ва зазвучал смех, чтобы  там  стало
так же шумно и  весело,  как  в  любом  другом  многолюдном  жилище.  Споры,
перебранки, шутки, потасовки, крики детей - вот какой должна быть нормальная
жизнь. А с гнетущим холодом и оцепенением, которые принес  с  собою  Варрик,
должно быть покончено.
   - Итак, ты хочешь поговорить о Кальдон? Он  продолжал  хранить  молчание,
пока они не отошли туда,  где  их  не  смог  услышать  никто  из  обитателей
Кинлоха. Здесь Варрик наконец заговорил.
   - Нынче утром выдалась хорошая погода, - сказал он.  -  Солнечная.  Чесса
рассмеялась:
   - Бьюсь об заклад, что это ненадолго. Здесь всегда так. Всякий раз, когда
я начинала верить, что солнце будет светить ярко и долго, появлялся туман  и
за несколько минут заволакивал все. Хочешь, побьемся об заклад, Варрик,  что
и на этот раз будет точно так же?
   - Почему ты не называешь меня господином?
   - Ты мой тесть. Для чего мне называть тебя господином? Разве не ясно, что
я и так чту тебя, поскольку ты отец моего мужа?
   Он поглядел на нее так, словно хотел придушить. - Я согласен  побиться  с
тобой об заклад, что солнце нынче будет светить ярко и долго, - сказал он, и
тут Чесса заметила, что его тонкие белые руки сжаты в кулаки.  -  И  если  я
выиграю, ты должна будешь кое-что для меня сделать.
   - Что именно?
   - Я хочу, чтобы ты родила от меня ребенка.
   - - Что?! - Она смотрела на него, широко раскрыв глаза.  От  несказанного
удивления все остальные слова вылетели у нее из головы. - Что?!
   - Я не могу убить своего собственного сына и взять тебя в  жены.  Поэтому
ты просто станешь моей наложницей и родишь от меня ребенка, а Клив ничего не
узнает. Ребенок, который родится у нас  с  тобой,  Чесса,  будет  еще  более
могущественным волшебником, чем я или твой отец. Родить его - это твой  долг
перед той великой древней силой, что сокрыта от  смертных,  ведь  наше  дитя
унаследует способности, каких еще не было ни у кого. Забудь об  этом  глупом
пари. Я жалею, что предложил его. То, о  чем  я  прошу  тебя,  очень  важно,
важнее тебя или твоего мужа, важнее всего на свете.  Скажи  мне,  Чесса,  ты
согласна? Согласна стать моей наложницей и родить мне сына,  который  станет
великим чародеем?
   Чесса, по-прежнему не сводя с него пристальных глаз, спокойно сказала:
   - Стало быть, Клив был прав. Ты  хотел  убить  Аргану,  чтобы  заполучить
меня. А что ты собирался делать потом? Убить своего собственного сына?
   - Нет, Клив заблуждался. Я желал убить Аргану, потому что это был  вопрос
чести. Я хочу тебя, Чесса, это правда, но я вовсе не собираюсь  делать  тебя
своей женой, так как ты замужем за Кливом. Ответь же  мне:  согласна  ли  ты
родить от меня ребенка?
   Что же ей сказать ему? Как поступить? Она  сделала  над  собой  усилие  и
спокойно сказала:
   - Возможно, когда-нибудь в будущем, Варрик, но не сейчас.
   - Нет, мы не можем ждать. Ведь люди так недолговечны.  Ты  должна  зачать
моего ребенка сейчас.
   - Я не могу этого сделать, Варрик, - все так же спокойно ответила Чесса и
улыбнулась ему. - Я уже ношу под сердцем ребенка. Ребенка Клива.

***

   - Что? Ты беременна? - растерянно переспросил Клив, глядя на  нее  сверху
вниз. В его мозгу сразу  же  зароились  беспорядочные  воспоминания,  и  все
слова, кроме слова "беременна", разом выскочили из  головы.  Только  что  он
страстно целовал ее, ласкал ее груди, и вдруг она  без  всякого  предисловия
выпалила эту новость. Клив потряс головой и подпер  рукой  подбородок,  хотя
это было не очень-то легко сделать, поскольку он лежал на Чессе.
   - Что, Чесса, опять? Ты опять беременна от меня? А я-то думал, что ты уже
бросила эти игры. Одно хорошо - по крайней мере  на  сей  раз  ты  не  стала
утверждать, что беременна от Рагнора.
   - Выслушай меня, Клив, и ты поймешь, что у меня не было  другого  выбора.
Твой отец вознамерился переспать со мной и сделать мне ребенка.
   - Что?!
