Никакой возможности. Почему, ну почему она была такой соблазнительной?
     - Зачем ты пришла, Фрэнсис? Заманить меня в постель?
     - Я хотела просто поговорить с вами! - крикнула она, вскакивая на ноги. - А теперь, раз наш разговор окончен, я ухожу!
     - Слишком поздно, дорогая, - сказал Хок, притягивая ее к себе. - Если птица сама влетает в клетку, у нее есть шанс вылететь, только пока открыта дверца. Ты упустила свой шанс. - Он взял ее лицо в ладони и наклонился к губам, заметив:
     - Каким облегчением будет хоть ненадолго лишить твой сварливый язык возможности болтать.
     - Я не свар...
     Язык Хока скользнул в ее рот. Она ощутила его вкус и подумала, как в тумане, что нет ничего слаще. Она не сразу заметила, что приподнимается на цыпочках и тянется к нему. Глаза она закрыла, но чувствовала всем телом, как движутся руки мужа, расстегивая и стягивая с ее плеч халат и сорочку. Она и не думала протестовать. Он был рядом наконец, очень близко. Сегодня она ждала этого и потому с готовностью прижалась, стараясь лучше почувствовать нетерпеливое, твердое подталкивание возле живота.
     - Ты был прав, - сказала она, отстраняясь, голосом низким и как будто чужим, - я пришла заманить тебя в постель, соблазнить тебя. Вчера ночью ты оставил меня одну.
     Она прижалась снова. Ладони легли на ягодицы и подняли ее.
     - Я оставил тебя одну вчера, а сегодня не собирался приходить вовсе...
     Он что-то добавил, очень похожее на проклятие, но за-тушненпое сознание Фрэнсис отказалось воспринимать услышанное. Она оказалась довольно высоко в воздухе и удивленно открыла глаза.
     - Положи ноги мне на талию... вот так. А теперь расслабься. Дай мне войти в тебя.
     Хок дрожал - но не от тяжести ее тела. По правде сказать, она казалась ему невесомой. Ему пришло в голову, что с каждым разом он хочет ее все сильнее. Он нашел вход. Она была готова, и оказаться внутри было делом одной секунды. Помедлив, Хок с силой рванул Фрэнсис вниз, насаживая на себя. Ее глаза затуманились, улыбка изумления и восторга затрепетала на губах, ногти до боли впились ему в плечи.
     - О Хок!..
     - Да, дорогая? Тебе нравится?
     Он хотел произнести это насмешливо, легко, но уже был не властен над собой, и она неуверенно кивнула в ответ на хриплый, прерывистый звук его голоса.
     - Я... я не знаю, это так странно...
     Хок хотел ласково уверить ее, что она привыкнет, но не смог: в висках бешено застучало, в паху началось сладостное стеснение, предшествующее оргазму.
     - Ради Бога, Фрэнсис, не шевелись!
     Она послушно припала к его плечу и замерла. Ему удалось справиться с собой.
     - Ты не успеешь за мной... - пробормотал Хок, сдерживаясь из последних сил. - Не шевелись!
     Он был весь в поту, а дышал так, словно бегом пробежал от Йорка до Десборо-Холла. В этом полусознательном состоянии он спросил себя, "его ради утруждается, почему не доставит удовольствие только себе? Но она так послушно прижималась к нему, хотя вряд ли до конца понимала, в чем дело. И она ждала его ласк, иначе не пришла бы в его спальню "для разговора".
     - Держись крепче, Фрэнсис!
     Хок подошел к постели и, когда ее руки сплелись у него на шее, наклонился и сдернул покрывало. По-прежнему оставаясь внутри нее, он осторожно посадил Фрэнсис на край высокой кровати, потом опрокинул на спину.
     - Ты сказала, что пришла заманить меня в постель. Ты добилась своего.
     Несмотря на дурман в голове и во всем теле, Фрэнсис чувствовала что-то не правильное. Почему голос мужа звучит так, словно он зол на нее? Что она сделала?
     Она содрогнулась всем телом, когда сладкое распирание внутри исчезло. Горячий рот прижался между ног.
     - Хок!
     - Молчи! Ты хотела этого, жена, и ты не будешь разочарована.
     Он и правда был зол, больше на себя, чем на Фрэнсис, но ее возгласы и конвульсивные движения бедер заставили забыть обо всем остальном. Он слушал музыку громких стонов Фрэнсис, он упивался ее наслаждением, хотел видеть это снова и снова. И потому, вместо того чтобы снова взять ее, он решил повторить ласку.
