Но она приехала
сюда  вовсе  не  для  того,  чтобы  приголубить   синеглазую   эстрийку.
Бланкиссима собиралась разузнать всю подноготную мунтского  двора  и  не
дать свершиться непоправимой глупости. В последнем она не  преуспела,  и
вот теперь вынуждена наблюдать за уничтожением человека, жизнь и  смерть
которого была, если она правильно разобрала откровения Эрика,  жизнью  и
смертью Арции. Оставалось надеяться на чудо, но за свои тридцать  четыре
года Агриппина привыкла к тому, что чудес не бывает, а  бывают  умные  и
неожиданные ходы в игре, которую ведут сильные мира сего.
   А они здорово боятся Тагэре. Даже безоружного, униженного, скованного
пресловутой Цепью. Привезли в закрытой карете, стражники и  шпионы  и  в
толпе, и на крышах... Агриппина носила с собой Кристалл Поиска  и  легко
отличала тех, у кого были такие же. Похоже, синяки  выгнали  на  площадь
всех, кого могли, чтобы пресечь в зародыше  любую  попытку  хоть  как-то
помочь герцогу. А ведь она бы сделала это, обладай достаточной  силой  и
ловкостью. Нужно лишь пригасить - действие Цепи.  Остальное  сделала  бы
воля самого Тагэре, но, увы... Циалианка обернулась к дрожащей Соле.
   - Холодно?
   -  Нет.  -  Девочка  с  доверчивым  обожанием  посмотрела   на   свою
покровительницу, и на сердце у Агриппины стало теплее. - Мне страшно.
   - Страшно?
   - Вы не чувствуете? Небо ясное, а словно гроза идет...
   Вот это  новость!  Соланж,  совершенно  необученная,  без  Кристалла,
способна чувствовать магическое  напряжение!.  Неужели  она,  Агриппина,
наконец-то случайно нашла то, что искала всю жизнь?!
 
2850 год от В.И. 
11-й день месяца Волка. 
Арция. Мунт 
 
   Сквозь занавески он слышал шум  толпы.  Карета  остановилась.  Кто-то
распахнул дверцу, и синяк неуклюже полез наружу.  Шарль  Тагэре  остался
сидеть, ожидая, когда за ним придут. Вернее, ожидало его  тело,  а  душа
билась,  как  птица  о  стекло.  Из  последних  сил  герцог   постарался
успокоиться и собраться. Нужно еще раз попробовать  стать  самим  собой.
Ондолжен сказать "нет"! Его губы не  разжимались  с  той  самой  минуты,
когда, сломленный шестью магами, он повалился  на  четвереньки  в  своей
камере  и  на  его  шее  защелкнули  ошейник,  казавшийся  символической
игрушкой. Он в прямом смысле ползал на брюхе и лизал сапоги укротителей;
затем ему велели встать и замолчать, и Шарль Тагэре  встал  и  замолчал.
Прошло две оры, может быть, его воля немного приподняла  голову?  Герцог
собрал все свои силы и попробовал прошептать: "Нет!"  Навалилась  жуткая
тяжесть, захотелось взвыть в голос, но губы шевельнулись. Получилось!
   "И получится, - прозвучало то ли в его мозгу, то ли рядом.  Он  готов
был поклясться, что никогда не слышал этого чуть  хрипловатого  женского
голоса. - Хорошо, что ты борешься. Успокойся и соберись. Это твой бой  и
ничей больше..."
   Шарло оглянулся. Никого. Но давление не то чтобы совсем  исчезло,  но
стало терпимым. Он приподнял руки, вновь положил их на колени,  поправил
волосы, одернул одежду. Его тело  ему  повиновалось!  Проклятый  ошейник
стал простой железкой. Ну, что ж, позора, по крайней мере, не будет.
 
2850 год от В.И. 
11-й день месяца Волка. 
