о широкой лестнице в восточное крыло особняка.
     - Прекрасно, - не слушая, ответила Фрэнсис. Ей казалось, что она нечаянно забрела в сумасшедший дом и волей-неволей присоединилась к его обитателям. Слава Богу, хоть Агнес не читала ей лекций об аркадах и пилястрах.
     А в курительной Хок продолжал бесноваться:
     - Так, выходит, я прав?! Твои актерские способности, отец, могли бы прославить тебя в веках! А я-то, стреляный воробей, попался на приманку!
     - Глуп тот сын, который недооценивает своего отца, - безмятежно заметил маркиз, тем самым подливая масла в огонь.
     - Теперь я еще и мишень для идиотских поговорок!
     - Это не поговорка, а экспромт. Впрочем, я не претендую на авторство: глупых сыновей, должно быть, всегда хватало. Не понимаю, Хок, почему ты так сердишься? Ну же, мой мальчик...
     - Почему? - вскричал Хок, начиная мерить комнату быстрыми гневными шагами. - Хорошенькое дело, почему!
     Маркиз с интересом следил за тем, как он носится, огибая курительный столик то с одной стороны, то с другой.
     - Ты бессовестно манипулировал мной!
     - Этого я не стану отрицать. Но даже если и манипулировал, то не без пользы для тебя. Всему свое время, Хок, и тебе пора остепениться. Брак, жена, детская, полная непоседливых детишек, - вот то, что нужно мужчине твоих лет. Или ты по-прежнему считаешь себя мальчишкой?
     - Мне всего двадцать шесть! По-твоему, мне уже пора присоединиться к тебе и миссис Дженкинс, чтобы вместе впадать в старческое слабоумие?
     - Не двадцать шесть, а почти двадцать семь.
     - Это, конечно, большая разница! Позволь спросить, откуда тебе известно, что ее зовут Фрэнсис? У графа Рутвена не одна дочь, а три. Я мог выбрать любую из них... по крайней мере мне так казалось!
     Маркиз не мог не признать, глядя в разгоряченное лицо сына, что создал себе проблему слишком теплым приемом, оказанным невестке.
     - Я всегда знал, что граф Рутвен любит Фрэнсис больше других дочерей, и естественным образом предположил, что он будет склонять тебя к браку именно с ней.
     - Граф Рутвен пока еще в своем уме! Ты что, не разглядел ее? Да это какой-то страх Божий, а не де-
     Вушка! Кикимора, пугало, ведьма! Я всю дорогу боялся, что. когда ты увидишь ее - со своего смертного одра, разумеется, - у тебя случится удар! Я даже собирался - ради тебя - заставить ее снять эти проклятые очки!
     Маркиз хранил у себя миниатюру с изображением Фрэнсис, сделанную год назад, и от души надеялся, что именно эту девушку Хок выберет в жены. Интересно, что заставило ее прикидываться огородным пугалом... Увы, сын не замечал, что это всего лишь маскарад. Ситуация впервые показалась маркизу затруднительной и странной.
     - Зачем же ты женился, если она тебе противна? - спросил он, надеясь, что ответ прольет хоть какой-то свет на происходящее.
     Хок начал чересчур тщательно отчищать рукав. Он почувствовал, что краснеет, и разозлился на себя чуть ли не сильнее, чем на отца, который был ко всему прочему проницательнейшим из людей, которых он знал.
     - Что все это значит, Хок?
     - Ладно, я выскажу все как на духу! - Хок смущенно развел руками. - Ее сестры, Виола и Клер, были по-настоящему красивы, бойки на язык и вдобавок очаровательны. Каждая из них прямо дала мне понять, что желает вращаться в высших лондонских кругах, каждая собиралась не отходить от меня ни на шаг. А мне, отец, нравится холостяцкая жизнь! Так уж вышло, что Фрэнсис, при всей ее невзрачной внешности, оказалась куда предпочтительнее своих сестер. Она застенчива и послушна. Из нее почти клещами приходится вытягивать каждое слово. Если бы ты только знал, как прекрасно сидеть с ней за завтраком! Тишина, благословенная тишина. Развлечения, всякие там ликующие толпы ей безразличны. Кроме того, она хорошо воспитана и не потребует от меня... не потребует...
     - Ты собираешься поселить ее в поместье и продолжать свою вольную лондонскую жизнь, не так ли? - спросил маркиз голосом сухим, как листья поздней осенью.
