у, - мягко приказал граф. - Я скоро буду.

***

   Граф бесшумно переступил порог  библиотеки,  где  уже  стояли  Скарджилл,
Франческо, двое матросов и пленник, в грязной, промокшей  от  дождя  одежде.
Немного помедлив, Энтони осведомился:
   - Джакомо?
   Мужчина резко обернулся. Заросшее щетиной лицо исказилось от  страха.  На
вид ему было лет тридцать, не больше. Залитые кровью штаны облепили ноги.
   - Добро пожаловать на виллу Парезе, Джакомо, - продолжал  граф,  спокойно
оглядывая пленника.
   - Не знаю, почему ваши головорезы притащили меня сюда, - огрызнулся  тот,
не сводя с графа настороженного взгляда.
   - Он упал с лошади, милорд, - вмешался Доннетти, - неподалеку  от  лачуги
Ванноне. И мы нашли вот это.
   Он вытащил из кармана плаща черную маску.
   - Вот как! Ты, вероятно, торопился на маскарад, друг мой?
   Граф медленно приблизился к письменному столу, оперся о  тумбу  и  сложил
руки на груди.
   - Да, синьор, - поспешно подтвердил наемник. - Прошлой ночью  моя  сестра
устроила вечеринку, и я не успел выбросить маску.
   - Сестра, Джакомо?  Позволь  мне  усомниться  в  твоих  словах,  приятель
Создание,  подобное  тебе,  не  может  иметь  сестер.  Говоря   по   правде,
сомневаюсь, что ты вообще знаешь своих родителей.
   Джакомо затаил дыхание и попятился назад. Граф кивнул Франческо, Доннетти
и его люди схватили негодяя и грубо завернули ему руки за спину.
   - Осторожно, не обижайте нашего гостя.  Неужели  вы  не  видите,  что  он
повредил ногу? Как ты беспечен, Джакомо! Расскажи-ка, что ты делал  сегодня.
Нам не терпится узнать, - невозмутимо продолжал граф.
   - Ничего! Я скакал  в  Геную,  когда  эти  мерзавцы  схватили  меня.  Что
касается раны.., я случайно выстрелил в себя, когда чистил пистолет.
   - Лживая тварь! - прошипел Доннетти, но граф нахмурился,  и  он  счел  за
лучшее промолчать. Энтони поднял со стола блестящий стилет, осторожно провел
пальцем по лезвию и,  неожиданно  шагнув  вперед,  взмахнул  рукой.  Рубашка
Джакомо распалась на две части. Он взвизгнул, скорее от испуга, чем от боли.
На груди у него появился кровавый крест.
   - Я ничего не сделал! - простонал наемник, но тут же  застыл  -  в  спину
уперлось дуло пистолета.
   - Скажи,  Джакомо,  -  задумчиво  осведомился  граф,  -  сколько  человек
потребовалось, чтобы держать ее?
   Джакомо нервно облизнул губы. Граф - сущий дьявол с ледяной кровью!
   - Сколько? - вкрадчиво настаивал граф. Джакомо скосил глаза на красный от
крови кончик стилета.
   - Трое, - прохрипел он, чуя, что смерть близка. Надежд на пощаду никаких.
   -  Хочешь  сказать,  что  трое  прижимали  ее  к  земле,  пока  четвертый
насиловал? Джакомо молча кивнул.
   - Как звали того, которого я убил?
   - Джулио.
   - А Андреа, ваш главарь..,  именно  он  разорвал  ее?  Джакомо,  внезапно
смутившись, покачал головой и бессвязно пробормотал:
   - Разорвал? Нет, это, должно быть, Джулио! Она была слишком скользкой,  и
он взял ее сзади.
   - О Боже! - отчаянно взмолился про себя  Скарджилл,  видя,  как  побелело
лицо хозяина. Сейчас он вонзит стилет в грудь подлого негодяя!
   Шотландец замер,  ожидая  удара,  но  длинные  пальцы  графа  по-прежнему
ласкали блестящее лезвие.
   - Снимите с него одежду.
