орда!
     Томас искренне усомнился в заверениях насчет девушек. Они молодые парни, а все молодые парни спят и видят кого-то соблазнить, и дело вовсе не в испорченности. Впрочем, вполне возможно, что они переросли подобные забавы.
     - Можно мне поцеловать вас снова?
     - Это еще зачем?
     - Хочу проверить, будет ли сравнение с вашими кузенами в мою пользу.
     - Но это случилось очень давно, и мы были детьми, и...
     Он поцеловал ее. И на этот раз не простым прикосновением губ. На этот раз было чуть больше давления, чуть больше нежности и много-много тепла. Его руки легли на ее плечи, медленно притянули ближе. Потом он разомкнул губы.
     "В самом деле, разомкнул, - возмущенно подумала Мегги, - словно собирался заговорить, или положить в рот кусочек хлеба, или зарезать верхнее до, подобно миланскому сопрано.
     Она почувствовала, как его язык легонько вжимается в ее губы, но стиснула их изо всех сил и украдкой посмотрела на него. Его глаза были открыты. Заметив ее шокированный взгляд, он отстранился.
     Мегги не отскочила. Не дала ему пощечину. Просто стояла на месте, задумчиво взирая на него.
     - Все равно ужасно странно, - объявила она наконец, - Поскольку вы много лет жили за границей, милорд, возможно, забыли английские обычаи. Этот, во всяком случае, явно не английский. Вы открыли рот, коснулись языком моих губ, как нижней, так и верхней, и вроде бы даже лизнули их. В Англии такое наверняка не слыхано, только в каких-то чужих странах, где позволены всяческие бесстыдства.
     - Клянусь, Мегги, это вполне допустимая вещь, - пробормотал он, сдерживая улыбку, но, судя по ее лицу, она не совсем поверила.
     - Допустимая? Там, где вы жили все эти годы? Может, кто-то показал вам это еще в детстве? Там, где вы росли?
     - Да, но в данном случае наставления совершенно необязательны. Ну... разве только чтобы помочь молодому человеку стать немного опытнее. На самом деле главное - практика, как можно больше практики, хотя подобные веши вообще присущи природе многих людей и познаются в процессе.
     - Каком именно?
     - В процессе взаимных ласк. Поцелуи - это только начало и обычно зажигают пожар в крови.
     - Вот как?
     - Да, это самая обычная история. Даже в Китае все делается именно так.
     Он легонько гладил ее руки до самых запястий. Бархатная амазонка еще не совсем высохла.
     - Собственно говоря, Мегги, вам нужно кое-что знать, поскольку вы уже взрослая женщина.
     - Что же мне следует знать?
     - В Англии это тоже делается. Как в любой стране.
     - Вы уверены? Насчет языка?
     - О да.
     И тут она сообразила.
     Джереми, должно быть, тоже проделывает это с Шарлоттой. Открывает рот, когда ее целует. А она? Тоже открывает? Нет-нет, только не думать об этом!
     - Вы находите это неприятным?
     Мегги в задумчивости нахмурилась и прикусила нижнюю губу. Ему захотелось прикоснуться пальцем к этой пухлой губке, или... или провести по ней языком.
     - Нет, вовсе нет. Просто очень любопытным. О Боже, неужели мой отец и Мэри Роуз тоже так целуются? - с искренним ужасом выпалила девушка и, поняв, что проговорилась, зажала рот рукой. В эту минуту у нее сделалось такое лицо, будто она отдала бы все на свете, лишь бы взять слова обратно. Лишь бы не показать, что в голову приходят подобные мысли.
     Он снова сдержал смех.
     - Я не настолько порочен, чтобы рассуждать о супружеской жизни викария и его жены.
     - Вы правы. И мне следовало бы молчать, - со вздохом согласилась Мегги. - Смотрите, это не солнце выглянуло?
     - Да. И кажется, дождь прекратился.
     Она не знала, то ли радоваться, то ли огорчаться. Совершенно непонятное утро. Во всяком случае, необычное.
     - Интересно, выбрали бы теперь Макс и Лео победителем именно вас?
     - Наверняка, - без колебаний выпалил он.
     Она рассмеялась, но не громко и восторженно, а как-то вымученно, потому что не могла забыть прикосновение его губ... его объятия, большие ладони, гладившие ее: пугающее и все же завораживающее ощущение.