Арция. Мунт 
 
   Судебный маг Иаков Эвгле  не  без  опаски  взошел  на  обитый  сукном
помост. Нет, Шарля Тагэре он не боялся,  взнуздать  его  было  куда  как
непросто, но теперь он смирнее ягненка. А вот  дружки  герцога,  которые
наверняка окажутся в толпе... А  ну  как  попробуют  пристрелить  своего
предводителя, чтоб избавить от покаянья, а попадут  в  стоящего  рядом?!
Иаков  хотел  жить,  и  жить  хорошо,  но  для  успешной  карьеры  порой
приходится делать что-то  опасное,  тем  паче  его  наконец  оценили  по
достоинству! Не зря именно ему,  человеку  сугубо  мирскому,  предложили
вести церемонию покаяния.
   Маг-недоросток не догадывался, что решающую роль сыграла  его,  мягко
говоря, неприглядная внешность. Диана и Фарбье хотели унизить Тагэре как
можно сильнее, а чем смешнее и  незначительнее  тот,  перед  кем  гордый
герцог будет ползать на коленях, тем лучше. Смешнее же и  незначительнее
Иакова Эвгле в Мунте не нашлось никого.
   Самому же Эвгле ужасно хотелось увидеть свой  звездный  час,  но  еще
никто не научился одновременно находиться в двух местах.  Правда,  синяк
через вторые руки  нанял  мазилу,  обещавшего  запечатлеть  церемонию  в
максимально выгодном для обвинителя свете, но  как  все-таки  жаль,  что
магия не позволяет видеть себя со стороны!
   Судебный маг еще раз отряхнул мантию, медленно и, как  ему  казалось,
величественно поднялся вверх по тринадцати - по  числу  месяцев  года  -
ступеням и занял отведенное  ему  место  справа  от  плахи  с  воткнутым
топором, рядом с которой стоял палач в красном.
   Площадь была запружена народом, и дальнозоркий  брат  Иаков  заметил,
что  люди  выглядят  угрюмыми  и  настороженными.  Синяк   вслушался   в
довольно-таки жидкие крики, поносящие  всех  Тагэре  вообще  и  Шарля  в
частности. Однако крикуны вопили как-то  неуверенно,  с  одной  стороны,
отрабатывая полученные деньги, а с другой - опасаясь получить по шее  от
стоящих рядом. Иаков поднял руку и возгласил самым  громким  и  солидным
голосом, на который был способен.
   - Приведите обвиняемого!
   Стражник с желтыми  нарциссами  на  красной  тунике,  надетой  поверх
кирасы, торопливо скатился по ступеням и направился к карете. Обвинитель
принял значительный и скорбный вид,  глядя  вниз,  туда,  откуда  должен
появиться преступник. И он появился. Странно, но Тагэре шел уверенно,  с
гордо  поднятой  головой,  ничем  не  напоминая  раздавленного   страхом
человека. Увидев это, люди на площади радостно загудели, а  кто-то  даже
завопил здравицу в адрес Шарля. Безобразие! Неужели измотанные небывалым
поединком магии и воли антонианцы позабыли сказать  "взнузданному",  как
вести себя на эшафоте? Что ж, за этот промах  они  поплатятся,  особенно
несносный  брат  Серж,  не  так  давно  унизивший   Иакова   при   самой
бланкиссиме! Но сначала дело.
   - Признаешь ли ты себя виновным? -  Эвгле,  трепеща  от  наслаждения,
задал узнику вопрос, на который мог быть  лишь  один  ответ.  Обвиняемые
подробно рассказывали о своих злодеяниях и коварных замыслах, каялись  в
грехах, получали отпущение и либо клали голову на плаху, либо  в  рубище
под улюлюканье зевак навсегда  уходили  в  дюзы.  Случая,  когда  кто-то
посмел отвести обвинение, не было и  быть  не  могло,  но  Шарль  Тагэре
ответил ясным и чистым голосом, далеко разнесшимся в осеннем воздухе:
   - Я ни в чем не виноват перед Арцией и тем, кого называют ее королем.
