оходит вам до колен, - сказал Дуглас  Александре,  стоя  по
другую строну узкой кровати. - Думаю, вы можете остаться в ней вместо ночной
рубашки.
   - Разумеется, я так и сделаю? Вы что, боитесь, что я  сниму  ее  и  опять
начну вас соблазнять? Или, может быть, в прошлый раз  мне  все-таки  удалось
вас заинтересовать?
   Дуглас с сомнением покачал головой:
   - Не думаю, что сейчас вы способны на подобные действия. -  Не  глядя  на
нее, он пожал плечами. - Хотя все может быть, никогда не знаешь, чего от вас
ожидать.
   - Не беспокойтесь, милорд, на  этот  раз  я  не  преподнесу  вам  никаких
сюрпризов. Я постараюсь избавить вас от моего присутствия как можно  скорее.
И больше никогда не буду пытаться привлечь ваше  внимание  таким  неприятным
для вас способом.
   - Мне не было неприятно.
   Она фыркнула в ответ, что прозвучало  довольно  странно  в  этих  стенах.
Дуглас засмеялся.
   - Так что можете не переживать, - продолжала  бушевать  Александра.  -  В
случае необходимости я буду ходить в рубашке Тома до тех пор,  пока  она  не
сгниет на мне.
   - Надеюсь, такая жертва не понадобится.
   - Я тоже надеюсь на это.
   Она тряхнула головой и оглядела комнату. Здесь казалось даже чище, чем  в
ее спальне в Клейборн-холле; обстановка была небогатой, но все было  прочным
и удобным. Мягкое бледно-голубое покрывало, наброшенное на кровать, украшала
очаровательная вышивка.
   Она развязала пояс на талии и начала откатывать брючины штанов.
   - Если бы Том не был такого высокого роста, они были бы мне  как  раз,  -
сказала она, искоса поглядывая на Дугласа. Он стянул через голову  рубаху  и
собрался расстегивать брюки. Алике помимо воли ахнула.
   - Ради Бога, только без сцен, а  -  с  раздражением  сказал  он  и  задул
единственную свечу. - Я не собираюсь последовать вашему примеру и шокировать
вас. Или вы полагаете, что мужчинам не знакомо чувство  стыда?  Так  вот,  в
отличие от вас я разденусь в темноте.
   Когда они уже улеглись в кровать,  на  расстоянии  двух  дюймов  друг  от
друга, Алике вдруг сказала:
   - Том, кажется, совсем не удивился, когда увидел нас.
   - Все О'Мэлли были  флегматиками,  и  Том  не  исключение.  Он,  конечно,
отличный парень, но вот кровать у него  неудобная.  Ведь  он  не  ниже  меня
ростом, а спит на таком обрубке. Придется подарить ему другую кровать.  Хоть
чем-то отблагодарю его за гостеприимство. - Дуглас заворочался,  устраиваясь
поудобнее, наткнулся локтем на ее голову и чертыхнулся:
   - Черт возьми, женщина, у вас все  еще  мокрые  волосы.  Вы  что,  хотите
умереть от жуткой простуды? Разложите-ка их по подушке,  чтобы  они  быстрее
высохли.
   Он продолжал ругаться и что-то бубнить  про  беспечность  глупых  женщин,
пока Алике вытаскивала шпильки из волос.
   - Не нужно оттачивать на мне свои плохие манеры.
   - Лучше лежите спокойно, а я распущу ваши волосы. Похоже, вы  даже  этого
не можете сделать как следует.
   Она почувствовала его теплое дыхание на своей  щеке  и  как  его  длинные
пальцы перебирают ее волосы, осторожно вытягивая мокрые пряди.
   - Ну вот, - сказал он через некоторое время,  -  все.  А  теперь  давайте
спать. Я устал. Вы совсем вымотали меня своими выходками.
