ому
больному... Роман не стал рассказывать Лупе, что граф жив, зачем вносить
сумятицу в еще одну душу, сейчас она счастлива, и слава Вечным  Звездам,
ведь счастье людей столь кратко, хотя на  войне  жизнь  может  быть  еще
короче счастья...
   Топаз и Перла  легко  пробирались  среди  расступавшихся  перед  ними
деревьев - Роман предпочитал ехать лесом, так как , на тракте можно было
встретить не того, кого хотелось бы, а  отводить  глаза  в  стране,  где
заправляет ройгианец высокой степени  посвящения,  приручивший  синяков,
было бы весьма опрометчиво.

2230 год от В. И. 28-й день месяца Влюбленных.
Рунский лес.

   - Дальше идти не стоит, - Сезар Мальвани неодобрительно покосился  на
лесную опушку, через которую  просвечивало  поле,  -  никогда  не  нужно
полагать себя самым хитрым. Если Годой догадается, где мы...
   - Не догадается, - махнул рукой Архипастырь, - и вовсе не потому, что
мы такие умные. Лес нас не выдаст. Рене говорил, это  так,  значит,  это
так...
   - Феликс, ты совсем не изменился, - хохотнул командор, -  только  при
Авире ты говорил: "Эллари говорил, что это так, значит, это так..."
   - Хочешь сказать, что я был не прав? - улыбнулся и Архипастырь. - Был
бы Эллари жив, в Арции и духу бы Годоя не было...
   - Его бы духу не было, даже будь живы Франциск или Стефан Ямбор...  А
теперь вот живы мы и все зависит от нас. Ох, не нравится мне, что  Арроя
понесло в Кантиску, нечего ему там делать!
   - Он  полагает,  что  Годой  в  узел  завяжется,  чтоб  не  допустить
коронации, и что лучшего времени для удара нам не придумать.
   - Да, кабы нам  самих  себя  не  перехитрить,  -  проворчал  Сезар  и
крикнул:
   - Анрио!
   - Здесь! - корнет  Мальвани  изо  всех  сил  делал  вид,  что  они  с
командором вовсе не отец и сын.
   - Где таянцы?
   - Купают коней, тут неподалеку озеро.
   - Пригласите ко мне Роцлава!
   "Серебряный" появился почти тотчас - его темные  волосы  блестели  от
воды, видимо, лейтенанта вытащили прямо из озера.
   - Вы хорошо поняли приказ Рене Арроя? Когда вы начинаете?
   - Как только из крепости  ударят  по  заречным  укреплениям  и  Годой
бросит туда хотя бы часть резервов.

2230 год от В. И. Вечер 29-го дня месяца Влюбленных.
Таяна. Высокий Замок

   Криза с ненавистью смотрела на дубовую панель, за  которой  скрывался
тайный ход, в котором исчезли сначала Илана, а затем  и  Уррик.  Девушка
прекрасно понимала, ЧТО там сейчас происходит,  и  ей  хотелось  выть  в
голос. Уррик с самого начала относился к ней по-братски, но ни  разу  не
взглянул на нее так, как глядел на рыжую принцессу, и вообще обращался с
ней как с несмышленышем. Орка все чаще жалела, что,  поддавшись  порыву,
осталась в Высоком Замке ради воина, которого  видела  в  первый  раз  в
своей жизни... Ведь тогда, у Ночной Обители, это был не Уррик, а  Роман,
изменивший свое лицо. Он шутил, как Роман, советовался с ней, как Роман,
доверял ей, как Роман, и она, дурочка, решила,  что  и  настоящий  Уррик
будет таким же. Как же, разбежалась! Он не  видел  никого,  кроме  своей
рыжей... Вместе с обидой и ревностью орку мучила еще и совесть, ведь она
по сути предала друга, осталась здесь в безопасности,  а  он  продолжает
воевать. И... они ведь даже не попрощались как следует.
   В ушах орки словно бы вновь прозвучало: "А теперь, волчонок, вперед!"
Сколько раз за прошедший год она слышала эту  фразу  и  еще:  "Этот  мир
стоит того, чтобы за него драться!" Роман сейчас дрался, а она сидела  и
смотрела на стенку, за которой уединились Уррик с Иланой.
   Вот другие гоблины, те точно  обрадовались  ее  появлению.  Криза  не
сомневалась, что двое или трое готовы предложить ей на празднике Осенних
Песен расшитый платок, но Кризу это лишь злило. Разве они не видят,  что
не нужны, что их глупые ухаживания ее бесят, а якобы "случайные" встречи
в коридорах замка вызывают желание бежать куда подальше.  Нет!  Зря  она
пришла сюда, возможно,  после  войны  Уррик  увидел  бы  в  ней  великую
воительницу, а так... Разве станет он обращать внимание  на  девчонку  с
выселок, даже если та умеет говорить по-арцийски  и  побывала  на  Седом
поле.
   Скрипнула панель, и Криза юркнула за портьеру. Первым вышел Уррик,  и
на его обычно непроницаемом лице застыло выражение тревоги  и  вместе  с
тем  решимости.  Появившаяся  позднее  принцесса  Илана  была  бледна  и
спокойна. Криза сразу поняла, что между ними был серьезный  разговор.  О
чем? Орка  не  могла  себе  этого  даже  представить,  но  ей  отчего-то
расхотелось покидать Высокий Замок.