Меня схватили по наущению Жана Фарбье,  попытались  обманом  и  угрозами
вырвать признание, а когда не вышло, прибегли к магии.
   Иаков потерял дар  речи.  И  было  от  чего:  судебная  магия  Делала
подобное просто невозможным. Человек говорил лишь то,  что  ему  велели,
его желание или нежелание не имели никакого значения, но Тагэре каким-то
непостижимым образом сорвался с  магической  цепи.  Что  ж,  значит,  он
умрет, и Умрет страшно. На подобный случай предусматривалось специальное
заклинание. Правда, его еще прилюдно не применяли, хотя  знать  его  был
обязан  каждый  Скорбящий,  которому  приходилось   присутствовать   при
публичном покаянии. Они и знали, тренируясь в подвалах Духова  Замка  на
тех, кого не обязательно было показывать народу.
   К истине как таковой это заклятие не имело никакого отношения. Просто
человек, на которого указывал перст Обвинителя с "Кольцом скорби" (после
церемонии или "тренировки" артефакт возвращался брату-казначею),  заживо
сгорал в ослепительном белом огне,  не  оставалось  даже  костей.  Иаков
Эвгле вытянул руку в направлении Тагэре:
   - Да разрешит  наш  спор  Кастигатор  <  Всезнающий  Судия,  одна  из
ипостасей Творца>!
   -  Арде!  -  дерзко  ответил  эльтский  герцог,  с  вызовом   тряхнув
золотистой гривой. С пальцев Иакова  потек  пока  еще  невидимый  огонь.
Сейчас он коснется ослушника, и  все  будет  кончено!  Однако  случилось
невозможное. Заклятье отскочило от Тагэре, как мяч от стены, и понеслось
к тому, кто его сотворил. Синяк даже не успел ничего понять.  Колдовское
пламя охватило его, он зашелся в жутком, визгливом  вопле,  и  все  было
кончено.
   - Оправдан, - закричала какая-то женщина, и ей ответил грубый мужской
бас, проревевший: "Виват Тагэре!" На глазах потрясенной толпы с  герцога
сами собой спали, вспыхнули  и  рассыпались  пеплом  оковы,  и  Шарль  с
удивлением, еще не веря спасению, размял затекшие кисти.  Кто-то  бросил
на эшафот цветок, золотистая  хризантема  ярким  пятном  легла  на  алую
обивку, герцог хотел ее поднять, но голова  у  него  закружилась,  и  он
мешком свалился на руки подоспевшего Рауля.
   Простолюдинки в умилении плакали,  вытирая  глаза  белыми  фартуками,
мужчины, радостно улыбаясь, хлопали друг друга по плечам,  и  никому  не
было  дела  до  серой  кощенки,  устроившейся   на   одной   из   балок,
поддерживавших страшную конструкцию. А зверушка,  потянувшись,  сиганула
на каменную балюстраду, ограждавшую фонтан, оттуда перелетела  на  крышу
лавки цирюльника, спрыгнула вниз и затерялась среди узких улиц.
 
Эстель Оскора 
 
   С  моей  стороны  было  большой   глупостью   влезать   в   арцийскую
междоусобицу, но я на старости лет стала сентиментальной. Ну не могла  я
бросить свалившуюся мне на голову девчонку на произвол судьбы,  пришлось
тащить ее с собой,  а  дальше  все  пошло  по  вечному  принципу:  дайте
напиться, а то так есть хочется, что переночевать негде. У Эстелы, как и
положено в ее возрасте, оказался возлюбленный,  умудрившийся  угодить  в
ловушку, которую обошел бы  и  слепой.  Правду  сказать,  мне  следовало
передать свою подопечную братцу, а самой наконец заняться  действительно
важным. Я же полезла в пасть синякам, и не моя вина,  что  те  оказались
настолько тупы, что не поняли происшедшего у них под носом.
