ем своим дородным телом.
   - А что Рикаред?
   - Объявлено, что болен...
   Регент  долго  молчал,  барабаня  по   столу   унизанными   перстнями
волосатыми пальцами:
   - Твои люди без тебя на что-то способны?
   - Боюсь, нет. Их мало,  и  они  не  отличаются  умом,  но  отличаются
трусостью.
   - Жаль. Что еще?
   - В Гверганде бросил якорь ?Акме?, один из легких кораблей  Арроя.  С
него сошло несколько  человек,  в  том  числе  и  белобрысый  оруженосец
герцога. Я думаю, они направились в Кантиску.
   - Ну, там их вряд ли ждет удача... Ладно, иди.
   Когда дверь за толстяком закрылась,  Годой  дал  волю  своей  ярости.
Итак, все впустую. Аррой на свободе и  начал  действовать.  Хотелось  бы
знать, как он, минуя стражу, и свою, и чужую, оказался в нужный момент в
Башне Альбатроса и как он справился с... с  тем,  о  чем  сам  Михай  не
рисковал лишний раз вспоминать. Этого просто не могло быть.
   Годой  не  слишком-то  верил   рассказам   о   чудесных   похождениях
Счастливчика Рене за морями, но его небывалая  везучесть  вновь  дала  о
себе знать. Если только... Если только Аррой, так же как и он, Михай, не
балуется Запретной магией, искусно заметая следы.  Рене  избежал  яда  и
стали, каким-то чудным путем вернулся в Эланд, сумел совладать с  магией
Ройгу... Теперь Гнездо Альбатроса готовится к войне... Только слепец,  с
горечью осознал регент, мог думать, что адмирала так просто  сбросить  с
эрметной доски. Что ж, отныне нужно исходить  из  того,  что  эландец  -
опытный маг, а не удачливый искатель приключений. Теперь  главное  вести
из Кантиски - стал ли Амброзии, наконец,  Архипастырем.  Если  стал,  он
должен немедля обвинить эландского  герцога  в  использовании  Запретной
магии и отлучить его от Церкви. Михай выпил вина и  принялся  составлять
письмо Амброзию...

2228 год от В. И. Вечер 22-го дня месяца Собаки.
Таяна. Гелань. Лисья улица.