   Синьор Доннетти непонимающе уставился на графа.
   - Немедленно, - резко приказал тот. - Я желаю  видеть  этот  великолепный
образец мужской породы.
   Джакомо пытался сопротивляться, но  уже  через  несколько  минут  остался
обнаженным. Энтони оглядел наемника с головы до ног, и тот затрепетал.
   - Как необычно, - заметил наконец граф, - на твоем члене тоже  кровь.  Ты
не находишь это странным, Франческо?
   - Да, милорд, - простонал синьор Доннетти, не отрывая взгляда  от  вялого
пениса Джакомо.
   - И татуировка у  тебя  на  руке.  Змея,  обвившая  меч.  Твой  приятель,
которого вот-вот начнут пожирать черви, тоже обзавелся такой.  Твоя  карьера
bravi оказалась успешной?
   - Наемный убийца! - потрясенно охнул Скарджилл.
   Джакомо не ответил.
   - Я спрошу тебя только один раз: кто нанял тебя и твоих сообщников?
   Джакомо знал, что обречен. Он вел жизнь  наемника  вот  уже  пять  лет  и
сознавал, что умрет страшной смертью, если предаст неписаные  законы  bravi.
Кроме того, только Андреа знал имя человека, заплатившего им.
   Негодяй снова облизал сухие губы и приготовился  умереть.  Умереть  всего
лишь потому, что его угораздило свалиться  с  лошади.  На  этот  раз  судьба
сыграла с ним злую шутку.
   - Не знаю, - выдавил он, вынуждая себя выпрямиться и расправить плечи.
   - Имя четвертого наемника? Джакомо покачал головой.
   - Ты, оказывается, глуп, Джакомо. Правда, мой друг, Хар эль-Дин ничего не
имеет против глупых мужчин.., но только если они перестают быть мужчинами.
   Граф с преувеличенным вниманием уставился на чресла Джакомо.
   - Возможно, пирату понадобится еще один  евнух  для  гарема.  Ты  станешь
толстым  и  ленивым,  Джакомо,  зато  сможешь  до  конца  жизни   любоваться
прекрасными женщинами. Если, конечно, выживешь.
   Стилет мелькнул  в  воздухе,  и  Джакомо  вскрикнул.  На  животе  у  него
появилась тонкая багровая полоска, с которой медленно закапала кровь.
   - Крепись, друг мой. Я не хочу, чтобы ты умер. Зато вечно будешь помнить,
каково  наказание  за  насилие  над  женщиной,  особенно  если  эта  женщина
принадлежит другому.
   Граф занес над ним стилет. И без того слабый разум Джакомо  не  выдержал.
Громко завопив, он с неожиданной  силой  вырвался  и  выхватил  у  Франческо
пистолет.
   Громкий выстрел раскатился  по  комнате,  эхом  отдаваясь  от  отделанных
панелями стен. Лицо Джакомо исказила ужасная гримаса. Он навзничь рухнул  на
пол, заливая кровью ковер.
   Граф швырнул стилет на стол и  выпрямился.  Бесстрастно  оглядев  зияющую
рану, он переступил через мертвеца.
   - Жаль, - только и сказал он и, направляясь к порогу, бросил через плечо:
   - Унесите эту шваль. Меня от него тошнит.

Глава 19

   Чьи-то пальцы впивались  в  нее,  жадные  грязные  пальцы  с  обломанными
ногтями, рвущими плоть. Касси вскрикнула  и  постаралась  высвободиться,  но
лишь беспомощно всхлипнула, когда ее  бедра  грубо  раздвинули  и  насильник
ворвался в нее.
   - Касси! Любимая, проснись!
   Граф тряс ее за плечи, пытаясь помочь  вынырнуть  из  темной  бездны,  но
Касси почему-то не могла остановить душераздирающие рыдания, подступавшие  к
горлу.  Ночная  сорочка  прилипла  к  влажному  от  пота  телу,  однако  она
неудержимо дрожала в ознобе.
