орхнуть  голубя.   Занятно,   но   у   атэвов   эта   птица
символизировала плотскую любовь, а Церковь Единая и Единственная  видела
в ней символ целомудрия и одно из воплощений Духа. Рассеянно улыбнувшись
и погладив правую руку -  привычка,  возникшая  от  постоянного  желания
убедиться, что он больше не калека, Архипастырь склонился над письмом.

   "Дела, дорогой друг, - писал Максимилиан, -  оставляют  желать  много
лучшего, хотя назвать их безнадежными я бы тоже не  торопился.  Когда  я
согласился  приехать  в  Эланд,  то  полагал,  что  вы   преувеличиваете
достоинства герцога Рене  и  его  влияние  на  жителей  государства,  но
оказалось, что вы их недооценили. Рене Аррой - истинный вождь,  которого
обожают все его подданные (хотя это слово к жителям Полуострова вряд  ли
подходит) от мала  до  велика.  Причем  Аррой  ничего  не  делает,  чтоб
завоевать эту любовь и поклонение.
   Каюсь, мой дорогой друг, и я сам попал под обаяние этой  неординарной
личности и теперь вполне представляю, каким мог  быть  император  Анхель
<Анхель Светлый - легендарный император Арции, символ доброго и  мудрого
правителя> в лучшие свои годы. Не скрою, если бы не это  обстоятельство,
я бы счел положение Гнезда Альбатроса  совершенно  безнадежным,  но  все
равно без помощи нам (видите, любезный Феликс, я уже не отделяю себя  от
своей строптивой паствы) долго не продержаться.  Вести  из  Таяны  самые
тревожные.
   Не знаю, сохранились ли те источники информации, которыми располагала
Церковь в Гелани, очень бы хотелось, чтобы это было так,  но  самозванец
Тиберий находится полностью  под  влиянием  самозваного  же  регента  и,
видимо, сообщил тому все известные ему как клирику высокого ранга  тайны
Церкви. Остается надеяться, что покойный  Иннокентий  делился  со  своим
окружением далеко не всеми  секретами.  Тем  не  менее  вред  Тиберий  и
последовавшие за ним уже принесли и еще принесут немало. Когда  настанет
день расплаты, я сам буду свидетельствовать перед Конклавом против них и
с чистой совестью передам эту клику в руки Скорбящих Братьев  <Скорбящий
Брат  -  клирик,   ведущий   следствие   по   делу   священнослужителей,
заподозренных в ереси>. Но вернемся к делам нашим.
   Если я передаю сведения, уже известные в ваших  южных  краях,  просто
пропустите эти строки, хотя я почти уверен,  что  то,  что  я  расскажу,
станет для вас столь же неприятной новостью, как и для меня.
   Начну с того, что у нас появился некий таинственный друг, присылающий
голубиной почтой послания, подписанные  "Эмико",  в  которых  содержатся
сведения исключительной важности. Кроме того, совершенно  очевидно,  что
Рене  имеет  в  Таяне  своих  прознатчиков,  имена  которых  держатся  в
строжайшей тайне, за что я его не виню. Люди, помогающие нам  из  логова
зверя, заслуживают того, чтобы об их безопасности заботились.
   Итак, нам достоверно известно,  что  в  Гелани  скапливаются  войска,
причем их численность явно превышает возможности Тарски и Альвии  вместе
взятых в несколько раз. Михай называет их горским ополчением,  но,  судя
по  всему,  это  прекрасно  обученные  воины,   подчиняющиеся   железной
дисциплине и фанатично преданные делу, о котором я расскажу  ниже.  Рене
утверждает (и у меня  нет  оснований  ему  не  верить),  что  эти  воины
принадлежат  к  расе  гоблинов,  каковых   мы   многие   годы   почитали
вымышленными существами. Тем не менее наш вездесущий герцог в юные  годы
предпринял путешествие в Последние горы и имел сомнительное удовольствие
познакомиться с этими  существами  достаточно  близко.  Не  столь  давно
последовало нападение, свидетелем которого стал брат Парамон,  а  теперь
одного из гоблинов видел собственными глазами и я. Он принес на себе  (я
не преувеличиваю!) в Эланд  больного  графа  Гардани,  выполняя  клятву,
данную известному вам Роману Ясному. Как барду удалось вынудить  гоблина
это сделать, я не знаю, но мог лично убедиться в том, что Ночной  Народ,
как их еще называют (само название этих созданий - орки),  обладает  нам
непонятным, но очень строгим кодексом чести.