   Алике долго не могла уснуть. "Что же делать?" - мучилась  она,  ворочаясь
под одеялом. Так и не найдя ответа на этот вопрос, она наконец заснула.
   Дуглас неожиданно проснулся среди ночи, весь в поту, и несколько минут не
мог вспомнить, где он находится. Увидев Алике, он вздрогнул.  Его  пробудило
страшное желание овладеть этой женщиной.  Это  желание  было  мучительным  и
непонятным.
   Он вспомнил, как она пришла к нему  ночью  и  стояла  возле  его  кресла,
совершенно нагая, в ожидании его приговора. А он так унизил  ее  тогда.  Это
было слишком жестоко с его стороны. Он не должен был так с ней поступать. Но
что ему оставалось делать? Принять то, что она ему предложила, и  тем  самым
признать ее своей женой и  признать,  что  она  победила.  Она  и  ее  отец.
Признать, что его можно поймать на такой дешевый трюк:  ей  достаточно  было
раздеться и дать ему взглянуть на себя.
   И все-таки  ему  хотелось,  чтобы  она  снова  предложила  ему  себя.  Он
выругался, но это не помогло. Он хочет эту  женщину.  Разве  можно  упрекать
себя за это? Это нормальная  реакция  нормального  мужчины.  Что  может  ему
помешать? Здесь темно, на улице хлещет дождь, и они совершенно одни.
   Все, что казалось  таким  важным  в  обыденной  жизни,  все  отношения  и
условности, все это  утратило  свою  реальность  и  уже  не  имело  никакого
значения. Он осторожно придвинулся и положил руку  ей  на  грудь.  Она  тихо
застонала, и от этого звука у него  дико  заколотилось  сердце.  Осторожными
мягкими движениями он начал гладить ее тело. Кожа была нежной и шелковистой.
Почему она не просыпается? Ему хотелось прижаться  к  ней  каждой  клеточкой
своего тела, чтобы она обняла его своими теплыми  руками.  Прикосновение  ее
горячей щеки обжигало ему плечо. Он просто умирал от желания поцеловать  ее.
В темноте нашел горячие сухие губы и жадно припал к ним. В порыве страсти не
сразу заметил, что она не отвечает на его поцелуй. Он поднял  голову.  Алике
опять застонала. Он поцеловал ее в шею. Она застонала громче и откатилась  в
сторону. Он притянул ее и вновь поразился тому жару, которым пылало ее тело.
Мысль, что ему удалось разбудить в ней такую страсть, польстила его мужскому
самолюбию. И снова она застонала в  его  объятиях.  Дуглас  чувствовал,  что
вот-вот утратит контроль над собой. Но почему она  не  просыпается?  "Помоги
мне снять с тебя эту рубашку". Снова стон. Дуглас приподнялся и в недоумении
посмотрел на нее. Было что-то странное в ее поведении.
   - Александра, - тихо позвал он, погладив ее по щеке.
   Он ощутил жар и какое-то мгновение не хотел  этому  верить.  Она  стонала
вовсе не потому, что изнемогала от страсти, и  не  потому,  что  хотела  его
соблазнить. Она горела в лихорадочном жару.
   Дуглас сжал голову руками. Какое же он низкое животное, его  душил  дикий
стыд за то,  что  он  чуть  было  не  сделал.  Это  ж  надо,  возомнил  себя
неотразимым любовником. А она была просто больна, очень больна.
   На войне ему приходилось видеть раненых, метавшихся  в  горячке.  Слишком
многие из них умирали. Слишком многие. Он  прекрасно  осознавал  серьезность
положения. Нужно взять себя в руки. По  крайней  мере  он  знает,  что  надо
делать. Пока не кончится дождь, нет никакой возможности послать за доктором.
Значит, доктором станет он сам.
   Дуглас быстро встал и вышел в соседнюю комнату.
   - Том, - тихо позвал он.
   - Милорд, что-то случилось?