     Фрэнсис казалось, что в ней не осталось сил даже на то, чтобы шевельнуть кончиками пальцев. Судорожное, сладостное ощущение еще не успело отдалиться, растаять, когда снова пришло прикосновение, от которого она вскрикнула во весь голос. Что он делал с ней! Он был сразу везде, внутри и вне ее - его пальцы, его рот, - хотя ей казалось, что лучше быть уже не может.
     Хок вновь насладился зрелищем, которое любил больше всего на свете. На этот раз он не стал дожидаться, пока затихнет дрожь ее бедер, и вошел в нее очень глубоко, с таким ощущением, словно все внутри этого податливого тела было задумано и устроено именно для него.
     Хок уже не владел собой. Ее наслаждение было мощным возбуждающим средством. Он смутно сознавал, что ни в чем себя не ограничивает, что он почти жесток в своих исступленных толчках, но она не протестовала. Наоборот, она двигалась навстречу ему, тянулась сама и прижимала его еще ближе. Он чувствовал, что его затягивает бездонный омут, где на каждом витке ждет новое наслаждение. "Я не вернусь оттуда..." - подумал Хок со счастливым удивлением, и это была его последняя связная мысль...
     - Я совершенно без сил, - прошептала Фрэнсис.
     - Я тоже.
     Фрэнсис ощущала свое тело невесомым и одновременно наполненным до краев. Усталость омывала ее мягкими волнами, навевая дремоту.
     - Не оставляй меня одну, сказала она невнятно, едва сознавая, что ее укладывают на подушку и укрывают.
     - Не оставлю, Фрэнсис... разрази тебя гром!
     Хок притянул к себе ее - эту сладкую ловушку, - возмущенно и благодарно ощутив беззащитность и уязвимость ее тела. Фрэнсис доверчиво прижалась в ответ.
     "Что ты наделала, Амалия! Твой проклятый совет превратил меня в бесхребетного слюнтяя!"
     Хок поцеловал жену в лоб все еще влажный, и погрузился в забытье.

Глава 24

     Если бы из двоих виноват был только один, ссоры не длились бы долго.
     Ларошфуко

     Маркиз бросил продолжительный взгляд сначала на своего насупленного сына, потом на невестку, не менее хмурую. Напряжение в комнате нарастало стремительно - казалось, оно повисло над столом невидимой, но весомой массой.
     - Какой чудесный денек выдался сегодня! - наконец заметил маркиз.
     Хок ограничился неопределенным звуком, несколько похожим на фырканье лошади, ужаленной оводом.
     Фрэнсис вонзила вилку в ломтик яичницы. Она была в ярости, чувствуя электричество в кончиках пальцев. "Его убить мало, - думала она, - его мало искалечить! Два часа назад я проснулась счастливая, с дурацкой улыбкой на лице, чтобы обнаружить, что лежу одна в своей постели и - что уж совсем невыносимо вспомнить - в ночной сорочке, аккуратно застегнутой до самой верхней пуговки. Чтоб его черти взяли! Чтоб ему провалиться! Чтоб ему..."
     Она чувствовала себя беспомощной и по уши влюбленной.
     Все, хватит! Довольно он играл ею! Довольно она уступала! Больше никогда! Никогда!
     А он, этот негодяй, не чувствовал по отношению к ней даже простой симпатии, иначе он не поступил бы с таким полнейшим бездушием. Подумать только, проснулся пораньше, чтобы не дать ей возможности открыть глаза на его плече! И даже одел ее, чтобы уничтожить все следы ночной интимности... возможно, он даже разглядывал ее. А она как последняя дура в этот момент видела сентиментальные женские сны!
     - Когда вы уезжаете, милорд? - спросила Фрэнсис ледяным голосом, нарушая тягостную тишину.
     Хок даже не поднял взгляд от тарелки с тостом, который жевал, яростно двигая челюстями.
     - Уезжает? - маркиз был поражен до глубины души. - Что это за чушь ты несешь, Фрэнсис?
     - Возвращение вашего сына в Лондон - вопрос нескольких дней, милорд, - продолжала Фрэнсис, поскольку Хок не собирался отвечать и сосредоточил все свое внимание на содержимом тарелки. - Не понимаю, что вас так удивляет. Для вас не секрет, что он не испытывает к Десборо-Холлу ничего, кроме глубочайшего безразличия. Впрочем, так же он относится ко всему на свете...