     Томас смотрел в ее запрокинутое лицо и думал: "Что же, я научил тебя кое-чему, и это манит и одновременно тревожит. Хорошее начало".
     Вслух же он беспечно бросил:
     - Наверное, для того, чтобы действовать наверняка, мне придется рассказать им превосходную историю о страшных, чешуйчатых, огнедышащих драконах, и безмозглых рыцарях, которым больше нечего делать, кроме как лезть в их пещеры и вызывать бедняг на бой.
     - Боюсь, Макса и Лео больше невозможно подкупить занимательными историями. Мало того, я даже не могу сказать, что может их теперь сбить с пути истинного. Они стали взрослыми, и я больше их не знаю. Проблема в мужском мозгу - веши совершенно таинственной и непредсказуемой. Похожей на большую спутанную массу сплошных недоразумений. Поверьте, я делала для них все, что могла. Макс собирается стать викарием, как папа, поэтому он не может быть очень уж большим грешником, верно?
     - Разумеется. Хотите сказать, что сами воспитывали братьев?
     - О да, пока отец не женился на Мэри Роуз. Тогда мне было десять. Настоящая великанша, куда выше и сильнее их! И если считала, что они заслуживают трепки, значит, вполне была способна оттаскать их за уши, что случалось довольно часто, поскольку мальчишки никогда не отличаются здравым смыслом. Да, им требовались строгая дисциплина и зоркий глаз. Лео был ужасным озорником. Никогда не забуду, как он вырезал ленту из спинки моего платья. За это толкнула его в колючий кустарник.
     Томас рассмеялся и осознал, что давно уже так не веселился.
     Они вывели лошадей из амбара. Пен торжествующе заржал, радуясь, что избежал опасности и остался цел и невредим.
     С деревьев капала вода, земля напоминала губку. Томас подсадил Мегги в седло и, дождавшись, пока она расправит юбки, сообщил:
     - Я слышал, как доктор Дрейфус уверял, что к концу недели Рори своими проделками перевернет весь дом.
     - Наверное. Позвольте еще раз поблагодарить вас, милорд.
     - Можете отблагодарить меня хотя бы тем, что станете называть по имени.
     - Ну, если вы так желаете... Хорошо. Томас. Прекрасное имя. Надежное. Я с радостью буду его произносить. И поскольку вы поцеловали меня и даже лизнули мои губы, думаю, я достаточно хорошо успела вас узнать.
     - Да, мне тоже так кажется. Знаете, доктор Дрейфус также хотел следовать присланные из Италии лекарства. Он попросил меня достать немного корня маринго, не настойки, а само растение, чтобы посмотреть, нельзя ли вырастить его в Англии. Только об этом и думает.
     Но Мегги почти не слушала его. Томас Малком не ее родственник. Они знакомы очень недолго, а он целовал ее с приоткрытым ртом.
     Он не Джереми.
     Она с трудом заставила себя оторваться от неуместных размышлений.
     - Еще один ребенок заболел злокачественной лихорадкой, и доктор Дрейфус немедленно применил ваше лекарство. Малышка Мелисса очень быстро поправилась.
     - Да, в деревне только об этом и говорят.
     - И поют вам дифирамбы. Мужчины пьют в трактире за ваше здоровье, а дамы рассыпаются в таких комплиментах, что у вас уши, должно быть, горят. Вы быстро превращаетесь в местного героя.
     - И мне это нравится, - объявил он, едва прикасаясь к ее ладоням. - Кстати, очень хотелось бы посмотреть на Ла-Манш.
     Мегги подняла лицо к бледному солнцу и улыбнулась.
     - Мне тоже.
     А что, если поцеловать его в ответ? Интересно, женщина тоже может приоткрыть рот? И даже коснуться языком губ мужчины?
     Мегги вздрогнула. Что-то подсказывало, что она вступает на неизведанную и, пожалуй, небезопасную почву. И при этом совершенно не уверена, стоит ли по ней идти.
     Она опять подумала о Джереми, о его поцелуях, которые наверняка свели бы ее с ума, и поморщилась от внезапной боли.
     - Возможно, вы расскажете подробнее, что именно говорят местные леди обо мне и моем великолепии, - предложил Томас. - Хотелось бы испытать, что это такое, когда уши горят. Раньше со мной этого не бывало.
     - Не думаю, что это такая уж хорошая идея, - пробормотала Мегги. - А вдруг вы слишком привыкнете к поклонению?
