стоял
подбоченившись, его красивое лицо выражало  нетерпение.  Вот  так  всегда  -
ничем она не может ему угодить. Впрочем, Сарла не упрекала мужа, знала,  что
не умеет вести хозяйство так, как это делала его мать. Правда, Тора  никогда
не ругала ее, обращалась с ней по-доброму, не  то  что  Эрик.  Сарла  тяжело
вздохнула и вся съежилась. Эрик хотел, чтобы жена шла в постель  к  нему,  а
она вовсе этого не хотела. Часто он оставлял ее  в  покое,  уходил  к  своим
женщинам. Этому Сарла тоже не радовалась, и все же, думала она, лучше  спать
одной, нежели лежать на спине, чувствуя, как он протискивается  внутрь  нее,
потея от напряжения и издавая омерзительное урчание. Сарла опустила  голову,
боясь  встретиться  с  кем-нибудь  взглядом,  понимая,   что   все   мужчины
догадываются, зачем муж зовет ее. Сарле было нестерпимо стыдно.
   - Сарла! - еще раз позвал ее Эрик, в голосе его  уже  звучала  угроза.  -
Немедленно приходи в мою спальню.
   Теперь это была его спальня, а не "их". Все изменилось в Мальверне. С тех
пор как умер его отец, Мальверн принадлежал Эрику, и Эрик с радостью называл
себя хозяином, ему нравилось ощущать на языке вкус  этого  слова.  Теперь  и
спальня родителей досталась ему. Наверное,  Меррик  будет  спать  в  прежней
комнате своего старшего брата?! Он еще ничего не говорил  об  этом.  Похоже,
Меррик пока и не думал, как устроиться, - он слишком поглощен своим горем. А
сама Сарла? Она и живет здесь только потому, что замужем за  Эриком.  Скорее
всего, он не станет отсылать ее. Чего ради? Перед мысленным  взором  женщины
предстала мыза ее родителей, находящаяся немного  к  северу  от  Вестфольда.
Сарла содрогнулась, словно вновь увидев,  как  отец  наматывает  на  широкую
ладонь свой кожаный ремень, как мать наклоняется, обнажив спину, как  ремень
раз за разом опускается на белую кожу, и  наконец  мать  падает  и  остается
лежать. Тогда отец оборачивается к дочери, и на лице его хищный оскал. Сарла
задрожала всем телом. Нет, уж лучше Эрик.  Даже  хорошо,  что  у  него  есть
другие женщины, зато он меньше пристает к ней и почти не бьет.
   Сарла медленно подошла к мужу, остановилась  перед  ним,  по-прежнему  не
поднимая головы.
   Пальцы Эрика сомкнулись на ее руке повыше локтя:
   - Сегодня  ночью  я  хочу  тебя,  -  произнес  он.  Ларен,  нахмурившись,
наблюдала за этой парой. Таби сказал ей:
   - Папа и мама Меррика умерли, как и наши папа и мама. Он  очень  грустит,
правда, Ларен?
   - Да, очень. Он так надеялся увидеться с ними, -  Ларен  припомнила,  что
Меррик рассказывал ей об охватившем его недобром предчувствии, и подивилась,
что оно было не напрасно.
   Ларен принялась раскатывать одеяла, готовя постель на  гладко  утоптанном
земляном полу. Подняв голову, она обнаружила, что Таби  нет  рядом.  Девушка
успела только заметить, как он миновал большие  дубовые  двери  дома.  Ларен
хотела окликнуть брата, но, зная, что многие  из  обитателей  Мальверна  уже
улеглись спать на скамьях или на полу, закутавшись с головой  в  одеяла,  не
стала шуметь. Она просто поднялась и пошла искать брата.
   Таби нашел Меррика у ограды - он стоял там тихо, замерев, погрузившись  в
себя. Закинув голову, Меррик глядел  вверх,  на  алмазную  россыпь  небесных
звезд. Весь мир вокруг затих. Широкая гладь вод, почти вплотную  подходивших
к дому, покрытые лесом горы по ту сторону фьорда - все притаилось и казалось
зловещим.