   Статью эти существа не сильно отличаются от людей, но лица  их  (если
подобные физиономии можно назвать лицами) способны даже самого  храброго
человека лишить сна на несколько дней! Гоблины довольно  высоки  ростом,
широки в плечах, их руки несколько  длиннее  человеческих,  а  сами  они
обладают огромной силой. Одеваются в основном в кожу и домотканое сукно,
предпочитая  мрачные,  темные  тона  в  одежде,  что  как  нельзя  лучше
сочетаются с  их  отталкивающими  физиономиями.  У  них  жесткие  черные
волосы, начинающие расти почти от сросшихся бровей, низкие,  выступающие
лбы, воистину волчий оскал, узкие рысьи глаза черного или желтого цвета.
Они носят длинные висячие усы, а волосы или стригут  в  кружок,  или  же
стягивают сзади в  некое  подобие  конского  хвоста.  Это  неутомимые  и
свирепые бойцы, исстари предпочитавшие в качестве оружия усиленные луки,
дротики, пращи, кривые ятаганы и кинжалы. Копья у них были не в  почете,
видимо, потому, что, обладая  руками  такой  длины,  они  могут  достать
любого  врага  саблей  или  кинжалом.  До  последнего  времени   гоблины
предпочитали биться по старинке, "один на  один",  не  имея  практически
никакого понятия о  тактике,  не  говоря  уж  о  стратегии,  и  презирая
современное оружие, кроме арбалетов, к которым их приучили тарскийцы.
   Но  в  этой  области,  к  сожалению,  в  последнее   время   ситуация
изменилась. По приказу и при  личном  участии  Годоя  гоблины  осваивают
длинные пики и алебарды, одновременно обучаясь атаковать или обороняться
большими колоннами и действовать совместно с  тарскийскими  мушкетерами.
Учитывая их огромную силу, ни в  Эланде,  ни  в  Арции  противопоставить
пехоте, организованной подобным образом, нечего.
   Рене полагал, что  численность  гоблинов  невелика,  но,  видимо,  он
ошибался. Вероятно, в юго-западной области  Последних  гор,  которую  он
посещал, гоблины действительно живут  в  небольших  деревнях,  занимаясь
скотоводством и охотой, а также рубят лес  и  сплавляют  его  по  горным
рекам в Тарску. Кстати, они тоньше в кости и более человекоподобны,  чем
их северовосточные родичи.
   Те же, видимо, живут большими поселениями и подчиняются своим вождям,
которые присягнули на верность Михаю. Как нам  стало  известно,  сделали
они это по доброй воле, так как регент открыл им, что намерен вернуть  в
мир их богов. Мы с герцогом Арроем и Шандером Гардани провели  несколько
вечеров,  пытаясь  из  полудетских  воспоминаний  первого  и  разговоров
бедного Шандера с его невольным спасителем (кстати,  Гардани  вспоминает
"своего" гоблина по имени Уррик весьма тепло,  он  искренне  возмутился,
когда я назвал того нелюдем!) составить единую картину  верований  этого
племени и на основании этого понять, чем же их мог завлечь Михай  Годой.
Впрочем, я полагаю, что сам  герцог  Рене  придает  этим  легендам  куда
большее значение, чем пытается показать. Надеюсь,  что  со  временем  он
будет со мной более откровенным.
   Пока же возвращаюсь к нашим неприятелям. Эти  существа  уверены,  что
были созданы (надеюсь, эта ересь не дойдет до  ушей  Скорбящих  Братьев,
иначе я рискую окончить свои дни, приняв Агва Закта,  чего  не  хотелось
бы) не Творцом, но некими Истинными Созидателями, сотворившими  когда-то
этот  мир  и  населившими  его  сначала   неразумными   тварями,   затем
существами, сочетающими в себе животное и разумное начало - троллями,  и
ныне вымершими полулюдьми-полуконями,  и,  наконец,  людьми  и  гномами,
обладающими  бессмертной  душой.  Последнее  с  точки  зрения   гоблинов
является признаком ущербности, ибо дает право на ошибку,  которую  могут
исправить или искупить в  следующей  жизни.  Себя  же  гоблины  почитают
венцом творения, так как не имеют души и рождаются, чтобы выполнять свое
предназначение, которое за них никто  не  исполнит,  а  затем  исчезнуть
навсегда, покрыв себя либо позором (если долг не исполнен), либо славой.