   Симон тщательно запер двери и опустил  занавески.  Всем  своим  видом
медикус показывал, что настало время важного и  откровенного  разговора.
Лупе смела волосяной щеткой крошки со стола и уселась в огромном кресле,
положив на колени тонкие руки.  Две  пары  глаз  выжидающе  смотрели  на
Рамиэрля, и тот заговорил, как в воду прыгнул:
   - Надо уходить, и чем скорее, тем лучше!
   - Куда? - Симон казался растерянным. Лупе молчала, глядя на  эльфа  с
неодобрительной непроницаемостью кошки.
   - Сначала во Фронтеру, а затем в Кантиску или еще дальше!  Герика  не
может тут оставаться, да и вы тоже. Чудо, что  никто  не  вспомнил,  что
Лупе привез с собой Рене, а Симон лечил покойного эркарда и был знаком с
Гардани. И со  мной  тоже.  Да,  сначала  они  уничтожают  нобилей,  но,
помяните мое слово, скоро возьмутся за горожан, а  доносчиков  и  клопов
всегда и везде более чем нужно для спокойного сна. - Хозяева молчали,  и
Роман, сдерживая себя, принялся развивать свою мысль:
   - Поймите, дорогие мои, даже  если  вас  не  тронут  гоблины,  грядет
война, Михай не постесняется пустить  в  ход  магию,  но  он  ошибается,
полагая себя единственным сведущим в Запретном. Найдутся те, кто ответит
ему мерой за меру, а вы с  беременной  женщиной  на  руках  окажетесь  в
центре магической свистопляски. Нет, надо уходить.
   - Ты прав, - Лупе сказала это очень просто, - я сама об  этом  думаю.
Но мало решиться, мало выбрать куда идти, надо знать, как это сделать.
   Просто так из города не выпустят, особенно с повозкой, проверят, кто,
куда и зачем. Пешком нам не уйти, да и-Преданного не спрячешь...
   - Выйти мы выйдем, на то, чтобы отвести глаза  страже,  меня  хватит,
укрыть четверых в Синей Тени, чтоб не  почуяли  волшбу,  я  тоже  смогу.
Перла и Топаз способны  нести  на  себе  по  два  всадника.  Это  им  не
понравится, но их никто не спрашивает, но вот Преданный... Он не  сможет
бежать с такой скоростью,  как  мои  кони,  и  он  слишком  тяжел,  чтоб
обременять лошадей еще и этой поклажей.
   - Рысь не отходит от Герики, -  Лупе  ничего  не  предлагала,  просто
говорила как оно есть...
   - Жаль кота, он совсем ручной, иногда мне кажется, он все понимает, -
Симон неловко расправлял  свою  рыженькую  мантию,  что  всегда  у  него
означало неприятное, но необходимое решение, - наверное, придется его...
ну словом, у меня есть снадобья... В конце концов, без Стефана для  него
не жизнь, а мука. Лучше бы отпустить его назад, в лес,  только  он  ведь
теперь не уйдет... То есть я говорю, что он магией привязан к людям.
   - Погоди, погоди, - Роман  наградил  толстенького  меди-куса  быстрым
взглядом, - он не к людям привязан, а к браслету,  что  был  на  руке  у
Стефана. Очевидно, последним приказом хозяина было охранять Герику,  вот
он ей и служит. Мы освободим кота, если вернем себе браслет,  который  я
отдал принцу, и снимем с Преданного ошейник. Эти вещи  нельзя  выпускать
из рук! Как я об этом не подумал! Ты не знаешь, что сталось с  браслетом
Стефана?
   - Это может знать Герика.
   Герика действительно знала,  хотя  добиться  от  нее  вразумительного
ответа удалось не  сразу.  Женщина  сидела,  сжавшись  в  комок  в  углу
кровати, с трудом понимая, что от нее хотят. Тарскийка не  относилась  к
тем, кого беременность украшает, может быть потому, что вместо ласкового
внутреннего света, так преображающего будущих матерей, на лице  королевы
застыл ужас, смешанный с наползающим безумием. Если бы Лупе  не  кормила
ее, не одевала и не причесывала, она,  видимо,  уже  перешла  бы  черту,
отделяющую человека  от  подыхающего  животного.  Тем  не  менее  общими
усилиями от нее удалось добиться  довольно-таки  путаного  рассказа,  из
которого следовало, что Стефана похоронили, не сняв с его  руки  черного
браслета. То есть снять-то хотели, но даже лучший королевский ювелир  не
смог ни расстегнуть застежку, ни распилить немыслимо твердый  металл.  В
конце концов ритуальное золотое запястье с гербами  умершему  наследнику
надели на правую руку вместо левой.  Большего  узнать  не  удалось  -  с
королевой случилась  истерика.  Лупе  осталась  обихаживать  больную,  а
мужчины спустились вниз.
   - Не представляю, что с ней творится, - сквозь зубы проворчал  Симон,
- очень странная разновидность безумия...
   - Но она все же еще не потеряла память...
   - Вот именно, что ?еще?. И беременность проходит как-то не  так.  Две
недели назад я был готов побиться об  заклад,  что  ее  срок  не  раньше
месяца  Сирены,  а  сейчас  ясно  вижу:  ребенок  родится   в   середине
Копьеносца! А ведь когда она к нам пришла, я вообще не  заметил  никаких
признаков... Такое со мной впервые в жизни.
   - Тем более ее нужно скорей увезти, мне все это очень не нравится. Но
сначала надо выручить браслет Стефана. Он ведь, если я правильно  понял,
еще не похоронен?
   - Да, членов королевской семьи предают земле только  в  день  зимнего
солнцеворота. До этого они под защитой Малой магии  находятся  в  нижнем
замковом иглеции.
   - Значит, Замок...
   - Хотел бы я знать, как ты туда попадешь?!
   - Если Герика с Преданным смогли выйти, значит, я смогу войти.
   - Думаю, они воспользовались подземным ходом, про  который  не  знают
нынешние хозяева  замка.  Жаль,  Гардани  мертв.  Он-то  наверняка  знал
дорогу.
   Мягкий,  но  тяжелый  шлепок  возвестил   о   появлении   Преданного,
покинувшего свой пост над  дверью  в  мансарду.  Рысь  уселась  напротив
Романа, положила могучую  лапу  ему  на  колени  и  издала  приглушенный
горловой звук. Затем уставилась в глаза эльфу.
   - Будь я проклят, если он не готов  показать  дорогу,  -  пробормотал
пораженный либр.
   - В этом нет ничего удивительного - он очень  разумен,  тебя  помнит,
знает, что ты друг Стефана. Он, наверное, хочет вернуться к хозяину. Тут
он свое дело выполнил - Герике ничего у нас не грозит, он не может этого
не чувствовать.
   - Не знаю, что им движет, но, похоже, он в самом деле  знает  дорогу.
Что ж, дорогой, раз взялся - веди!
   Роман решительно встал,  опоясался  шпагой,  постоял,  закрыв  глаза,
собираясь для нужного заклинания - даже ночью и при  его  умении  он  не
рискнул идти по городу без  скрывающих  заклятий,  слишком  высоки  были
ставки - и вышел за дверь. Преданный еще раньше  растворился  в  осенних
сумерках.

