лось  даже  перевернуться  на  спину  Парма
беспомощно висел вниз головой, и он никак не  мог  отвести  глаз  от  быстро
уменьшавшейся фигурки Селины - он по-прежнему различал на ее губах улыбку.
   Парма вопил, попил все громче.  Он  попытался  освободиться  от  незримой
руки, хотя сознавал, что если она отпустит его,  то  он  рухнет  обратно  на
землю и разобьется о скалы. Внезапно мощный толчок  направил  Парму  уже  не
вверх, но куда-то вбок, фигурка Селины исчезла,  теперь  Парма  стремительно
летел на восток. Под ним простиралась водная гладь, огромное море, и  страх,
охвативший Парму, был так велик, что он не мог понять, что же на самом  деле
с ним происходит. "Она заколдовала меня, - упорно повторял  он.  -  Да,  эта
ведьма навела на меня порчу. На самом деле со мной ничего не случилось,  это
наваждение, сон. Сейчас я очнусь и убью ее", - думал Парма, а  тем  временем
могучая рука направляла его к югу. Парма попал в слой облаков,  яркий  белый
свет ослепил его, он вновь почувствовал холод, задрожал всем телом,  кожа  у
него посинела, точно руки Грунлига после того, как тот раздвинул все льдины.
Парма опять вспомнил слова Селины - хотел бы он обрушить на ведьму такое  же
проклятие, которое она наслала на него. Неужто  он  так  и  издохнет  здесь,
высоко над землей, вмерзнет в облака из-за колдовства бабы, которую он  убил
бы одним ударом, если б только мог добраться до нее?!
   Медленно, очень медленно, Парма начал спускаться с неба. Воздух потеплел,
и несчастный вновь обрел способность  видеть,  чувствовать,  размышлять.  Он
теперь различал землю, скалы, узкий поток  воды  между  ними,  яркую  зелень
травы. Парма не летел кувырком с  высоты,  а  легко,  осторожно  скользил  и
казался самому себе всемогущим волшебником. Ему подумалось даже, что это  он
своей властью поднял  себя  в  небеса  и  мог  бы  сделать  это  снова.  Да,
разумеется он сам сумел подняться и научиться летать.
   Теперь,  приближаясь  к  земле,  Парма  улыбался,  окончательно   поверив
собственной выдумке. Он уже согрелся, и кровь вновь бежала по его  жилам  Он
помахал рукой, словно веслом, и изменил направление полета.  В  восторге  от
нового открытия, Парма громко расхохотался Все доступно  ему,  псе  удастся!
Боги даровали ему великую силу Оттолкнувшись ногами, Парма  помчался  вперед
сквозь неподвижный теплый воздух, потом потихоньку замедлил движение  Хохоча
все громче, он принялся испытывать полученный от ботов дар.  Но  едва  Парма
попытался вновь помахать рукой  и  оттолкнуться  ногами,  как  рухнул  вниз,
словно огромная рука выпустила, отбросила его. В один миг пролетев небольшое
расстояние, отделявшее Парму от земли, он упал возле ног высокого  человека,
одетого в медвежью шкуру судя по виду, перед Пармой стоял викинг - огромный,
могучий, в забинтованных руках он сжимал широкий меч.
   Воитель этот был Грунлиг Датчанин. На руках его еще болтались повязки, но
меч он держал с легкостью. Грунлиг распрямился  и  вновь  казался  таким  же
высоким и гордым, каким был до постигшего его несчастья Грунлиг сказал.
   - Твое имя Парма, и ты посмел коснуться  моей  жены.  Ты  знаешь,  что  я
сделаю с тобой?
   Парма уставился на Грунлига и даже рот приоткрыл в изумлении, тупо  качая
головой и отказываясь поверить, будто перед ним и вправду стоит Грунлиг.  Не
может быть! Собравшись с духом Парма сказал заносчивым резким голосом.