   Клив с такой силой хлопнул себя ладонью  по  лбу,  что  чуть  не  потерял
равновесие.
   - О всемогущие боги, за что мне такое наказание! Я уже почти взобрался на
вершину наслаждения, и вдруг ты говоришь, что  мой  собственный  отец  хочет
прижить с тобой ребенка! Чтоб ему провалиться, он же старик! Клянусь богами,
за такое оскорбление я перережу ему горло! Теперь я  вижу,  что  он  так  же
вероломен, как Рагнор, только умнее его, хотя обратиться к тебе  с  подобным
предложением было не очень-то умно. Так он, стало быть,  хочет  переспать  с
тобой? За это я убью его, Чесса, и не вздумай мне перечить!
   - О нет, Клив, я не стану тебе перечить Я только попрошу  тебя  выслушать
меня до конца. Варрик хочет сойтись со мной вовсе не потому, что  он  желает
меня, а потому, что он всей душой верит, будто ребенок, рожденный от  нашего
союза, станет величайшим чародеем всех времен. По годам  он  годится  мне  в
отцы, и, когда он заявил, что хочет поговорить со мной, я посмотрела сначала
на него, потом на Аргану и в  конце  концов  сказала,  что  с  удовольствием
прогуляюсь со своим тестем. По-моему, когда он услышал это,  ему  захотелось
меня задушить, однако он сдержался. Потом он объявил, что хочет сделать меня
своей наложницей и родившийся у нас ребенок станет  величайшим  колдуном  на
свете. Вот тогда я и сказала, что не могу выполнить его  желание,  поскольку
уже ношу под сердцем твое дитя. Так что вряд ли тебе есть смысл убивать  его
прямо сейчас.
   Клив скатился с Чессы и сел на край  кровати.  Его  желание  остыло,  как
остывает зола в очаге, когда ее покрывают на ночь толстыми бревнами.
   - Подумать только, мой отец возжелал мою жена! Конечно,  я  знал,  что  у
него на уме, но когда ты помешала ему убить Аргану, я решил, что на этом все
и закончится. Он понял, что все прознали о его недостойных намерениях, вот я
и подумал, что впредь он поостережется лезть к тебе с  домогательствами,  ан
нет, он опять взялся за свое!  О  боги,  как  же  мне  быть?  Наверное,  мне
все-таки придется убить его. Это бы положило конец его поползновениям раз  и
навсегда. Но с другой стороны, тогда Аргана с ее сыновьями и  все  его  люди
остались бы без защитника.
   Чесса встала на колени и обвила его руками. Она поцеловала его в  затылок
и с наслаждением вдохнула запах его тела и  его  золотых  волос.  Потом  она
поцеловала шрам на его щеке, и на сей раз он, к ее радости,  не  отшатнулся.
Она поцеловала его плечо.
   - Я сожалею, что сказала тебе об этом в такой момент. Теперь тебе уже  не
до плотских утех, да? - И она посмотрела вниз, через его плечо.
   Он крякнул, но ничего не сказал.
   - Я сказала тебе об этом, Клив, потому что теперь  ты  должен  как  можно
скорее сделать так, чтобы я и впрямь забеременела. Отныне мы  должны  думать
не только о своих удовольствиях, как раньше, но  и  о  том,  чтобы  поскорее
зачать ребенка.
   Он снова повернулся к ней, уложил на спину и сам лег на нее, опираясь  на
согнутые локти.
   - В моей жизни было немало странных поворотов, Чесса, но  самый  странный
из них - это ты. Нет, не пытайся со мною спорить - ты  же  знаешь,  что  это
правда. Ты знаешь, что обвела меня вокруг пальца, заставила плясать под свою
дудку, вынудила меня забыть обо всем и даже отказаться от данного слова.  Ты
столько раз беременела, не рожая, что ни одной женщине тебя не  переплюнуть.
И вот ты опять прибегла к этому трюку,  и  теперь  я  должен  отбросить  все
помыслы, кроме сладострастных. Каждый раз, когда я гляжу на тебя, я думаю  о
том, как буду любить  тебя,  целовать,  ласкать,  входить  в  твою  горячую,
размягченную плоть. Когда подобные мысли воплощаются в действия, женщина  не
может не зачать ребенка. Так что нам с тобой не нужно предпринимать  никаких
дополнительных усилий - все произойдет само собой. Надеюсь,  ты  не  сказала
Варрику, сколько месяцев ты беременна моим ребенком?