     Хок что-то пробормотал не слишком внятно.
     Маркиз мог бы сказать сыну, что тот ведет себя точь-в-точь как какой-нибудь лицемерный буржуа, но он не сделал этого по очень простой причине: Фрэнсис не нуждалась в его защите. Судя по словам графа Рутвена, она была наделена всеми возможными достоинствами: красотой, обаянием, остротой ума, рассудительностью... и своенравием. Каковы бы ни были причины, по которым Хок выбрал ее, его выбор был единственно правильным.
     Однако проблема с внешностью невестки оставалась. Маркиз решил, что в свое время позаботится об этом, но для начала следовало выяснить причины, толкнувшие Фрэнсис на столь странный поступок. А когда это будет сделано, он разберется и со своим сыном.
     Впрочем, его надеждам на скорейший разговор с невесткой не суждено было осуществиться. Вечером Фрэнсис послала Агнес к миссис Дженкинс, которая, в свою очередь, пересказала послание Отису, а дворецкий наконец передал его слово в слово Хоку:
     - Ее светлости нездоровится, милорд. Она не сможет выйти к столу.
     - Тем лучше, - заметил Хок.
     Он сразу воспрянул духом, рисуя себе ужин, за которым не придется то и дело поднимать глаза на жену и при этом давиться куском.
     - Как жаль! - сказал маркиз, нахмурившись. - Надеюсь, она не слабого здоровья?
     - Ничуть. Правда, во время путешествия она как-то раз задала нам с Граньоном хлопот. Приняла вместо настойки опия какое-то варево от лошадиных колик. Ее так тошнило, что Граньон только успевал выносить горшок!
     Ужин прошел в довольно напряженной обстановке, так как маркиз был погружен в размышления, а Хок, все еще обиженный, был слишком угрюм для легкой болтовни. К его недовольству прибавилось раздражение. По его мнению, Фрэнсис нисколечко не была больна. Она просто забилась в нору, как перепуганная мышь.
     После трех порций бренди, выпитых в благословенной тишине курительной комнаты, он созрел для того, чтобы обвинить жену во всех своих неудачах.
     - Я хочу одного - поскорее сбежать отсюда, - громко обратился он к пустой комнате, вслушиваясь в эхо, откликающееся под высоким потолком. - Но до тех пор,
     Пока она не забеременеет, мне не видать свободы.
     Это означало, что его тяжкие труды на ниве супружеской жизни не закончились с приездом в Десборо-Холл. Хок поднялся, задул свечи и направился в восточное крыло. В спальне он переоделся в роскошный бархатный халат и прошел к двери, отделявшей его спальню от спальни Фрэнсис. Он думал: "Если бы не она, ноги бы моей не было в этом захолустье!"
     Открыв дверь, Хок решительно вошел в темноту смежного помещения.
     - Кто здесь? Кто?
     Шелковые простыни зашуршали, давая понять, что Фрэнсис села в постели. Ее голос вибрировал от страха.
     - Это всего лишь я, - сообщил Хок с ноткой нетрезвой игривости.
     - Что вам нужно?!
     Сердце Фрэнсис заколотилось с истерической поспешностью, испарина в одно мгновение покрыла кожу.
     - Тебе, как и в тот раз, ничего не придется делать, Фрэнсис! Ты и не заметишь, как все кончится.
     - Нет!
     - Ты совсем не так вела себя с отцом! Слушалась его, как родного, и даже не думала оспаривать то, что он предлагал.
     - Милорд...
     - Филип.
     - Я прошу вас оставить меня... ради Бога! - Она была противна сама себе за эту униженную мольбу, но что оставалось делать? - Уходите, умоляю!
     В ответ он вплотную подошел к постели. Его дыхание было неровным и шумным, от него безбожно несло бренди.
     - Ложись на спину! И лучше будет, если ты сразу поднимешь рубашку до пояса.
     Ублюдок! Бесчувственный, эгоистичный ублюдок!
     - Нет! - крикнула Фрэнсис, на четвереньках переползая на противоположный край необъятной кровати.
     - Не выводи меня из терпения, Фрэнсис! - Хок повысил голос, и его намерение обойтись с ней мягко рассыпалось в прах. - Это должно случиться - и это случится! Ложись на спину!         
     - Как же я ненавижу тебя! - прошептала она сквозь беспомощные, злые слезы.
