ватить  на  месте  преступления  святотатцев
(возможно, даже убийц Филиппа), и увидели то, что увидели. Вам не смогут
не поверить. Но меня здесь не было! Я  должен  немедленно  мчаться  в...
одно место.
   - Мы с тобой.
   - Нет. Вы нужны здесь. Церковь не должна стать орудием  врагов.  Если
бы не предусмотрительность Эрасти, мир был бы обречен уже сегодня, но  и
так у нас мало времени. Я должен выполнить поручение Пр... святого, а вы
- готовиться к войне. Не добившись своего сразу, они возьмутся  за  дело
по частям.
   - Я еду с тобой, - встрепенулся Феликс.
   - Нет! Ты теперь Архипастырь, избранный самим  Эрасти  в  присутствии
брата Парамона и капитана стражи  города  Кантиски.  Ты,  и  только  ты,
можешь и должен довести до  конца  задуманное  Филиппом.  Следует  ждать
войны. И надеждой,  единственной,  между  прочим,  надеждой  этого  мира
станут Церковь и герцог Рене Аррой Эландский.
   - Когда начнется война?
   -  Не  знаю.  Но  не  начаться  она  не  может.  Существа,  способные
порабощать души, в ближайшее время соберут  армии  и  бросятся  на  нас.
Только мы стоим  на  их  пути.  Остальные  ошалели  за  столетие  покоя,
разжирели, перегрызлись между собой и не верят, что на свете есть что-то
ужаснее преуспевающего соседа,  затмившего  тебя  в  количестве  золотых
побрякушек и красивых любовниц.
   Церковь должна объяснить людям, что надо быть готовым ко всему.  Надо
начать охоту за оборотнями, пока те не вышли на охоту сами. А меня  ждет
дорога.
   "Не дорога, а дороги, - мысленно поправил себя  эльф,  -  по  меньшей
мере, три. Убежище. Таяна. Последние горы?.
   Пока Добори отдавал приказания стражам, Роман  попытался  рассмотреть
кольцо и замер,  завороженный  темными  глубинами  камня.  Эльф  не  мог
понять, что  собой  представляет  эта  вещь  и  на  каких  тропах  своих
немыслимых странствий обрел ее Эрасти Церна. Возможно, ему еще предстоит
открыть тайну кольца...
   Открылась дверь, и вошел Добори.
   - Все в порядке. У ворот тебя никто ?не увидит?.
   - Ну что ж, еду....

Глава 19

2228 год от В. И. 3-й день месяца Лебедя.
Таяна. Высокий Замок.