   - Да. Ее милость серьезно больна.  Мне  нужно,  чтобы  ты  приготовил  ей
какой-нибудь подходящий отвар из трав. А я тем временем попытаюсь сбить  жар
холодной водой. У тебя есть какие-нибудь снадобья для таких случаев?
   У Тома не было никаких снадобий, зато был  великолепный  чай  с  травами,
приготовленный по рецепту его дорогой матушки.
   Когда Дуглас вернулся к Александре и поставил на столик зажженную  свечу,
он вдруг заметил, что выходил к  Тому  совершенно  голым.  Смущенно  покачав
головой, быстро натянул штаны. Потрогал  лоб  Александры,  провел  рукой  по
щеке. Лицо было мокрым от пота. Он стянул с нее влажную льняную рубаху.  Том
принес бадью с холодной водой и мягкое полотенце.
   Дуглас распрямил ей руки и ноги  и  медленными,  размеренными  движениями
начал методично обтирать ее тело  полотенцем,  смоченным  в  холодной  воде.
Когда мокрое полотенце коснулось ее лица, она попыталась увернуться,  но  он
удержал ее, мягко приговаривая:
   - Нет, Александра, лежи тихо. Ты сейчас очень больна. Поэтому  не  должна
двигаться.
   Он понимал, что она не может слышать его, и говорил это скорее для  себя.
Стерев пот с лица, положил полотенце ей на лоб и задержал там  на  несколько
секунд. Она попыталась зарыться в него лицом.
   - Да, я знаю, девочка, тебе  жарко.  Оно  будет  все  время  холодным,  я
обещаю. Тебе будет хорошо. Я знаю, ты вся горишь. Но я помогу  тебе,  поверь
мне, я помогу тебе выкарабкаться из этого состояния.
   Полотенце сползло ей на плечи. Он хотел поправить его, но  оно  уже  было
горячим и он вновь окунул его в воду. Жар усиливался.
   Он перевернул ее на живот. И снова и снова опускал полотенце  в  холодную
воду и накрывал ее им.
   - Послушай меня, Александра, - говорил он.  -  Ты  сейчас  больна,  но  я
сделаю все, чтобы ты поправилась, и как можно скорее. Ты  слышишь  меня?  Ну
приди же в себя.
   Дуглас начал приходить в отчаяние.
   - Открой глаза и посмотри на меня. Ну  хоть  на  мгновение,  посмотри  на
меня!
   Она открыла глаза. Посмотрела на него прояснившимся взглядом:
   - Привет! Как твоя голова, Дуглас?
   - Черт, причем здесь моя голова и как ты себя чувствуешь?
   - Мне плохо.
   - Я знаю. Так лучше? - Он провел по ее телу мокрым полотенцем.
   - Да, - ответила она и снова впала в забытье.
   Он продолжал обтирать ее, пока не пришел Том с чашкой целебного чая.
   Дуглас набросил на нее покрывало и подложил под голову подушки. Сел рядом
с ней, поднес к ее губам чашку и стал будить.
   - Просыпайся, Александра. Ты должна выпить этот чай. Сейчас  очень  важно
для тебя пить как можно больше, так  как  ты  теряешь  много  воды.  Ну  же,
открывай рот.
   Она послушалась. Он понемножку вливал чай ей в рот, и она  глотала.  Дело
двигалось очень медленно, но он был терпелив. Наконец она выпила всю  чашку.
Потом снова застонала и начала метаться. Он убрал подушки, уложил ее и опять
принялся за обтирание.
   Примерно через час жар начал спадать. А еще  через  некоторое  время  она
начала трястись от холода.
   Не колеблясь, Дуглас забрался в постель и прижался к ней всем телом.  Она
обхватила его руками и зарылась лицом в плечо. Через несколько минут он весь
взмок. "Как странно, - подумал он, - что она мерзнет, когда снаружи ее  тело
горит огнем. Длинные волосы наконец высохли.