   - Мне так жаль, что они умерли, -  произнес  Таби,  обращаясь  к  широкой
спине человека, которому он теперь верил больше, чем всем, кого знал в своей
недолгой еще жизни, всем, кроме Ларен.
   Меррик обернулся и посмотрел на малыша. Слова застревали у него в  горле,
он чувствовал, как быстро становятся влажными  его  щеки,  но  не  устыдился
слез. Скорбь Меррика была глубока, и горе казалось еще непривычным.
   - А я не помню ни папу  ни  маму,  -  подумав,  добавил  Таби.  -  Я  был
маленьким, когда они умерли, но Ларен рассказывает мне о них.  Ларен  хорошо
рассказывает, правда?
   - Правда.
   - Иногда Ларен тоже плачет, как и ты.  Я  спрашивал  ее,  отчего,  а  она
говорит, потому что помнит маму и папу и любит их так сильно, будто они живы
и она может до них дотронуться, и от этого ей и хорошо, и больно. Я не знаю,
как это получается.
   Меррик теперь знал, как это получается. Он молча нагнулся и  поднял  Таби
на руки, унес его к старому дубу, столь же древнему, как и скалы, в  которые
врезался фьорд.  Здесь  Меррик  сел,  прислонившись  к  дереву,  по-прежнему
прижимая мальчика к груди  и  легонько  поглаживая  Таби  по  спине,  словно
утешая.
   Меррик заговорил негромко, каждое слово давалось ему с трудом:
   - Мне посчастливилось, я прожил с родителями  много  лет,  но  оттого  их
смерть еще тяжелей для меня, ибо они были для меня не только родителями,  но
и лучшими друзьями, которым я мог доверить все самое дорогое в  жизни.  Отец
мой был очень горд, но любил своих детей и берег жену и никогда не  поступал
жестоко, никого не обижал только ради того, чтобы"" выплеснуть свой гнев.
   - Значит, он похож на тебя, - пробормотал Таби, опуская голову  на  плечо
Меррика.
   Меррик улыбнулся, легонько целуя пушистую макушку.
   - Я мог бы гордиться собой, если б стал похожим на отца, - ответил он,  -
и моя мама тебе тоже понравилась бы, Таби. Все дети льнули к ней,  всех  она
поровну оделяла своей любовью и заботой. Она была сильной, горячей женщиной,
и отец никогда не пытался превратить ее в слабое подчиненное существо.
   - Совсем как Ларен. Меррик нахмурился:
   - Нет. Моя мама другая.  Не  такая  гордая,  надменная,  заносчивая,  как
Ларен. - Тут Меррик поморщился, вспомнив, как сам же рассказывал Ларен,  что
его мать порой становилась грозной, словно викинг, а в иные минуты  казалась
ласковым ребенком.
   - Я не понимаю, - возразил Таби, - Ларен - моя сестра. Чтобы спасти меня,
она может убить. Она может и умереть, чтобы помочь мне.
   - Это правда, - согласился Меррик и умолк. Меррик не хотел вести разговор
о Ларен. Она - сестра Таби, и только. Он не хотел думать о Ларен  как-нибудь
иначе, но в памяти Меррика вновь всплыла та минута на берегу Копанга,  когда
Ларен бросилась ему на шею, узнав, что он купил одежду  для  Таби  и  Клива.
Меррик ощутил прикосновение девушки, горячее дыхание на своем лице и  сказал
поспешно:
   - Скоро я должен буду покинуть  Мальверн,  ведь  теперь  дом  принадлежит
моему брату, у него и у Сарлы, конечно же, будут дети, и здесь не  останется
места для нас обоих. Я уже размышлял об этом и знал, что нужно  будет  скоро
уйти из дома, завести свое хозяйство, возделывать землю.  Другой  мой  брат,
Рорик, нашел целый остров недалеко  от  восточного  берега  Англии,  который
называется теперь Соколиная гора. Красивое место, и принадлежит ему  одному.