   - Об этом он не спросил, - пробормотала она, целуя Клива в подбородок.  -
По-моему, он так удивился, так оторопел от неожиданности, что ему просто  не
пришло в голову поинтересоваться сроком. Но возможно, он уже начал думать об
этом нынче днем или вечером. - Она попыталась снова притянуть Клива к  себе,
но он не шелохнулся, неподвижно  глядя  на  нее  сверху  вниз,  опираясь  на
ладони. Чесса ласково провела руками по его спине  и  ягодицам.  Он  сдвинул
брови, но она только стиснула его сильнее и улыбнулась.
   - Тебя так приятно трогать, - прошептала она и  выгнулась  вверх,  однако
ничего этим не добилась. Ее пальцы протиснулись между  его  бедрами,  лаская
его, наслаждаясь прикосновением к его плоти, - Не надо, - пробормотал он.  -
Я люблю тебя, Чесса, чего скрывать, хотя я вовсе не хотел в тебя влюбляться.
Однако сейчас мне  не  до  любовных  игр.  Послушай  меня,  Чесса,  послушай
внимательно. Ты умна, и тебе не нужно объяснять, что как раз сейчас мой отец
решает, что ему делать с тобой, с нами обоими. Это тревожит меня, потому что
мой отец безжалостен и не остановится  ни  перед  чем.  Он  желает  тебя.  О
всемогущие боги, неужели каждый мужчина на этой треклятой земле желает тебя?
Неужто  отныне  мне  придется  заглядывать  в  глаза  всякому  встречному  и
поперечному, чтобы убедиться, что в его  глазах  нет  вожделения  и  они  не
устремлены на тебя?
   - Вспомни, Кляв: Рагнор вовсе не горел желанием взять  меня  в  жены.  Он
хотел жениться либо на Утте, либо.., на тебе.
   - Об этом ты могла бы мне и не напоминать, - проворчал Клив. -  А  теперь
замолчи и не давай воли рукам. Я говорю серьезно, Чесса. Послушай, мне  надо
подумать, надо решить, какую тактику лучше всего избрать. Ты права,  пока  я
еще не могу убить его. Но можешь быть уверена: завтра он непременно  захочет
узнать, когда именно должен родиться наш ребенок. О проклятие,  да  раздвинь
же ты ноги и дай мне взять тебя. Возможно, на этот раз  мое  семя  проникнет
глубоко в твое лоно и ты наконец забеременеешь.
   Он больше не ласкал ее, только развел ее ноги еще  шире  и  вошел  в  нее
резко и глубоко. Он закрыл глаза, стараясь отвлечься от сладкого ощущения ее
мягкой плоти, охватившей его плоть. Он вошел в нее легко,  она  была  готова
принять его, однако он знал: если он не замедлит темпа, она  не  получит  от
этого совокупления никакой радости. Конечно, она сама будет виновата - никто
ведь не тянул ее за язык говорить об этой очередной мнимой беременности,  но
он тут же отбросил эту мысль, едва она пришла ему в голову. Он  не  думал  о
ребенке - ни когда припал к ее губам,  ни  когда  она  судорожно  изогнулась
вверх, крича от наслаждения. Он  улыбнулся,  погружаясь  в  нее  опять,  еще
настойчивее, резче, и она протолкнула его еще  глубже  и  принялась  гладить
руками его спину в такт его ритмичным движениям.
   - Я люблю тебя, - проговорил он, достигнув вершины наслаждения.
   Когда он опустил голову, тяжело лежа на теле Чессы, она  шепнула  ему  на
ухо:
   - Ты говорил Меррику и Ларен о каком-то замысле. В чем он состоит?

***

   - Я хочу построить для себя отдельную усадьбу, - сказал Клив Варрику. - Я
хочу поставить ее к югу от озера,  в  том  месте,  где  есть  много  пологих
холмов, долин и цветущих  лугов.  Я  с  детства  помню  тамошний  водопад  и
особенно яркую зелень растущих там деревьев и кустов. Еще я припоминаю,  что
там было много валунов и почва вокруг них была вся  устлана  густым,  пышным
мхом. На востоке там есть достаточно ровной пахотной земли, на которой можно
выращивать хлеб. Возможно, некоторые из твоих людей захотят  поселиться  там
вместе со мной. В конце концов они научатся быть верными  мне,  ведь  ты,  я
знаю, хочешь именно этого.
   - Разумеется, мои люди будут преданы не только  мне,  но  и  тебе,  моему
сыну, - сказал Варрик - Игмал уже сейчас готов умереть за  Кири.  Твоя  дочь
очень похожа на тебя, Клив, похожа во всем, кроме разных глаз и шрама. Я  бы
хотел, чтобы ты рассказал мне о ее матери. Она умерла при родах?