   Шандер пытался доказать своему  спасителю,  что  тот,  как  и  всякая
дышащая тварь, обладает бессмертной душой, но не преуспел в  этом.  Зато
его  спаситель  рассказал  ему  весьма  забавное  гоблинское   предание.
Согласно ему, Истинные Созидатели были уничтожены вторгшимися в наш  мир
чужаками, которые привели с собой своих прихвостней, что как  две  капли
воды похожи на действующих в наших сказках бессмертных  эльфов.  Кстати,
этот гоблин не придумал ничего  лучшего,  чем  принять  победившего  его
барда Романа за эльфа. Видимо, чтобы оправдать этим свое поражение, ведь
некогда предки гоблинов, по их утверждениям, потерпели поражение  именно
от эльфов.
   Уничтожив   Истинных   Созидателей,   узурпаторы   установили    свое
господство, которое длилось семь тысяч лет, после чего вместе с  эльфами
внезапно  покинули  сей  мир.  Гоблины  во  времена  владычества  эльфов
отступили в Последние горы, где и жили в ожидании  знамения  возвращения
Истинных Созидателей,  которых,  оказывается,  можно  вернуть.  Как  это
сделать, "друг" Шандера, естественно, не знает,  но  именно  при  помощи
этой нехитрой приманки Михай заставил Ночной Народ выползти из своих нор
и встать под свои знамена.
   Как и следовало ожидать, регент внушил своим звероподобным союзникам,
что начинать следует с захвата Эланда. Разумеется,  никаких  Созидателей
они там  не  найдут,  но  беду  могут  причинить  немалую.  Я  с  трудом
представляю, как  потом  наш  бесподобный  Годой  станет  объясняться  с
приведенной им ордой, когда гоблины поймут, что их обманули...  Впрочем,
боюсь, что поймут они это еще не скоро.
   Рене полагает,  что  Годой  предназначил  гоблинов  для  того,  чтобы
взломать оборону Эланда, чтобы по их трупам прошли тарскийцы. Таянцы, по
мнению Адмирала, вряд ли горят  желанием  воевать,  им  слишком  памятна
дружба Альбатроса и Рыси, к тому же они запуганы и растерянны, а страх и
растерянность не то чувство, которое делает человека хорошим воином.
   Видите, дорогой друг, я начинаю  рассуждать  о  некоторых  вещах  как
заправский воин. Однако не гоблины и не тарскийские стрелки более  всего
беспокоят герцога  Арроя.  Дело  в  том,  что  в  Таяне  творятся  вещи,
непонятные  человеческому  разумению.  То,  что  Михай  довольно  далеко
продвинулся по дороге  Запретной  магии,  очевидно,  и  никто  не  может
представить, какие страшные тайны открылись ему на  путях,  благоразумно
запрещенных равноапостольной Циалой.  Мы  точно  знаем,  что  он  как-то
научился подчинять тело другого человека своей  недоброй  воле,  правда,
делать это, судя по всему, весьма трудно и результат  непредсказуем.  Во
всяком случае, принц Стефан Ямбор и герцог Шандер Гардани устояли  перед
этим колдовством, но ценой тяжкой болезни.
   Состояние Шандера лично мне представляется безнадежным - он  медленно
слабеет, и помочь ему не  может  никто.  Возможно,  если  бы  в  Идаконе
находился Роман Ясный, сумевший излечить Стефана, он  спас  бы  и  графа
Гардани, но где находится бард, не известно никому.  Мне  искренне  жаль
графа, который переносит свои страдания с необыкновенной стойкостью, и я
полагаю, что одно это преступление делает  возможным  применение  против
Михая Годоя ЛЮБЫХ мер.
   Пока же мы готовимся к войне и считаем дни,  которые  нам  для  этого
отпустила великодушная зима. Не скрою, то, что весна в Эланд приходит на
месяц позже, чем в Южную Фронтеру, вызывает определенную  надежду.  Если
бы Святое воинство нанесло упреждающий удар через Гремиху,  планы  Михая
были бы серьезным образом нарушены, ибо ему  пришлось  бы  дробить  свои
силы. Без этого наше положение будет очень тяжелым, но я все же  надеюсь
на вашу решительность.
   Остаюсь искренне ваш
   Максимилиан Эландский.
   Писано в двадцать шестой день месяца Вепря".

   - В двадцать шестой день месяца Вепря, - пробормотал вслух Феликс.  -
Проклятье!!! Можно подумать, я не понимаю, что все это  значит...  Но  я
ничего не могу сделать с этими мунтскими ублюдками!