     Он фыркнул. Непонятно было, то ли он слышал ее и хотел показать, что ему все равно, то ли это был просто один из мужских звуков в подобной ситуации.
     Постель прогнулась, Фрэнсис обхватили за талию и поволокли прочь от края. Сразу же сверху навалилась уже знакомая давящая тяжесть.
     - Проклятие! - прошипел Хок, который совсем забыл про крем.
     Он было собрался сходить за ним в свою спальню, но потом раздражение заглушило голос рассудка. Чего ради утруждаться ради нее, если она назло усложняет ему задачу?
     Не говоря ни слова, он рванул подол ночной рубашки кверху и с силой раздвинул Фрэнсис ноги. Ее снова била мелкая дрожь, это несколько его отрезвило.
     - Не шевелись, - прохрипел он, внезапно ощутив стыд за свою грубость.
     Между ее ног было холодно и сухо, не было никакой возможности проникнуть внутрь без крема. Наплевав на условности и на всех настоящих леди в мире, Хок осторожно ввел палец в теплую глубину и начал легонько двигать им взад-вперед. К его удивлению, вскоре Фрэнсис шевельнулась, едва заметно покачиваясь в такт с ним, робко наполняясь теплой влагой, в которой он так нуждался.
     - Не шевелись, - повторил он и вошел в нее с размаху, как привык.
     Фрэнсис закричала, царапая его шею и грудь. Только тут он понял, что натворил. Она была такой узкой, такой неопытной и непривычной, что он вполне мог повредить ей. Хок угрюмо приказал себе идти до конца, раз дело все равно сделано. Он помедлил, виновато наслаждаясь тесными объятиями, в которых оказалось его естество.
     Фрэнсис сжала зубы до хруста, чтобы не застонать от горячего, распирающего, болезненного ощущения.
     - Как же я ненавижу тебя! - прошептала она, смаргивая слезы.
     Он пропустил ее слова мимо ушей, сосредоточенно двигаясь, стараясь поскорее покончить с этим.
     - Животное!
     Хок выгнулся с хриплым стоном, чувствуя, как и в первый раз, не сладость оргазма, а незатейливое облегчение от семяизвержения. Он мог бы тотчас отпустить жену, но продолжал сжимать ее поникшие плечи ладонями, не столько зная, сколько чувствуя, что для зачатия всегда нужно время. Фрэнсис не пыталась вырваться. Единственным признаком жизни в ней было частое неровное дыхание.
     Наконец Хок решил, что прошло достаточно времени. Он отодвинулся (жена при этом дернулась от боли) и спустился с кровати.
     - Полежи так, не мойся сразу. До завтра, Фрэнсис. Однако не успел он закрыть за собой дверь, как зашуршали простыни и послышался торопливый звук шагов. Он не удивился, зная, что она устремилась к тазу с водой.
     Вот оно, послушание молодой жены, только и подумал Хок с кривой улыбкой.
     Он вдруг почувствовал, что устал, устал буквально до полусмерти. Неостывшая обида на отца снедала его, как и прежде, а расплатиться за это пришлось Фрэнсис.
     Чуть позже Хок со вздохом облегчения вытянулся между прохладными простынями своей постели. Постепенно он пришел к выводу, что жена ничего не сделала, чтобы спровоцировать его на грубость. Наоборот, это он поступил как последний ублюдок, как подвыпивший простолюдин. Он дал себе слово никогда больше не забывать про крем, собираясь ночью к Фрэнсис. Это будет залогом того, что он больше не причинит ей боли.
     "Как же я ненавижу тебя!"
     Эти слова - она сказала это от обиды, импульсивно, и все же мысли его возвращались к ним, беспокоя Хока. Даже если жена на самом деле не думает так, она не имеет права говорить такое своему мужу. Жена обязана уважать мужа и повиноваться ему.
     Жизнь определенно становилась все более сложной и безрадостной. Когда Хок наконец уснул, ему снились неясные женские образы, которые кружились вокруг него, но стоило только протянуть к ним руки, как они ускользали и таяли. Он не различал их лиц, но все они боялись его и ненавидели, и он об этом прекрасно знал.  

Глава 10

     Человек с трудом отказывается от своих заблуждений.
     Эдмонд Берк

     - У тебя не больше мозгов, чем у черепахи! Нет, ни к чему обижать бедное создание - черепаха умней, гораздо умней тебя! Ни к чему гордо высовывать голову из воротника, если внутри черепа не найдется и унции серого вещества!
