м.
   - Да, мне очень хочется его увидеть, - ответила  Чесса  и,  наклонившись,
поцеловала его в губы. Прямо на глазах у Варрика.
   Он знал, почему она это сделала -  потому  что,  заглянув  в  его  глаза,
увидела в них его душу. Она принимала его  и  его  любовь,  и  то,  что  она
счастлива, было очевидно всем. В том числе и его отцу.

Глава 26

   Меррик, Ларен и все мужчины из Малверна отплыли два  дня  спустя,  ясным,
безоблачным утром. Чесса надеялась, что таким оно и  останется  и  туман  не
закроет озеро до вечера. Перед отплытием кормчий Эллер потянул носом  воздух
и удовлетворенно крякнул.
   - Думаю, денек будет ничего себе, - сказал он. - Подходящий для  плавания
в незнакомых водах.
   Чесса и Клив с Кири на  руках  махали  им  вслед,  пока  оба  корабля  не
скрылись за поворотом береговой линии.
   - Теперь это наш дом, - сказала Чесса. Кири попросила:
   - Отец, опусти меня на землю. Я хочу поискать Кальдон. Я не видела ее уже
два дня. Думаю, она по мне соскучилась. Я сказала ей, что хочу познакомиться
с ее детками.
   Клив молча кивнул и поставил девочку на узкую тропинку,  которая  вела  к
длинному деревянному причалу, выдающемуся далеко в озеро.
   - В богатстве воображения она может поспорить  с  Ларен,  -  заметил  он,
глядя ей вслед. - Жаль, что Ларен так и не удалось увидеть чудовище еще раз.
Меррик  говорит,  что  она  теперь  долго  будет  пребывать  в  расстроенных
чувствах.
   - Давай возьмем с собой Кири и опять примемся за работу, - сказала Чесса.
- Я хочу поскорее заиметь свою собственную кровать.
   Варрик каждый день смотрел на ее живот и при атом всякий  раз  спрашивал,
как она себя чувствует. В ответ Чесса всегда улыбалась ему и  говорила,  что
чувствует себя превосходно.
   Мало-помалу в жизни обитателей Кинлоха начались  перемены.  Теперь  здесь
иногда звучал смех, и мужчины порой оживленно спорили друг  с  другом  и  за
столом, и во  время  работы.  Дети,  которыми  верховодила  Кири,  все  чаще
устраивали потешные сражения,  используя  при  этом  ножи,  мечи  и  топоры,
вытесанные из дерева. Они играли кожаными мячиками, опрокидывали друг  друга
на землю, громко обзывались.
   Прядя  шерсть,  женщины,  раньше  всегда  безмолвствовавшие,   теперь   с
увлечением болтали. Глядя на все эти  новшества,  Варрик  хмурил  брови,  но
ничего не говорил. Чесса смеялась так много, как никогда  в  жизни,  и  чаще
всего не потому, что ей в самом деле было смешно, а потому, что ей хотелось,
чтобы жители Кинлоха поняли, какая чудесная вещь смех, и убедились, что  они
могут смеяться, не опасаясь наказания, и что Варрик  ничего  им  за  это  не
сделает. "Пожалуй, Клив скоро возомнит, что он самый  остроумный  человек  в
Шотландии, - говорила она себе, - поскольку теперь я заливаюсь смехом  почти
от всего, что он говорит".

***

   Тот день, когда Чесса  сломала  Атолу  ногу,  начался  с  мутного  серого
тумана, однако затем развиднелось и мглистый  рассвет  перешел  в  солнечное
утро, пахнущее свежестью. На высокий скалистый гребень, окаймляющий их новую
усадьбу с восточной стороны, опустился крупный сокол. Все  мужчины  работали
на строительстве усадьбы, которую Клив собирался назвать  Карелией  в  честь
перешейка между озером Ладога и Финским заливом, места, которое он,  по  его
словам, всегда вспоминал с удовольствием. Когда  Чесса  попыталась  выяснить
причину этого удовольствия, Клив поцеловал ее в кончик носа  и  сказал,  что
ответ на этот вопрос он унесет с собой в могилу.