   Сильные руки сомкнулись вокруг нее, и Касси, ощутив  на  щеке  тепло  его
дыхания, приникла к груди Энтони, ожидая, пока ледяной  ужас  разожмет  свои
тиски.
   - Снова кошмар? - осторожно спросил он,  прижимая  ее  к  себе,  и  Касси
прерывисто вздохнула.
   - Да.
   Граф  пригладил  ее  растрепанные  волосы  и  бережно  уложил,  помня  об
ушибленных ребрах. В тусклом свете раннего утра ее глаза казались  огромными
и черными.
   - Все позади, Кассандра, и ты в  безопасности.  Клянусь,  ничего  плохого
больше с тобой не случится.
   Приподнявшись на локте, он пристально всмотрелся в нее.
   - Тебе больно?
   - Пожалуйста, сделай так, чтобы это кончилось, - запинаясь,  пробормотала
она. - Я не вынесу.., все повторяется снова и снова, совсем, как наяву...
   - Знаю. Не в моих  силах  это  прекратить,  но,  думаю,  чем  быстрее  ты
расскажешь все, как было, тем быстрее забудешь этот ужас.
   Касси нерешительно взглянула на него. В  темных  глазах  графа  светилась
безграничная нежность, но девушка опустила голову.
   - Ты можешь мне все рассказать? - повторил Энтони.
   Касси отрицательно покачала головой. Теперь она была почти рада боли,  не
оставлявшей ей времени на раздумья. Граф не решился настаивать. Прошло всего
два дня после случившегося, и кошмары продолжали мучить ее.
   - Хочешь еще опия, сага?
   "По крайней мере, - подумал Энтони, -  она  позволяет  мне  заботиться  о
ней".
   - Нет, от него я все время чувствую себя одурманенной.
   Энтони кивнул и легонько поцеловал ее в лоб.
   - Я не желаю твоей жалости! - внезапно разозлилась она,  ненавидя  в  эту
минуту себя и его. Нет, она, конечно, ничего не скажет ему: узнав правду, он
с отвращением отвернется от нее - ведь сама Касси испытывала по отношению  к
себе только брезгливость.
   - Жалости? - переспросил граф, удивленно хмурясь.
   Касси закрыла лицо руками.
   - Я знаю, ты, должно быть, презираешь меня  и  поделом  -  ничего,  кроме
омерзения, я недостойна. Пятеро мужчин забавлялись со мной.
   У графа перехватило дыхание. Пятеро! Нет, их было четверо! Жозеф  говорил
так уверенно!
   - Кассандра, ты сказала пятеро, но их было четверо!
   Касси оцепенела. Она сама не сознавала,  что  говорит,  и  хотя  пыталась
припомнить яснее, мысли путались.  Только  в  кошмарах  к  ней  возвращалась
память.
   - Пусть он вечно гниет в аду, - медленно выговорила она.
   - Кто? - охнул граф, садясь.
   Касси моргнула и уставилась в какую-то точку за плечом графа.
   - Там был пятый.., их главарь. Жозеф лежал без сознания, и я считала, что
он мертв. Когда я умоляла этого человека позаботиться о  нем,  тот  ответил:
"Пусть он вечно гниет в аду".
   - Так Жозеф не видел его?
   - Нет, он пришел позже. - Образ неизвестного расплывался перед глазами. -
Он чем-то отличался от остальных.., и не насиловал  меня.  Но  именно  этот,
пятый, приказал нас убить.
   - Чем он отличался, сага? - спросил  граф,  вынуждая  себя  говорить  как
можно спокойнее. Касси беспомощно покачала головой:
   - Не знаю.., не могу вспомнить.
   - Это не имеет значения, Касси, - мягко шепнул граф.
   - Жозеф сказал, что ты убил двоих, Джулио и Джакомо.
   Касси вспомнила серое от боли лицо корсиканца. Граф принес ее  в  спальню
Жозефа и даже оставил их на несколько минут наедине.
   - Что еще Жозеф говорил тебе?
   - Что эти люди - bravi. У каждого татуировка на  руке  -  змея,  обвившая
меч.