Мне придется теперь найти свою землю. А ты что скажешь, Таби?
   Таби уже уснул. Ларен  неслышно  выступила  из  темноты  и  заговорила  с
Мерриком:
   - Человек должен быть хозяином самому себе,  ступать  по  земле,  которая
принадлежит только ему, возделывать землю, в  которую  ляжет  его  зерно,  и
снимать с нее урожай.
   Меррик на миг растерялся. Ларен  застала  его  врасплох,  и  ему  это  не
понравилось: подкралась точно тень, притаилась и подслушивала! Меррик еще  и
потому рассердился, что он недавно думал о Ларен и боялся,  что  она  сумеет
как-то разгадать его мысли. Обращаясь к Таби, Меррик словно  разговаривал  с
самим собой, ведь малыш еще не мог понять взрослых. И вот, пожалуйста, Ларен
подбирается к нему, будто привидение, и неведомо для него проникает в  тайны
его души.
   - Почему ты спряталась и слушала то, что было сказано не для твоих  ушей?
И все же каждое мое слово правда, и я готов повторить: твоя гордыня чересчур
велика. Ты держишься уверенно, словно  викинг  в,  бою,  просто  смешно.  Ты
слишком много о себе мнишь, а ведь ты всего-навсего женщина.
   Ларен пожала плечами:
   - Я не слыхала, что ты говорил обо мне. Очень  жаль,  что  ты  так  низко
ценишь женщин.
   Меррик вздохнул - лучше бы он промолчал.
   - Нога еще болит?
   - Почти нет Мазь и вправду творит чудеса.
   - Некому больше готовить это снадобье, мама умерла Может быть, она успела
научить Сарлу. Надо спросить - Меррик слепо уставился в темноту мимо  Ларен,
думая: сперва девчонке пришлось голодать, потом ее жестоко избили, а  теперь
саднит недавний ожог Гнев улетучился Если бы не самонадеянность Ларен,  если
бы не ее гордыня, она бы давно уже погибла Да, в этом она и  вправду  похожа
на мать Меррика, или, вернее, на Мирану, жену  Рорика  Первое  время  Меррик
ненавидел жену брата и боялся  ее,  да  и  родители  тоже  не  доверяли  ей,
поскольку в жилах Мираны текла кровь убийцы. Но  Мирана  оказалась  сильной,
верной и столь же упрямой, как и се муж Рорик.
   Вздохнув, Меррик вновь обратился к Ларен:
   - Смерть приходит слишком быстро - и навсегда уносит  жизнь  Погибнуть  в
бою почетно для мужчины, он готов к этому, по крайней мере, душой,  если  не
разумом, ведь ему известно, что отправиться в Вальхаллу  -  значит  остаться
там навечно. Но когда болезнь подбирается к тебе исподтишка, и ты не  можешь
ей противостоять, не можешь сражаться с ней - это ужасно Ни отвага, ни честь
здесь не помогут Ларен решительно сжала губы, и голос ее прозвучал жестко"
   - Такова жизнь Чтобы умереть, не нужны ни отвага, ни честь Когда человека
разрубают на куски, он погибает Но разве такая смерть лучше, чем  смерть  от
чумы или ножа убийцы?! Жизнь пронизана  смертью,  их  невозможно  разделить.
Смерть всегда стоит у нас за плечами, всегда, для всех,  один  конец  -  был
человек и нет его.
   - Ты рассуждаешь слишком грубо, не понимаешь, как важно  человеку  самому
выбрать последнюю битву, показать свою доблесть и силу. Чума - совсем не тот
жизненный итог, какого хотел бы мой отец.
   - А твоя мать? Женщины ведь не участвуют в сражениях, верно? Значит,  для
них кончина лишена и красоты и славы?