   - Карелия, - произнесла она. - Что ж, это и впрямь красивое название,  не
стану спорить, хоть я и уверена, муж мой,  что  там  у  тебя  была  какая-то
женщина. Как ее звали?
   - Тайра, - ответил он и снова чмокнул ее в кончик носа. - Если,  конечно,
мне не изменяет память. Ведь их было так много.
   Чесса сжала руку в кулак и с наигранной яростью ударила его в  живот.  Он
ухмыльнулся:
   - Ну как, ты еще не забеременела? Она нахмурилась:
   - Я столько раз объявляла себя  беременной,  и  вот  теперь,  когда  я  и
вправду этого хочу, у меня ничего не выходит. Как ты думаешь, Клив, может, я
бесплодна?
   - Нет, дорогая, я думаю, что твой  муж  просто  недостаточно  усерден.  А
может, все дело в том, что ты чересчур тревожишься по этому  поводу  и  твои
опасения передаются моему семени, вот оно и отказывается оплодотворить тебя.
   - Да, верно, в последнее время ты слишком много работаешь на этой стройке
и всегда возвращаешься домой очень усталый.
   Клив схватил ее за шею  и  легонько  сдавил.  Потом  крепко  поцеловал  в
недовольно сжатые губы. Он  пристально  посмотрел  ей  в  лицо,  заглянул  в
прекрасные зеленые глаза, такие же зеленые, как те мшистые камни у водопада,
которые он ей показывал.
   - Мой отец что-нибудь говорил тебе? Он никак тебе не досаждал?
   - Нет. Но всякий раз, когда он видит меня, он пялится на мой живот.
   - Чесса, это правда? - раздался детский голосок. Клив  и  Чесса  опустили
глаза и увидели Кири, которая хмуро смотрела на отца и мачеху. В руках у нее
было недогрызанное яблоко. Чуть поодаль трое ребятишек, вечно ходящих за ней
хвостом, спорили из-за кожаного мячика.
   - О чем это ты, золотце? - спросила Чесса. - Что правда?
   - Я слышала, как Атол сказал своему брату, что у тебя будет ребеночек  от
моего отца.
   - Чистая правда, - глазом не моргнув, ответствовал Клив.
   - А потом он сказал, что ты говоришь не правду и что  ребеночек  у  Чессы
будет не от тебя, а от Варрика. Я сказала ему, что он ошибается, а  он  надо
мной посмеялся. Атол противный. Он мне не  нравится.  -  Кири  на  мгновение
уставила глаза в землю, свирепо сдвинув брови. - По-моему, он полоумный.
   - Да, Кири, ты права. У него не в порядке с  головой,  -  твердо  сказала
Чесса. - Так что держись-ка ты от него подальше.  Он  трус  и  любит  делать
гадости.
   Но Кири не последовала этому совету. По счастью, Чесса подоспела как  раз
вовремя. Она увидела Атола, который с издевкой смотрел на девочку  с  высоты
своего роста, услышала, как Кири крикнула:
   - Ты все наврал мне, Атол. Чесса родит ребеночка  не  от  Варрика,  а  от
моего отца, вот!
   - Ты маленькая дура, - зло прошипел  Атол.  -  Ты  ничего  не  понимаешь.
Убирайся отсюда, поняла?
   - Никуда я не уйду, пока ты не признаешься, что все наврал!
   Атол обругал ее грубым словом, она лягнула  его  в  голень,  и  тогда  он
нагнулся, схватил ее и начал трясти, словно нашкодившую собачонку.
   - Ах ты, мерзкое отродье! -  заорал  он,  брызжа  слюной  ей  в  лицо.  -
Мерзкое, проклятое отродье! В тебе его кровь, и  ты  не  имеешь  права  жить
здесь и присваивать то, что принадлежит мне!