Глава 33

2230 год от В. И. Ночь на 1-й день месяца Лебедя.
Малахитовый лагерь

   Ночь с двадцать девятого дня месяца Влюбленных на первый день  месяца
Лебедя - самая короткая в году. Таянцы и эландцы считают ее праздником и
веселятся вовсю, а вот Церковь Единая и Единственная подобных гульбищ не
одобряет, хоть прямого запрета и нет. Церковь чтит следующий за короткой
ночью Светлый Рассвет,  провозглашенный  одним  из  великих  праздников,
именно в этот день пастыри Божии коронуют земных владык.
   В позапрошлом году Михай Годой рассчитывал, что Светлый Рассвет  2230
года станет днем его славы, но все пошло не так, и  теперь  за  высокими
стенами клирики  собирались  возложить  корону  на  голову  Рене  Арроя,
провозгласив его королем Таяны и Эланда.
   Для Годоя это оказалось полной неожиданностью.  Он  совершенно  точно
знал, что Рене в Гверганде, по крайней мере  был  до  того,  как  войско
самозваного императора окружило святой  город.  Летать  при  всех  своих
талантах  эландец  не  умел,  значит,  был   какой-то   тайный   проход,
неизвестный ни прознатчикам  Годоя,  ни  заигрывающим  с  ним  клирикам.
Вообще-то Михай не собирался сразу же штурмовать  город,  следовало  как
следует напугать клириков, а затем измотать их блокадой, пушечным огнем,
подкопами, и лишь когда они не смогут за ночь починить разрушенное днем,
когда в  ныне  целых  и  невредимых  стенах  образуются  бреши,  кое-как
заваленные бревнами и битым камнем,  вот  тогда  им  следует  предъявить
окончательный ультиматум, после которого пойти на штурм. Годой  полагал,
что месяца осады и двух или трех приступов будет достаточно, Канн это не
Адена, Кантиска - не Гверганда,  а  засевшие  в  Святом  граде  кардинал
Иоахиммиус и какой-то барон - не Феликс с Арроем. Если бы  все  шло  как
задумано, к середине месяца Дракона город был бы взят,  и  осенью  можно
было бы принять корону из рук нового Архипастыря.
   В  данном  случае  арцийский  казус,  отличающий  империю  от  прочих
государств Благодатных земель, играл Годою на руку.  Со  времени  Анхеля
Светлого арцийские императоры могли короноваться  не  только  в  Светлый
Рассвет, но и в день поминовения великомученика Эрасти, приходящийся  на
пятнадцатый день месяца Зеркала. Годой, казалось, действовал  наверняка,
но все словно бы сговорились нарушить его планы.
   Сначала на голову Михаю свалились Союзники, перехватившие его  еще  в
Мунте и пожелавшие принять непосредственное участие в войне. Правда,  им
хватило ума выдать себя за  клириков,  но  суть  их  притязаний  это  не
меняло. Господин Шаддур требовал  немедленно  покончить  с  Кантиской  и
уничтожить Рене. Ему не было никакого дела до того, что скажут  о  Годое
его подданные: глава ройгианцев хотел получить все  и  сразу.  Михай  не
сомневался, что подлинная цель бледного - Эстель Оскора, и досадовал  на
то, что ройгианцам удалось прорваться  через  Горду.  Терпеть  Союзников
становилось все труднее, но Годой все же добился отсрочки, дабы успеть с
помощью  нескольких  чудес  и  знамений  доказать  осажденным,  что  ему