     - Кстати, отец, - перебил Хок, ненадолго опуская вилку и нож, - я перевел на имя Коньона, твоего секретаря, деньги в сумме пяти тысяч фунтов. По возвращении они будут ожидать тебя в "Чендозе". Впредь прошу не тратить на пустые прожекты ни ваших денег, ни моих.
     Это уж было слишком! Фрэнсис отодвинулась от стола с намеренным грохотом и швырнула салфетку поверх своей почти нетронутой еды.
     - Какая впечатляющая демонстрация власти! - воскликнула она с ядовитым сарказмом. - Вам на все наплевать, милорд, кроме собственных удовольствий!
     - Не только собственных, осмелюсь напомнить, - огрызнулся Хок тем же тоном.
     Фрэнсис вспыхнула, теперь уже не от смущения. Возмущение заставило ее забыть всякую щепетильность.
     - Повторяю, вам на все наплевать! Продавайте лошадей, продавайте все! Возвращайтесь в Лондон! Мне тоже наплевать, к вашему сведению.
     - Для начала я постараюсь разгадать загадку Летуна Дэви, - ответил Хок, неожиданно меняя тон на более мягкий.
     - Какую загадку? - заинтересовался маркиз.
     - Получается, что кобыла по имени Пандора перешла ц иной мир задолго до того, как ожеребилась Летуном Дэви, - объяснил Хок. - Я хочу сам посмотреть купчую. Обязанности, обязанности... им нет числа. Поразительно, сколько они отнимают времени и энергии. За сутки совершенно выбиваешься из сил.
     - Вы не заслуживаете умереть естественной смертью, милорд! Вас следует высечь, заковать в кандалы... - задохнулась от эмоций молодая женщина.
     - И кто же это сделает? Уж не ты ли, Фрэнсис?
     - Выпороть вас? Да я бы получила величайшее удовольствие!
     - Возможно, я тоже...
     - Дети, дети! Прекратите же ссориться хоть на пару минут! - воззвал маркиз. - А вот и Рози, как нельзя более кстати. Рози, еще чашку чаю, пожалуйста.
     До тех пор, пока горничная не вышла, за столом царила тишина.
     - У загадки должно быть какое-то простое объяснение, - предположил маркиз после ее ухода, надеясь перевести разговор в более мирное русло. - Что говорит по этому поводу Бел-вис?
     - Он понятия не имеет, что это значит, - ответила Фрэнсис, успевшая, образно выражаясь, опустить свои встопорщенные перышки. - Ему очень не нравится вся эта история
     - Я уверен, все объяснится, когда я посмотрю купчую, - сказал Хок уверенно, отмахнувшись от проблемы мановением руки.
     Однако несколько часов спустя он был неприятно удивлен. Купчая, в которой он надеялся найти все необходимые сведения, попросту отсутствовала. С помощью Маркуса Хок обыскан каждый дюйм кабинета и несколько других мест, где хранились архивы Десборо-Холла. Купчая как сквозь землю провалилась. Более того, не удалось найти также купчие на Тамерлана и Гордость Кланси. Хок счел это очень странным, но не намерен был забивать этим голову. Рано или поздно бумаги должны были найтись. Что бы Невил ни сделал с ними, не уничтожил же он купчие, без которых лошади не допускались до скачек!
     После такого утомительного и пыльного занятия, как копание в бумагах, Хок решил подышать свежим воздухом и прошелся до выгонов. На одном из них Фрэнсис, по-мужски верхом на Летуне Дэви, отрабатывала на редкость сложные маневры. "Наездница она превосходная", - против воли подумал Хок. Летун Дэви без малейшего протеста следовал каждому движению поводьев, казалось даже, что жеребец выполняет ее требования охотно, с радостью. Верховая одежда Фрэнсис - назвать ее наряд амазонкой не поворачивался язык - состояла из блузы и плотной юбки в глубокими разрезами по бокам, позволявшими свободно маневрировать стременами.
     Когда они встретились позже, она пропахла лошадиным потом, а вместо прически на голове было нечто невообразимое. Хок испугался, что лошадь сбросила ее, и он испытал вспышку тревоги. Впрочем, довольный вид Фрэнсис сразу успокоил его. В одной ее руке был зажат грязный конверт, в другой листок бумаги - короткое письмецо.
     - Это от отца и Софии! - объявила она, врываясь в гостиную счастливым ураганом.