   Клив ничего не ответил, только отрицательно покачал головой.
   - Когда ты был маленьким, тебе очень нравилось то место, которое  ты  мне
сейчас описал. Ты проводил там много времени.
   - Да, я был совсем мал, когда меня чуть не убили, - тихо  сказал  Клив  и
замолчал,  глядя  на  огонь  в  очаге.  В  воздухе  витал   крепкий   аромат
свежесваренного меда. Его сделала Кейман. Этот хмельной напиток получался  у
нее таким же вкусным, как у Утты. К его запаху  примешивался  запах  горячей
утренней каши  и  пчелиного  меда,  который  собрала  Аргана.  Наконец  Клив
заговорил снова:
   - Когда я вспомнил все, я решил, что это ты,  мой  отчим,  пытался  убить
меня. Теперь я знаю, что это не так.
   Варрик протянул к огню ноги, обутые в черные кожаные сапоги. Штаны у него
тоже были черные, такие же, как и сшитая из мягкой тонкой  шерсти  туника  с
пышными рукавами. Он долго молчал, потом сказал:
   - Я знаю, кто пытался убить тебя. У меня с самого начала не было сомнений
в том, кто это сделал, потому что никому другому твоя смерть была не  нужна.
Но я надеялся, что ты не станешь спрашивать меня о нем. Мне не  хотелось  бы
причинять тебе новую боль.
   - Кто это был?
   Варрик посмотрел в глаза своему сыну:
   - Я знаю, тебе будет горько узнать правду. Это был Этар, твой  брат.  Ему
тогда было четырнадцать. Он посмотрел на твои глаза и понял, что ты  не  сын
его отца, что ты произошел от моего семени. Он сообразил, что  ты  мой  сын.
Девочки так ничего и не заметили, но Этар разгадал правду. И с  этой  минуты
он возненавидел тебя так же, как ненавидел меня.
   Клив отшатнулся, как от удара.
   - Нет, - прошептал он хрипло, - нет, только не Этар! Я так любил  его,  я
его боготворил! И он никогда  не  показывал  мне,  что  он  меня  не  любит.
Никогда.
   - Да, он хорошо скрывал свои чувства. Он попытался убить тебя очень скоро
после того, как узнал правду. Полагаю, меня он хотел убить еще  больше,  чем
тебя, но это было ему не по силам. Благодарение богам, с тобой у  него  тоже
ничего не вышло. Несмотря ни на что, ты остался  жив.  Мне  жаль,  что  тебе
пришлось пятнадцать лет провести в рабстве. Я не могу себе представить,  как
ты жил все эти годы и  сколько  ты  выстрадал.  Думаю,  эти  пятнадцать  лет
оставили на тебе много шрамов, Клив, - не только тот, что рассек твое  лицо,
но и другие, которых никто не может увидеть. Но теперь все  это  позади.  Ты
вернулся домой. Здесь ты в безопасности.
   Клив молчал, думая об этих бесконечно долгих пятнадцати годах рабства,  о
своих хозяевах, мужчинах и женщинах, которые превращали его жизнь в ад, и об
одном-единственном добром человеке, старике, который рассказывал ему  сказки
и кормил три раза в  день.  Но  старик  умер,  и  Клива  продали  следующему
хозяину, оказавшемуся редкостным мерзавцем. Да, за  столько  лет  он  многое
пережил. Но отец прав: теперь все это позади.  Он  снова  был  дома.  Варрик
сказал, что здесь счастлив в безопасности. Но как же быть с Атолом,  который
натравил на него убийц? Что ж, надо полагать, Варрик  сумеет  разобраться  с
Атолом. Клив поднял голову и посмотрел на отца. Он хотел задать ему  вопрос,
хотя уже наперед знал, каков будет ответ.
   - Мне сказали, что Этар утонул в озере. Это верно? Варрик отвел глаза.
   - Да, - ответил он, помолчав. - Так оно и было. Конечно же,  Варрик  убил
его за то, что он сделал с его маленьким сыном.
   С тех пор как после многих лет забвения к нему вернулась память, Клив  не
сомневался в том, кто именно пытался убить  его.  Он  был  уверен,  что  это
сделал Варрик, его отчим, и вся  его  ненависть  была  устремлена  на  него.
Сейчас он понимал, что ему следовало бы поблагодарить отца за  то,  что  тот
отомстил за него, но он был не в силах выдавить из себя слова благодарности.
Этар, его  родной  брат,  нет,  не  родной,  а  только  единоутробный..  Это
случилось так давно, Этар был так молод. Да, но самому ему было в ту пору  и
того меньше - всего пять лет. Он был  слишком  мал,  чтобы  стать  предметом
такой жестокой ненависти и мести. Как же давно  все  это  было!  С  тех  пор
прошла целая жизнь. Теперь он даже не мог вспомнить лица своего брата.