   Черт возьми, вряд ли она захочет лежать вот так  в  его  объятиях,  когда
придет в себя".
   Он проснулся на рассвете. Было серое бледное утро,  и  дождь  по-прежнему
стучал По крыше, хотя уже не так яростно, как ночью. Скорее  всего,  ему  не
удастся пока перевезти ее в поместье. Повозка не сможет подъехать  к  домику
Тома, а нести ее на руках  через  поле  было  слишком  рискованно.  Она  еще
слишком слаба.
   Ему удалось заставить ее выпить еще чашку чая, то уговаривая, то угрожая.
Том ушел в Нортклифф, чтобы принести им одежду и лекарства от миссис Пичем.
   Дуглас снова  занялся  холодными  обтираниями.  Приступы  жара  и  холода
чередовались, каждый раз пугая его до  смерти.  Впервые  в  жизни  он  начал
молиться.
   Он очень надеялся, что вместе с  Томом  придет  миссис  Пичем;  она  была
бессменной сиделкой и нянькой всех  Шербруков.  Но  она  не  пришла.  Явился
только Финкл, его денщик и камердинер в одном лице. Ему было уже  далеко  за
тридцать, он был отличным помощником в любом деле  и  сильным,  несмотря  на
маленький рост. Финкл обошелся без приветствия.
   - Этот идиот доктор лежит в постели со  сломанной  ногой.  Но  вы  можете
рассчитывать на меня, милорд. Я принес все  лекарства,  какие  только  можно
получить от миссис Пичем. Мы в три дня поставим на ноги ее милость.
   Дуглас опять ушел к Александре. Весь день он провел,  отпаивая  ее  чаем,
заставляя есть густую кашу, сваренную Финклом, и купая ее в теплой  воде.  К
концу этого самого длинного дня в его жизни стало ясно, что  кризис  наконец
миновал. Все это время он  совсем  не  вспоминал  о  своей  голове  и  очень
удивился, обнаружив у себя за левым ухом шишку и ссадину.
   Он склонился над Александрой, всматриваясь в ее лицо. Слава Богу,  за  ее
жизнь уже можно не опасаться, скоро она пойдет на поправку.
   - Только попробуй теперь не выздороветь, - сказал он ей. - А  не  то  мне
придется тебя отшлепать.
   Она тихо застонала и повернулась на бок. Он помог ей и укутал одеялами.
   - Она поправится, -  бесстрастно  сказал  Финкл,  появившийся  в  дверном
проеме. - Она крепкая, как и все Шербруки.
   Дуглас вышел  и  прикрыл  за  собой  дверь.  Потом  повернулся  к  своему
камердинеру.
   - Будь любезен, избавь меня от своих идиотских сравнений. Она  носит  имя
Шербруков временно, получив его хитростью и обманом, и то,  что  сейчас  она
больна, вовсе не означает, что я признаю ее своей женой.
   Финкл, находившийся на службе у его милости уже одиннадцать лет, позволял
себе иногда вольности.
   - Вы пока не в состоянии ясно мыслить, милорд. Ведь вы спасли ей жизнь. А
когда человеку спасаешь жизнь, его потом не выбросишь, как старый башмак.
   - Я могу сделать с этой бессовестной обманщицей все, что посчитаю нужным.
Неужели ты уже забыл, как она и ее отец обошлись со мной?  И  мой  дражайший
кузен Тони?
   - Да, кстати, ее сестра, леди Мелисанда, сказала,  что  ее  милость,  та,
которая лежит сейчас здесь в кровати, что она никогда и ничем не болела. Она
предположила,  что  ее  сестра  просто  притворяется,  чтобы  вызвать   ваше
сочувствие и симпатию. Но тем не менее она  посчитала  своим  долгом  прийти
сюда и самой убедиться во всем.
   - О Боже, - сказал Дуглас, поворачиваясь  к  двери,  ожидая,  что  в  нее
сейчас войдет Мелисанда.