   Чесса не представляла, что у него на уме, но лицо его было искажено такой
бешеной яростью, что она ужаснулась. Он полностью утратил  самообладание  и,
похоже, мог сделать все что угодно.
   - Отпусти девочку, Атол, - тихо сказала она.
   - Ты! - злобно прохрипел  Атол  и  снова  тряхнул  Кири.  Та  сжала  свою
маленькую ручку в кулак и изо всей силы стукнула его по носу. Атол  взвыл  и
швырнул ее на землю.
   В  следующее  мгновение  Чесса  вихрем  налетела  на  него,  пронзительно
выкрикивая все бранные слова, которым она  выучилась  в  Дублине  от  воинов
своего отца. Он занес было кулак, чтобы отпихнуть ее, и тут она что было сил
ударила его коленом в пах. Когда  он  согнулся  вдвое,  вопя  от  боли,  она
лягнула его в голень и он, не удержавшись на ногах, шлепнулся на  землю.  Но
Чессе этого было мало. Она пнула его в ребра, потом еще раз с силой  ударила
его каблуком в голень, и услышала, как хрустнула кость.  Однако  это  ее  не
остановило. Тяжело дыша, она продолжала исступленно наносить удары.
   - Чесса, перестань!
   Она попыталась вырваться из рук  Клива  и  снова  наброситься  на  Атола,
который сжался в комок под градом  ее  пинков,  однако  Клив  все  же  сумел
оттащить ее.
   Чесса резко повернулась к мужу и, задыхаясь от ярости, крикнула:
   - Он схватил Кири и стал ее трясти! А потом швырнул ее на землю.  Швырнул
ее, Клив( - С Кири все в порядке, Чесса. Я  научил  ее,  как  перекатываться
через плечо при падении. Перестань же, Чесса, оставь  его.  Смотри,  с  Кири
ничего не случилось.
   -  Отец,  погляди,  я  не  ушиблась,  не  то  что  Атол.  Красный  туман,
застилавший глаза  Чессы,  рассеялся,  когда  она  услышала  удовлетворение,
прозвучавшее в тонком голоске Кири. Она набрала в легкие побольше воздуха  и
медленно выдохнула.
   - Ума не приложу, почему я не вытащила нож и  не  всадила  в  его  черное
сердце, - сказала она, тряхнув головой. Потом посмотрела на  съежившегося  в
страхе Атола, занесла ногу для очередного пинка, однако не ударила.
   - Нет, - сказала она. - Думаю, с него хватит.
   - Моя нога, - простонал Атол. Он с трудом  сел,  схватился  за  голень  и
начал раскачиваться из стороны в сторону, не переставая скулить. - Моя нога!
Ты ее сломала!
   - Да, сломала, - согласилась Чесса. - Я  слышала,  как  хрустнула  кость.
Посиди спокойно, и я тебе помогу.
   Услышав это предложение, Атол завопил во все горло и  попытался  отползти
прочь.
   - Сиди смирно, ты, трусливый задира.
   - Не бойся, Атол, теперь она уже не станет тебя убивать, - сказал Клив. -
Делай, что она велит, иначе мне придется огреть тебя камнем по голове, чтобы
ты не трепыхался, пока она будет заниматься твоим переломом.
   - Что тут стряслось? - спросил подошедший Игмал, вытирая руки  о  кожаный
передник. - Вижу, ты, Атол, забыл о моем предупреждении, а? Вот  и  получил.
Тебе еще повезло, что она тебя не убила.
   Атол застонал:
   - Игмал, я тебе приказываю: не  подпускай  ее  ко  мне,  не  позволяй  ей
касаться меня!
   - Попридержи свой глупый язык, Атол. Она тебя не убьет.
   - Мой отец...
   Клив наклонился и, не говоря ни слова, хрястнул Атола кулаком в  челюсть.
Тот, оглушенный, упал навзничь.
   - Отец, ты научишь меня так бить?