   - Не знаю, не думал. Но женщины - это же совсем другое дело.
   - Ну да, - негромко произнесла Ларен, -  конечно.  -  Она  хотела  что-то
добавить к своим словам, но передумала и только головой покачала:
   - Мужчинам повезло, что они сильнее нас.
   Меррик снова подумал о ее обожженной ноге и похвалил Ларен:
   - Ты смогла выжить.
   Она рассмеялась, но смех прозвучал невесело:
   - Если бы не ты, нам бы уже не долго оставалось жить.  Думаю,  на  Траско
все бы и завершилось. Скоро он распознал бы, что я  вовсе  не  мальчишка,  и
тогда - либо я стала бы наложницей, либо сразу погибла. Я потеряла Таби,  не
сумела удержать его при себе, позаботиться о нем, и мне было уже все равно.
   - Ты бы покончила с собой?
   Ларен замолчала, она долго стояла неподвижно, почти вплотную  к  Меррику,
спиной к луне,  и  Меррик  не  мог  разглядеть  ее  лицо,  он  видел  только
серебряное сияние над головой девушки.
   - Не знаю, - сказала она наконец, - тогда я не успела  ничего  решить.  Я
хотела найти Таби. Потом пришел ты.  Меррик,  мне  так  жаль,  что  тебе  не
довелось увидеть своих родителей. Я сочувствую твоему горю, Меррик.
   Он ничего не  ответил,  только  откинулся  назад,  прислоняясь  спиной  к
шероховатой коре дуба, и прикрыл глаза.
   - Оставь мне Таби, - попросил он, не открывая глаз.  -  Скоро  я  вернусь
домой и тогда принесу его.
   - Делай как хочешь. Что тебе нужно теперь, Меррик?
   - Остров, как у моего брата Рорика. Она расхохоталась. На этот  раз  смех
был открытым, веселым, звонким, никогда прежде Меррик не  слышал  настоящего
смеха Ларен, откровенного, несдержанного, искреннего. И чему  она  радуется?
Меррик даже глаза приоткрыл:
   - Ты смеешься надо мной?
   - Где же ты найдешь целый остров?
   - Не знаю, я просто думал вслух и не хочу  отвечать  на  твои  докучливые
расспросы.
   Ларен застыла, но Меррик даже не  посмотрел  в  се  сторону.  Она  вполне
заслужила упрек. Отвернувшись, Ларен побрела прочь, а  Меррик  умиротворенно
прикрыл глаза, крепче прижимая к себе малыша. Он чувствовал, как бьется  его
сердце под ладошкой Таби.

***

   Чтобы отпраздновать возвращение Меррика, полагалось устроить пир - только
все вышло совсем не так, как год или  два  тому  назад.  Конечно,  выставили
вдоволь меда и браги, сыра, капусты, лука, бобов, дымилось жаркое из  дикого
кабана, нежное, темно-розовое, хорошо прокоптившееся  мясо  лосося  украшало
стол, хватало и черного хлеба  и  белого,  сладких  и  кислых  яблок.  Сарла
расстелила на широком деревянном столе красивую белую скатерть  из  льна,  и
Ларен, поглядев на убранство, неожиданно для самой себя  смахнула  с  ресниц
слезы.
   До той страшной ночи жизнь Ларен проходила  в  роскоши:  дорогая  мебель,
покрытая нарядной тканью, высокие потолки, огромные залы, не то что  здешние
темные, продымленные комнатенки. Ларен припомнила, как журчал и  переливался
смех ее матери, когда  Нирея  доставала  парадную  белую  скатерть,  шутливо
жалуясь, что мужчинам и дела нет до этой красы,  зато  ей  самой  это  очень
важно. Как давно Ларен не думала о матери,  даже  странно.  Нирея,  сладкое,
нежное имя, звучавшее словно музыка...
   - Чем помочь? - спросила Ларен.
   - Ешь побольше и набирайся сил.