     У нее совсем вылетело из головы, что еще утром она дала себе слово никогда больше не разговаривать с мужем.
     - Да? - равнодушно бросил Хок, которому не было никакого дела до новостей из "Килбракена".
     - Они оба здоровы. София спрашивает вашего разрешения на то, чтобы привезти в Десборо-Холл моих сестер. Им понадобится обновить гардероб, и она хочет узнать, как много денег мы сможем выделить на это. Как вы смотрите на то, чтобы через месяц...
     Хок, который во время всей тирады смотрел на Фрэнсис во все глаза, вскочил с кресла в порыве возмущения:
     - Я вынужден был жениться на вас, мадам, и ничего не могу поделать насчет вашего присутствия здесь, но пусть я лучше сгорю в аду, чем по Десборо-Холлу будут болтаться ваши сестрицы, путаясь у меня под ногами! И еще меньше, мадам, мне улыбается перспектива тратить на них свои деньги! Вы уже потратили достаточно, так что кредит семьи Килбракен этим исчерпывается. Прошу вас так и отписать вашему папаше!
     Фрэнсис приоткрыла рот в совершеннейшем изумлении.
     - Неужели София думает, что я повезу всю эту
     Кучу юбок - вас в том числе - с собой в Лондон?
     Что я буду таскать вас по балам, загоняя мужей в приготовленные сети?
     В этот момент Фрэнсис вышла из своего неуместного оцепенения.
     - Мерзавец! - крикнула она пронзительно, не заботясь о том, услышат ли слуги.
     Миссис Дженкинс и Отис, проходившие через холл к лестнице, застыли с разинутыми ртами.
     - Подлый, низкий, скупой, ничтожный англичанишка! Ты смешон, ты жалок, и я ненавижу тебя!
     Она затопала ногами, на мгновение задохнувшись от бешенства, круто повернулась, пахнув запахом конюшни, и вылетела вон из гостиной, оставив Хока одного вдыхать оставшийся после нее запах конюшни.
     Вот теперь самое время подумать о возвращении в Лондон, решил он угрюмо. В конце концов ему удалось добиться от жены презрения.
     Фрэнсис между тем бродила кругами по кабинету управляющего, бормоча под нос самые грубые шотландские ругательства и награждая мужа эпитетами, которые заставили бы его поежиться.
     - По какому поводу такой гнев? - спросил маркиз, появляясь в дверях.
     Разумеется, он прекрасно знал, по какому. Ничто так не способствует покою в доме, считал он, как наличие дворецкого, готового тотчас поставить хозяина в известность о самом незначительном событии. Чем выше лояльность дворецкого, тем выше и его ценность. Лояльность Отиса была высока необычайно.
     - Ваш сын, будь он проклят! - вскричала Фрэнсис, упирая руки в бока.
     - Что же он наделал? - поощрил маркиз, которому было любопытно услышать историю из первых рук.
     - Он отказался потратить часть денег на моих сестер! Он не только отказался сопроводить их в Лондон и вывезти в свет, но даже запретил их появление в Десборо-Холле! Пусть бы у него отвалились все пальцы на ногах, пусть бы он разбил себе голову об...
     Фрэнсис помедлила, не сумев подобрать подходящего к случаю предмета.
     - Я с удовольствием предоставлю вашим сестрам необходимые средства. У меня есть также отдаленный кузен, человек добрейшей души, который охотно примет их под свое покровительство. Таким образом, моя дорогая, нет никакой причины для того, чтобы так себя изводить.
     Реакция Фрэнсис на это великодушное предложение оказалась неожиданной. Она отвернулась и разразилась слезами.
     - Моя дорогая!
     Она умолкла, пристыженная. Только судорожные всхлипывания показывали, что она борется с собой.
     - Кроме того, - продолжал маркиз, - Хоксбери-Хаус в Лондоне принадлежит мне. Хок всего лишь гостит там во время своих визитов в столицу. Он не имеет права голоса в вопросе о том, кому можно, а кому нельзя жить в Хоксбери-Хаусе.
     - Вы невероятно добры, милорд, - сказала Фрэнсис, шмыгая носом, и ее серые глаза казались в этот момент одними черными зрачками. - Да, вы добры, но заботиться о моих сестрах не ваша обязанность. Этим должен заниматься Хок. и я заставлю его выполнить свой долг!
     - Как, девочка моя?