     С этим словами она ударила каблуками в бока кобылы.

Глава 9

     - Это, вне всякого сомнения, рекордный прыжок Клеопатры! - объявила Мегги, сверившись с линейкой. - Да, точно: три фута и около четырех дюймов. Превосходно, моя дорогая девочка!
     - Это все новый метод тренировок, Мегги, - заметил Aлек, напевая и поглаживая кошку. Клео выгнула спину и замурлыкала.
     "Почти то же самое проделал со мной Томас Малком. По крайней мере у меня хватило ума не извиваться и не мурлыкать".
     О Господи, лучше сосредоточиться на тренировке.
     Она обернула вокруг пальца длинный конец светло-желтой ленты, на добрый фут изодранной когтями игривой Клео, так что теперь по ветру развевались пять тоненьких жалких обрывков.
     - Она вполне способна побить Мистера Корка в эту субботу, - обронил Алек.
     - Но я работала и с Мистером Корком, и ты знаешь, что он более вынослив. Его привлекают запахи, вот я и попробовала на нем нечто новенькое: макрель. Изрезала, добавила немного чеснока и подсушила, а потом завернула в сетчатый мешочек. Он едва лапы не стер, пытаясь поскорее подобраться к ней и вдохнуть чудесный аромат.
     - Мегги, ты скоро превзойдешь братьев Харкер в изобретательности! Кстати, они выставляют на эти бега трех кошек.
     Никогда не стоит недооценивать их хитроумия, Алек. Я слышала, что Джейми, их старший конюх, сочинил новый лимерик <Шуточное стихотворение из пяти строк, где две первые рифмуются с последней.> для Черного Вихря. Представляешь: Джейми стоит на финишной черте и поет себе во все горло, а Черный Вихрь пулей летит к нему.
     - У Черного Вихря глаза ужасно злые, - заметил Алек задумчиво. - Думаю, Мистер Корк просто обязан показать ему, что почем. Нужно хорошенько поразмыслить, как лучше это сделать.

***

     Томас Малком внимательно слушал разговор. Черный Вихрь... прекрасно звучит. Есть в этой кличке нечто зловещее!
     Он присмотрелся к Мистеру Корку, лежавшему на солнце. Длинное мускулистое тело так и переливается белым с золотом: почти такой же оттенок, как розы в саду миссис Шербрук.
     У него самого никогда не было кошки, даже в детстве. Правда, в амбаре жили коты, настоящие хищники и знатные мышеловы.
     - Лорд Ланкастер, как я рада видеть вас! Любите топко нарезанный окорок? Гордость нашей кухарки. Надеюсь, вы пообедаете с нами?
     Он обернулся к миссис Шербрук, обходившей дом.
     - Добрый день, миссис Шербрук. Я просто заехал узнать, достаточно ли здоров Рори, чтобы тоже тренировать кошек. И совсем не хотел вам мешать.
     Мэри Роуз взяла его за руку.
     - Вы спасли моего сына, милорд. И я желаю, чтобы вы мешали нам, пока все мы вам до смерти не надоедим. Зовите меня Мэри Роуз.
     Мегги, услышав слова мачехи, энергично закивала.
     - Добро пожаловать, Томас. Как приятно, что вы выбрали время для визита. Когда я в последний раз видела Рори, он взбирался по решетке, отделявшей гортензии Мэри Роуз от ее же нарциссов, той самой, которая увита розами.
     Мэри Роуз едва не упала в обморок.
     - О нет, Мегги, скажи, что ты все это придумала! Решетка совершенно ненадежна. Если ты не соврала, клянусь, я больше не буду бегать за Рори и бесконечно благодарить Бога за его спасение! Нет, я соберусь с духом и хорошенько отшлепаю озорника! То есть если он окажется выше, чем на два фута от земли, я его отшлепаю. Милорд, увидимся в столовой через пять минут. Рори! Немедленно спускайся вниз!
     И Мэри Роуз, задрав юбки едва не до колен, бросилась в сад.
     Мегги добродушно усмехнулась.
     - Хороший знак. Она так тряслась над ним. Все боялась, что он снова не сможет дышать.
     - Тряслась? Звучит совсем неплохо, - покачал головой Томас.
     - Трястись в этом случае означает, что она то и дело гладит его, обнимает, тискает, закармливает лакомствами, доводя беднягу до белого каления. Понимаете, он очень самостоятельный парнишка и терпеть не может нежности.
