ньон, - но страна и правда бедная.
     В другом состоянии духа Хок мог бы возразить, что местность еще и прекрасна дикой, почти нетронутой красотой, но он до предела устал, пропотел и пропылился (не говоря уже о постоянной тревоге за отца и общей подавленности перед предстоящим испытанием) и не сумел бы наскрести в себе сил для разговора о красотах природы. Чем дальше к северу, тем меньше встречалось людей, а деревни вдоль дороги, казалось, опустели от нынешнего времени на столетие. Если Шотландия и напоминала Португалию, то лишь своей крайней бедностью. Никогда еще Хок так не сожалел о том, что оставил армейскую службу. Где бы он ни находился в роли майора Хока, все было бы лучше того, что ожидало его сейчас.
     Неудивительно, что открывшаяся вскоре панорама озера Лох-Ломонд нисколько его не тронула. И величайший пресный водоем Шотландии, и величественная цепь гор, протянувшаяся вдоль его северного побережья, были для него всего лишь знаком того, что немилая ему цель уже близка.
     Граньон притих, изредка бросая сочувственный взгляд на угрюмый профиль хозяина. Они столько пережили вместе, он и майор Хок! В те времена, когда граф был просто лордом Филипом Хоксбери, Граньон пять лет служил у него ординарцем. В бою, если удача была под сомнением, на кого обращал с надеждой взгляд Веллингтон?(Веллингтон, Артур Уэлсли (1769-1852) - английский фельдмаршал, в войнах против наполеоновской Франции командовал союзными войсками на Пиренейском полу острове. - Примеч. ред.). На майора Хока, разумеется. В свои двадцать семь он видел столько смертей и мучений, что хватило бы на целую жизнь. И вот этот достойнейший человек попал в эдакий переплет, притом не по своей воле! Мало того, в "Чендозе" его светлость маркиз лежал на смертном одре, и кто мог сказать, позволит ли судьба отцу и сыну еще раз свидеться...
     - Я чувствую себя точь-в-точь как после битвы при Талавере де ла Рена, - хмуро сказал Хок, прервав размышления камердинера. - По крайней мере таким же измученным и грязным. И, уж конечно, энтузиазма во мне ни на грош.
     - Да уж, откуда ему взяться. Но не вы ли сами говорили мне раз сто, не меньше, что любая молодая леди по-своему хороша? К тому же маркиз уверял, что они прехорошенькие.
     - Пари держу, они такие же хорошенькие, как три ведьмы из "Макбета"! Откуда отцу знать, как они выглядят? Он положился на слово графа Рутвена, а у того есть прямой интерес солгать. Нет, я не настолько доверчив, Граньон, и уже приготовился к худшему.
     Камердинер сочувственно хмыкнул, потом украдкой склонился к своей подмышке и брезгливо поморщился. Что и говорить, пахли они оба отнюдь не розами.
     - Что, если вам вымыться в озере, милорд? Вода здесь вроде чистая.
     - Неплохо придумано, - одобрил Хок, бессознательно почесываясь. - Хозяин постоялого двора, где мы сегодня ночевали (если этот хлев можно назвать постоялым двором), должно быть, откармливает клопов на продажу.
     - Наверное, там были не только клопы, но и другие мурашки. Та служанка...
     - Мурашки? Это на местном диалекте?
     - Ну, вошки-мурашки, если вам так больше нравится. Сядешь на тюфяк, а они как вцепятся!
     - Прекрати свои казарменные шуточки! Теперь я точно не поеду дальше, пока не вымоюсь. Надеюсь, в замке "Кил-бракен" пахнет лучше, чем на том постоялом дворе.
     - Не волнуйтесь, милорд, я захватил мыло.
     - Вот и давай его сюда. И бритву тоже. Ей-богу, это напоминает последний ритуал приговоренного! Что ж, есть смысл в том, чтобы выглядеть на плахе как можно лучше.
     Хок направил экипаж прямо через кустарник, обрамлявший берега озера. День был необычно теплым для марта, и на небе не было ни облачка. Пронизанная солнечными лучами вода выглядела теплой и буквально манила. Самое время было привести себя в порядок перед встречей с будущей женой.
     Последние три часа Фрэнсис провела, принимая теленка у единственной коровы местного крестьянина Кадмуса. К счастью, и малыш, и его мать чувствовали себя вполне приемлемо: жена Кадмуса, Мэри, родила незадолго до этого, и теперь можно было не бояться, что новорожденного нечем будет прикармливать.