покровительствует сама святая Циала и что  она  явилась  ему  во  сне  и
повелела возглавить Церковь и искоренить эландскую  ересь.  Брать  же  с
помощью магии город он не хотел, но господин Шаддур настаивал на  своем.
Они проспорили всю дорогу, но  каждый  остался  при  своем.  Все  решили
догнавшие их вести: Варшани потерпел сокрушительное  поражение,  гоблины
оказались изменниками, Таяна и Гелань  в  руках  резестантов,  дорога  в
Тарску перекрыта намертво, и, в довершение всего, кто-то (судя по всему,
эльфы) разрушил Малый храм в Лисьих горах, надолго оставив ройгианцев  с
пустыми Чашами.
   В этих условиях Годою была нужна немедленная победа.
   Любой ценой, пока другие, не обладающие столь надежными и  необычными
источниками, не узнают, что у императора больше  нет  резервов.  В  этой
ситуации помощь Равноапостольной Циалы, которая сокрушит гнездо ереси  и
заблуждений, каковым становилась Кантиска, была нужна как воздух.  Да  и
армию теперь приходилось беречь: потеряв Таяну и Тарску,  Годой  не  мог
жертвовать своими людьми и пушками. Вчерашнее же  известие  о  том,  что
Рене Аррой в сопровождении каких-то странных нобилей, в которых  тарский
господарь  без  труда  угадал  проклятых  эльфов  появился  в  Кантиске,
положило  конец  колебаниям,  благо  все  подготовительные  работы  были
закончены. Обычно спорящие до хрипоты Шаддур и Годой были едины  в  том,
что разрушение  Малого  храма  было  очередной  эскападой  Счастливчика,
спевшегося с Перворожденными. Их нужно было остановить во что бы  то  ни
стало.
   Именем  Равноапостольной  Циалы  Годой  потребовал   открыть   ворота
Кантиски не позднее Светлого Рассвета, а Рене Арроя, прибывшего вместе с
ним  рыцаря  Эмзара,  а  также  кардинала  Кантисского   Иоахиммиуса   и
исполняющего  обязанности  командора  барона   Шаду   выдать   законному
императору и главе Церкви. Годой не сомневался, что ему откажут, да  еще
достаточно оскорбительно. И вот тогда вмешается святая Циала, и гнев  ее
будет страшен.
   Господин Шаддур клялся, что собранной им силы хватит, чтобы сокрушить
Кантиску и погасить магическое сопротивление Рене и  эльфов.  Годой  был
склонен ему верить, но червячок сомнения продолжал тревожить  тарскийца.
Даже прежних выходок эландца хватало, чтоб трижды задуматься, прежде чем
бросать ему вызов, а уничтожение храма в Лисьих горах  свидетельствовало
о том, что Рене и его союзнички  поняли,  где  и  как  черпают  силу  их
противники, и нанесли удар. Правда, Шаддур утверждает, что все дело было
в неожиданности и в том, что в  Храме  не  оказалось  никого  из  высших
адептов, а против Чаши из Вархи  в  руках  самого  главы  ордена  им  не
устоять...
   - Ваше Величество! - Годой  с  ненавистью  посмотрел  на  появившуюся
фигуру в монашеском балахоне - на людях  Шаддур  с  присными  были  сама
почтительность, но наедине  начинали  вести  себя  как  хозяева.  Однако
делать было нечего, и тарский господарь милостиво кивнул вошедшим:
   - Вы что-то хотели, святые отцы?