   - Нет, не научу, - ответил Клив, беря дочь на руки. -  У  тебя  и  правда
ничего не болит, сердечко мое?
   - Нет, - беспечно сказала Кири. - Игмал, можно я пойду с тобой  и  помогу
тебе работать?
   Игмал широко улыбнулся, показав свои блестящие белые зубы, и взял Кири  у
Клива.
   - Да, малышка. Я разрешу тебе поиграть в чане из-под смолы. Думаю, твоему
отцу и мачехе это понравится.

***

   В конце  сентября,  когда  в  Норвегии  по  утрам  уже  подмораживало,  в
Шотландии еще стояла теплая погода, воздух  был  ласков  и  напоен  ароматом
вереска. Строительство Карелии,  новой  усадьбы  Клива  и  Чессы,  было  уже
закончено. В доме пахло свежим деревом, и Чесса с удовольствием вдыхала  его
запах. Дом был невелик, но в нем хватало места для Клива с  Чессой  и  Кири,
дюжины воинов и четырех семей, которые  решили  переселиться  в  Карелию  из
Кинлоха. Рядом с общим домом имелась баня, совсем такая же, как в  Малверне,
только меньше, а также  уборная,  амбар  для  зерна,  сараи,  где  хранились
инструменты и припасы, хлев  для  коров,  коз  и  двух  лошадей,  кузница  и
небольшой барак для рабов. Теперь мужчины сооружали вокруг  усадьбы  палисад
высотой в десять футов.
   - Этот дом - наш, - сказала Чесса, радостно потирая руки. Аргана дала  ей
котелки, блюда, ложки, ножи и даже красивую полотняную скатерть для длинного
общего стола. Когда Клив впервые разжег огонь в очаге, а Чесса в первый  раз
взялась за прикрепленную  к  потолочным  балкам  толстую  палку  со  змеиной
головой на конце, чтобы подтянуть приделанные к ней тяжелые цепи, на которых
висел большой железный котел, она  не  смогла  сдержать  счастливого  смеха.
Присутствовавший при этом Варрик посмотрел на нее и нахмурился. Аргана  тоже
рассмеялась, Кейман же даже не улыбнулась. Она просто стояла и смотрела,  не
проронив ни единого слова. Атол тоже смотрел, опираясь на костыли, и  вид  у
него при этом был такой злой и мрачный, что Кливу захотелось вышвырнуть  его
вон.
   Именно в эту ночь, их первую ночь  в  новом  доме  и  на  новой  кровати,
застеленной новой мягкой медвежьей шкурой, которую подарил им Оттар, один из
воинов Игмала, Чесса сказала:
   - Я беременна.
   Клив, как раз собиравшийся овладеть женой,  застыл,  напрягся,  оторопело
глядя ей в лицо, а потом глубоко вошел в нее и она  засмеялась,  проталкивая
его еще глубже.
   - Я гадала, что же ты сделаешь, когда я тебе скажу, - прошептала она  ему
на ухо, потом легонько укусила его за мочку и  поцеловала  в  подбородок,  а
затем в губы, ощутив смешавшийся с его дыханием хмельной вкус меда.
   - Я люблю тебя, Клив, - сказала она. - И теперь я знаю, что не бесплодна.
   Он на мгновение отстранился от нее и, наклонив голову, припал губами к ее
лону. Когда она вскрикнула, невольно изогнув спину, он рассмеялся.
   - Пусть мой ребенок услышит,  как  его  мать  кричит  от  наслаждения,  -
проговорил он и снова вошел в нее, чувствуя, как ее плоть  сжимается  вокруг
его, чувствуя, как она конвульсивно вздрагивает от жгучего наслаждения.
   - Лучше оставь свои  попытки  управлять  мною,  Чесса,  -  прошептал  он,
распрямившись и целуя ее при каждом слове. - Уверен, ты  воображала,  что  я
так ошалею, узнав о твоей беременности, что свалюсь с кровати на пол,  а  ты
будешь смотреть на меня с самодовольной улыбкой. Ох  нет,  Чесса,  не  делай
таких движений, а то я...