   Епископ Коатский и Никрийский Тиверий, исполняющий обязанности  главы
Церкви в Таяне, со вздохом украсил  объемистый  живот  наперсным  Знаком
Церкви Единой и Единственной и водрузил на голову осыпанную аметистами и
белыми карнеолами митру.  Настроение  у  Его  Преподобия  было  мерзкое.
Во-первых,  кто  бы  ни  был  назначен  новым  таянским  кардиналом,  он
наверняка затаит злобу на него,  Тиверия,  который  осмелился  обвенчать
короля в обход Его Преосвященства. Попробуй докажи, что Марко не пожелал
слушать никаких оправданий и настоял на немедленной свадьбе.
   Не успев  похоронить  младшего  сына,  отец  решил  воссоединиться  с
невестой среднего и, как  поговаривали,  возлюбленной  старшего.  Такого
Тиверий не одобрял. Нет, не потому, что считал грехом. За свою длинную и
не всегда праведную жизнь епископ насмотрелся всякого и пришел к выводу,
что если ты достаточно умен и силен, то можешь делать все.  Божий  гнев,
равно, как  и  милосердие,  Тиверий  считал  выдумкой,  впрочем,  весьма
полезной
   Брак таянского короля волновал епископа потому, что был непонятен,  а
запутанность родственных и любовных отношений  в  делах  государственных
никогда ни к чему хорошему не приводила. И уж, во всяком случае,  он  бы
предпочел, чтобы ?молодых? соединил кто-то другой. Но увы!
   - Ваше Преподобие, пора, - младший клирик с  поклоном  подал  Тиверию
серебряный Посох, и святой отец, тяжело ступая, вышел через  открывшиеся
перед ним Врата в храм.
   Королевская свадьба должна быть  роскошной.  За  полгода  рассылаются
гонцы ко всем потомкам великого Воля, со всех сторон Благодатных  земель
свозят  вина,  ткани,  драгоценности  и  добытые  маринерами   редкости.
Венчание проводит в главном храме в  присутствии  множества  гостей  сам
кардинал, которому прислуживают девять епископов. Празднества длятся  от
полнолуния до полнолуния. А тут....
   Тиберий  осмотрел  небольшой  домовый  иглеций.  Хоть  и   освещенный
восковыми  факелами,  и  украшенный  цветами  шиповника,  он  производил
гнетущее впечатление. Маленький, с низкими тяжелыми сводами,  храм  этот
был одним из первых каменных зданий, построенных  на  Замковой  горе,  и
никак  не  подходил  для  роскошного  свадебного  обряда.  Народу  здесь
помещалось всего ничего, а Возвышение <Возвышение - место в иглеции,  на
котором имеют право стоять лишь самые  высокопоставленные  прихожане.  В
больших храмах В. обычно делают одного уровня с Преддверием, так  как  в
противном случае находящиеся на В. не могут рассмотреть все  подробности
службы> было столь близко от амвона,  что  пока  трое  священников  пели
Хвалу Творцу, епископ успел рассмотреть всех членов королевского дома.
   Марко, затянутый в темно-красный бархат, с золотой короной  на  седых
волосах и в пышной королевской  мантии,  казался  маленьким,  усталым  и
старым. Друзьями жениха были исхудавший и бледный принц  Стефан,  упрямо
изучающий ничем  не  примечательный  серый  каменный  пол,  и  эландский
герцог, сменивший ради такого случая привычный черный  колет  на  синий,
расшитый серебром. На фоне зятя и племянника Аррой, несмотря на  седину,
казался молодым и удивительно живым. Тиверий встретил взгляд  эландца  и
немного успокоился: хоть  один  человек  в  этом  королевстве,  кажется,
сохранил голову на плечах.
   Молитва  закончилась,  и  епископ  спустился  к  жениху.   Ритуальная
фраза: ?Где та женщина, с которой ты хочешь связать себя,  сын  мой??  -
гулко отозвалась под прохладными сводами.
   "Она здесь, о слуга Творца!? - запел хор, и из  боковой  двери  вышли
три женщины, за которыми следовали двенадцать детей  с  увитыми  лентами
свечами в руках.
   Герику  вели  под  руки  принцесса  Илана,  в  первый  раз  в   жизни
накрасившая лицо, как советовала ?Книга прелести?  , и невыносимо прекрасная
Марита  с  сапфировыми  цветами  в  распущенных  иссиня-черных  волосах.
Драгоценный букетик, подарок дочери эркарда от Рене  и  Жана-Флорентина,
казалось, привлекал внимание принцессы Иланы больше, чем ее  обязанности
подруги.
   Сама Герика шла медленно, словно боясь наступить на подол роскошного,
но совершенно не идущего ей белого платья. Тяжелые тройные юбки, широкие
рукава, обилие цветов и кружев на груди превращали любую женщину в копну
сена, но обычай требовал от  будущей  королевы,  чтобы  она  была  одета
именно так. Даже роскошные светлые волосы, единственное,  что  в  Герике
было безупречным, исчезли под многослойной вуалью, украшенной жемчугом и
серебряными цветами. На лице невесты читалась тупая  покорность,  отнюдь
ее не красившая. Тиверию даже показалось, что тарскийку  чем-то  опоили.
Однако на вопрос клирика: ?Не раскаешься ли ты, дочь  моя,  что  отдаешь
себя этому человеку?? - она отчетливо  произнесла:  ?Не  раскаюсь,  отец
мой!?

2228 год от В. И. Вечер 3-го дня месяца Лебедя.
Святой город Кантиска.

   Феликс взошел по одиннадцати застеленным зеленым бархатом ступеням  и
опустился в роскошное кресло гномьей работы, верой и  правдой  служившее
четырнадцати Архипастырям. Еще несколько дней назад сама мысль  об  этом
показалась бы ему чудовищной, но  с  тех  пор  произошло  слишком  много
событий. Оставаясь в душе воином,  Феликс  перенес  свалившиеся  на  его
голову приключения с истинно рыцарским стоицизмом. Он знал  одно  -  ему
предстоит  заменить  Филиппа,  заменить  в  те  дни,  когда  на  свободу
вырываются какие-то странные и страшные  силы.  Страдать  и  сомневаться
было некогда, надо было действовать. В Кантиску проникло  предательство,
и предстояло  узнать,  кто,  кроме  Амброзия,  был  замешан  в  убийстве
Архипастыря.
   Надо  было  принять  меры   предосторожности,   чтобы   убийство   не
повторилось. Надо было  назначить  нового  командора  Церковной  Стражи,
удалить в провинцию ненадежных кардиналов, доискаться, откуда же  взялся
господин Поррак, выявить единомышленников, разослать множество писем  и,
самое главное, довести до  конца  дело  своего  предшественника.  Феликс
знал, что может доверять Марко и Стефану в Таяне, Рене в Эланде,  Добори
с  его  людьми  и  Парамону  в  Кантиске.  Всех   остальных   предстояло
проверить...