     Хок так и остался стоять на пороге, с недоумением глядя на рассерженного отца.
     - Ты - позор семьи, Филип Хоксбери! О Боже, я дал жизнь деревенскому дурачку!
     - Что на тебя нашло, отец? Я собираюсь мирно выехать верхом, и вдруг ты набрасываешься на меня с оскорблениями...
     - Лучше скажи, что ты с ней сделал, негодяй!
     Хок устремил на отца непроницаемый взгляд, который усвоил в юности и отточил за время службы в армии. В случае неповиновения нижних чинов это средство всегда оказывалось наиболее действенным.
     - Я не сделал с моей женой ничего из ряда вон выходящего, - ответил он голосом, ледяным, как воды озера Лох-Ломонд (черт бы их побрал!).
     - Нет, ты сделал! - внятно произнес маркиз, шевеля от гнева седыми бровями. - Горничная Фрэнсис проболталась миссис Дженкинс, та - Граньону, а уж он не замедлил довести до моего сведения, что простыня твоей жены была в крови. Говорят, утром Фрэнсис была бледна как смерть!
     Хок выругался.
     - Ты же не будешь утверждать, что до сегодняшней ночи твоя жена оставалась девственницей?
     Хок молчал.
     - Я мог бы и не спрашивать. Само собой, ты не утерпел,
     Козел ты эдакий!
     - Да, не утерпел! - огрызнулся Хок, который был сыт нелестными сравнениями по горло.
     - Откуда в таком случае эта кровь? Признавайся, что натворил, распоследний ты недоумок? Что ты сделал?
     - Скорее не сделал, - вздохнул Хок, раздумывая над тем, что обиднее: называться деревенским дурачком или недоумком.
     - И чего же ты не сделал?
     Хок наконец покинул порог, на котором топтался в нерешительности, и подошел к одному из стрельчатых окон элегантной гостиной.
     - Я не воспользовался кремом, - бросил он через плечо. - Я забыл его в своей спальне.
     Маркиз опешил. Зачем, черт возьми, мужу крем с его собственной женой? Это нелепо! Разве что... разве что он с ней груб. и небрежен.
     Он оглядел своего красавца сына, такого высокого и стройного. Тот не отрываясь смотрел на могучий вяз за окном. Свеженачищенные ботфорты отливали глянцем в солнечных лучах, струящихся сквозь стекла. Он выглядел очень эффектно в узких брюках для верховой езды и сером замшевом жакете.
     - Хороший муж следит за тем, чтобы не сделать жене больно, - заметил маркиз негромко.
     - Я знаю, знаю! Но я подумал тогда, что она убежит и спрячется где-нибудь в недрах этого мавзолея, если я вернусь к себе за кремом.
     - Вот теперь мне кое-что ясно... и что же ты собираешься делать по этому поводу?
     - Сейчас я еду на прогулку.
     Маркиз свирепо нахмурился, и Хок вдруг понял, откуда у него самого эта грозная мина. Он, конечно, много над ней работал, но в своем изначальном виде она была не чем иным, как фамильной чертой. Ему стало любопытно, получит ли его сын в наследство такое вот выражение лица.
     - Напрасно ты так ведешь себя, Хок.
     - Послушай, отец, я до смерти устал от всех этих сложностей! Если тебя так заботит каждая мелочь в моих отношениях с Фрэнсис, почему ты сам на ней не женился?
     - Эта мысль приходила мне в голову, - невозмутимо ответил маркиз.
     Хок удивленно заморгал.      
     - Меня остановило такое соображение: быть связанной узами брака со стариком - не самая лучшая судьба для молодой леди.
     - С богатым стариком, - насмешливо уточнил Хок. - Полагаю, граф Рутвен приветствовал бы такого жениха с распростертыми объятиями.
     - Вот что я скажу тебе, сынок: до сегодняшнего дня я был уверен, что ты унаследовал мой ум, а не куриные мозги твоей матери.
     С этими словами маркиз круто повернулся и вышел из гостиной.
     Хок вернулся к вечеру и сразу прошел в кабинет нового управляющего имением, Маркуса Карутерса, честолюбивого неглупого молодого человека, сына викария. Его воображение так и бурлило от идей, касающихся преобразований в Десборо-Холле.