   - Ты мертв. Ты ушел умирать. Ты должен быть  мертв!  От  тебя  ничего  не
осталось, только тень, которая скоро исчезнет.  Тебя  нет,  это  всего  лишь
оболочка, голос и какой-то призрак, порожденный воздухом. Я  напал  на  твою
усадьбу, угнал твой скот, ограбил корабли. Твои люди звали тебя  на  помощь,
но ты не явился. А теперь мы оказались где-то далеко и от твоей  и  от  моей
родины. Что это за место? Где мы? Ты - не Грунлиг, ведь он давно согнулся  и
потерял свой гордый вид. Жалкий человек, он,  наверное,  уже  свел  счеты  с
жизнью.
   Грунлиг поглядел на Парму сверху вниз, улыбнулся и ответил:
   - Хочешь знать, кто я такой и где мы? На какой еще  вопрос  ты  хотел  бы
получить ответ, подлый трус?
   - Я улечу от тебя и прилечу назад, чтобы тебя убить! -  пригрозил  Парма,
вскакивая на ноги.
   Он замахал руками, но это ему ничего не дало. Тогда он  влез  на  вершину
скалы и бросился вниз, бессильно загребая воздух  руками.  Он  услышал  смех
Грунлига Датчанина, злобный, пугающий смех, точь-в-точь как тот, что  звучит
в аду христиан. Парма так и не сумел взлететь,  он  вновь  тяжело  рухнул  к
ногам Грунлига, вопя от ярости:
   - Ведьма! Ведьма! Она украла у меня силу! Будь она проклята навеки!
   Грунлиг поднял ногу и наступил на голову Парме, говоря совсем тихо:
   - Послушай меня, глупец. Нет  у  тебя  никакой  силы,  только  тщеславие,
низкая злоба и заносчивость, достойная дурака. А теперь ты получишь  награду
по заслугам.
   Ларен умолкла, улыбнулась мужчинам, женщинам. детям: все  они  неподвижно
смотрели ей в рот, точно их жизнь зависела от каждого произнесенного  слова.
Клив улыбнулся и кивнул ей, прижимая к груди уснувшего Таби.
   - Продолжай! - крикнул Эрик - Надоело мне ждать, пока ты заговоришь!  Что
случилось, черт бы тебя побрал? Что сделал  Грунлиг?  Раздавил  ногой  башку
Пармы? Куда они попали, ради богов, отвечай!
   Ларен покачала головой.
   - Я всего-навсего женщина, господин Эрик, и  нуждаюсь  в  передышке.  Мой
голос и мой разум - оба устали и хотят отдохнуть Наверное, завтра вечером  я
смогу продолжить рассказ.
   Со всех сторон послышались вздохи, а Эрик, похоже, готов был прибегнуть и
силе, ведь он с младенческих лет любил слушать скальдов  и  порой  настольно
погружался в их вымыслы, что мать не могла его дозваться. Меррик  со  смехом
поднялся на ноги и поспешно произнес:
   - Тихо, тихо, не стоит шуметь Она всегда так Она умолкла не  оттого,  что
женская слабость одолела ее, нет, она  нарочно  дразнит  вас,  водит,  точно
рыбу,  попавшую  на  крючок.  Не  беспокойтесь,  начните  дружно  зевать   и
приговаривать, что  придумала  она"  свою  историю  неплохо,  но  вы  вполне
переживете, если никогда не  узнаете  се  конца.  Пусть  Ларен  не  очень-то
задирает нос, ей полезно немного поволноваться.
   Все еще смеясь, он обернулся к Эрику:
   -   Ну,   брат,   что   ты   скажешь   о   моем    новом    скальде,    о
женщине-сказительнице?