2228 год от В. И. Вечер 3-го дня месяца Лебедя.
Таяна. Высокий Замок.

   Зал Розовых Птиц, в котором вот уже  четыре  века  пировали  в  честь
венценосных новобрачных, был ярко освещен. Каким бы ни  было  настроение
короля и гостей, слуги сделали все,  чтобы  церемония  прошла  в  полном
соответствии с этикетом. Огромный стол на возвышении  ломился  от  яств,
цветов и золотой и серебряной утвари, в мраморных вазах по углам умирали
белые лилии и красные розы, музыканты на  хорах  играли  торжественно  и
нежно.
   За Большим столом сидели члены королевской семьи и венценосные гости.
Последних, впрочем, почти не было - не успели пригласить. Присутствовали
только  Рене  Аррой  и  господарь  Лах,  сюзерен   карликового   горного
княжества.
   Тарскийский господарь сидел под  замком  и  на  свадьбу  единственной
дочери не попал. Вопреки мнению медикусов, Михай не умер,  но  это  его,
похоже, не радовало. Кровавый герцог, как втихаря  стали  его  называть,
часами молча простаивал у забранного решеткой окна и смотрел на  далекие
горы. Разговаривать с кем бы то ни было он не желал,  но  пищу  принимал
исправно и, похоже, рассчитывал в будущем вырваться из мышеловки.
   Герика Годойя  об  отце  не  вспоминала  или,  по  крайней  мере,  не
говорила. С тех пор, как ей сказали о предстоящем замужестве, она вообще
произнесла всего несколько слов.  Больше  всего  тарскийка  походила  на
заведенную  куклу.  Дрессировка,  которой  ее  подвергали   с   детства,
заставляла девушку правильно выполнить все  стадии  сложного  свадебного
ритуала. Она ни разу  не  ошиблась  и  ни  разу  не  улыбнулась.  Стефан
выглядел немногим лучше. Бледный как смерть  (что  особенно  подчеркивал
роскошный зеленый колет), принц молча смотрел  в  свою  тарелку,  иногда
отрывисто отвечая на неожиданные вопросы отца. Единственный, кто говорил
громко и оживленно, был Рене. Не то чтобы адмирал был весел, просто  он,
как всегда, подставлял плечо друзьям.
   Рассказы эландца о его былых  похождениях,  иногда  страшные,  иногда
смешные, заставляли гостей то напрягаться, то от души  хохотать.  Иногда
герцога  сменял   граф   Гардани,   вовремя   задававший   вопросы   или
припоминавший забавный случай. Невесте  и  ее  подругам  строгий  этикет
предписывал молчать, и молодую королеву это, похоже,  радовало.  Марита,
мечтательно смотрела куда-то вдаль, видимо, вспоминая своего барда, зато
Ланка откровенно страдала от вынужденного  безмолвия.  Не  будь  девушка
связана обычаем, она не преминула бы выспросить у Рене  подробности  его
путешествия к Острову Лиловой Скалы в обществе двух переодетых мужчинами
дам и одного мужчины, изображавшего из себя женщину.
   Приключения троицы на корабле Счастливчика Рене были весьма  забавны,
но принцесса так и не поняла, кого из двух красоток  предпочел  капитан.
Если рыжую и веселую, то у нее, Ланки, есть шансы, но если темноволосую,
робкую малышку... Принцесса почти  с  ненавистью  взглянула  на  точеный
профиль и бездонные  глаза  сидевшей  рядом  Мариты.  Ланка  никогда  не
завидовала чужой красоте. До последнего времени....
   Музыканты закончили играть длинную мелодичную пьесу и  разом  подняли
смычки. Все встали. Король поднялся последним и подал руку  новобрачной.
Герика  вздрогнула,  неловко  зацепив   пышным,   трижды   перехваченным
жемчужной нитью рукавом высокий бокал. Нет, она все-таки  не  смогла  до
конца овладеть собой, ее прежняя покорная бесстрастность  растаяла,  как
льдинка  в  горячей  воде.  Губы  девушки  побелели,  из  ставших  вдруг
огромными глаз рвался ужас.
   Царственная чета покидала Зал Розовых Птиц.
   - Бедняжка, - Рене сказал это, ни  к  кому  не  обращаясь,  но  Ланка
услышала и неожиданно зло обронила:
   - Сама виновата! Нельзя предавать свою любовь!
   - Нельзя? - Аррой неожиданно резко  повернулся  к  племяннице.  -  Мы
всегда горазды судить других и оправдывать себя. Хуже, чем  оправдывать,
- жалеть...
   - Нет, конечно, Стефан тоже виноват, но в таких делах решает женщина,
..
   - В таких делах решает тот, кто сильнее. Ланка не ответила.