   Но я ни в коем случае не жалела,  что  спалила  этого  оцерковленного
крысеныша с его амулетом. Когда я случайно зацепила  его  ауру,  у  меня
возникло ощущение, что я босыми ногами  прошлась  по  какой-то  гадости.
Арция докатилась, если суд в ней вершат подобные людишки! А  вот  герцог
мне понравился, ничего не  могу  сказать.  Дрался  до  конца,  хотя  был
обречен: человек, каким бы сильным он ни был, не мог противостоять таким
артефактам. Но Тагэре мне все же помог. Сломайся он, я была бы вынуждена
себя раскрыть, а так я лишь поддержала рывок  самого  герцога,  к  слову
сказать, для человека, да еще измотанного  схваткой  с  синяками,  очень
сильный. Помогло и то, что в его жилах текла капля той же крови, что и в
моих, когда я еще не была Эстель Оскора. Мне удалось так слить свою Силу
с его, что сам Ройгу не разобрал бы, где  начинается  одна  и  кончается
другая. Это было красиво. Не спорю, артефакты Скорбящих были сработаны с
выдумкой, но мы видывали и не такое!
   Впрочем, было бы нелишним докопаться, кто и  когда  сработал  Цепь  и
пламенное Кольцо. Вот уж что я  сделала  с  удовольствием,  так  это  их
разрушила. Это был риск: к  Силе,  выплеснутой  крысенышем  на  Шарля  и
отброшенной  мной  назад,   пришлось   добавить   изрядную   долю   моей
собственной.  Умей  эти  ублюдки  разделять  поражающее   и   отражающее
заклятия, они бы поняли, что вторичное было  раз  в  двенадцать  сильнее
первичного. К счастью, тем, кто делал Кристаллы, было далеко до  умника,
создавшего Цепь. Страшно было подумать, что  бы  стало  с  тем  же  Шани
Гардани или Стефаном, окажись в  руках  моего  покойного  отца  подобная
штука. Зато теперь судебные маги остались без своих главных "аргументов"
в споре. Правда, герцогу тоже досталось. Я, как могла, его прикрыла,  но
как шлем не полностью гасит удар, если тот достаточно силен, так  и  мой
щит, хоть и спас от магического огня, не защитил от откатной волны.  Что
ж, придется красавцу Шарло денек полежать, а потом  походить  с  больной
головой, зато он жив и свободен.
   Все  закончилось  хорошо.  Справедливость  восторжествовала.   Тагэре
оправдан, Цепь разрушена, Кольцо тоже, Эстела свободна,  и  никому  и  в
голову не придет, что она бежала. Возможно, кое-кто решит, что Виргиния,
отдавая приказ дочери ре Фло немедленно покинуть обитель, уже была не  в
себе, но это не наша забота. Насколько я поняла  этих  бледных  поганок,
они будут сохранять лицо, старательно делая из пускающей  слюни  идиотки
мудрую и благочестивую правительницу, а значит, Эсте ничего  не  грозит.
Ну и славно! Пора было приниматься за настоящее дело. И все же сердце  у
меня было не на месте.
   Глупо, но Эстела, ее братец и особенно  герцог  Тагэре  не  отпускали
меня. Я уже поняла, что благородство в Арции нынче  не  в  почете  и,  в
конце концов, мы в ответе за  тех,  кому  единожды  помогли.  Да  и  что
случится, если я уверюсь в том, что дети благополучно выбрались из этого
змеиного болота? Ну, потеряю  день  или  два,  что  это  в  сравнении  с
Вечностью?
   Уходя в бой, я не должна оглядываться, гадая, не случилось ли чего, а
я уже поняла, что не найду себе места, пока не уверюсь, что моя троица в
безопасности. Что ж, эти  провожания  будут  моей  последней  глупостью.