     - Ну-у... я пока не знаю, но способ найдется. Может быть, шантаж... когда узнаю имя его лондонской любовницы.
     - Так далеко я бы не стал заходить, - сказал маркиз поспешно. - Да и к чему объявлять моему сыну войну? Я очень богат, так почему бы тебе не воспользоваться...
     - Нет, милорд, - перебила она твердо. - Нет. Я вам очень благодарна за щедрость, но это было бы несправедливо. Вы и так уже многое сделали для меня.
     - Что ж, будь по-твоему.
     Маркиз добродушно потрепал невестку по щеке и вышел из кабинета. Он уже знал, как поступит в сложившейся ситуации.
     Он нашел сына в бильярдной, где тот гонял шары с таким остервенением, словно они были его кровными врагами. Когда маркиз вошел, Хок ткнул кием изо всех сил, так что шар перепрыгнул через бортик и покатился по полу.
     - Я вижу, сынок, твоя техника из рук вон плоха.
     Хок раздраженно покосился на отца, но промолчал.
     - Вот что, мой мальчик, - продолжал маркиз с такой угрожающей мягкостью, что он вынужден был оставить избиение шаров и обратиться в слух, - ты добровольно снабдишь своячениц деньгами. Кроме того, ты попросишь у Фрэнсис прощения за свое недопустимое поведение.
     Хок очень медленно и аккуратно положил кий на сукно. Он по-прежнему не выражал желания вступать в разговор.
     - Как я понял, мой мальчик, Фрэнсис сама вложила тебе в руки оружие против себя. Ты получил возможность повернуть все по-своему, одержать над ней верх, подавить ее. Но что толкает тебя на это?
     - Значит, она бросилась к тебе жаловаться?
     - Вовсе нет. Я прикармливаю в этом доме целый штат осведомителей.
     Хок от души высказался по поводу продажности слуг. Маркиз выслушал его с безмятежной улыбкой.
     - Когда я предложил твоей жене располагать моим состоянием, она вежливо, но решительно отказалась.
     - Да уж, она такая, - вздохнул Хок.
     - Значит, ты понимаешь, что она очень горда?
     - Будь прокляты она и все женщины мира в том числе!
     - Ответь мне, мой мальчик, что на тебя нашло? Почему ты так обидел Фрэнсис?
     Будь также прокляты все старые мудрецы, подумал Хок, но вслух этого не сказал. Вместо этого он заявил с фальшивым спокойствием:
     - В самом скором времени я уеду из Десборо-Холла. В Лондоне мне не нужен эскорт из трех юбок сразу.
     - Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Хок.
     - О дьявол! - вскричал тот, с размаху ударив кулаком по крышке хрупкого антикварного столика, который тут же развалился. Хок тупо уставился на обломки. - Ладно, отец, я извинюсь перед Фрэнсис. Я дам ей столько денег, сколько понадобится ее жеманным сестричкам, но в Лондон я их не повезу! Если хочет, пусть везет их в Йорк или Хэррогит, там хватает безмозглых идиотов, пригодных в мужья.
     - Могу я просить тебя извиниться немедленно? Я слышал, она собирается шантажировать тебя.
     - Шантажировать? Какая нелепость!
     - Вспомни о своей любовнице.
     - Да она просто мегера!
     Кто, твоя любовница?
 - Нет, Фрэнсис! - рявкнул Хок.
     - Да уж, с ней не соскучишься, но мегера - это ты, мой мальчик, хватил через край. Уж не потому ли ты раздуваешь в себе гнев, что боишься? Интересно, чего?
     Хок выскочил из бильярдной, изрыгая ужасающие богохульства.
     Маркиз поднял кий и сыграл великолепную, поистине блестящую партию.
     Так случилось, что возвращение в Лондон пришлось отложить. К вечеру обнаружилось, что заболел Летун Дэви, и Фрэнсис, бледная и осунувшаяся, не уходила из его стойла до самого рассвета. Как ни старался Хок сохранить лицо, он не мог полностью игнорировать происходящее. Кроме того, нельзя было не признать, что жена на редкость хорошо справилась с задачей. В ее присутствии больное животное вело себя как шелковое и позволяло проделывать с собой любые манипуляции.
     - Он оправится, - заверил Белвис, появляясь из конюшни и устало потягиваясь. - У леди Фрэнсис золотые руки, а уж сердце... редкая женщина. Я сроду не видел женщин-ветеринаров, разве что деревенских знахарок, но это др