   Его Святейшество еще раз  пробежал  глазами  послание.  Если  он  все
правильно помнит, не сегодня-завтра дороги в Таяне  Фронтере  просохнут.
Вот тут бы и дать по рукам зарвавшемуся выскочке! Вряд ли Михай  рискнет
сунуться в междуречье Ганы и Фанта раньше месяца Медведя. Но  время  все
равно упущено, и упущено безнадежно! Архипастырь нервно  погладил  руку,
затем  решительно  дернул  шнур  звонка.  Брат   Парамон,   уже   вполне
освоившийся с должностью секретаря Его Святейшества, но все еще робеющий
блистательного брата Фиделиуса, возник  на  пороге,  моргая  близорукими
глазами.
   - Мне нужен Рафал, - отрывисто сказал Феликс, - и побыстрее.
   Брат Парамон  кивнул  и  торопливо  вышел.  Архипастырь  откинулся  в
кресле, глядя в расписанный  звездами  потолок.  То,  что  он  собирался
сделать, счел бы безумием сам Филипп, но  другого  выхода  не  было.  По
крайней мере он, Феликс, его не нашел за два месяца,  прошедших  с  того
злосчастного дня, как в его кабинет провели  смущенного  графа  Нурнига,
посла Его Императорского Величества Базилека.
   Длиннейшее велеречивое послание, без сомнения  сочиненное  всемогущим
канцлером Бернаром, оказавшимся достаточно дальновидным, чтобы  жениться
на дочери стремительно выживающего из ума Базилека,  сводилось  к  тому,
что провозглашенный Церковью Святой поход был весьма неугоден Мунту.
   Феликс, как и Рене, терпеть не мог политику, но вынужден  был  в  ней
разбираться. Реакция империи его не удивила,  более  того,  не  знай  он
подробностей происходившего в Таяне, он бы счел ее обоснованной. В самом
деле, Арция давно одряхлела и  держалась  лишь  потому,  что  никому  не
приходило в  голову  ее  хорошенько  потрясти.  Когда-то  присоединенные
королевства и герцогства, ныне  ставшие  провинциями  империи,  все  еще
оставались в ее составе, так как местные  нобили  были  слишком  сыты  и
ленивы, чтобы оспаривать право на независимость. И тем не  менее  Феликс
отчетливо понимал, что рано или поздно кто-то из них решится из  герцога
или графа превратиться в короля и,  если  ему  улыбнется  удача  (а  она
улыбнется, если тот будет достаточно смел и предприимчив), то и  другие,
молодые  и  честолюбивые,  поспешат   отложиться   от   тихо   умирающей
метрополии.
   Базилек  и  его  окружение  предпочитали   не   замечать   очевидное,
предполагая, что на их век хватит. Они опасались другого - союза Таяны и
Тарски, которые все увереннее заявляли  о  себе.  Правда,  пока  они  не
покушались на  империю,  раздвигая  свои  границы  в  основном  за  счет
северных и восточных земель,  примыкающих  к  Запретной  черте,  но  вот
многие фронтерские нобили начинали поглядывать на Рене и  Марко  как  на
возможных сюзеренов, от которых  куда  больше  толку,  чем  от  мунтских
вырожденцев.  Отставка  же,  данная  Стефаном  беспутной   императорской
племяннице, заставила  забыть  об  идее  объединения  старого  и  нового
центров путем  династического  брака.  Бернар,  в  отличие  от  Базилека
пекущийся  о  своем  будущем,  понимал,  что  усиление  Таяны   означает
неизбежный распад Арции.  В  этих  условиях  ссора  Рыси  с  Альбатросом
представлялась чудесным спасением.
   Базилек без колебания признал все права Михая Годоя и спешно отправил
в Гелань с деликатной дипломатической  миссией  графа  Фредерика  Койлу,
сделавшего все возможное и невозможное,  чтоб  укрепить  регента  в  его
желании захватить Эланд и  свернуть  голову  Рене.  Михай  принял  графа
по-королевски, завалив его подарками и  введя  в  круг  своих  избранных
друзей. В этих условиях непреклонная  позиция  Церкви,  не  признававшей
притязаний Годоя, не могла  вызвать  у  мунтского  двора  ничего,  кроме
отторжения.
