, поток силы  становился  все
более мощным. Эльф глянул на лльяму - обернув чудовищную морду, огненная
тварь чего-то ждала, от  нетерпения  перебирая  лапами,  как  готовая  к
прыжку кошка. Подбавляя ей решительности, Нэо еще раз черпнул из Бездны,
и адская боль прошла, накатило какое-то исступление. Не  соображая,  что
творит, Рамиэрль бросился к  своей  питомице  и  вскочил  ей  на  спину.
Защитного кокона не было, но он не  сгорел,  напротив,  его  переполнило
счастье и жажда битвы.
   - Разверните Кольцо  и  гоните  вперед,  -  заорал  Нэо,  -  слышите!
Разворачивайте и гоните за мной!
   - Что ты задумал?!
   Роман не понял, а догадался, что кричал Аддари, но повторять еще  раз
было некогда. Бездна и Тьма, дайте мне силы вынести еще один бой!
   Лльяма, разделявшая чувства хозяина, ринулась  вперед,  не  дожидаясь
приказа.
   Светозарное... Бездна... Океан огня... Темное пламя, пылающая Тьма...
Ты ее частица, ты горишь, Роман, горишь и не  сгораешь.  Или  сгораешь?!
Неважно, лишь бы тебя хватило на эту схватку! Ты несешь в себе силу Тьмы
и Огня. Ты сам Тьма и Огонь... Вперед!
   Не думай, Нэо! Не думай о том, что там еще  дерутся,  что  там  могут
быть  друзья!  Забудь  про  Эмзара,  Нидаля,  Тамиону,  Клэри...   Битва
проиграна, будь жив хоть один, Кольцо бы держалось.
   Только с гибелью последнего из Лебедей Вархианское  зло  вырвется  на
волю. Они клялись, и они сдержали клятву...
   Только с гибелью последнего  из  Лебедей  Варха  отпустила  пленников
навстречу  убийцам.  Кто  же  они?  Как  смогли  победить?   Мощью   или
предательством? Истощены или готовы к битве?  Не  думай  об  этом,  Нэо,
думай о Бездне, она с тобой и ты - часть ее, наделенная волей и  разумом
и еще любовью к своему миру.
   Огненная волчица и ее  наездник  проскочили  меж  опускающихся  синих
крыльев, чтобы столкнуться с  сотканной  из  смертного  холода  и  ужаса
тварью. Ройгу... Не может быть! Не может, но есть! Он восстал и  пришел.
Белый Олень! Повелитель обмана и ночных кошмаров.
   Бог-отступник,  бог-предатель,  единственный,  переживший   вторжение
Света! И недостойный жизни! Ты зол и горд, Ройгу,  ты  сильнее  людей  и
эльфов, так взгляни в глаза Бездне!
   У Нэо не было меча Омма, у него вообще  не  было  оружия,  кроме  его
самого, отдавшегося  во  власть  Темного  Пламени,  но  Ройгу  отступил,
повернулся и помчался к дальним горам. Боится! Звездный Лебедь,  боится!
Лльяма! Волчонка! Девочка моя, вперед! Ради Тьмы, Света,  Вечных  Звезд,
Бездны, ради всего святого и грешного, беги! Беги изо всех  сил!  Он  не
должен уйти еще раз!
   Они неслись сквозь засыпанные снегом леса, оставляя за собой  черную,
выжженную полосу. Ничего, леса вырастут вновь, если будет, где  расти...
Только б успеть, только б овладевший им огонь не погас, а он не  лишился
разума и памяти до того, как свершит что должно  и  остановит  сделавшее
свое дело Тьму. Проклятое мерцающее пятно впереди не уменьшалось,  но  и
не увеличивалось. Нет, растет! Они догоняют! Лльяма, быстрее, быстрее во
имя Звездного Лебедя! Ближе! Еще ближе...
   Где он это уже видел? В Убежище? В зеркале Альсионэ? Нет! В  Кабаньих
топях! Тогда Олень спасался от вышедших из воды черных коней.  Вода  его
настигла и пленила, но не убила. А теперь, Ройгу, ты  умрешь!  Умрешь  в
огне! Лльяма мчалась все быстрее, слушаясь  мысли  своего  наездника,  а
может, они и  впрямь  стали  единым  целым  -  искрой  негасимого  Огня,
Великого Костра, зажженного кем-то неведомым, отринувшим Свет в  поисках
иной Силы. Олень летел, не разбирая  пути,  вытянув  увенчанную  рогатой
мутноглазой головой шею, он еще не оставил надежды уйти... Волчонка, еще
немного! Давай!