Никаких войн я для них выигрывать не стану, пусть  сами  справляются.  Я
изрядно тряханула циалианок и вырвала зубы у синяков и  Скорбящих.  Надо
думать, на какое-то время бледная магия ослабнет, и  многое  может  быть
решено с помощью честного меча. Ну и интриг, конечно, как же без  этого,
но тут уж пусть сами выкручиваются. Из Тагэре, сразу видно, интриган еще
тот, а вот Эстела, когда подрастет  и  поумнеет,  возможно,  и  научится
играть. Выдержка у нее есть, а в бытность ее воспитанницей она  довольно
ловко скрывала свои чувства. Да и отец у нее вроде  бы  неглупый,  авось
приглядит... Решено, подожду, пока Шарль придет в  себя,  на  что  уйдет
несколько дней, а потом провожу их до  городских  ворот.  Или  лучше  до
границ Тагэре.
   Нет, хорошо все же, что я под  магический  шумок,  поднятый  в  Замке
Святого Духа (Шарль сопротивлялся не хуже, чем  в  свое  время  Шандер),
сменила  обличье,  а  эти  дураки  и  не  заметили.  Они  совершенно  не
береглись, подняли сильнейший  магический  трезвон,  не  поставив  самой
простенькой защиты вдоль стен. Не знаю, может, им нравилось, что  другие
обладатели Кристаллов или собственной  ненаведенной  Силы  чувствуют  их
мощь,  но  в  этом  потоке  можно  было  утопить  сотню  небольших,   но
действенных заклятий, в том числе и трансформирующих.
   Если бы мне не нужно было хранить инкогнито, я  бы  запросто  спалила
ползамка, развернув энергетический поток, но во-первых, там был Шарль, а
во-вторых, корень зла находится  в  совершенно  другом  месте.  Мне  еще
предстоит с Эрасти иди в одиночку его найти и вырвать. Я  удержалась  от
искушения устроить большой шум и просто стала кошкой, подождала,  покуда
из Замка  выедет  карета,  и  пристроилась  между  кузовом  и  кучерским
сиденьем.  Дальше  было  и  вовсе  просто.  По  дороге  я   окончательно
убедилась, что герцог человек сильный и очень любящий жизнь  (мне  такие
всегда нравились), а его  тюремщик  -  редкостная  мразь,  которую  я  и
прикончила чуть ли не с удовольствием. Теперь в моем  распоряжении  была
пара  дней,  которые  можно  потратить  на  разведку.  Потом,  чтоб   не
пропустить отъезда моих подопечных, придется  засесть  в  бывшем  дворце
Сезара (уж не знаю, как зовут нынешнего Мальвани), так что времени лучше
не терять.
 
2850 год от В.И. 
11-й день месяца Волка. 
Арция. Мунт. Резиденция ордена 
 
   - Ты уверена,  что  толстуха  здесь  ни  при  чем?  -  Жан  Фарбье  с
негодованием посмотрел на свою любовницу. Временщик имел обыкновение  во
всех неудачах винить кого угодно, но не себя. Диана нашла  бы,  что  ему
ответить, но  она  была  слишком  подавлена  случившимся  и  не  склонна
затевать ссору. Ссориться можно, когда дела идут на лад, но, если что-то
не сварилось, надо отбросить лишнее и действовать.
   Женщина чуть  помолчала,  подбирая  слова,  одновременно  понятные  и
необидные, и, вздохнув, сказала:
   -  Агриппина  -  псина  Виргинии,  а  та  спит  и  видит   как   меня
избавиться... Именно потому я уверена: Фей-Вэйя ни при чем. Я следила за
толстухой с самого  начала.  У  нее  есть  Кристалл,  чего  и  следовало
ожидать, но она ничего не предпринимала, только вынюхивала.
   - Тогда кто? - Фарбье сорвался с места, едва  не  своротив  столик  с
молитвенником и фруктами, и заметался по комнате. - Такого  просто  быть
не могло!