   - Ее здесь нет, милорд.
   - Как тебе удалось остановить ее?
   - Я сказал ей, что ее милость не притворяется, и что,  скорее  всего,  ее
болезнь заразна и может пагубно отразиться на внешности. Я сказал,  что  эта
лихорадка на всю жизнь оставляет пятна на лице.
   Дуглас в немом восхищении взирал на своего денщика.
   - Господи, какой же ты молодец, Финкл.
   - Лорд Рэтмор согласился со мной, он сказал, что  сам  наблюдал  подобные
случаи,  и  неоднократно.  Но  он  сказал,  что  леди  Мелисанду  не  должны
удерживать подобные соображения. Это было бы  эгоистично.  И  очень  любезно
вызывался сам отвезти жену к сестре, чтобы она могла ухаживать за ней,  если
та  действительно  серьезно  больна  и  не  притворяется.   Леди   Мелисанда
закричала. Очень громко. А лорд Рэтмор смеялся.
   - Ты - молодец, Финкл, и кузен мой - молодец, хотя и негодяй. Ну а  я  не
собираюсь уклоняться от своего долга, а потому пойду-ка  посмотрю,  как  там
наша маленькая притворщица. Да, а почему не пришла миссис Пичем?
   - Они с Холлисом почему-то решили, что не стоит этого делать.
   - Ха! Так и скажи, что так решил Холлис, черт бы его побрал, вечно он  во
все вмешивается! Почему он так хочет,  чтобы  эта  девчонка  стала  графиней
Нортклифф, для меня загадка. А тебе не мешало  бы  напомнить  ему,  где  его
место.
   - Вы разочаровываете меня, милорд, - только и сказал Финкл, посмотрев  на
хозяина, и вышел, оставив Дугласа наедине с собой.
   Дуглас вернулся к Александре и, увидев,  как  она  свернулась  клубком  и
обхватила себя руками, быстро забрался в постель, зная, что она опять дрожит
от холода.
   Через некоторое время, когда она мирно спала у него  на  плече,  согретая
его теплом, он задумался об их будущем. Вопрос об аннулировании брака так до
конца и не был решен. Если он согласится признать ее, она, безусловно, будет
рада. В этом нет никаких сомнений. Она будет  просто  бесконечно  счастлива.
Ведь ради этого она даже  пыталась  его  соблазнить.  А  ведь  она  -  леди,
воспитанная в самых строгих традициях. И эта леди решилась  раздеться  перед
ним. Вообще-то он мог бы тогда ее и  удержать.  В  конце  концов  она  могла
оказаться не хуже любой другой женщины. А уж как был бы рад ее отец! Он упал
бы на колени  и  возблагодарил  небеса.  И  все  остались  бы  довольны,  за
исключением разве что его самого. Да, но ведь она могла  оказаться  не  хуже
любой другой женщины.
   Как жаль, что она не так красива, как ее сестра. Но на свете нет женщины,
которая была бы так же прекрасна, как  Мелисанда.  Пытаться  найти  женщину,
которая могла бы с ней сравниться, бесполезно.
   Но, с другой стороны, ему не придется все время следить  за  Александрой,
зная, что любой мужчина, в поле зрения которого она попадет, сразу же начнет
за ней ухаживать. И ему не надо будет опасаться,  что  она  с  удовольствием
примет эти ухаживания. Эта  мысль  заставила  его  нахмуриться,  потому  что
Мелисанда не просто принимала ухаживания  -  она  отчаянно  флиртовала.  Она
просто купалась в комплиментах,  дождем  осыпавших  ее  прекрасную  головку.
Первый раз он задумался, каково приходится Тони, знавшему, какое впечатление
производит его жена на любого мужчину от десяти до восьмидесяти  лет.  Может
быть, когда-нибудь он и спросит его об этом. Хотя вряд ли. Ему  до  сих  пор
хочется убить его.