2230 год от В. И. Ночь на 1-й день месяца Лебедя.
Святой город Кантиска

   - Что-то случилось?
   - Думаю, что да, - в глазах Эмзара застыла безнадежность. - Разве  ты
сам не чувствуешь?
   - Мне кажется, к утру разразится гроза.
   - Гроза? Да, ощущение довольно похожее... Но  это  не  гроза,  эриано
<Эриано - брат (эльф.)>, это,  если  мы  ничего  не  предпримем,  гибель
Тарры.
   Рене ничего не ответил - ожидал продолжения.
   - Боюсь, крепость придется сдать. У  Годоя  что-то  произошло,  и  он
призвал на подмогу своего демона. Мы ошиблись, думая, что  он  попробует
победить обычным или почти обычным путем.
   - Кого на нас спустят, неужто самого Оленя? Но ведь что-то  наверняка
можно сделать, или он непобедим?
   - Трудно сказать, - Эмзар пожал плечами. - Защитники города  отважны,
а сама Кантиска стоит на любопытном  месте,  здесь  веками  молились  то
одним богам, то другим,  и  стены  города  исполнились  силы.  Взять  их
непросто, да и у нас в запасе есть кое-что.
   - Тогда я совсем уж ничего не понимаю.
   - Я тоже, - эльф попробовал улыбнуться, - вернее, не  понимаю  причин
происходящего, но вот последствия считываются  без  труда.  Ты  сам  мне
рассказывал, как от берега отхлынуло море, и ты понял, что оно  вернется
и остановится, лишь дойдя до гор. Сейчас отхлынуло другое море...
   - Но даже с морем можно бороться...
   - Да, -  кивнул  Эмзар,  -  и,  если  не  будет  другого  выхода,  мы
попробуем. Возможно, вновь объявится тот, кто  за  Явеллой  избрал  тебя
своим мечом. Тебя это скорее всего убьет, но тогда у нас  появится  шанс
остановить потоп.
   - Тогда моего согласия никто не спрашивал, - адмирал пожал плечами, -
но я готов его дать. И все же почему ты заговорил о сдаче?
   - Когда пущены в ход сильные заклятья, их всегда можно отследить.  Мы
с Клэром уверены - Годой и бледные пустили в ход все, что им подвластно.
Как я понимаю, создается фантом Ройгу,  с  помощью  которого  они  хотят
вломиться в  город.  Возможно,  этот  безумец,  объявивший  себя  главой
Церкви, хочет выдать его за знамение собственной святости. Ведь, если  я
не ошибаюсь, какая-то из ваших святых часто изображается с оленем?
   - Да, святая Циала, - кивнул Рене, - ты прав, явление Оленя  потрясет
многих, но защитники города убеждены, что с ними святой Эрасти, так  что
все не так уж и безнадежно, особенно  если  мы  сдержим  фантом.  Или  я
что-то упустил?
   - Упустили прежде всего они. То ли в их заклинания вкралась ошибка  -
как-никак ничего подобного не делали тысячи  лет,  то  ли  кто-то  очень
тонко и умело подправил заклятье и теперь оно направлено не против  стен
Кантиски и рассудка его защитников, а на разрушение Великого Барьера.
   - Что это значит?
   - Нас учили, что Великий Барьер появился много раньше  всего  Сущего,
тогда же, когда Свет был  отделен  от  Тьмы,  и  что  его  суть  познать
невозможно, но если его проломить или обойти, в мир ворвется  нечто,  не
совместимое с самим его существованием. Так ли это,  никто  не  знает  -
проверять это утверждение, хвала Великому Лебедю, еще не приходилось.
   Вы,  люди,  привыкли  относить  к  Запретной  магии   все,   что   не
укладывается в Кодекс  Циалы,  но  это  лишь  отзвук  древнего  великого
Запрета, наложенного на те области знания, овладев которыми безумец  или
глупец мог преодолеть Барьер...
   - Ты допускаешь?
   - Я не допускаю, я уверен. Михай,  думая,  что  ударит  по  Кантиске,
ударит по Барьеру, и никто не знает, к чему это приведет.
   - Значит, нужно сдаваться, хотя смерть - это только смерть, жизнь под
игом бледных много хуже.
   - Для тебя, для меня, но не для звезд, деревьев и птиц, которые знать
не знают о наших терзаниях. Но я не думаю, что  нам  оставят  жизнь,  мы
слишком опасны.
   - Сегодня мы  сдадимся,  а  завтра  Годой  переругается  с  бледными,
замахнется на Идакону или Атэв и все равно пустит в ход Оленя.
   - Ты ошибаешься, уж не знаю, к счастью или нет.  Нам  нужно  пережить
лишь сегодняшний день, день Светлого Рассвета,  затем  все  вернется  на
круги своя. Не стану читать тебе лекцию  по  Запретной  магии,  так  что
поверь на слово. Для того чтобы обойти  Барьер,  нужно,  чтобы  в  одной
точке  сошлось  множество  дорог  и  тропинок  от  положения  звезд   до
человеческих снов. Только тогда такая относительно слабая Сущность,  как
на время обретший что-то похожее на тело один из старых богов одного  из
миров, сможет пробить преграду, поставленную чуть ли не самим Творцом, и
туда устремится нечто, губительное и для Тарры, и для других миров.  Да,
да! Поглотив наш мир, чуждое рано или поздно прорвется в другие. Так  уж
