зоне  на  вогнутой
стороне холма сгрудилось  две-три  тысячи  всадников,  видимо,  примерно
столько же сумело выскочить из ловушки, но цвет арцийской конницы  полег
у Поганой Подковы.
   Годой взял окуляр и огляделся. Подвижной вражеской  артиллерии  видно
не было, только на флангах нагло  гарцевало  около  сотни  "Серебряных".
Пушки на вершине холма молчали  -  видимо,  артиллеристы  не  собирались
тратить зря порох. Надо полагать, основные силы противника где-то рядом,
но где? Михай задумался. С одной  стороны,  следовало  наказать  дерзкую
батарею на вершине, с другой  -  штурм  обернется  новыми  потерями,  но
видимо, все же придется рискнуть. Без победы, даже не  несущей  никакого
стратегического или тактического смысла, возвращаться в  лагерь  нельзя.
Любопытно, как дела у тех, кто  был  послан  прикончить  переправившихся
через Канн? В поднявшейся суете он как-то позабыл о них, а зря.
   Войска Годоя начали деловито разворачиваться,  готовясь  к  штурму  и
одновременно к отражению атаки с фланга,  буде  она  последует.  Будь  у
императора те гоблины, которых он отправил к Адене, Поганая  Подкова  не
продержалась бы и оры,  но  люди  более  осторожны  и  менее  выносливы.
Несчастные кавалеристы, увидев подмогу, возликовали и сотворили то,  что
ни в коем случае не должны были делать. Дав шпоры не  поенным  с  самого
утра лошадям, они бросились вниз по склону, стремясь как  можно  быстрее
проскочить  простреливаемое  пространство.  Пушки  наверху  ударили,  но
как-то вяло и нестройно, не причинив удиравшим конникам особого  ущерба,
а те неслись, словно за ними гнался  Белый  Олень.  Так  уж  вышло,  что
спасители подошли со  стороны  речки,  а  очумевшие  от  жары,  грохота,
порохового дыма и жажды лошади видели только одно -  воду  -  и  рвались
вперед.
   Михай Годой наступил на те же грабли, которые он  услужливо  подложил
на Лагском поле воинству Базилека. Правый фланг арцийцев был расстроен и
смят их же собственной конницей, а левый... На  левом  творилось  что-то
странное. Из-за  деревьев  высыпала  толпа  людей,  смутно  напоминавшая
военное соединение, они мчались как зайцы, чуть  ли  не  свернув  головы
назад. Годой не столько узнал, сколько догадался, что  это  остатки  тех
самых полков, которые он послал за  реку  и  на  плечах  которых  висела
теперь  вражеская  конница.  Они  действительно   оттеснили   врага   до
охранявших северную переправу тяжелых батарей, да  вот  сами  батареи  к
тому времени уже были в  руках  церковников,  а  все  артиллеристы  были
втихую вырезаны. Неожиданные залпы почти  в  упор  расстроили  арцийские
колонны,  а  якобы  отступавшие  кантиссцы  ударили  по  ним  вместе   с
выскочившим из засады отборным конным  полком.  В  довершение  же  всего
закрутившийся на ровном месте вихрь, поднявший тучу песка, мелких острых
камешков,  сухих  веток  и  листьев,  обрушился  на  арцийскую   пехоту,
запорашивая глаза, забивая ноздри и судорожно разинутые рты...