   Широко раскрытые синие глаза с недоумением уставились на графа.
   - Но кому понадобилось убивать нас?
   - Не знаю, Кассандра, но обязательно найду остальных и добьюсь признания,
- пообещал граф и, слегка улыбнувшись, добавил:
   - Кажется, Жозеф - настоящий кладезь сведений.
   - Он выживет?
   - Не знаю, Кассандра. Жозеф уже не молод, а рана тяжелая.
   Касси поскорее отвернулась, чтобы  скрыть  готовые  хлынуть  слезы.  Граф
погладил ее по голове:
   - Может, попробуешь заснуть, сага? Но ядовитая горечь  внезапно  затопила
сердце. Касси, задохнувшись, пробормотала:
   - Ребенок. Я потеряла ребенка.
   Энтони судорожно прикусил губу, боясь выплеснуть бессильную злобу на тех,
кто осмелился сделать такое с женщиной, которую он любил.
   - Кассандра, послушай, - с трудом выговорил он наконец. - Мне  жаль  наше
дитя, но ты для меня важнее всего на свете. Пожалуйста, поверь мне и  забудь
о своей несуществующей вине. Главное - ты жива, и я люблю тебя. Остальное не
имеет значения.
   Одинокая прозрачная капля сорвалась с  ее  ресниц  и  поползла  по  щеке.
Энтони быстро смахнул ее.
   - Подумай, сага, - пошутил он, - как только ты поправишься, снова сможешь
в  любую  минуту  дать  мне  нагоняй,  если  посчитаешь,  что  я  становлюсь
невыносимым тираном.
   Касси проглотила слезы и вынудила себя улыбнуться.
   - Ты всегда будешь тираном, - прошептала  она,  уткнувшись  носом  ему  в
ладонь.

***

   На следующее утро синьор Биссоне, уставший  и  угрюмый  после  очередного
визита к Жозефу, постучал в дверь  спальни,  где  граф  сидел  подле  Касси.
Накануне вечером доктору пришлось  покинуть  виллу,  чтобы  принять  роды  у
Катерины Пизани. Дав жизнь маленькому сыну, женщина умерла  на  рассвете  от
потери крови.
   - Просто поразительно, - пробормотал  он,  покачивая  головой,  -  почему
Господь   в   своей   бесконечной   милости   предпочел    загасить    жизнь
девятнадцатилетней девочки.
   - А Жозеф? -  резко  спросил  граф.  Синьор  Биссоне  извинился  за  свою
невольную бестактность и печально нахмурился:
   - Милорд, будь он молод и здоров, его лихорадка тревожила бы меня меньше.
Я,  конечно,  удалил  гной  из  раны.  Но  у  корсиканца  не  было   времени
восстановить силы. Он стар, ваша светлость.
   - Что вы хотите этим сказать? - нетерпеливо спросил граф.
   - Он не выживет.
   - Нет! Этого не может быть! Касси вскочила, прижимая  к  себе  одеяло,  и
лихорадочно затрясла головой:
   - А я говорю, он поправится! Я  сама  стану  ухаживать  за  ним!  У  него
сильная воля, он не позволит лихорадке убить себя, когда даже эти негодяи не
смогли его прикончить!
   Задохнувшись от возмущения, она замолчала.  Доктор  с  каким-то  странным
выражением уставился на нее.
   - Ты говоришь по-английски, Кассандра.
   - Простите, - промямлила она.
   - Синьорина говорит, что при надлежащем уходе Жозеф может поправиться.
   Синьор Биссоне осторожно поставил на стол  хрустальный  бокал  и  отвесил
поклон графу.
   - Вполне возможно, ваша светлость, - сухо заметил  он.  -  Я  велел  этой
женщине - Марине поить его отварами.  Если  ему  станет  хуже,  я,  конечно,
немедленно вернусь. Но так или иначе, сегодня вечером я снова его осмотрю.
   - Только вечером?!