Глава 42

2228 год от В. И. Вечер 22-го дня месяца Собаки.
Таяна. Высокий Замок.

   Анна-Илана внимательно проверила запоры на дверях -  вообще-то  Михай
куда-то отлучился, но береженого судьба бережет.  Комната  жены  регента
была ее крепостью, Ланка слишком хорошо помнила  судьбу  братьев,  чтобы
позволить себе быть беспечной в родном доме.
   Принцесса молча постояла перед  зеркалом,  переставив  несколько  раз
свечи, чтобы  пламя  наиболее  выгодным  образом  выхватило  из  темноты
блестящие волосы, надменный рот, темные бархатные  глаза,  нежную  кожу.
Оставшись довольна, Ланка подошла к столу и лениво  подобрала  несколько
виноградин с хрустального блюда, задумчиво провела пальцами  по  щеке  и
решительно пододвинула к себе письменный прибор.
   Она собралась написать Рене сразу же, как только узнала, что тот  жив
и в Эланде, но надо было придумать, как доставить письмо по  назначению.
Михай ни в коем случае не должен был ничего знать,  но  сейчас  мужа  не
было. Его вечерние отлучки длились не менее трех  ор,  так  что  времени
хватало. Был и гонец,  способный  добраться  до  Фронтеры  и  найти  там
надежного человека, который переправит письмо в Эланд.
   Еще три месяца назад Ланка писала бы быстро и решительно,  но  теперь
она обдумывала каждую фразу. Кто-то мудрый и циничный сказал, что корона
или убивает, или делает умнее. Ланка старалась выразить свои мысли  так,
что, попади ее послание в руки кого-то, кроме Рене,  тот  ничего  бы  не
понял.  Зато  герцог  не  мог  бы  усомниться  как  в  том,  что  письмо
предназначено ему, так и в том, кто автор послания.
   Принцесса засиделась за полночь. Наконец все  было  готово,  и  Илана
позвонила условным звонком. В  коридоре  раздались  тяжелые,  но  мягкие
шаги, и в комнату вошел молодой  гоблин.  Ланка  приглядывалась  к  нему
давно. Она довольно быстро научилась отличать гоблинских наемников  друг
от друга и часто пользовалась  этим.  Поскольку  большинство  обитателей
Высокого Замка пришельцев ненавидели, боялись и  презирали  одновременно
(Михай,  хоть  и  прибегнул  к  их  услугам,  не  являлся  исключением),
доброжелательный интерес жены регента пробудил  в  могучих  черноволосых
воинах  ответную  симпатию.  Ланка  не  раз  прилюдно  восторгалась   их
медвежьей силой  и  выносливостью,  сетовала  на  то,  что  мужчины-люди
вырождаются, если уже не выродились, жадно расспрашивала о житье-бытье в
горах.
   Особенно принцесса сдружилась с молодым воином  по  имени  Уррик  пад
Рокэ, который неосторожно обронил, что, к сожалению, гоблинские  женщины
при всех  своих  достоинствах  интересуются  лишь  продолжением  рода  и
поддержанием очага. Услышав такое, Ланка принялась  говорить  с  молодым
чужаком о поэзии и живописи, показывать  ему  картины  старых  мастеров,
объясняя, что хотя суровая жизнь  в  горах  сохранила  в  народе  Уррика
мужество, силу и благородство, но она же лишила их многого,  прекрасного
и неизведанного. При этом таянка всячески подчеркивала свою  слабость  и
беззащитность. Однажды Уррик застал ее в слезах и узнал, что  регент  не
только  изменяет  ей  с  кухонной  девчонкой   (у   гоблинов   сословные
ограничения и супружеский долг были весьма суровыми), но и, пойманный  с
поличным, ее же оскорбил. Ланка  рыдала  на  груди  чужака,  шепча,  что
бежала бы в горы к настоящему народу, если бы не знала, что самый ее вид
у большинства соплеменников Уррика вызовет отвращение. Молодой горец был
сражен. Именно в этот момент он понял,  что  любит  женщину  из  племени
людей и к тому же жену того, кому служит. Открытие это сначала  повергло
Уррика в ужас, но потом  он  рассудил,  что  защищать  слабую,  одинокую
женщину, оскорбленную собственным мужем, - его святой долг.
   С этого времени он возненавидел регента, а Ланка  поняла,  что  может
рассчитывать на гоблинского офицера.
   Принцесса не сомневалась, что Уррик доставит ее письмо старой няньке,
приехавшей в Таяну еще вместе с Акме, но к  старости  осевшей  вместе  с
мужем-егерем на арцийской границе. Старая Катриона,  которую  Рене  знал
чуть ли не с рождения, найдет способ переправить послание из Фронтеры  в
Идакону.  Ланка  еще  раз  перечитала  написанное,  сложила  письмо,  но
запечатывать не стала - Уррик пока еще не читал по-арцийски, Катриона же
читать не умела вообще, а лишний раз продемонстрировать обоим  полное  и
безграничное доверие не помешает. Улыбнувшись самой себе,  жена  регента
вышла к Уррику. Кстати, приручая молодого гоблина, она и сама привыкла к
его внешности, а могучая стать и гибкие красивые движения нового друга в
последние несколько недель заставляли принцессу задуматься о том,  стоит
ли хранить верность все более  теряющему  определенную  сноровку  Михаю.
Разумеется, когда она  вернет  Рене,  она  и  думать  забудет  обо  всех
остальных, но пока... А почему бы и нет? И почему бы не сегодня?