   - Она рабыня, - напомнил Эрик, внезапно возникая у нее за  спиной.  -  Ты
должна дать ей работу, Сарла. Ты здесь теперь хозяйка, и тебе следует  вести
себя как госпоже.
   Сарла спокойно и уверенно приказала:
   - Там, в горшке на полке, стоят ложки. Разложи их на столе.
   Эрик сердито фыркнул и отошел. Ларен почувствовала, как  в  ней  закипает
гнев.  Эрик  слишком  похож  на  Фромма,  мужа   Хельги.   Домашний   тиран,
притесняющий жену, а гордиться ему, кроме знатного рода, вовсе нечем.  Такой
человек может быть  опасен,  если  некому  будет  удержать  его.  Интересно,
удавалось ли Эрику обуздывать  свою  злобу  и  страсть  повелевать,  пока  в
Мальверне жил и владел всем его отец?
   С точки зрения Меррика, праздник удался. Он медленно прихлебывал  сладкий
мед, на славу сваренный Сарлой. Меррик  знал,  что  всему  остальному  Сарлу
учила мать, но  этот  рецепт  она  принесла  из  собственного  дома.  Меррик
искренне похвалил ее - Слишком приторно, на мой вкус, - проворчал Эрик.
   - Да нет же, отличный мед, - возразил Меррик. - А ты что скажешь, Олег?
   - Выпью еще дюжину  кубков,  тогда  и  решим.  Послышался  смешок,  потом
другой, пора уже было отрешиться от мрачных мыслей. Эрик сказал:
   - После ужина Деглин расскажет нам новую историю, наверное,  он  поведает
об отважных подвигах моего младшего брата в Киеве.
   Воцарилось   молчание,   холодное,   непроницаемое   молчание,    мужчины
обменивались сердитыми взглядами, бормотали что-то, дожидаясь слов  Меррика.
Эрик приподнял русую бровь, уставился сперва на Меррика, затем, через  стол,
на Деглина.
   Меррик негромко произнес:
   - Деглин больше не рассказывает нам истории, он решил, что ему  наскучило
ремесло скальда.
   - Да, - поспешно подхватил Эллер, - зато он обучил своему ремеслу скальда
вон ту девчонку Теперь она развлекает нас по вечерам.
   - Что за чушь? - возмутился Эрик. - Девчонка! Что она знает?
   - Сперва послушай се, а потом говори Эрик насупился так, словно готов был
ударить брата, но промолчал, остался сидеть в кресле,  которое  еще  недавно
принадлежало отцу. Лицо Эрика стало ярко-красным, глаза сузились. Теперь  он
в упор глядел на Ларен, пристроившуюся рядом со старым Фирреном:
   - Воображаешь себя сказительницей, а, девка? Ларен выдержала его  взгляд,
осмотрела викинга с ног до головы так, будто он вовсе не интересовал  ее,  и
пожала плечами, чем окончательно взбесила Эрика:
   - Я ничего не воображаю. Это ты скажешь мне, кто я.
   Сарла затаила дыхание. Она  сидела  рядом  с  мужем  и  чувствовала,  как
пульсирует ярость в его жилах. Сарла заговорила поспешно, слишком громко,  в
голосе ее слышался испуг, она сама понимала это, но ничего не могла поделать
с собой:
   - Хочешь селедки, мой господин? Роран Черноглазый поймал ее нынче утром.
   Эрик с трудом отвел глаза от рабыни;
   - Рорану везет на рыбу, - пробормотал он, осушая очередную чашу с медом.
   Так и вышло, что в конце долгого пира Ларен  велели  выступить  вперед  и
рассказать историю Грунлига Датчанина с самого  начала.  Она  заметила,  как
Деглин потихоньку выскользнул из залы, и обрадовалась, потому что при  одном
взгляде на бывшего скальда ожог снова начинал причинять боль. Ларен  видела,
что Деглин сильно прихрамывает, и была убеждена, что во всем он винит только
ее.