     - Хотите сказать, что изобрели эту историю с решеткой только для того, чтобы вернуть ее на землю?
     - Ну, не сказала бы, что это чистая ложь. Может, Рори с тоской поглядывал на решетку. А может, и сделал к ней... шаг-другой. Но я в самом деле в восторге от вашего приезда. Кстати, ломтики окорока такие тонкие, что через них все видно. Никто не знает, как ей это удается. Домашние вечно стоят вокруг стола, на котором она режет окорок. Пойдемте. Можете не волноваться, что вас отравят. Единственная особа, на которую наша кухарка таит зло, - это мистер Сэмюел Притчерт, младший священник.
     - Тот тип с кислой физиономией, который не улыбается, даже когда ест яблочное пирожное?
     - Тот самый.
     - Он безнадежен.
     - Да. Но знаете ли, стоит ему взглянуть на кого-то, как этот кто-то немедленно выкладывает Сэмюелу всю подноготную. Мой отец не перестает этому удивляться.
     - В жизни не поверю.
     Мегги в ответ рассмеялась, взяла его за руку и потащила к крыльцу. По дороге они услышали, как Мэри Роуз кричит на Рори, который, по-видимому, все же влез на решетку, поскольку она кричала, что наподдаст ему, как только тот спустится пониже. Негодник ухитрился взобраться на целых восемнадцать дюймов и заслуживает хорошей порки!
     - Вот и рассуждайте после этого о природе обмана, - резонно заметила Мегги.

***

     В следующую среду явился Джереми, к счастью, без всякого предупреждения, ибо Мегги все это время не находила бы себе места, а так испытывала лишь невыразимую боль и тоску по тому, чему не суждено было случиться.
     Джереми Стэнтон-Гревилл был безоблачно счастлив. Так невероятно, поразительно счастлив. Он ходил как пьяный, с дурацкой улыбкой на лице. И источал довольство и радость. Все время потирал руки, гордый собой, своей жизнью, беспечный и абсолютно слепой, не замечавший той единственной, которая с радостью сделала бы для него то, что сделал сэр Уолтер Рэли для своей королевы Елизаветы, и бросила бы все до последнего плащи, которыми владела, к его ногам. Видеть его, сознавать, что он никогда не принадлежал и не будет ей принадлежать, было так мучительно, что Мегги хотелось забиться в укромный угол и плакать день и ночь. Но даже это было невозможно.
     Как истинный стоик, она терпела все и послушно растягивала губы в улыбке, слыша очередную шутку, даже если эта шутка больно ранила.
     Однако уже через час Мегги, глядя на него, была все меньше и меньше склонна разражаться слезами. Мало того, все меньше хотела, чтобы он смотрел на нее, только на нее, с сожалением и жаждой в прекрасных глазах. Все меньше желала, чтобы он осознал свою трагическую ошибку, навеки их разлучившую.
     Нет, всего через час Мегги была готова поколотить его, но вместо этого принялась раздраженно барабанить пальцами по подлокотнику кресла, краем уха слушая бесконечные дифирамбы дражайшей Шарлотте, его прекрасной элегантной Шарлотте, такой милой, такой умной, воплощению совершенства, безупречному идеалу женственности. С Шарлотты разговор перешел на племенную ферму, и выяснилось, что у последней тоже немало достоинств, более того, она образец для всех остальных ферм.
     И все это продолжалось без конца, даже после ужина, когда взрослые пили чай в гостиной. Джереми не умолкал ни па минуту, превознося жену и ферму, так что под конец было трудно понять, кого он имеет в виду. Мегги поняла, что это кончится, только когда кому-нибудь вздумается его пристрелить. Лично она была готова взять в руки пистолет.
     Идиотское хвастовство пошло уже по пятому кругу. Пятому кругу ада.
     Он, конечно, по-прежнему красив, спору нет, и ее сердце по-прежнему болит и томится, но всему есть предел.
     Мегги, чтобы не взорваться, подобралась к пианино и разразилась бурей бравурных аккордов, чтобы заглушить его бесконечные похвалы себе и всему, чем он владеет безраздельно. Но Джереми не унимался. Тайсон учтиво улыбался, но, на взгляд Мегги, выглядел несколько рассеянным: вполне возможно, сочинял проповедь к следующему воскресенью, сохраняя при этом вид гостеприимного хозяина. Мэри Роуз непрерывно похлопывала Джереми по руке, словно желая поздравить его с успехами, но наделе, вероятно, просто удерживаясь, чтобы не надавать пощечин.