   Лльяма догнала Ройгу, и  теперь  они  неслись  рядом,  но  долго  так
продолжаться не могло. Нэо собрался с  силами  и  перепрыгнул  на  спину
новому воплощению Древнего бога. Огонь и Лед!  Смерть  и  Жизнь!  Жар  и
Холод! Руки  Рамиэрля  вцепились  в  отростки  чудовищных  рогов.  Ройгу
испустил чудовищный вопль, так он не кричал даже в бою под Кантиской!
   Падали, ломались, как тростинки, столетние сосны, вскипал  и  клубами
улетал к багровеющему небу снег, плавилась  показавшаяся  земля.  Лльяма
вертелась волчком, норовя то ли дотянуться до врага,  то  ли  подставить
спину хозяину. Нэо держался, хотя его  тело  и  душу  рвала  нестерпимая
боль. Он не знал, не думал, не догадывался, что может быть такой холод и
такое одиночество! К Проклятому это! Если нужно навеки уйти в Ничто,  он
уйдет, но не один, а с Ройгу!
   Как мечтал Ангес об этой встрече, но Ангеса здесь  нет,  здесь  всего
лишь то ли эльф, то ли человек, но он  не  выпустит  этих  рогов.  Тварь
сгорит, истает,  рассыплется  прахом,  исчезнет  навсегда!  Ты  умираешь
Ройгу! Умираешь! Никогда твоим именем не  будут  убивать  и  обманывать.
Никогда ты не вползешь в  чужие  сны,  не  подчинишь,  не  сломаешь,  не
предашь! Ты умрешь немедленно. Вот в этом самом лесу, под  этими  самыми
звездами!
   Сколько времени прошло? Ора или вечность? Лес горел, пылающее  кольцо
окружало сошедшихся в смертельной схватке древнего бога и  рожденного  в
Тарре эльфа. Вековые сосны полыхали, и Пламя Бездны  сливалось  с  живым
земным огнем, огнем, дарующим смертным свет, тепло, горячую пищу и их же
порой убивающим!
   Прыжки Ройгу становились тяжелее и ниже, но и  силы  Романа  были  на
пределе, деревья вокруг догорали, они отдали то, что могли,  на  большее
сил у них не было. Лльяма! Лльяма, помоги еще раз. Гони его к еще  живым
соснам! Поняла! Напала сзади, заставила тварь отпрыгнуть в сторону леса.
Какой же она стала маленькой! Или это он вырос?
   Ройгу слабел, еще немного - и с ним было бы покончено, вся беда  была
в том, что этого "немного" у Романа не  было.  Руки  начинали  цепенеть,
сердце стучало неровно и глухо, а вновь слиться с  Бездной  не  было  ни
сил, ни времени. Звездный Лебедь, неужели все?!  Ройгу  залижет  раны  и
вновь напьется чужих смертей?!  Лльяма  из  последних  сил  прыгнула  на
врага, отлетела в сторону и замерла - жалкий, мерцающий багровым сгусток
на опаленной земле.  Но  свое  дело  она  сделала:  Олень  отступил  еще
немного, и за ним с грохотом обрушилось несколько стволов, превращаясь в
гигантские факелы. Тварь завизжала и забила задом, Нэо понял, что сейчас
он упадет. Ройгу вскинулся на дыбы,  в  глаза  эльфу  брызнула  звездная
россыпь... С неба стремительно падали звезды, сверкающие  синие  звезды,
которых он никогда не видел. Нет, не  звезды!  Огненные  лебеди,  лебеди
Света, осколки разбитого Кольца.
   Стая окружила Ройгу и  его  наездника,  отливающие  солнечной  летней
лазурью крылья плескались над самой головой. Теперь Нэо на себе испытал,
что ощущала лльяма, когда он запер ее в коконе Света, но  все  уже  было
неважно...  Сила  Лебедей  превосходила   силу   Ройгу,   несильно,   но
превосходила. Все они - и он, и лльяма, и сгоревшие сосны -  забрали  из
Ройгу столько, сколько смогли, и теперь он наконец попался...