   Ларен надеялась и на этот раз получить серебряные  монетки,  поэтому  она
отважно отхлебнула пива, улыбнулась собравшимся и начала:
   - Жил некогда храбрый воин по имени Грунлиг Датчанин...
   Она старалась всячески приукрасить начало повествования, так  что  вскоре
мужчины придвинулись к ней поближе,  все  разговоры  затихли,  люди  боялись
пропустить хоть одно слово:
   - И вот, когда Парма  наклонился,  чтобы  схватить  Селину,  и  руки  его
коснулись ее плеч, произошло нечто очень странное...
   Ларен намеренно выдержала паузу, оглядывая мужчин, женщин  и  тех  детей,
которые еще не уснули. В глазах Ларен мерцали искры, она наклонилась к своим
слушателям, словно собираясь поведать им  секрет,  быстро  проводя  кончиком
языка по нижней губе.
   Первым не выдержал Олег:
   - Хватит, малышка! Валяй дальше, не то я отниму у  тебя  пиво,  и  ты  не
сможешь утолить жажду до будущего лета.
   Дружный смех послышался в ответ, и Эллер крикнул, перекрывая все голоса:
   - Не мешайте! Я чую - нас ждет чудесная история!

Глава 9

   Низким выразительным голосом Аарен продолжала свою повесть:
   - Едва руки Пармы опустились на плечи Селины, ему почудилось,  будто  сам
Тор поразил его молнией. Он  тотчас  отскочил  от  женщины,  весь  дрожа,  и
внезапно почувствовал страшный холод, руки у него затряслись. Ему  казалось,
будто ладони у него ободраны до мяса, и он испытывал острую  боль,  хотя  не
видел никаких ран. Кисти онемели, в них болезненно, толчками, билась  кровь.
С трудом оторвав взгляд от  рук,  Парма  посмотрел  на  Селину,  и  та  тихо
напомнила ему: "Я же говорила, не прикасайся ко мне"
   Прошло  несколько  минут,  и  страх  Пармы  улегся,  исчезла  и  странная
судорожная боль в руках, прошел озноб,  казавшийся  холоднее  самой  смерти,
тогда Парму охватил великий гнев. Он уже не верил,  будто  с  ним  и  впрямь
произошло нечто необычное, такое, чего он никогда не испытывал и не в  силах
был понять Парма оскалился, зарычал и вновь набросился на Селину,  опрокинув
ее на скалу А она даже не вскрикнула, не пыталась ему  сопротивляться  Парма
лег на женщину сверху, в уголках его губ пузырилась пена, когда он улыбнулся
злобной торжествующей улыбкой и  сказал  -  "Со  мной  не  случилось  ничего
странного, ничего необычного Просто привиделось что-то  и  я  растерялся  на
минутку, только и всего Сейчас я вспашу твое брюхо  своим  плугом,  а  потом
заберу тебя на мою усадьбу, и  там  ты  станешь  моей  наложницей  и  будешь
служить как рабыня"
   Едва отзвучали эти слова, как вдруг  неведомая  сила  оторвала  Парму  от
Селины и взметнула его в воздух Что за человек смог поднять саксонца, словно
малого ребенка? Парма попытался опуститься вниз, но ему не удалось Он  повис
в шести футах над землей, глядя сверху на Селину, задыхаясь, голос отказывал
ему, слова застряли у него в горле Он не упал обратно на землю,  как  обычно
падает человек с высоты, и даже  не  остался  просто  висеть  в  воздухе,  а
медленно, медленно поднимался все выше и видел, как улыбается  Селина,  лежа
на земле и глядя ему вслед. -Она крикнула ему:
   - Выше, выше, Парма! Ты же хотел забраться на великую высоту? Давай; выше
туч! Вперед, Парма! Твоя мечта сбылась.
   Он силился опуститься, но летел все выше и выше.
   Он вопил от ужаса, слепо борясь с той загадочной  силой,  которая  крепко
держала его, однако ему не  удава