Глава 20

2228 год от В. И. 10-й день месяца Лебедя.
Пантана. Убежище.

   Астен Кленовая Ветвь увидел во сне  своего  сына.  Рамиэрль  ехал  по
обсаженной с двух сторон высокими стройными деревьями  дороге.  Топаз  и
Перла бежали той  легкой,  неутомимой  иноходью,  которая  позволяла  им
покрывать в день полторы, а то и две диа.
   Рамиэрль спешил и был чем-то очень озабочен, Астен чувствовал это так
ясно, словно бы сын сам ему  об  этом  сказал.  Вечерело.  Над  дорогой,
крича,  кружились  большие  темные  птицы,  чьи  гнезда  находились   на
деревьях. Других путников не было. Впереди показался небольшой  городок.
Уютный трактир с  яркой  вывеской  гостеприимно  подмигивал  чистенькими
окошками, но Рамиэрль даже не обернулся. Он торопился.
   Астен проснулся сразу, как бывало всегда, когда он видел во  сне  то,
что происходило на самом деле. Ему никогда не снились  пророческие  сны,
впрочем, привыкшие полагаться на богов эльфы никогда не  были  сильны  в
предсказательной магии, не овладели они этим искусством и  остались  без
высочайших  покровителей.   Зато   они   всегда   чувствовали   близких,
оказавшихся вдали.
   Связь между отцом и выросшим среди людей сыном оказалась на удивление
крепкой. Астен всегда мог сказать, все ли  в  порядке  у  его  отпрыска,
находящегося в вечной дороге, а иногда даже мог его видеть. Роману  тоже
порой снился отец, правда, поговорить им во сне пока  не  удавалось,  но
Астен совершенно точно знал, что сын едет домой, что он очень озабочен и
что впереди их всех ждут неприятные известия.
   Лебединый принц легко соскочил  с  постели  и  вышел  в  сад,  где  в
просторном вольере под навесом, защищавшим от дождя и  северного  ветра,
сидело несколько серых птиц с длинными острыми крыльями.
   Луна светила так ярко, что эльфу не понадобилось  даже  свечи,  чтобы
набросать записку в несколько строк. Скатав ее в  трубочку  и  вложив  в
футляр из лебединого пера, Астен вынул одну из летуний и умело  приладил
записку. Когда он разжал руки, крылатая  вестница  встряхнулась,  что-то
прощебетала и взмыла вверх.
   Глядя за удаляющейся серебристой точкой, Астен прикидывал, когда  его
записка найдет Уанна и как скоро тот сможет достичь Убежища. В том,  что
его сыну понадобится совет странноватого мага, так и не нашедшего общего
языка с себе подобными, Астен не сомневался. Эльф не стал возвращаться в
пустой дом, а прилег прямо на залитой лунным светом  поляне.  В  который
раз он клял себя за то, что пошел на поводу у  Светлого  Совета,  связав
себя с абсолютно чужим существом. Хотя не будь Нанниэль, не  было  бы  и
Рамиэрля...
   Когда-то Астен Кленовая Ветвь преступил неписаный закон Бессмертных -
не любить тех, чей век короток, как век бабочки. Ибо любовь,  пережившая
ее источник, превращает жизнь в ад. Астен  Кленовая  Ветвь  был  слишком
беспечен и нарушил заповедь. Влюбленные были  счастливы  около  двадцати
лет. Потом его подруга, жившая в лесу на краю болота,  исчезла.  Женщина
поняла, что ее красота тает, как весенний снег, и не стала ожидать конца
любви. Астен ее больше никогда не видел. Сколько она прожила, каков  был
ее конец, не знал никто.
   Эльф остался со своим народом,  равнодушно  приняв  решение  Светлого
Совета, отдавшего ему в жены Нанниэль  Водяную  Лилию.  Через  несколько
десятилетий на свет появились близнецы, столь редкие у эльфов. О  дочери
Астен старался не думать, но был еще и сын, получивший от отца дар Слова
и чувство благоговения перед Жизнью и Знанием.
   Отданный на воспитание людям вопреки воле матери  и  многие  годы  не
представлявший, кто он на самом деле, Рамиэрль успешно прокладывал  себе