   Белый Олень с чудовищным криком рухнул на колени,  увлекая  за  собой
Рамиэрля.  Огненным  росчерком  мелькнула   полыхающая   сосна,   что-то
оглушительно загремело. Роман успел выпустить  рога  чудовища,  сноровка
его не подвела, он приземлился на ноги лицом к своему противнику, и  там
было на что посмотреть! Ройгу обрел истинный облик, на выгоревшей поляне
высился воин в шлеме  с  оленьими  рогами,  но  без  забрала.  Мелькнуло
обожженное лицо, осклабившееся в пустой, идиотской усмешке, и на обоих -
бога и эльфа - обрушились удары сияющих синих крыльев.
   Падая, Нэо думал, что Ройгу наконец исчезнет и ничего страшного,  что
вместе с ним исчезнет и он, рожденный эльфом и ставший... Он  так  и  не
узнает, кем же стал в  смертный  час.  Рамиэрль  широко  распахнул  свои
несчастные глаза, вбирая мучительное сияние. Боль  резанула  по  зрачкам
атэвским клинком и  рассыпалась  снопом  искр  -  багровых,  золотистых,
ясно-синих...

2896 год от В.И.
Ночь с 28-го на 29-й день месяца Сирены
ЭР-АТЭВ. ГИДАЛ

   Владыка Иоанн тяжело повернулся в постели - не спалось, болело сердце
в прямом и  переносном  смысле  этого  слова.  Нужно  наконец  решать  с
преемником, похоже, скоро ему нести ответ  перед  господом  Всеблагим  и
Всемилостивым за то, что сделано и не сделано. А от Николая  и  Яфе  нет
никаких известий. Нет и не может  быть...  Хвала  святому  Эрасти,  пока
удается скрывать исчезновение принца из обители, но если атэвы узнают об
этом, Наджед откажется от клятвы  Майхуба,  и  тогда  страшно  подумать,
какая судьба уготована и братии, и тому, что они хранят. Впрочем, все  в
руце божией.
   Старый клирик, кряхтя, встал.  Отчего-то  захотелось  удостовериться,
что с реликвиями все в порядке. Надев холщовую рясу (по здешней  жаре  в
монастыре давно отказались от  положенных  в  Арции  одеяний  из  тонкой
шерсти), Иоанн выпил из  стоявшего  у  изголовья  небольшого  кувшинчика
настойки конвалярии и сальва -  прежде  чем  сражаться  с  лестницей  из
полутораста ступеней, следовало поддержать сердце - и  прошел  в  личную
молельню.
   Те, кто строил обитель, сделали все, дабы сохранить тайну. Никому и в
голову бы не пришло,  что  под  поварнями  сооружено  тайное  хранилище,
проникнуть  в  которое  можно  лишь  по  одному-единственному   ходу   с
противоположного конца обители. Иоанн бывал здесь  нечасто:  его  пугали
вызывающая красота Циалы  Тарской  и  исполненное  ужаса  Пророчество  и
смущала слишком уж человеческая грусть  Эрасти  Церны.  Владыка  впервые
взглянул в глаза святому, когда покойный настоятель остановил свой выбор
на иеромонахе Иоанне и объявил его своим преемником. С той  поры  клирик
пользовался потайной лестницей трижды  в  год,  чтоб  убедиться,  что  с
реликвиями все в порядке, да убрать пыль, которая умудрялась  проникнуть
даже глубоко под землю. Следующий раз  Иоанн  собирался  спуститься  под
землю в день памяти святого Эрасти, но  непонятная  ему  самому  тревога
вынудила открыть потайную дверь много раньше.
   Слегка скошенные ступени вели вглубь.  Говорили,  что  рабы  Майхуба,
владевшие тайной хранилища, были убиты сразу же по  окончании  работ,  и
святой Иоахиммиус не смог их защитить, а  может  (думать  об  этом  было
неприятно), и не защищал. Мысленно попросив у Творца милости к  убиенным
язычникам, Иоанн прижал руку к ст