2228 год от В. И. Вечер 22-го дня месяца Собаки.
Таяна. Гелань.

   Зеленая горка пользовалась в Гелани дурной славой. Одни по ночам  там
видели какие-то огни, другие  утверждали,  что  слышали  крики  и  смех.
Городские стражники не раз появлялись в этом  глухом  местечке  в  самое
разное время, но никого и ничего  не  находили.  Наиболее  осведомленные
базарные кумушки утверждали, что на  горке  когда-то  стоял  иглеций,  в
стародавние  годы  оскверненный  нечестивцами,  чьи  неупокоенные   души
привязаны к месту их грехопадения.
   Сама же горка  вовсе  не  казалась  зловещей.  Круто  обрывающаяся  в
сторону Рысьвы и более полого сбегающая в сторону Лайерского предместья,
она заросла колючей  ежевикой,  лещиной  и  черной  бузиной.  Попадались
поляны и проплешины, на которых почему-то ничего не росло, зато  в  трех
или четырех местах вверх рвались  группы  сосен  и  лиственниц,  видимо,
посаженных разумной рукой, так как росли они строго по кругу. Тогда  же,
наверное,  принесли  на  горку  и  несколько  кустов  роз,  которые,  на
удивление любому цветоводу, заботились теперь о себе сами  и  цвели  так
пышно,  словно  росли  в  оранжерее  под  бдительным  присмотром  умелых
садовников.
   Неподалеку от плоской вершины Зеленой горки кто-то соорудил  странный
памятник, представлявший собой высокий обелиск на  массивном,  сложенном
из грубо обработанных гранитных глыб основании. Когда-то это  сооружение
было окружено невысокой стеной, которая почти вся развалилась  -  уцелел
только один кусок, на нем  в  солнечные  дни  любили  греться  одичавшие
кошки. С ними за добычу спорили вороны. Птицы  вообще  чувствовали  себя
здесь в полной безопасности - окрестные мальчишки свято верили, что тех,
кто  подобьет  какую-нибудь  живность  на   горке,   целый   год   будут
преследовать неудачи. По той же причине люди избегали собирать там ягоды
и цветы, а бродяги не устраивали своих лежбищ.
   Роман обо всем этом узнать не успел, но, когда эльф, следуя за  своим
провожатым, миновал жилые улицы и очутился на узкой тропе,  извивающейся
среди места,  помнившего  иные  дни  Преданный  крался  впереди,  иногда
оглядывался - проверял, идет ли за ним  Роман.  Роман  шел.  Подъем  был
нетрудным, и вскоре они очутились у памятника. Отсюда тонущая в туманных
сумерках Гелань была видна не так хорошо, как с башен Высокого Замка, но
ряды черепичных крыш, высокие деревья и еще более высокие стрелы соборов
и иглециев притягивали к  себе  взгляд,  вызывая  сосущую  тоску.  Бард,
однако, не мог себе позволить грустить  или  предаваться  воспоминаниям.
Заглушив все чувства, он оглядывался,  пытаясь  в  сгущающихся  сумерках
высмотреть хоть какое-то подобие прохода.
   Короткий рык Преданного раздался сверху - рысь  стояла  на  уцелевшем
куске каменной кладки. Либр живо взобрался туда же, используя  расщелины
и выбоины. Оказалось, фундамент сооружения не сплошной,  а  представляет
собой неглубокий квадратный колодец с очень толстыми стенами. Стены  эти
ступенями понижались внутрь и ступенями же шли вверх, плавно переходя  в
гранитный четырехгранник, украшенный стершимся барельефом.
   Роман  легко  спустился  вниз  и  сразу  же  обнаружил  лаз.  Видимо,
несколько Камней, подмытых дождями или весенней талой водой, рухнули.  В
образовавшееся  отверстие  легко  мог  протиснуться  небольших  размеров
медведь, что уж тут говорить  о  гибком  эльфе.  Бард  в  последний  раз
взглянул в  темнеющее  небо  -  только  на  западе  дрожала  лилово-алая
тревожная полоса - и следом за  Преданным  шагнул  внутрь,  благословляя
свои глаза, нуждавшиеся в свете не сильнее, чем  глаза  кошек.  Впрочем,
прозрачная ночная тьма, разбавленная звездным и лунным светом, и тяжелый
мрак подземелья разнятся между собой, и Роман все же засветил  небольшой
голубоватый шар. Для человека света не хватило бы, для эльфа и рыси было
более чем достаточно.
   Первое, что  он  обнаружил  в  подземелье,  было  грубое  изображение
прыгающей  рыси  и  надпись,  выцарапанная   на   известняковой   ллите,
вмурованной в пол. Полустершиеся,  неровные  буквы  складывались  в  имя
?Стефан-Аларик-Кенстин Ямбор Аррой Волинг? и  дату  ?20-й  день  Лебедя,
2008 год?.
   Ход обнаружил Стефан, когда ему было всего 13 лет,  и  мальчишка  так
дорожил своим открытием, что никому о нем  не  рассказал.  То  ли  юного
принца прельщала возможность в любое время тайно покидать Высокий Замок,
то ли ему было лестно знать нечто, о чем не ведал никто, но именно тайна
Стефана сначала освободила Герику,  а  теперь  дала  Роману  возможность
пробраться в Замок. Интересно только, откуда про  лаз  узнал  Преданный?
Видимо, Стефан после отъезда Романа окреп настолько, что начал совершать
рискованные путешествия и при этом брал с собой рысь. Во всяком  случае,
дорогу зверь знал. Он уверенно вел Романа вперед, без колебаний  выбирая
нужный ход, если путь раздваивался или от него отходили  отнорки.  Роман
быстро шагал вслед за рысью,  Зеленая  горка  была  довольно  далеко  от
Высокого Замка, и эльф знал, что идти предстоит всю ночь и половину дня,
а вторую половину до вечера придется скрываться, дожидаясь, когда  Замок
уснет.