     Фрэнсис спустилась к озеру как была, с закатанными почти до плеч рукавами, с засохшей на руках кровью, и, присев на корточки, как следует их вымыла. У Софии неминуемо случилась бы истерика, если бы одна из ее падчериц явилась домой на манер грязных крестьянок. Но она оттягивала возвращение в замок не только поэтому.
     Фрэнсис опустила рукава, но задумалась о переменах, происшедших с сестрами за четыре дня. Виола весь вчерашний день носила зеленое (под цвет ее глаз) бархатное платье, сшитое в спешке за два дня. Она едва отвечала, когда к ней обращались, и, без сомнения, раздумывала о том, как потрясен будет граф Ротрмор, оказавшись лицом к лицу с такой ослепительной красавицей. Даже Клер, редко спускавшаяся на бренную землю с вершин высокого искусства, по-новому уложила свои белокурые волосы и открыла новую бутылочку огуречного лосьона, который призван был сделать ее белую кожу буквально алебастровой. Впрочем, во всем этом была и хорошая сторона: Клер больше не держала на Фрэнсис зла за Айана Дугласа. Тот считался ухажером Клер, но предложение сделал почему-то Фрэнсис. Та без колебаний дала ему от ворот поворот, а теперь подобная участь ожидала его младшего брата, Кенарда, имеющего виды на Виолу: после разговора о графе Ротрморе ему, без сомнения, была уготована отставка.
     Накануне за обедом Виола болтала как заведенная (очевидно, оттачивая свое остроумие и очарование), Клер впадала в глубокую (и, конечно же, очаровательную) задумчивость, но, забывшись, принимала вид человека, который очень себе на уме. Что до Фрэнсис, она не проронила ни слова, неодобрительно переводя взгляд с одной сестры на другую. Наконец она не выдержала и бросила вилку. Баранина, начиненная печенью и специями, была ее любимым блюдом, но в этот момент еда вдруг показалась ей на редкость неаппетитной.
     - Не может быть, чтобы вы обе всерьез собирались выйти замуж за этого чужака! Ведь это означает оставить и "Килбракен", и Шотландию!
     - Почему бы и нет? - удивилась Виола, и ее глаза лукаво сверкнули. - Лично я точно выйду за него замуж и уеду отсюда - и из "Килбракена", и из Шотландии.
     - Ты слишком торопишься строить планы, - заметила София.
     - На мой взгляд, графу Ротрмору нужна более зрелая жена, - сказала Клер. - Им обоим придется бывать в обществе, где говорят не все, что думают.
     Фрэнсис пришло в голову, что старшая сестра не так уж оторвана от действительности, как это кажется.
     - Папа сказал, что граф Ротрмор предпочитает женщин, бойких на язык и очаровательных, - возразила Виола, - а во мне в избытке и бойкости, и очарования. Разве не так? Я уже не говорю о красоте.
     - Кое-кому стоило бы подождать, пока его не похвалят другие, а потом и самому хвалить себя, -
     Вставила Аделаида, аккуратно отправляя в рот очередной кусочек баранины.
     Виола не обратила на ее мягкий упрек ни малейшего внимания.
     - Я выйду за него замуж, но ни тебе, Фрэнсис, ни тебе, Клер, беспокоиться не о чем. Я подыщу вам прекрасных мужей, и притом богатых. В Англии богачей сколько угодно, не то что в нашем захолустье. Так ведь, папа?
     - Да, в Англии их хватает. - сказал Александр Килбракен рассеянно.
     Весь обед он то и дело поглядывал на Фрэнсис. Она выглядела расстроенной, и сердце графа разрывалось от противоречивых чувств. Если гость остановит свой выбор на ней, он потеряет дочь, самое дорогое для него существо Дочь, которая умела и любила скакать стремя в стремя с ним, которая могла пересечь вплавь горный поток, которая охотилась не хуже любого мужчины, которая держалась так, что ни один джентльмен не решался приблизиться к ней ближе чем на полмили! Нет, это следовало решительно пресечь. В глубине души Александр Килбракен надеялся, что как раз ее граф Ротрмор и выберет. Разве он не хотел для Фрэнсис лучшей судьбы, чем жизнь в захолустье? И Виола, и Клер могли забыть о своем обещании устроить жизнь сестер, Фрэнсис - никогда. Терять дочь было больно, сознавать же, что она будет лишена лучшей участи, - больно вдвойне.
     Между тем обстановка за столом постепенно накалялась.