2230 год от В. И. 1-й день месяца Лебедя.
Хомячье поле

   - А вот теперь, - сказал Сезар Мальвани, - нам, как говорится, или  в
стремя ногой, или в пень головой.
   - Пора, - согласился и Рене, вскакивая в седло.
   Гиб где-то шлялся, но это было не так уж и страшно, Водяной Конь  был
со странностями, от Перлы же никаких сюрпризов не ожидалось.
   Кстати поднявшийся ветер развевал  три  знамени  -  Эланда,  Арции  и
Святой  области.   Двадцать   две   тысячи   готовились   схватиться   с
шестьюдесятью, но они знали, что защищают и на кого  идут.  Все  тот  же
Воцек протрубил знаменитое "Вперед! Не плачьте об  уходящих  в  бой",  и
объединенная армия бросилась на врага.
   Сначала Роман  был  возле  Рене,  но  потом  кровавая  круговерть  их
разметала. Адмиралу  нечего  было  делать  в  бою,  его  место  было  на
командном пункте, но, похоже, большую часть здравого смысла  Счастливчик
растратил, когда вместе с Мальвани и Феликсом придумывал,  как  обмануть
Годоя, а остатки улетучились утром, когда от армии Годоя целенаправленно
отгрызали кусок за куском.
   Все эти дни Рене был воплощением  сдержанности,  но  когда  все,  что
должно, он сделал, эландец превратился в сумасшедшего вольного капитана.
Даже если его убьют, останутся Ри, Шандер, Сезар, Феликс... Будет кому и
править, и воевать... Кто-то из вождей все равно должен быть  впереди  и
на виду. Так  почему  не  он?!  Тем  паче  голова  Мальвани  куда  лучше
приспособлена для наземных сражений, а рисковать  Архипастырем  и  вовсе
безумие! Пусть они принимают донесения и рассылают  аюдантов,  место  же
Рене с "Серебряными".
   Таянская тысяча рвалась в бой,  словно  бы  и  не  было  утомительной
утренней погони. Добраться до Годоя и схватить его за холеную  бороду  -
вот о чем мечтали гвардейцы Стефана.  И  вместе  с  тем  головы  они  не
теряли. Впрочем, годоевцы  тоже.  Коса  нашла  на  камень.  Никогда  еще
Хомячье поле не видело  такого.  Солнце  померкло,  остро  пахнущий  дым
выедал глаза, редкие  порывы  жаркого  сухого  ветра  разгоняли  тяжелые
клубы, и тогда можно было разглядеть то ощетинившееся пиками и плюющееся
огнем каре, то бешено несущуюся конницу, то  раскаленные  жерла  орудий.
Годою удалось завладеть Поганой  Подковой,  но  назвать  это  выдающимся
успехом можно было лишь с большой натяжкой. Крутые склоны  были  покрыты
трупами мушкетеров и пикинеров, а проклятая батарея у вершины  оказалась
с чертовщинкой. Выпустив последний залп чуть ли не в упор, она снялась с
места и по удобной пологой тропе с другой стороны холма спустилась вниз,
где и затерялась на какое-то время. Видимо еще  объявятся  и  ударят  во
фланг, подгадав момент, когда  арцийцы  собьются  в  кучу,  чему  весьма
способствовали два развернутых в несколько  шеренг  отряда  пехоты,  что
прикрывали Поганую Подкову с флангов. Не давая ее обойти, они  мгновенно
перестроились в треугольники и с обеих сторон  ударили  по  наступающим.
Одновременно, обходя пехоту с флангов, пошла в атаку таянская  кавалерия
под сигной покойного Стефана. Усугубляя сумятицу, то сбоку,  то  впереди
отряда  несся  огромный  вороной  конь  без  всадника,  оглашая   воздух
яростными, совсем не лошадиными криками и с  яростью  весеннего  паводка
круша все, что попадалось на его пути.
   Земля стонала под тысячами ног и копыт, люди глохли, в  дыму  и  пыли
стало трудно различать, где свои,  а  где  враги.  Пехотинцы,  всадники,
артиллеристы - все они казались тенями, утратившими лица, ни у  кого  не
было ни прошлого, ни будущего, только безумное настоящее.
   Роман видел, как убивали, и убивал сам. Осатаневший  Топаз  перелетал
через зарядные ящики, брошенные орудия, трупы людей и  лошадей,  яростно
крича и кусая чужих лошадей не хуже Гиба. Шпага  Уанна  словно  бы  сама
искала  жертв.  Зря  он  грешил  на  найденное   оружие,   странно,   но
предназначенная для пешего боя шпага оказалась удивительно  удобной  при
конной схватке. Впрочем, эльфу было не  до  того,  чтоб  задумываться  о
такой мелочи. Вокруг падали свои и чужие всадники. Роман увидел, как сын
Сезара Мальвани припал к гриве коня, шальное ядро разворотило  мальчишке
ногу ниже колена. Подхватив корнета в седло и мимоходом сбив грудью коня
какого-то арцийца, Роман вынес юношу из  боя,  передал  с  рук  на  руки
кому-то из аюдантов и бросился назад.
   Где-то слева атаковала конница, впереди лоб в лоб сошлись  две  пешие
колонны. Противно просвистело ядро над самой  головой.  Совсем  рядом  с
Романом какой-то южанин выпрыгнул  с  пистолем  из-под  прикрытия  своих
пикинеров  и  разрядил  пистолет  в   коронэля,   возглавлявшего   атаку
церковников. Как бы быстро ни летела пуля, кто-то из  солдат  успел-таки
заслонить командира. А коронэль ударом  шпаги  заколол  убийцу  и  повел
своих людей вперед. Роман отвлекся, схлестнувшись с двумя  оторвавшимися
от своих кавалеристами, одного из них  эльф  застрелил  в  упор,  второй
принял смерть от шпаги Уанна.
   Изнутри грохочущего, дымного ада Роман не мог понять, чья  берет.  Но
не могли этого понять и не участвовавшие в схватке  впрямую  Мальвани  с
Годоем. Битва дошла до той стадии, когда все повисает  на  волоске,  обе
стороны бросили на весы все, что имели, и теперь даже гарга, и та бы  не
взялась предсказывать исход.