   Он снова взглянул на отца - тот сидел неподвижно, его изящные белые  руки
застыли на резных подлокотниках кресла. Теперь, когда Клив узнал эту  давнюю
историю, он мог с легкой душой  доверять  отцу,  доверять  во  всем,  кроме,
разумеется, того, что касалось Чессы. Когда речь шла о  Чессе,  нельзя  было
доверять ни одному мужчине.
   - У тебя  будет  еще  один  ребенок,  -  сказал  Варрик,  прервав  долгое
молчание.
   - Да, - уверенно подтвердил Клив.
   - Но твою жену не тошнит.
   - Пока нет. Еще слишком  рано.  У  разных  женщин  беременность  проходит
по-разному. Взять хотя бы мать Кири - ее все время тошнило, даже после того,
как  все  остальные  женщины  сказали,  что  при  таком  сроке  она   должна
чувствовать себя хорошо. - Он улыбнулся отцу  и  спросил;  -  А  почему  она
сказала тебе о своей беременности?
   - Я же ее тесть. Вполне естественно, что она мне сказала. Я рад,  что  вы
подарите мне внука.
   Конечно, он лгал, но это получалось у него великолепно.
   - Я бы хотел начать строить свою усадьбу прямо сегодня, - сказал Клив.  -
Думаю, в конечном итоге там сможет поселиться Атол.
   - То  есть,  после  того  как  я  умру,  ты  с  Чессой  и  вашими  детьми
рассчитываете переехать сюда?
   - Такова жизнь, - коротко ответил Клив и, подняв глаза, улыбнулся  Чессе,
которая спешила к нему, держа в руке кубок, полный меда. Она  протянула  ему
кубок и положила руку на его плечо. Он накрыл ее руку своей и ощутил  нежную
бархатистость ее кожи  и  исходящее  от  нее  сладкое  тепло.  Он  продолжал
смотреть на нее и улыбаться. Пусть его отец видит, что она принадлежит ему и
только ему. Он не только желал  ее,  не  только  восхищался  ею,  находя  ее
остроумной и порой невыносимой, но еще и любил ее, любил всем  сердцем.  Это
было совсем не то, что он когда-то чувствовал к Сарле;  матери  Кири.  Тогда
ему  казалось,  что  он  любит  Сарлу  больше,  чем  любой  другой  мужчина,
когда-либо любивший женщину, но теперь он понимал,  что  это  было  не  так.
Теперь ему было ясно,  что  его  чувство  к  Сарле  во  многом  состояло  из
сострадания к ней и ярости против ее  мужа,  который  обращался  с  ней  так
дурно. И еще он вожделел к ней  и  отчаянно  хотел  защитить  ее,  стать  ее
заступником, доказать, что он больше не беспомощный раб, а мужчина,  который
может позаботиться о своей женщине. Но с Чессой все было иначе. К Сарле  его
привязывало  сочувствие,  желание  доказать   всем   свою   силу,   наконец,
вожделение, Чессу же он просто любил. Раньше он и не подозревал,  что  столь
глубокое, полностью изменяющее всю твою душу чувство может существовать,  но
теперь он точно знал - оно существует. Он  любил  ее,  с  каждым  мгновением
любил ее все сильнее и сильнее и не сомневался, что эта любовь продлится  до
тех пор, пока они оба не умрут и не обратятся  в  прах.  Теперь  он  наконец
понял, что она чувствовала к нему. Прежде это  было  для  него  непостижимо,
потому что он был всего лишь обыкновенным мужчиной, который к тому же  много
лет оставался бесправным, ничтожным рабом. Она с самого начала  не  замечала
уродливого шрама на его лице.  Она  всегда  считала  его  красивым,  считала
совершенно искренне. Тогда он не понимал ее, и все ее заверения казались ему
притворством. Но она не притворялась. И  его  чувства,  и  ее  были  так  же
подлинны и реальны, как туман, который висел над озером. Его любовь  к  ней,
глубокая радость от того, что она рядом, - все это  переполняло  его  сердце
теплом, надеждой, желанием действовать. Он был безмерно  счастлив  сознанием
того, что он и она значат друг для друга, и чувствовал, что быть человеком -
это великое блаженство. Он продолжал улыбаться ей,  и  от  этой  улыбки  его
золотистый глаз сиял каким-то особым светом.
   - Поехали со мной, Чесса. Я хочу показать тебе то место,  где  мы  начнем
строить наш с тобой до