     Деревянные пальцы Мегги кое-как справились с последним арпеджио сонаты Скарлатти, ударили по последней клавише, возможно, с несколько большей силой, чем необходимо, но особого значения это уже не имело. Она немного переждала, чтобы понять, отклонился ли наконец разговор от идеальной Шарлотты и идеальной племенной фермы.
     Не отклонился.
     Мегги вскочила с табурета и очень громко осведомилась:
     - Как поживают дядя Райдер и тетя Софи?
     Джереми, в этот момент детально описывавший каждое усовершенствование, введенное на его ферме, - подумать только, всего за три месяца, - и свои планы в отношении Лео, даже растерялся.
     - Что? О, прекрасно, прекрасно.
     Он улыбнулся, и сердце Мегги куда-то покатилось. Ад проклятый!
     - Кстати, Райдер упоминал, что молодые Шербруки взяли Оксфорд штурмом, поэтому, когда от Грейсона приходит письмо, он со страхом вскрывает конверт, опасаясь худшего.
     Улыбка вновь засветилась самодовольством.
     - Ты ведь любишь скакать верхом, Мегги? Я уже говорил, что Шарлотта обожает ту кобылку, которую я для нее купил? Изумительная кобылка, с белой звездочкой на морде. Так же прелестна, как сама Шарлотта. Я, разумеется, хочу получить от нее потомство. Ее зовут Дидона, весьма подходящая кличка, не находите?
     - Нет, - отрезала Мегги. - Стремясь избавиться от мужа, Дидона сложила погребальный костер, ударила себя кинжалом и бросилась в огонь.
     Озадаченный, Джереми нахмурился.
     - А я думал, что она основала Карфаген, деяние, на которое способны и Шарлотта, и кобыла. То есть они тоже станут основательницами династии.
     - Верно, но Дидона убила себя.
     - Хм-м, - протянул Джереми, - если подумать хорошенько, вряд ли я позволю Шарлотте ездить верхом чересчур много, тем более что она носит мое дитя.
     - Но это и ее дитя тоже, - резонно заметила Мегги, хотя голос ее повысился ровно на октаву. - Именно на ее долю выпали все испытания.
     - Ну да. Но она постоянно твердит, что приносит мне самый драгоценный дар и что малыш обязательно будет мальчиком, поскольку я хочу именно мальчика.
     Он расплылся в бессмысленной самодовольной улыбке. Просто тошнотворно!
     Сердце больше не сжималось от боли и сожаления. Постукивая пальцами по прелестному пианино из вишневого дерева, Мегги процедила:
     - По-моему, самое главное - чтобы ребенок родился здоровым и сумел выжить первые несколько месяцев на этой благословенной земле. Лично мне было бы совершенно все равно, кто родится: мальчик или девочка. - И еще громче добавила:
     - Может, Шарлотта сама решит за себя, когда оставить верховую езду и дать отдохнуть своей красавице кобыле, названной в честь той, что убила себя.
     Джереми ответил улыбкой, которую всего четыре часа назад она считала самой обольстительной во всем христианском мире. Теперь же эта улыбка казалась самоуверенной и высокомерной.
     - Мегги, именно ко мне, как к законному мужу, Шарлотте пристало обращаться за советом и наставлениями, поскольку именно я знаю, что для нее всего лучше.
     Какой прекрасный родитель выйдет из тебя, Джереми! - похвалила Мегги с улыбкой, столь же искусственной, как нога мистера Маккардла, - тем более что, женившись на Шарлотте, ты успел достаточно напрактиковаться в вопросах воспитания. Но знаешь, не могу понять, почему так уж пристало обращаться со своей женой как с младенцем и недоумком.
     - Шарлотта - младенец?! Недоумок?! Какой вздор! А, понимаю, ты шутишь!
     Пытаясь унять тошноту, Мегги сыграла новую вещь, краем глаза наблюдая за мачехой. Та недоуменно склонила голову набок, так что роскошная масса вьющихся рыжих волос рассыпалась по руке, и, очевидно, гадала, что это творится с падчерицей и почему она ни с того ни с сего грубит гостю.
     Мегги перестала играть как р