2230 год от В. И. 1-й день месяца Лебедя.
Излучина Канна

   - Даже гарга, или как там ее, и та бы не  взялась  предсказать  исход
боя, - Клэр улыбнулся, но в спокойных серых глазах смеха не было, только
решимость.
   - Гарга -  нет,  а  я  -  да,  -  король-Лебедь  потрепал  шею  вновь
обретенного Опала, - после поездки на водяном страшилище Эмзар при  всем
своем самообладании все еще чувствовал себя неуютно.
   - И чем же все закончится? - Нидаль Рябиновая Гроздь  спросил  только
для того, чтобы не молчать.
   - Нами, - отозвался Эмзар, - мы последнее, что осталось у  Тарры.  Вы
не чувствуете?
   Нидаль покачал головой, а Клэр в упор взглянул на Лебединого владыку:
   - Они вновь принимаются за свое?
   - Похоже! Оленя им сейчас, конечно,  не  вызвать,  но  остановить  их
необходимо. Я думаю, они спрятались за спинами гоблинов.
   - Где ж еще, - пожал плечами Клэр, - черное к черному...
   Эмзар оглянулся на своих подданных: сколько их  вернется  в  Убежище?
Сто? Двадцать? Или вообще никто? Владыка Лебедей поднял руку:
   - Да поможет нам Свет! Во имя Звезд, вперед!
   Его  слова  подхватили  дециэны  <Дециэн  -  десятник  (эльф.)>.  Лес
серебряных копий склонился к конским  головам,  и  две  с  лишним  сотни
светоносных всадников почти неслышно двинулись вперед...
   Со времен Войн Монстров, когда в последней битве полег цвет  воинства
двух кланов, Дети Звезд не обнажали мечи, и вот пришел  великий  час.  С
места взяли рысью, но шагов через двести Эмзар коротко бросил: "Вскачь".
Эльфы слегка пригнулись в седлах, и  кони  понесли  их  на  врага.  Дети
Великого Лебедя, они шли в свой последний бой, как в старину. Ветер, как
по заказу, разогнал пыль и дым, и эльфийские воители предстали  во  всей
своей красоте, ослепительной и страшной.
   Их кони летели со скоростью степного пожара, нестерпимо  сверкали  на
солнце латы, мечи и копья, а  за  плечами  всадников  грозно  вздымались
серебряные крылья. Лебеди мчались вперед почти бесшумно, их кони  словно
бы плыли по воздуху, но отчего-то становилось ясно - если даже  крылатые
всадники не ударят в мечи, они все равно рассекут  надвое  любую  армию,
как добрая сталь рассекает подброшенный шелковый платок.
   Те, кто видел атаку эльфов, так и не поняли, сколько  те  скакали  от
опушки леса до усеянного трупами поля, где вовсю кипело сражение. Скорее
всего это были мгновения, но казалось, что  все  длилось  века.  Наконец
сблизились, сшиблись.... Мало кто рисковал поднять копье или  мушкет  на
божественных воителей.  Кто-то  тонким  голосом  вопил:  "Чудо!"  Кто-то
благодарил святого Эрасти.  Там,  где  проходили  эльфы,  кровавое  море
словно бы расступалось, чтобы с новой яростью сомкнуться  за  последними
всадниками, а Дети Звезд рвались к одной-единственной цели. Им нужен был
Годой. Даже не Годой. А те, кто был рядом с ним...