   Александра тихо вскрикнула. Дуглас поцеловал ее в лоб и притянул поближе.
   Что же делать?
   Ему нужно как следует все  обдумать.  Он  представил  себе  облегчение  и
радость на ее лице, когда он сообщит ей, что решил признать ее своей женой.
   А почему бы и не сделать ее бесконечно счастливой?

Глава 11

   Это ощущение было и в самом деле приятным. Она жива, действительно жива.
   Александра глубоко вздохнула и с облегчением отметила, что  это  было  не
так уж больно. Правда, она была  крайне  слаба,  так  слаба,  что  не  могла
удержать стакан с водой, стоявший на прикроватном столике, так слаба, что не
могла даже дотянуться до него.
   Ей удалось повернуться на бок и протянуть руку к стакану.  Она  была  уже
близка  к  тому,  чтобы  расплакаться  от  бессилия,  когда  дверь   спальни
отворилась и в нее заглянул Дуглас.
   - О, ты проснулась. Как ты себя чувствуешь?  Она  посмотрела  на  воду  и
ответила низким хрипловатым голосом:
   - Очень хочется пить. Пожалуйста, дайте мне воды.
   В одну секунду он оказался рядом с ней. Сел рядом, приподнял ее за  плечи
и поднес стакан к ее губам.
   - Почему ты не позвала меня? Я все время неподалеку на случай, если  тебе
что-то понадобится.
   Она прикрыла глаза от удовольствия. Вкус воды был  замечательным.  Дуглас
вливал ее по каплям, но все равно это было приятно.
   Когда она выпила стакан почти  наполовину,  он  отставил  его,  продолжая
поддерживать ее голову. Он повторил вопрос:
   - Почему ты не позвала меня? Дом Тома не такой уж большой, ты же  знаешь.
Я бы везде услышал тебя.
   - Я просто не подумала об этом.
   - Почему? Ведь ты не можешь сама о себе позаботиться.  Все  это  время  я
ухаживал за тобой, и у меня это неплохо получалось. Ведь ты помнишь об этом,
правда?
   - Какой сегодня день? Он нахмурился, но ответил:
   - Сегодня - среда, около полудня. Полтора дня тебе было очень  плохо.  Но
теперь, благодаря моему прекрасному лечению, ты быстро поправишься.
   - Как ваша голова?
   - Моя голова вновь полна сознанием собственной значимости.
   - Мы все еще в домике Тома О'Мэлли?
   - Да, я уже сказал тебе, и ты должна звать  меня  всякий  раз,  как  тебе
что-то понадобится. Финкл отправился в Нортклифф за экипажем. Так что  скоро
ты будешь лежать в собственной постели.
   - На мне нет никакой одежды.
   - Я знаю.
   - Мне не нравится это. Вы одеты, а я - нет.
   - Если хочешь, я могу искупать тебя и одеть. Здесь есть  твое  платье,  в
котором ты пришла сюда. Его высушили и почистили.
   - Я смогу справиться с этим сама.
   - Злость не способствует быстрому выздоровлению. - Он поднял руку.  -  Ну
хорошо, упрямство. Я уже понял, что вы никогда не злитесь. Нет,  прошу  вас,
не перебивайте меня. Это даже не упрямство; каждым  вашим  словом  руководит
сознание  своей  девичьей  невинности.  Думаю,  проще  всего  будет   просто
завернуть вас в одеяла и в таком виде доставить в усадьбу.
   Через час графский экипаж с  гербом,  запряженный  парой  серых  лошадок,
подкатил к воротам Нортклифф-холла. Лошади встали, радостно фыркая и  греясь
в теплых лучах дневного солнца. Граф с Александрой на руках ступил на  землю
и замер, пораженный представившимся ему зрелищем. Вся прислуга  высыпала  во
двор, чтобы поприветствовать графа с