дорогу в мире людей. Бродяга по натуре, он с юношеских  лет  пустился  в
приключения. Скоро песни  светловолосого  менестреля  запели  на  разных
краях Благодатных земель, и немало красавиц видели во сне синие глаза  с
поволокой. Шли годы. Наконец ?случайная? встреча с Уанном открыла  барду
глаза на то, что он - эльф. И жизнь ему предстоит, нравится ему это  или
нет, по-элъфийски бесконечная и наполненная всяческими сложностями.
   Роман согласился вернуться в родные края к соплеменникам. Астен сразу
же нашел с сыном общий  язык,  чего  нельзя  было  сказать  о  матери  и
особенно о сестре-близнеце.
   Душа барда оставалась в большом мире, но он честно несколько десятков
лет постигал новые для него  премудрости,  налету  схватывая  колдовские
приемы. Но вечно оставаться на заповедном острове Роман не собирался (на
что и надеялись вожди клана). В один прекрасный день сын Астена  покинул
Убежище, добровольно приняв на себя звание разведчика.
   Роман  пробродил  около  пяти  лет,  вернулся,  рассказав   островным
затворникам об увиденном. Так он стал глазами и ушами  остатков  Дивного
народа и Преступивших. Теперь бард знал, чего ищет, - он прислушивался к
сплетням и легендам,  вникал  в  россказни  пьяниц  и  бред  деревенских
дурачков, вчитывался в старинные трактаты. Еще лет  через  тридцать  эти
усилия были вознаграждены. Роман не только нашел в Южных горах поселение
гномов, но даже сумел войти в доверие к его обитателям.
   Гномы в отличие от эльфов поддерживали связь с себе  подобными  и  по
крайней мере знали, где те когда-либо жили и почему ушли. Южане  к  тому
же довольно успешно торговали с людьми из племени атэвоф,  выдавая  себя
за малорослое человеческое племя, чтоб не привлекать  лишнего  внимания,
Роман затащил нескольких гномьих вожаков в Убежище. Находящиеся на грани
исчезновения расы забыли прошлые обиды и  взаимные  претензии,  так  что
встреча окончилась мирно и даже с объятиями  и  слезопролитием.  Частыми
визиты  не  стали,  но  раз  в  полсотни  лет  предводители   гномов   и
Перворожденные встречались и неспешно обсуждали несовершенство мира.
   Нашел Роман и троллей. Большинство из них окончательно утратили облик
разумных существ, превратившись в опасных чудовищ. Разговор о троллях  и
помог  ему  окончательно  сдружиться  с  Уанном,  некогда   поселившимся
невдалеке от логова чудища, обоснованно полагая, что туда  вряд  ли  кто
сунется.
   От мага-одиночки Роман перенял немало  интересного.  Преступивший  не
собирался тратить жизнь  и  способности  на  то,  чтобы  под  присмотром
клириков лечить коров, прогонять  зерноедку  с  полей  и  разбойников  с
караванных  троп,  ловить  преступников   и   способствовать   успешному
деторождению у коронованных особ. Уанн охотно  захаживал  на  эльфийский
остров, корпел над древними рукописями, любовался  эльфийской  магией  и
снова уходил, хотя  и  Эмзар  Снежное  Крыло,  и  Астен  Кленовая  Ветвь
предпочли бы иметь дело с ним, а не  с  чванливым  вожаком  Преступивших
Примеро. Да и сам Уанн не слишком сошелся с соплеменниками,  и  хотя  во
время нечастых встреч маги терпели друг друга, теплоты в  их  отношениях
не было. Примеро, обретший благодаря магии жизнь, сопоставимую по  длине
с бессмертием, откровенно упивался  своей  властью  и  силой.  Уанна  же
отличала жажда знаний и привычка смотреть  правде  в  глаза.  Роман  был
таким же бродягой  и  гордецом,  и  вскоре  эльф  и  Преступивший  стали
помогать друг другу. Разузнав о чем-то необычном, Уанн  всегда  присылал
весточку, эльф-разведчик платил ему тем же. Куда удивительней  выглядела
дружба грубоватого мага-одиночки и утонченного  Астена.