   В своем письме Бернар указывал, что не намерен вмешиваться в дела Его
Святейшества, но  не  может  позволить  Святому  воинству  пройти  через
имперские владения и  воспрепятствует  присоединению  к  Святому  походу
своих вассалов. Более того, Базилек был осведомлен о том, что далеко  не
все члены Конклава разделяют мнение Архипастыря, и намекал, что  империя
готова поспособствовать расколу Церкви и предоставить мятежным  клирикам
лежащую недалеко от Мунта Фей Вэйю, чье имя тесно связано с именем Циалы
Благословенной. Были и другие угрозы и намеки, но в сравнении с  первыми
двумя они выглядели как мыши рядом с котами.
   Феликс понимал, что сопротивление  Базилека  сломить  ему  вполне  по
силам и он, без сомнения, сделал бы это уже к началу осени, пустив в ход
и то оружие, которым так сильны церковники, и свои личные связи в Мунте,
так как в свое время рыцарь Феликс был весьма близок с убитым при  Авире
принцем Эллари, Столь же непохожим на бездарного Базилека,  как  нож  на
репу. Увы! у Архипастыря не было времени. Он  отдавал  себе  отчет,  что
склока Церкви с Арцией при любом исходе многократно усилит Годоя,  да  и
рисковать целостностью Церкви в ожидании потрясений, которые сулило  это
лето, было безумием.
   Феликс был  вынужден  ждать,  копя  силы  в  подвластной  ему  Святой
области, собирая припасы и деньги, тренируя  добровольцев,  которым  для
того, чтоб примкнуть к войску, не требовалось разрешения  сюзерена.  Уже
сейчас под  Кантиской  собралось  не  меньше  десяти  тысяч  волонтеров,
которые  вкупе  с  двенадцатью  тысячами  отборного  церковного   войска
представляли немалую  силу.  Конечно,  с  ними  нельзя  было  штурмовать
Гелань, но вот отвлечь Михая от Эланда возможностью удара через  Гремиху
было вполне возможно. Только вся эта сила была связана по рукам и  ногам
выжившим из ума императором и его обнаглевшими  родственничками.  Феликс
видел, что единственным  выходом  является  ускоренный  марш  на  помощь
Аррою, но для этого , придется ждать нападения  Годоя  на  Эланд.  Тогда
можно будет отринуть все условности. Только вот дорога займет не  меньше
полутора месяцев, и все это время Эланду придется отбиваться в одиночку.
А этого-то Феликс и не мог допустить.
   Лейтенант  Рафал  застал  Архипастыря,  задумчиво  изучающего   карту
Пантаны. С той невероятной ночи в храме  Святого  Эрасти  все  свидетели
явления  великомученика  и  последовавшей  расправы   над   святотатцами
невольно держались вместе. Добори, Парамон, Рафал и Ласло стали надежной
опорой Архипастыря, а связывающая их тайна заставляла относиться друг  к
другу с полным доверием. Поэтому Феликс не стал хитрить и ходить  вокруг
да около.
   - Посмотри сюда, - Архипастырь указал стеком из слоновой кости  место
на карте. - Тебе нужно добраться в эти места и разыскать  там  остров  в
болоте, который эльфы называют Убежищем.
   Лейтенант с явным непониманием смотрел на Феликса, и тот  со  вздохом
продолжил:
   - То, что я тебя прошу сделать, может показаться безумием, но  мы  не
имеем права оставлять Эланд без помощи и не  можем  по  милости  Бернара
ударить по Годою первыми.
   - Я понимаю, - кивнул каштановой шевелюрой лейтенант.
   - Ты помнишь Романа?
   - Либра? Разумеется. Разве такое забудешь?
   - Хорошо. А теперь слушай меня внимательно. Я не сошел  с  ума,  хотя
сторонний наблюдатель  с  этим  вряд  ли  согласится...  Так  вот,  тебе
следует...

2229 год от В. И. 8-й день месяца Агнца.
Фронтера. Ласковая пуща

   Желтая бабочка радостно порхала над ломкой  сухой  травой  и  первыми
весенними цветами. Под деревьями и по оврагам еще лежал синий,  набухший
влагой снег, но поляны и прогалины уже были от него свободны,  а  теплый
южный ветер подсушил землю, на которой не замедлили расцвести  желтые  и
белые примулы. Маленькие серые пичуги, предпочитающие зимовать в  родных
краях, оживленно бранились  в  покрытых  серебристыми  барашками  кустах
ивняка. Им не было никакого  дела  до  худенькой  женщины,  с  блаженной
улыбкой подставлявшей лицо и руки весеннему солнцу.
   Лупе была счастлива, как никогда в жизни. Ее  переполняла  неистовая,
бурная, как вес