   Доктор мрачно воззрился на молодую женщину. Он не знал, кем она доводится
графу, но, по-видимому, придется проявить снисходительность, хотя  бы  из-за
состояния несчастной. Слишком много ей пришлось пережить!
   - Боюсь, в этом случае медицина бессильна, синьорина.
   - А я  боюсь,  ваше  отношение  к  больному  не  имеет  ничего  общего  с
медициной.
   Граф заметил, как врач оскорбленно поджал губы, и поспешил вмешаться.
   - Я знаю, вы делаете все, что можно, - вкрадчиво начал он. -  Мой  лакей,
Скарджилл, обладает немалым опытом в лечении подобных  лихорадок.  Благодарю
вас, синьор, за помощь.
   После ухода доктора  граф  обернулся  к  Касси,  намереваясь  сделать  ей
выговор, но, увидев ее потрясенное лицо, тотчас же прикусил язык.
   - Пожалуйста, отнеси меня в комнату Жозефа, - попросила она.
   Граф завернул ее в тяжелое одеяло и осторожно поднял на  руки.  Несколько
часов спустя, когда Жозеф наконец впал в беспокойный сон, Энтони отнес Касси
назад.
   - Не хочу, чтобы ты переутомлялась, малышка. Тебе пора немного отдохнуть.
   И отвечая на ее невысказанный вопрос, кивнул:
   - Я останусь с ним.
   Граф взглянул на часы, стоявшие в комнате Жозефа.  Было  четыре  утра,  и
Кассандра наконец задремала.
   Энтони всмотрелся в  лицо  корсиканца.  Раненый  неровно,  тяжело  дышал.
Впалые щеки горели от жара. Сухая,  сморщенная  кожа  напоминала  пергамент.
Граф впервые осознал, что Жозеф  действительно  старик.  Он  и  без  доктора
понимал, что корсиканцу  не  протянуть  долго.  Горло  сжала  спазма,  глаза
подозрительно защипало. Энтони взял бессильно повисшую  руку  Жозефа  и  еле
слышно сказал спящему:
   - Я не хочу терять тебя, дружище. Мы много лет были вместе.  Помнишь  тот
вечер,  когда  синьор  Доннетти,  пьяный  до  беспамятства,  подслушал,  как
испанский капитан хвастался своей отвагой и смеялся над трусостью генуэзцев?
А ты, храбрый  дурачок,  рисковал  жизнью,  спасая  его  от  пяти  испанских
матросов, решивших вышибить мозги итальянцу!
   Граф немного помолчал, вспоминая, как  Франческо,  человек  сдержанный  и
молчаливый,  смеялся  и  сыпал  ругательствами,  когда  Жозеф   тащил   его,
связанного по рукам и ногам, на "Кассандру",  стоявшую  на  якоре  в  гавани
Кадиса.
   - Помню.
   Энтони вскинул голову, уставился в затуманенные болью глаза Жозефа  и,  к
собственному потрясению, заметил в них веселые искорки. Раненый  рассмеялся,
но тут же закашлялся.
   - Бедняга Франческо, он до того допился, что даже не  понял,  как  велика
опасность. После той ночи он несколько дней клял меня,  называя  надоедливым
ослом, который вечно лезет не в свое дело.
   - Франческо будет здесь завтра или послезавтра. Он в Палермо.
   Пальцы Жозефа чуть сильнее сжали руку Энтони.
   - Жаль, что я больше не увижу его. Вы  передайте  ему,  что  это  он  был
дураком, хорошо?
   - Лучше ты сам все скажешь,  дружище.  Надсадный,  хриплый  кашель  снова
вырвался из груди Жозефа. Раненый так ослабел,  что  стал  задыхаться.  Граф
быстро приподнял его и держал, пока не прошел приступ.
   - Не сдавайся, Жозеф. Кассандра все время твердит доктору Биссоне о твоей
несгибаемой воле.
   Он зарылся лицом в седую шевелюру старика, не в  состоянии  вымолвить  ни
слова.
   Жозеф вздохнул, и граф осторожно опустил его на подушки.