   - В то, что за Тагэре вступился  святой  Антоний,  ты  не  веришь?  -
поинтересовалась Диана, отщипнув от кисти винограда пару ягод.
   - Ты что, издеваешься?
   - Нет, что ты! Просто это расставило бы  все  по  местам.  Тагэре  не
виноват, а посему оправдан судом горним вопреки суду земному. Но я в это
не верю!
   - Но должно же быть какое-то объяснение! Как он смог разомкнуть Цепь,
а потом спалить ее вместе с этим недомерком, как бишь его звали?
   - Иаков. Судебный магик четвертой ступени Иаков Эвгле, и хорошо,  что
он. Паршивый был человечишко, вечно на  всех  доносил,  чтобы  их  место
занять, и при этом ни одной юбки  пропустить  не  мог,  -  Диана  нервно
рассмеялась, - причем чем крупнее была девица, тем выше подпрыгивал  наш
малыш. Прямо как мопс, пытающийся на борзую заскочить...
   - Хм, - неожиданно для самого себя улыбнулся и Фарбье, -  а  я  видел
такое однажды... У матери всяческие псеныши на каждой подушке  валялись,
так один как-то  раз  за  медвежьей  гончей  припустился,  вот  смеху-то
было... Ладно, ну его,  этого  Иакова,  хорошо,  что  кто-то  путный  не
сгорел. Но ты хоть представляешь, как это было сделано?
   - Пожалуй, да, - бланкиссима больше не смеялась, - по  крайней  мере,
второе заклятье. Его отбили и направили на того, кто его  наслал.  Такое
никакой Кристалл не учует: оба заклятья сливаются в одно,  а  засекается
только первое. Но как Тагэре сорвался с Цепи,  не  представляю.  Воля  у
него, конечно, бешеная, но у ре Эстре она вряд ли была  много  меньше...
Помочь не мог никто. Карету вели и маги, и стражники, Тагэре  с  Иаковым
были вдвоем, потом Иаков вышел, Тагэре остался.
   - А когда на него надевали Цепь, не могли напутать?
   - В таких  вещах  Доминику  можно  доверять.  Его  Преподобие  скорее
перебдит, чем недобдит, Тагэре взнуздывали  шестеро,  правда,  даже  они
справились не сразу.
 
*** 
 
   - А с Эстре сколько было?
   - Четверо... Но Доминик Клянется, что все прошло как надо.
   - А не мог герцог как-то сам, без помощи?
   - Ты что, с ума сошел, - вскинулась  циалианка  и  внезапно  оборвала
самое себя. - В этом что-то есть... Тагэре - Аррой...
   - Мало ли Арроев, - пробурчал Жан.
   - Мало, - отрезала Диана, - я прекрасно знаю, что дело в крови, а  не
в благословенном церковью  браке,  и  что  ты  такой  же  правнук  Шарля
Третьего, как Шарло, но почему в  ком-то  Непонятное  поднимается,  а  в
ком-то нет, никому не ведомо.
   - Непонятное?
   -  Да,  врожденная  способность  к  высшей  магии  без  артефактов  и
обучения, хотя и то и другое эти способности усиливает.
   - Ты могла бы сделать то, что сегодня произошло?
   - Нет, Жан, и ни один из известных мне  магов  на  это  не  способен,
разве что у него есть соответствующий артефакт.
   - Значит, ты знаешь не все!
   - Значит, не все, - не стала спорить Диана. - Но разум  подсказывает,
что Тагэре освободился самостоятельно. И не спрашивай, как. Он,  похоже,
и сам не знает. Как не умевший плавать человек, которого бросили в воду,
а он выплыл...
   - Диана, а разве в нашем роду... То есть кто-то из Арроев был магом?
   - Об этом не принято говорить, но сгинувший Рене мог многое.  Церковь
объяснила победу в Войне Оленя вмешательством Творца, но в хрониках есть
намек на то, что эландец обладал Силой.  Правда,  в  его  потомстве