   Эрик молча пожирал глазами Ларен, и Меррику как-то не по  себе  стало  от
того взгляда, каким его  брат  осматривал  новую  рабыню.  Только  этого  не
хватало. О боги, не хотелось бы  затевать  ссору  с  братом,  но  если  Эрик
попытается уложить Ларен в свою  постель,  придется  сказать  ему,  что  эту
девушку он трогать не смеет. Меррик сам не понимал, чего  ради  он  защищает
Ларен, но знал, что поступит именно  так.  Он  взглянул  на  Сарлу  -  Сарла
смотрела на своего мужа. Она догадывается обо всем, отметил Меррик. Да и как
не догадываться! Оба незаконных отпрыска Эрика росли здесь  же,  в  усадьбе,
меньшой еще не вышел из младенчества, однако  восьмилетний  Кенна  стал  уже
сильным и крепким, вылитый отец. Их матери, Мегот  и  Кейлис,  тоже  жили  в
усадьбе и по-прежнему делили ложе с Эриком.
   А Сарла все никак не рожает. Она прожила с Эриком уже  два  года,  но  ее
чрево еще не выносило дитя. Меррик вздохнул,  его  это  вовсе  не  радовало.
Подойдя к Кливу, он протянул руки, чтобы принять у него Таби.
   Прижимая малыша к  себе,  Меррик  отправился  за  одеялом.  Таби  надежно
устроился на его груди, придерживаясь за согнутую в локте руку  Меррика.  Он
видел, что Ларен следит за ним, этой ночью он впервые  взял  Таби  с  собой.
Подойдя к пей, он коротко распорядился:
   - Сегодня Таби спит у меня, - на миг он остановился, изучая обращенное  к
нему лицо девушки.
   Щеки у Ларен разгорелись и от  пламени,  очага,  и  от  упоения  успехом.
Меррик улыбнулся ей, и, как ни странно, Ларен улыбнулась в ответ.  Улыбка  у
нее была лучезарной, Меррик ощутил жар  где-то  глубоко  внутри,  он  хотел,
чтобы Ларен улыбалась еще и еще, только не сейчас, когда он смотрит на  нее.
Отвернувшись, Меррик произнес:
   - Не выходи из дома. Оставайся рядом с Сарлой  Скоро  я  решу,  куда  нам
переселиться.
   Ларен сжимала в ладони семь маленьких серебряных монет. Она стиснула руку
в кулак, боясь потерять их, серебряные кружочки впечатались в ее кожу.  Быть
может, этого уже достаточно, чтобы выкупить ее, Таби и Клива? Она сказала:
   - Я хочу поговорить с тобой, Меррик, завтра, например. Это очень важно.
   Потом она заколебалась. У нее накопилось одиннадцать монет, конечно,  это
целое состояние" но все же она понятия не имела, сколько стоит такая рабыня,
как она, и какую цену нужно дать за Клипа.
   - Может быть, мне лучше поговорить с тобой  не  завтра,  а  как-нибудь  в
другой раз, дня через три или четыре. Я хотела расспросить тебя о  кое-каких
вещах и сколько они могут стоить.
   Она словно не обратила внимания на то, что Таби уже уснул,  прислонившись
к плечу Меррика, с седле, образованном его рукой. Как  всегда,  эта  девушка
морочит ему голову:
   - Слова твои столь же прозрачны, как болотная трясина. Хватит, перестань,
а то ты еще больше запутаешься. Обещай мне одно: ты не будешь отлучаться  из
дома и останешься рядом с Сарлой.
   Ларен нахмурилась, не вполне  понимая  его  приказ,  но  кивнула.  Меррик
догадывался, что Ларен не осознает грозящую ей опасность, однако  больше  он
ничего говорить не стал.
   Рано утром Ларен отправилась в уборную, а на обратном пути наткнулась  на
Эрика - он преградил ей путь, уперевшись руками в бока:
   - Я тут поджидал тебя, - ухмыляясь произнес он.
   - Зачем? - Он сердито глянул на нее, и Ларен поспешно прибавила:
   - Господин мой.
   - Так-то лучше. Я - хозяин Мальверна, а ты всего только рабыня. Потрудись
не забывать об этом. Да ты красотка, Ларен. Ты все еще  очень  худая,  но  я
постараюсь не оцарапаться о твои кости.