   - Это у мадонны непреклонная воля, ваша светлость. Я хотел бы, чтобы  мое
заживо гниющее тело обрело вечный покой, но  она  и  помыслить  об  этом  не
может. Я пытался сказать ей, что уже стар, что доволен своей долей,  но  она
упрекает меня и отказывается слушать. -  На  потрескавшихся  губах  заиграла
улыбка.
   - Она очень любит тебя, Жозеф, как, впрочем, и я.
   - Мадонна еще не сталкивалась со смертью по-настоящему близкого человека.
Нет, не упоминайте о ее отце. Он, должно быть, просто  мерзавец,  хотя  она,
конечно, так не думает.
   Граф видел, что каждое слово дается ему с огромным трудом.
   - Отдохни, Жозеф. Мы еще поговорим, после того как к тебе вернутся силы.
   - У меня больше не осталось сил, ваша светлость. Вы же не  слепой,  и  не
стоит заблуждаться относительно моей участи.
   Жозеф на несколько минут замолчал, а когда заговорил снова, граф  увидел,
как решительно сверкнули его потускневшие глаза.
   - Я пытался говорить с ней о том, что произошло. Вы должны  исцелить  ее,
ваша светлость. Она мужественная девочка и  притворяется,  что  жажда  мести
вытеснила из души страх. Но это не правда - Знаю.
   - Обладай Мария таким же неукротимым духом, возможно, моя Жизнь  была  бы
совсем другой. Берегите ее, милорд. Она пока сама не понимает, что ее судьба
связана с вашей.
   Граф медленно кивнул.
   - Жозеф, - начал он, но тоска снова сдавила грудь.
   - Спасибо за то, что ублажили прекрасную  Забетту.  Мне  не  хотелось  бы
кончить жизнь евнухом в гареме Хар эль-Дина. Прощайте, милорд.
   - Нет!
   Короткое слово взрывом отдалось в ушах графа, хотя с  губ  сорвался  лишь
еле слышный шепот. Он оцепенело смотрел на руку Жозефа, недвижно лежавшую  в
его ладони. Глаза  корсиканца  казались  ясными,  но  незрячими.  Боль  ушла
навсегда. Энтони осторожно опустил веки покойного.  Он  не  помнил,  сколько
времени  просидел,  глядя  на  Жозефа.  На  сердце  тяжким   грузом   давили
невысказанные слова.
   Наконец Энтони поднялся и прикрыл одеялом лицо усопшего.
   - Прощай, старый друг, - вздохнул он и задул единственную свечу. Выйдя из
комнаты, Энтони направился в сад и сел на мраморную скамью. Тонкий серп луны
освещал дорожки. Только на рассвете граф поднялся, размял затекшие члены  и,
вздохнув, взглянул на окна спальни.
   - Кассандра.
   Кто-то тряс ее за плечи. Глаза  Касси  широко  открылись.  Она  безмолвно
воззрилась на Энтони, боясь заговорить, словно зная, почему он ее разбудил.
   - Все кончено, сага. Пойдем, нужно попрощаться.
   - Когда?
   - Около часа назад. Он отошел спокойно, Кассандра.  Последние  его  слова
были о тебе.
   Энтони помог ей подняться и надеть пеньюар. Он ожидал слез  и  проклятий,
но лицо девушки было спокойным и замкнутым. Он  оставил  их  наедине.  Когда
Касси наконец вышла из комнаты, глаза ее были холодны и бесстрастны.
   - Ты поможешь мне пойти на похороны, хорошо? - только и спросила она.
   - Да, Кассандра, - кивнул Энтони и понес ее обратно в спальню.

***

   Касси плотнее закуталась в черный бархатный плащ, но промозглая  сырость,
казалось, проникала до самых костей. Она тяжело опиралась на  руку  графа  -
ноги отказывались ее держать.
   "Мы все похожи на черных ворон, - подумала девушка, осматриваясь. -  Даже
священник".
   Синьор Доннетти и вся команда яхты стояли вокруг могилы, склонив  головы.
Чезаре тоже приехал, как подозревала Касси, из ува