2228 год от В. И. 22-й день месяца Собаки.
Пантана. Убежище.

   Астен Кленовая  Ветвь  с  некоторым  недоумением  смотрел  на  брата.
Властный и отстраненный, Эмзар редко к кому обращался за советом  и  был
отнюдь не  склонен  к  доверительным  беседам.  Сегодняшнее  приглашение
повергло Астена в удивление, которое тот не смог скрыть. Эмзар  принимал
гостя в Малом Серебряном кабинете, куда всем, кроме Местоблюстителя, ход
был заказан. Именно здесь хранился Великий Талисман Клана,  и  здесь  же
блюститель Лебединого трона имел обыкновение  уединяться.  Комната  была
надежно защищена старинными заклинаниями.  Ныне  среди  эльфов  не  было
магов, способных не то что распутать эти чары, но даже приблизиться к их
постижению. Все это,  а  также  изящно  сервированный  стол,  украшением
которого был изысканный кувшин с золотистым напитком, о котором на  2228
году Великого Исхода можно было узнать  лишь  из  песен,  намекало,  что
разговор предстоит необычный.
   Эмзар жестом указал  брату  на  обитый  ясно-синим  бархатом  пуф  на
серебристых изящных ножках, сам наполнил высокие узкие бокалы и протянул
один Астену.
   - Надеюсь, ты знаешь, что это такое?
   - Гэрикэдо, знаменитый напиток из вереска? Но ведь  его  давным-давно
не существует?
   - Верно. Я решил пожертвовать сегодня  этой  реликвией.  Надеюсь,  он
облегчит нашу беседу. Как прошло твое путешествие?
   - Неплохо. Я мало говорил и быстро ехал, так что меня  все  принимали
за моего сына.
   - А что в Кантиске?
   - Помог первосвященнику людей убедить других клириков в необходимости
войны с неким тарскийским