   - Зачем тебе это нужно? - Но она уже понимала, что он имеет в  виду,  она
различала похоть в его глазах, похоть и заносчивую самоуверенность. Он хотел
Ларен и знал, что получит ее, считая, что все здесь принадлежит ему.  Однако
Ларен прикинулась простушкой в надежде выиграть время,  пока  ее  не  осенит
какая-нибудь спасительная идея...
   - Меррик предупреждал меня, что ты еще не поправилась, однако в платье  и
верхней рубахе ты не кажешься совсем уж тощей. Вот что: я сниму с  тебя  всю
одежду, огляжу тебя и тогда решу.
   Ларен склонила голову  набок  и  уставилась  на  него,  точно  ничего  не
смыслящая дурочка:
   - Господин, я должна пойти помочь твоей жене, я сварю замечательную  кашу
на завтрак.
   - Я предпочту, чтобы ты поухаживала за мной, Ларен. - Он шагнул к ней,  и
Ларен быстро отступила: Эрик грозно нахмурился. -  Как  ты  себя  ведешь?  Я
здесь хозяин, если я хочу лечь с тобой, так и будет, твоего  согласия  никто
не спрашивает. Я неплохо сложен, и ты  должна  только  радоваться,  когда  я
прикасаюсь к тебе или целую.
   "Сложен ты, может, и неплохо, - подумала Ларен, - но что-то ты мне совсем
не нравишься".
   Поглядывая через левое плечо Эрика, она осторожно произнесла:
   - Я не могу, господин мой. Я - рабыня, господин мой. Я - рабыня  Меррика,
его вещь, его наложница. Ты должен поговорить с ним, если хочешь,  чтобы  он
поделился с тобой.
   Вроде бы это подействовало на Эрика, но, подумав, он возразил:
   - Мой брат не говорил, что собирается оставить тебя при себе. Он не  спит
с тобой, клянусь богами, он либо уходит в спальню один, либо берет  с  собой
твоего братишку. Ты лжешь, женщина, ты вовсе не нужна Меррику,  он  сам  мне
сказал, что купил тебя только потому, что ты - сестра этого мальчишки.
   Ларен ощутила боль где-то глубоко внутри, такую  сильную  боль,  что  она
едва не задохнулась, но все же  сумела  проговорить,  по-прежнему  изображая
полное равнодушие к своей судьбе:
   - У меня месячные. Меррик не трогает меня в это время.
   - Подумать только, какие мелочи могут повлиять на, моего брата. А вот мне
совершенно все равно. - И Эрик вновь двинулся к ней.
   Ларен покачала  головой,  затем  быстро  шагнула  влево  и  со  всех  ног
бросилась к дому. К величайшему ее облегчению, как раз в этот миг из усадьбы
вышел один из людей Эрика, Стурда, великан, руки которого  казались  гораздо
толще, чем ноги Ларен. Он большими шагами  направился  к  своему  господину,
окликнул его:
   - Люди уже готовы, Эрик. Мы видели вчера кабана, мы наверняка не  упустим
его. Я обещал Сарле, что ей придется жарить нам отбивные нынче же вечером.
   Ларен едва не расцеловала здоровенного викинга, который мог бы  пришибить
ее одним ударом могучего кулака.
   Эрик посмотрел на нее, заметил  радость  и  облегчение  в  ее  взгляде  и
негромко выругался. Очевидно, он забыл,  что  с  утра  собирался  на  охоту.
Обернувшись к Стурде, он буркнул:
   - Ну так пошли, - а затем добавил через плечо, обращаясь к Ларен:
   - Сегодня я возьму тебя. Больше тебе не удастся меня перехитрить.
   Ларен промолчала. Не трогаясь с места, она выжидала, пока Эрик и  шестеро
его спутников не скрылись за воротами усадьбы.
   Женский голос послышался за ее спиной:
   - Я слышала, Меррик предупреждал тебя, а ты его не послушалась. Ты всегда
так небрежно относишься к словам своего господина?