     - Итак? - поощрил Хок, усаживаясь за необъятный стол красного дерева, занимавший весь угол кабинета.
     Маркус смущенно кашлянул. Он уже успел наслушаться сплетен, связанных с загадочной женитьбой графа на некрасивой шотландке, и чувствовал себя очень неловко. К тому же он совершенно не предполагал, что владелец имения, еще совсем молодой, окажется таким суровым на вид. Несколько минут он собирался с духом, нервно перебирая бумаги.
     - Милорд, у меня есть соображения насчет племенного завода, - начал он.
     - Да? И какие же?
     - Он приходит в упадок, и поместье теряет важный источник доходов. В конюшнях до сих пор содержатся великолепные производители с поистине королевской генеалогией. Какая жалость, что эти благородные животные пропадают зря! Из них два жеребца чистейших кровей, милорд, и один даже арабской породы. Мы могли бы запросить за случку солидную сумму...
     - Будет лучше, если вы поговорите об этом с Белвисом, - перебил Хок, которому было все равно.
     - Я так и поступлю, милорд, - коротко ответил управляющий, заметив равнодушие хозяина.
     Он решил, что не имеет смысла рассказывать графу о том, что три месяца назад Белвис покинул поместье, ворча, что тут ему больше нечего делать. Маркус готов был кусать себе локти, вспоминая, каким редкостным тренером был этот грубоватый, порой сварливый старик.
     Неожиданно Хок саркастически расхохотался.
     - Милорд?
     - Мне пришло в голову, Карутерс, что племенной завод - это, в сущности, бордель, только с жеребцами вместо проституток! Владелец выставляет их на обозрение, назначает цену за их услуги, а клиентка (в данном случае какая-нибудь местная кобылка) трусит вдоль строя, выбирая себе партнера по вкусу!
     Управляющий не нашел что ответить на это. "Совещание" продолжалось недолго, но к концу его Маркусу хотелось оглоушить хозяина массивным пресс-папье. Этот человек не выказал ни на йоту интереса к делам поместья, которым владел! А вел себя так, словно его мысли блуждали Бог знает как далеко от Десборо-Холла. Даже наиболее насущные вопросы не заставили его равнодушные глаза проясниться. Это раздражало, это выводило из себя!
     - Время пить чай, - наконец сказал граф, прервав управляющего на полуслове. - Продолжим завтра, Карутерс... как-нибудь на досуге, а сейчас меня ждет сомнительное удовольствие сесть за стол с моей... семьей.
     Он вышел из кабинета, оставив Маркуса растерянно стоять, глядя ему вслед.
     Маркиз и Фрэнсис уже расположились за столом в уютной комнате со странным названием "двойной куб". Хок впервые задался вопросом, откуда оно взялось, но счел момент неподходящим для того, чтобы просить разъяснений.
     Фрэнсис выглядела в точности так же, как и всегда, но стоило мужу появиться в дверях, как она побледнела, точно мрамор колоннады Десборо-Холла.
     - Добрый вечер, - бесстрастно поздоровался Хок, глядя в пространство между отцом и женой, и остановился у небольшого камина, опершись плечом о каминную доску.
     - Чаю, милорд?
     - Филип! - поправил он громко.
     - С молоком или без?      
     - Наш Хок любит крепкий чай без каких-либо добавок, - объяснил маркиз. - Он отвык от молока в Португалии, где не часто встретишь дойного козла.
     - Ты сегодня в ударе, отец, - заметил Хок, кисло улыбаясь.
     - Мы с Фрэнсис обсуждали предстоящие вам свадебные визиты. Соседи сгорают от нетерпения познакомиться с ней.
     Ужаснувшийся Хок не сумел сохранить на лице любезную маску. Фрэнсис заметила его шок и тотчас выставила подбородок:
     - Я тоже умираю от желания завести новые знакомства.
     - Этому не бывать! - отрезал Хок, повышая голос. - Не бывать до тех пор, пока ты не согласишься привести себя в человеческий вид.
     Фрэнсис поднялась, прищурилась на мужа и вышла из комнаты с высоко поднятой головой.
     - Она так и ходит в этом жутком тряпье... - проворчал Хок, ни к кому конкретно не обращаясь, - в обносках, которые вышли из моды лет двадцать назад! А ее чепчик! В лавке под таким должна быть надпись: "Советуем сжечь, перед тем как надеть".
     Ма