2230 год от В. И. 1-й день месяца Лебедя.
Излучина Канна

   Надежно защищенный гоблинами и южной гвардией, Михай  Годой,  стиснув
зубы, ожидал исхода битвы. Больше  ему  ничего  не  оставалось.  Тарский
господарь был не из тех, кто бросает в бой последний резерв, а именно  -
самого себя. С началом  всеобщей  свалки  Поганая  Подкова  как  батарея
потеряла всякое тактическое значение,  но  зато  оказалась  превосходным
командным пунктом, не достижимым для вражеских  ядер  и  пуль  и  дающим
хороший обзор, разумеется тогда, когда порывы ветра на  время  разгоняли
дымную тучу.
   Обе армии дрались с яростью осенних кабанов. К  сожалению,  эландские
мерзавцы явно превосходили в артиллерии,  и  потому  единственно  верным
было навязать им рукопашную,  когда  пушки  становятся  бесполезными.  К
счастью, у нападающих подходили к концу боеприпасы, и это  было  хорошим
знаком. Годой знал, что его коронэли и командоры не щадят  ни  себя,  ни
людей, добывая своему императору победу. Да, она будет нелегкой, но  она
будет...
   - Всех пленных отдам тебе, - бросил  тарскиец  господину  Шаддуру,  -
наполнишь свою Чашу.
   - И всех жителей города, - холодно добавил тот, - хранить нашу  тайну
далее нет никакого смысла.
   - Посмотрим, - пожал плечами Годой.
   Господин Шаддур хотел  что-то  возразить,  но  осекся  на  полуслове,
впившись взглядом во что-то  сверкающее,  показавшееся  у  кромки  леса.
Годой поднес к глазам окуляр и увидел то, чего боялся и неосознанно ждал
все это время. Из-под  прикрытия  деревьев  вылетела  крылатая  конница.
Последние всадники были  скрыты  в  облаке  пыли,  по  размеру  которого
становилось понятно: проклятых эльфов никак не меньше тысячи. Впереди на
белоснежном коне мчался воин с высоко поднятым сверкающим мечом, за  его
спиной  вздымались   белоснежные   лебединые   крылья.   Почему-то   это
обстоятельство повергло тарского господаря в полный ужас, и он не  сразу
понял, что к нему обращаются.
   - Очнитесь, Михай, - господин Шаддур настойчиво тряс Годоя за  плечо,
- нужно действовать.
   - Что я, во имя Проклятого, могу сделать, - прорычал лжеимператор,  -
не ты ли утверждал, что эльфы покинули Тарру вместе со своими богами?
   - Я ошибался, - холодно ответствовал бледный, - но теперь эту  ошибку
следует исправить. Соблаговолите, Ваше Величество, последовать  за  мной
внутрь этого сооружения.
   Разумеется, Годой соблаговолил. Господин Улло,  лицо  которого  стало
еще бледнее, чем обычно, хотя это казалось невозможным, едва переставляя
ноги, поплелся за ними.
   Внутри глинобитной хижины, в мирные годы, видимо,  служившей  приютом
пастухов, было пусто и темно. Пахло пылью и мышами.  Пробившийся  сквозь
заколоченное  окно  тоненький  лучик   предзакатного   солнца   выхватил
треснувшую миску, брошенную  на  некрашеной  столешнице.  Годой  налетел
бедром на какую-то деревяшку и зашипел от неожиданной боли.
   - Что все это значит, господин Шаддур? Мы могли бы говорить об эльфах
и на свету.
   - Мы не будем говорить об эльфах, - голос главы ройгианцев  напоминал
шелестение змеиной чешуи по мозаичному полу, - эту битву  мы  проиграли.
Нужно уходить.
   - Уходить?! - Годоя аж передернуло от злости. - Как  и  куда?!  Я  не
могу покинуть армию на глазах у всех. До Таяны тридцать шесть диа, и там
хозяйничает этот пащенок Эллари! Мунт не предназначен для обороны, да  и
войск там почти нет. До Марциала тоже не добраться! Южане и бароны  ради
меня не станут рисковать своими тупыми  башками...  А  гоблинов  у  меня
только тысяча.
   - Отправлять горцев к  Адене  было  недальновидно,  -  пожал  плечами
Шаддур.
   - Сам знаю, - огрызнулся Годой, - но глупее всего было связываться  с
вами. Марко был моим другом, и...
   - Зачем оплакивать разбитые  яйца,  когда  ты  уже  съел  яичницу.  -
Бледный был совершенно спокоен. - Да,  ты  проиграл  эту  войну,  но  ты
можешь выиграть другую...