   Ларен не отвечала, она по-прежнему следила, как исчезают  из  виду  Эрик,
Стурда и все остальные.
   - Хочешь ты того или нет, Эрик тебя получит, он и с братом  считаться  не
будет, - продолжала женщина.
   Ларен обернулась и увидела перед собой молодую женщину с яркими  голубыми
глазами и светлыми волосами, в  которых  запутались  утренние  лучи  солнца.
Ростам  она  превосходила  большинство  своих  соплеменниц,  красивый  наряд
облегал ее большую грудь.
   - Мне нужно было облегчиться, - возразила Ларен, - не могла же я  сделать
это в доме. Ты кто?
   - Меня зовут Кейлис. Я уже девять лет делю ложе с Эриком. Его отец  купил
меня, когда мне исполнилось  тринадцать,  и  приставил  помогать  хозяйке  и
присматривать за их племянницей Сирой. Эрик пожелал меня и  начал  спать  со
мной. Моему сыну Кенне уже  восемь  лет,  он  хороший  мальчик,  здоровый  и
сильный. Если Сарла так и не родит ребенка, Эрик непременно узаконит его.  Я
все время молюсь об этом.
   Я родила ему еще трех детей, троих девочек, но они умерли.
   - Но ведь Эрик женился на Сарле.
   - Она такая жалкая маленькая  дурочка!  Они  прожили  уже  два  года.  Ее
высватал Харальд, отец Эрика. Она не сумеет удержать  Эрика,  заставить  его
поступать так, как  ей  бы  хотелось.  Сарла  трусливей,  чем  новорожденный
ягненок. - Кейлис замолчала, внимательно оглядывая Ларен с ног до головы.  -
При жизни родителей Эрик еще старался соблюдать  приличия.  Он  появлялся  в
моей спальне и у других женщин, только когда родители уже ложились спать. Он
знал, что они привязаны к Сарле, поэтому он не смел забавляться с нами у них
на глазах. Но теперь он ни в чем себе не отказывает и  может  поступать  как
пожелает; на этот рад он почему-то пожелал тебя. Наверное, это  оттого,  что
он впервые встретился с тобой и, как большинство  мужчин,  жаждет  подчинить
тебя своей воле и уложить в свою постель, а потом он убедится, что ты  ничем
не лучше остальных, да к тому же и не так красива и хороша собой.
   Ларен ничего не ответила, она приподняла юбку и улыбнулась, глядя в  лицо
своей собеседнице. Кейлис со свистом втянула в себя воздух:
   - Такой рубец.., просто страшно смотреть!
   - Да, я недавно обожглась. Я покажу это  твоему  господину  Эрику.  Может
быть, это наконец охладит его пыл.
   Кейлис только головой покачала:
   - Стало быть, как ты и сказала хозяину, ты - наложница Меррика. Меррик  -
красивый мужчина, я всегда это говорила. Он хороший любовник, или он печется
только о своем удовольствии, а тебе  предоставляет  следить,  как  его  лицо
разгорается от страсти и наслаждения? Меррику  важно,  как  чувствуешь  себя
ты?
   Ларен в растерянности уставилась на нее. Кейлис расхохоталась:
   - Да, значит,  ты  никогда  не  спала  с  ним.  Ну  так  успокойся,  твоя
девственность достанется Эрику. Это не так плохо,  если  он  будет  настроен
по-доброму, а если нет, тебе придется совсем не легко. Иногда  ему  нравится
причинять женщине боль, я говорю, иногда, но не всегда.  Скоро  ты  узнаешь,
чего тебе ждать от него. Жаль, что Меррик не имеет  теперь  никаких  прав  в
усадьбе. Эрик не позволит ему распоряжаться. Раз  ты  ему  приглянулась,  он
тебя возьмет. А ты в самом деле варишь вкусную кашу?  У  Сарлы  не  очень-то
хорошо выходит. Пошли, займемся завтраком, я проголодалась.