вышло, что мир без богов  и  без  магии  оказался  самым  слабым  звеном
Барьера. Именно об  этом  и  предупреждает  Пророчество,  жаль,  что  мы
слишком поздно это поняли.
   - И сколько времени нам будет грозить это самое чуждое?
   - Искажающее заклятье,  открывающее  ему  пути,  проживет  до  захода
солнца, не долее, после чего Олень снова подчинится тем, кто питает его.
Он и его хозяева по-прежнему будут опасны, но с ними можно и нужно будет
бороться. Та же Герика, Эстель Оскора... Она  должна  остановить  Оленя,
возможно, она смогла бы  что-то  сделать  даже  сейчас,  но  до  Идаконы
слишком далеко даже  для  Гиба.  Да  и  слишком  драгоценна  она,  чтобы
рисковать ее жизнью сегодня и сейчас.
   - Что ж, война с нашей смертью  не  кончится,  -  на  лице  Арроя  не
дрогнул ни один мускул, но Эмзар понял, что  тот  принял  решение  и  не
отступится, - Феликс - хороший Архипастырь, Мальвани - готовый маршал, а
Шани - таянский король. Хорошо, что он пока в безопасности. Так же,  как
и Роман.
   - Рамиэрль мой наследник, - Эмзар сказал это так, что герцог понял  -
уговаривать эльфа исчезнуть из обреченной крепости бессмысленно, - он не
станет прятаться в болотах и не даст тем, кто с ним пришел.  Ты  сможешь
остановить армию Мальвани?
   - Конечно, не беспокойся, но не лучше ли тебе...
   - Не лучше, - Эмзар гордо вскинул  голову,  -  иногда  смерть  Короля
нужнее его жизни, к тому же, если нас не убьют до вечера, мы и  в  плену
сможем что-то сделать. Годой знает,  кто  сейчас  в  Кантиске,  если  он
кого-то не найдет, он пустит по следу своего монстра, а этого  допустить
нельзя.
   - А он не отправит его за Герикой?
   - Нет, так как Пророчество утверждает, что их силы равны.
   - Да, пожалуй, держа нас в руках, он попробует поторговаться с  теми,
кто остался в Эланде.
   - Ты решил?
   - Да, я выеду навстречу Годою, а те, кому я верю, откроют ворота.  Мы
сделаем это в последний момент. Люди готовы  к  битве,  рассчитывают  на
победу и могут расправиться с "предателями" на месте.
   - Согласен. Ты сам объяснишь все Шаде и Иоахиммиусу?
   - Да, но сначала я хочу собраться с мыслями.
   - Что ж, я тоже хочу вспомнить  обо  всем,  что  нужно  и  не  нужно.
Встретимся на рассвете у Малахитовых ворот.
   Эльф бесшумно исчез в зарослях монастырского сада - стройная,  легкая
тень, порожденная благоуханной летней ночью. Рене какое-то время смотрел
ему вслед, затем негромко окрикнул:
   - Жан-Флорентин, ты все слышал?
   - Разумеется, - последовал незамедлительный  ответ,  -  мой  слуховой
аппарат хоть и не столь совершенен, как, скажем, у  обыкновенной  кошки,
но все же много лучше, чем у почитающих себя венцом мироздания  двуногих
существ...
   - И что ты скажешь?
   Философский жаб перебрался с браслета на рукав и, забравшись по  нему
наверх, устроился на краю воротника, задумчиво скрестив лапы.
   - Логика подсказывает, что Эмзар верно оценил обстановку. Завтра  нас
ждет не бой с Михаем  Годоем  за  власть  над  Арцией,  а  конец  Света,
инспирированный не идентифицированными на данный момент силами. Сработал
тот самый неизвестный фактор, о котором я неоднократно предупреждал, так
как, исходя из причинно-следственной связи...
   - Жан, - прервал его адмирал, - у нас слишком мало времени и  слишком
многое нужно сделать. Я хочу попросить тебя об одной вещи.
   -  К  вашим  услугам,  -   жаб   изобразил   нечто,   долженствующее,
по-видимому, изображать рыцарский поклон.
   - Вы ведь ладите с Гибом?
   - Настолько, насколько  можно  ладить  с  созданием,  живущим  одними
эмоциями и не способным думать о Вечном. Впрочем, это не его  вина,  так
как вся история этих существ...
   -  Сейчас  не  до  родословной  Водяных  Коней.  Нужно   предупредить
Мальвани, и сделать это, кроме тебя, некому.
   - Нет! - жаб категорично  рубанул  воздух  лапой,  оставив  за  собой
огненную черту. - Я поклялся не оставлять тебя, и я сдержу слово.
   - Ты пойдешь, - устало повторил Рене, - потому что больше некому.
   - Не пойду!
   - Пойдешь! Я приказываю тебе, ты присягнул мне как своему сюзерену, и
твой рыцарский долг повиноваться.
   - Да, действительно, - жаб вздохнул, приняв оттенок красной яшмы, - я
присягал, и рыцарский долг меня обязывает. Я сделаю так, как ты хочешь.
   - А хочу я многого. Ты передашь Мальвани, чтобы он ни в  коем  случае
не пытался нас спасти. Его забота - армия и беженцы. Он должен вместе  с
уцелевшими эльфами запереться за Аденой и ждать. Мое завещание у  Герики
Ямборы, пусть она отдаст его Шандеру, когда тот  вернется.  Надеюсь,  он
привезет  подписанный  догово