   Больше он ничего не сказал. Он овладел ею опять, но не так, как в  первый
раз, потому что теперь он знал - в ее чреве зреет его дитя, и  ему  хотелось
показать ей, как он этому рад, как сильно он ее любит и как будет лелеять  и
оберегать ее до самого конца своей жизни. Когда к нему вернулся дар речи, он
прошептал:
   - Я люблю тебя, Чесса. Я никогда не считал тебя бесплодной.
   Она ткнула его локтем в ребра, потом притянула к себе, так что  его  губы
коснулись ее губ. . - Ты в самом деле любишь меня, Клив? Не то  чтобы  я  не
поверила тебе, когда ты заставил себя сказать это в  первый  раз,  -  просто
дело в том, что ты мужчина, а я знаю, что мужчины не любят говорить о  таких
вещах. Говоря о любви, они чувствуют себя глупыми.
   - И кто же тебе это сказал? Уверен, что не Ларен и не Мирана.
   - Нет, я заметила это сама.
   - Так ты, стало быть, такая же старая и опытная, как Альна с ее беззубыми
деснами,  скрипучим  кудахтаньем  и  вечными  разговорами   о   недостатках,
свойственных всем мужчинам, включая даже ее любимого Рорика?
   - Нет, я, конечно же, не такая - разве что совсем  немножко.  Но  ты  так
редко говорил мне о своей любви - раз,  два  и  обчелся.  Обычно  ты  только
устраиваешь мне разносы и кричишь на меня или  же  хочешь  затащить  меня  в
постель - впрочем, все мужчины только об этом и думают.
   - Это чистая правда, - пробормотал он, страстно целуя ее. - Скажи,  когда
родится наш ребенок?
   - В марте.
   - Кири тоже родилась в марте, - сказал он и, скатившись с нее,  обнял  ее
за плечи.
   - И что же тогда случилось?
   В ответ он рассказал о Сарле, о том, как он любил ее, вернее, думал,  что
любит, о том, как она предала его, и о том, как он заставил  ее  остаться  в
Малверне до тех пор, пока она не родит.
   - Я помню, как она кляла меня, когда рожала Кири.
   - Почему?
   - Потому что роды - это очень больно, Чесса.
   - Ты уверен? Сайра говорила мне, что это сущий пустяк. Она  уверяла,  что
стоило ей немного покряхтеть, как из ее чрева выходил еще один мальчик.
   Клив поморщился, уж слишком радужны  были  ее  представления  о  рождении
детей. Хотя, с другой стороны, что об этом мог знать он, мужчина?
   - Может, тебе лучше расспросить Аргану? - сказал он.
   - А когда появилась на свет Кири, роды были долгими?
   Он хотел было солгать, но тут же понял, что это было бы нечестно.
   - Очень долгими, - ответил он, - но я  знаю,  что  у  разных  женщин  это
происходит по-разному, - И многие женщины от этого умирают.
   - Ты не умрешь, и я запрещаю тебе говорить такие вещи.  Когда  ты  будешь
рожать, я буду с тобой, и все будет хорошо.
   - Мой  отец  никогда  не  приближался  к  Сайре,  когда  она  рожала  ему
очередного сына.
   - А Меррик оставался рядом с Ларен оба раза, когда рождались их  сыновья.
В Ирландии что, есть обычай, что муж должен уйти из дома, когда у  его  жены
роды?
   - Мне всегда казалось, что мужчинам  не  хочется  быть  рядом  со  своими
женами, когда они рожают, - сказала Чесса. - Мой отец в этих случаях  всегда
покидал дворец и уезжал на охоту.
   - Когда придет твой срок, я не уеду на  охоту.  Чесса  поцеловала  его  в
грудь.
   - Я помню, что Сайра и сама не подпускала к себе  моего  отца,  когда  ее
срок был уже близко, потому что тогда она становилась толстой и  некрасивой.