2230 год от В. И. 1-й день месяца Лебедя.
Окрестности Малахитового лагеря

   Их оставалось не больше  тысячи,  и  они  ничего  не  могли  сделать.
Проклятые крылатые уроды не оставили им ни единого  шанса.  Горцы  могли
лишь умереть, и они умирали, зажатые между ненавистными эльфами, городом
и захваченными Феликсом лагерными пушками, размеренно и жестоко  бившими
по  своим.  Гоблины  умирали  молча,  огрызаясь  из  последних  сил.   У
презренных  предателей  не   хватило   мужества   и   чести   схватиться
врукопашную, позволив врагу с честью уйти по Темной тропе.
   - Это кара, - тихо сказал соседу высокий  воин  в  шлеме,  украшенном
орлиной лапой, - помнишь Высокий Замок?
   Тот кивнул. Да, тогда один воин из рода людей  в  одиночку  дрался  с
сотнями. Он должен был погибнуть с честью, но господарь Тарски приказал,
и гоблины выполнили приказ.  Храбреца  подбили  стрелой,  как  весеннего
глухаря. Дети Ночи поступились честью, что ж, кара их настигла.
   Очевидно, нападавшие приволокли еще несколько  пушек,  так  как  ядра
стали сыпаться  чаще.  Упал  сосед  воина  с  орлиной  лапой  на  шлеме,
следующее ядро унесло аж троих. Всхлипнув напоследок, замолкла  волынка,
но барабанщик с залитым кровью лицом все  еще  бил  обтянутыми  войлоком
колотушками в свой барабан. Жизнь кончалась. Гоблины умирали на  равнине
среди  роскошного   южного   лета   в   день,   почитаемый   предателями
праздником...
   Они остались одни. Люди, как и положено предателям, кто  сдался,  кто
бежал, хотя они лишь уподобились Михаю Годою,  исчезнувшему,  когда  еще
можно было хоть что-то спасти... Даже атака крылатых всадников, при всей
своей кошмарной неожиданности,  и  та  могла  бы  быть  отбита,  если  б
приведший их сюда тарскийский господарь повел себя  как  должно!  Но  он
бежал, бежал каким-то странным способом. Никто не видел, как он  садился
на коня, он не взял никого с собой. Просто вместе с двумя Жрецами  вошел
в хижину, и больше его не видели.  Прискакавший  со  срочным  донесением
аюдант рискнул навлечь на себя императорский гнев и вошел в лачугу.  Там
лежали трупы обоих Белых Жрецов, а Годоя простыл и след...
   Оставшиеся без  вождя  люди  принялись  бестолково  метаться.  Лучшим
оказался командор-южанин, принявший на себя  командование.  Он  приказал
прорываться к лагерю, и это было разумно. Именно тысяча  гоблинов  стала
наконечником копья, пробившего брешь в рядах наступающих.
   Тогда арцийцы, хоть и уставшие и  вымотанные,  еще  держались.  Враги
висели у них на плечах, но  они,  умело  отбиваясь,  все  же  преодолели
полторы весы, отделявшие от относительно безопасного убежища, в  котором
под защитой пушек и  каких-никаких  стен  можно  было  перевязать  раны,
выпить воды или вина, собраться с силами и решить,  что  делать  дальше.
Преследователям тоже досталось, так что  ожидать,  что  те  бросятся  на
штурм, не приходилось.
   Увы! Вместо отдыха и покоя их встретила смерть. Тот, кто прядет  нити
судьбы, словно бы в насмешку заставил армию Годоя пройти тем  же  путем,
что и арцийцев на Лагском поле. Усталых, но все еще не сломленных воинов
встретил огонь пушек, еще утром бывших своими. Однако южанин не  дрогнул
и тут. Сожженные ворота, кое-как заваленные всяческим  хламом,  казались
доступными. Нужно было ворваться в лагерь до  того,  как  основные  силы
преследователей выдвинут вперед передвижную артиллерию.
   Отчаянный штурм завершился успехом. Им удалось прорваться за  внешний
оборонительный вал, но во время штурма погиб новый командир, и это стало
концом. Подоспевшая таянская конница и конная  артиллерия  сделали  свое
дело. Армии Годоя больше  не  существовало.  Арцийцы  и  южане  тысячами
бросали оружие и валились в ноги Архипастырю. Не  сдались  только  южные
гвардейцы и гоблины, попытавшиеся вырваться из мышеловки. Ставшие  живым
тараном горные стрелки пробили брешь в обороне церковников, но старались
они для  южан,  не  преминувших  воспользоваться  приближающейся  ночью.
Судьба спасителей их не интересовала... А тем оставалось лишь  с  честью
умереть, умереть без надежды на то, что об их последней битве  узнают  в
родных горах.
   Свистнула белооперенная стрела - кто-то из эльфов внес свою  лепту  в
избиение. Пожилой гоблин, известный тем, что каждое свободное  мгновение
вырезал из кусочков древесины фигурки зверей и птиц, рухнул  с  пробитым
горлом. Образовавшуюся брешь тотчас заступили. Горцы стояли  нерушимо  и
спокойно, как каменная скала. Нет, как  льдина,  которая  таяла,  таяла,
таяла...

2230 год от В. И. 1-й день месяца Лебедя.
Поганая Подкова

   Из девяти с лишним сотен "Серебряных" и "Золотых", бросившихся  утром
в битву, уцелела едва ли половина, да и те с трудом держались  в  седлах
от усталости. Сташек пропал, его белоногий дрыгант  прибежал  с  залитым
кровью  седлом,  Воцеку  выбило  глаз,  но  он  еще