   Вечером,  наевшись  вкуснейшего  жаркого   из   кабана,   которое   Сарла
приготовила под руководством Ларен, Эрик потребовал  продолжения  истории  о
Грунлиге Датчанине.
   Ларен подумала о серебряных монетах, подумала и  о  той  участи,  которая
ожидает ее после рассказа. Она понимала, что этой ночью  Эрик  доберется  до
нее, но не знала, как этому воспрепятствовать. Ладно, решила  Ларен,  сперва
надо рассказать повесть, а потом думать, как поступать дальше.
   Ларен поднялась и стояла молча, потирая руки, пока всеобщее  внимание  не
сосредоточилось на ней одной.
   - Я скажу тебе, кто я такой, - произнес Грунлиг, придавив могучей  стопой
Парму к земле. - Я все тот же Грунлиг Датчанин и никто иной, я не призрак из
страны теней, тело мое, как и раньше, состоит из  костей  и  плоти,  но  мне
теперь подвластно то, что не под силу обычному  человеку.  Однако  -  слушай
внимательно, Парма! - я  остался  самим  собой,  и  Селина  по-прежнему  моя
возлюбленная жена. Ты видишь, руки мои все еще забинтованы - это  для  того,
чтобы ты решил, будто ты теперь сильнее меня, и возгордился.
   Грунлиг неторопливо снял с рук повязки,  и  Парма,  словно  зачарованный,
уставился на его кисти: они уже не казались птичьими лапами, пальцы не  были
скрюченными и почерневшими. Нет,  руки  Грунлига  вновь  стали  здоровыми  и
могучими, они очистились, и сила вернулась к ним, Грунлиг с легкостью  играл
своим огромным мечом.
   -  Это  твоя  жена-ведьма  исцелила  тебя,  -  простонал  Парма.  Он  так
испугался, что кишки его ослабели, и трус осрамил себя.
   - Нет, это сделал Отец Один, - спокойно возразил Грунлиг. - Он счел  меня
достойным помощи, сжалился над моим народом и возвратил мне силы. Парма,  ты
глупец, неужели ты не видишь, где мы?
   Парма огляделся по сторонам, но так и не понял, куда он попал.  Вдруг  он
заметил Селину, женщина приближалась к ним, ее белое платье  раздувалось  от
ветра, походка сделалась уверенной и гордой, плечи распрямились.
   - Ты никуда не улетел, Парма, ты остался  на  том  самом  месте,  где  ты
оскорбил мою жену. Отец Один просто забавлялся с  тобой,  он  обманул  тебя,
потому что ты - глупец. Что ты скажешь теперь в свое оправдание?
   Парма лихорадочно старался  придумать  хоть  что-нибудь,  и  наконец  ему
показалось, будто он нашел способ спасти свою жизнь. Он сказал:
   - Если ты и в самом деле великий герой, такой, что сам Отец Одни  чтит  и
уважает тебя, тогда  ты  должен  совершить  новый  подвиг  и  доказать  свое
мужество. Не пытайся сломать  мне  шею,  это  ничего  тебе  не  даст,  такой
поступок достоин труса. Давай же,  Грунлиг,  испытай,  насколько  Отец  Один
любит тебя Садись на корабль и плыви на восток от Исландии и попробуй  снова
разгрести руками ледяные глыбы, да-да, попробуй сделать это еще раз, и тогда
ты убедишься, вправду ли ты такой храбрец, каким воображаешь себя.
   -  Не  слушай  его,  Грунлиг!  -  воскликнула  Селина.  -  Язык  у   него
раздвоенный, он лукавит, он хочет лишить тебя рассудка и здравого смысла! Не
слушай его!
   Но Грунлиг уже принял ногу с головы Пармы  и  отошел  прочь  от  негодяя,
лежавшего  ничком  на  земле  Парма  словно  в  камень  обратился,  он  даже
пошевелиться не мог. Грунлиг  возвел  очи  к  небесам,  запрокинул  огромную
голову и громк