Я слышала, как она говорила об этом с одной из своих дам. Мне она,  конечно,
ничего такого не  говорила.  И  сказать  по  правде,  мне  она  не  казалась
некрасивой, даже тогда, когда у нее вырастал огромный живот.
   Клив погладил ее бока, потом живот.
   - Я не оставлю тебя, когда ты будешь рожать моего ребенка, - сказал он. -
Ни за что не оставлю.
   - Ты готов мне в этом поклясться?
   - Даже если ты станешь похожа на Равнольд, любимую свинью  Ларен,  я  все
равно тебя не покину. Я буду обнимать тебя каждую ночь, чтобы тебе  не  было
одиноко и страшно.
   Чесса куснула его в подбородок и быстро взгромоздилась на него.
   Это его озадачило:
   -  Что-то  я  тебя  не  понимаю,  Чесса.  Ты   забеременела.   Мое   семя
оплодотворило тебя. Почему же ты такая ненасытная? Ведь теперь в  этом  деле
нет большой нужды, разве не так?
   Она наклонилась и снова укусила его в подбородок.
   - Это нужно не ребенку, - шепнула она, - а мне.

***

   - Прибыл посланец от короля Ситрика, - сообщил Игмал. - Он  говорит,  что
знает тебя, Чесса.
   Чесса вытерла руки шерстяной тряпкой, одернула  платье,  сняла  с  головы
платок и вышла за ворота. Перед ней стоял Бродан, ее брат, а за  ним  -  две
дюжины воинов во главе с Кулликом, телохранителем ее отца.
   - Бродан! - радостно крикнула она и бросилась в его объятия. - О, Бродан,
Бродан, ты приехал, приехал, - повторяла она, целуя брата. - Я уж и не чаяла
когда-нибудь свидеться с тобой, братец, и вдруг - такое счастье! - ты здесь.
Надо же, как ты вырос! Кстати, как ты нас нашел? Нет, вы только  посмотрите,
как он вымахал! С виду уже почти взрослый парень) И  какой  пригожий!  Глаза
темные, горячие, совсем  как  у  нашего  отца.  Уверена,  что  девушки  тебя
обожают.
   Поскольку Бродану было еще всего-навсего  восемь  лет,  эти  восторженные
похвалы не пришлись ему по вкусу. Заметив его смущение, Чесса оборвала  свои
излияния и крикнула:
   - Клив, скорее иди сюда и познакомься со своим шурином Броданом.
   За последние полгода Бродан действительно заметно возмужал. И он в  самом
деле обещал стать красивым мужчиной. Глядя на него, Чесса невольно  подумала
об Атоле и мысленно  помолилась  каждому  богу,  которого  знала,  чтобы  ее
младший брат вырос порядочным и достойным человеком, не таким, как Атол.
   Бродан вскинул голову и устремил взгляд на Клива. Чесса заметила, что  он
вглядывается в ее мужа, как один взрослый мужчина  вглядывается  в  другого,
стараясь высмотреть в нем все сильные и слабые стороны. Именно так учил  его
их отец.
   - Я помню тебя, - сказал Бродан. - Ты был  послом  герцога  Ролло.  Когда
твой гонец приехал с Ястребиного острова в Дублин и сообщил моему отцу,  что
ты женился на Чессе, отец три  дня  рвал  и  метал.  Он  ругался  последними
словами, пинал мебель и орал на всякого, кто к нему приближался, -  даже  на
мою мать. Мать не понимала, что на него нашло, м очень удивлялась. Но  потом
отец снова начал улыбаться. Я слышал, как он сказал матери, что  ты  хороший
человек и что Чесса считает тебя совершенством и даже находит красивым  твое
лицо. Он сказал, что коль скоро она не замечает  твоего  шрама,  то,  должно
быть, действительно очень сильно влюблена в тебя. Так  что  он  согласен  на
этот брак. Не сказал бы, что он в восторге, но он согласен.
   -  Рад  это