     - Знаешь, Виола, - сказала Клер с оттенком ехидства, - ты так рвешься в избранницы, что будешь серьезно расстроена, если проиграешь. Глупо трубить победу раньше, чем закончилась битва.
     - Победу... - повторила Фрэнсис. - Вы же не знаете, что он за человек! Допустим, он уродлив, злобен и капризен... да мало ли каким он может оказаться?
     - Фрэнсис! - не выдержал граф. - Ты сказала достаточно, так что помолчи.
     Она подчинилась. Зачем, ну зачем было начинать этот спор? Кто ее тянул за язык? Ей не было дела до того, как настроены сестры, точно так же, как никому не было дела до того, что чувствует она. В соответствии с пла ном ей стоило вести себя тише воды, ниже травы, а теперь придется выслушать по лекции от отца и мачехи.
     К ее удивлению, обошлось без разноса. Сейчас, вспоминая вчерашний день, Фрэнсис не удержалась от невеселого смешка. В конце концов, кто был тщеславнее - Виола или она? Ее великолепный план родился из мысли, что чужак-граф выберет именно ее. Но как могла такая мысль вообще прийти ей в голову? Граф Ротрмор приехал выбрать жену, достойную того, чтобы вращаться в высшем обществе, настоящую леди, утонченную и изнеженную. В ней же нет и намека на такое совершенное создание. Да имей она внешность богини, он и тогда не выбрал бы ее! И все же... все же, как говорила старая нянька Марта, "Бог помогает тому, кто сам себе помогает". Вот она и собиралась помочь себе - так, на всякий случай. Ни к чему оставлять на волю судьбы даже полшанса.
     Фрэнсис не сразу заметила, что птичий гомон стал громче и беспокойнее. Наконец она встрепенулась и огляделась в поисках причины для такого переполоха. Кто-то находился на противоположном берегу заводи. Цыган? Бродячий лудильщик? Фрэнсис прищурилась. Как раз в этот момент незнакомец появился из прибрежного кустарника, над которым до этого торчала только его голова. Боже милостивый! Он был обнажен и карабкался на выступ скалы, нависающей над заводью. Пораженная Фрэнсис сообразила, что мужчина собирается нырнуть в озеро.
     Да он, как видно, не в своем уме! Нужно поскорее предупредить его, что вода, такая приветливая на вид, в один миг отморозит ему... хм... нос. Интересно, что сказала бы Клер, будь у нее возможность видеть эту картину? Впрочем, она ничего не сказала бы, потому что была бы шокирована до полной потери сознания. Но если бы каким-то чудом она не хлопнулась в обморок, то тут же бросилась бы за своим мольбертом.
     Мужчина был высок и прекрасно сложен, с рельефом хорошо развитых мышц и прямыми крепкими ногами. К его смуглой коже очень шли черные как вороново крыло волосы... много волос, которые в изобилии покрывали грудь и низ живота, куда Фрэнсис решительно старалась не смотреть. Она и без того чувствовала себя странно, словно в легкой лихорадке. Никакому объяснению это состояние не поддавалось. В конце концов, ей уже приходилось видеть голых мужчин. Ну не мужчин, если быть точной, а мальчишек, что купались голышом в озере Лох-Ломонд.
     Незнакомец между тем нырнул в заводь. Фрэнсис ожидала пронзительного крика - и не ошиблась. Однако вместо того чтобы пулей выскочить на берег, он махнул рукой своему спутнику, благоразумно оставшемуся на берегу, и тот бросил вниз кусок мыла.
     Что ж, в стойкости ему не откажешь, решила Фрэнсис, наблюдая за тем, как растет мыльная пена, покрывая тело незнакомца. Когда он погрузился в воду с головой, чтобы смыть мыло, она сочувственно передернулась и покрылась гусиной кожей. Это каким же грязным надо быть, подумала она насмешливо, чтобы влезть для мытья в ледяную воду?
     "Кто бы это мог быть?" - подумала она. Через мгновение догадка осенила ее.
     Наконец незнакомец вышел на берег. Упитанный коротышка на берегу, улыбаясь, протянул на вытянутых руках полотенце. Обнаженный мужчина произнес что-то неразборчивое и засмеялся, смех его был низкий, глубокий, смех уверенного в себе человека.
     Когда чуть позже по узкой тропинке, вьющейся между скал, Фрэнсис уже спешила к замку, в ее голове вертелась мысль о том, что граф Ротрмор прибыл и он нисколечко не был похож на жабу.
     Хок и Граньон добирались до замка целый час. За это время Хок так и не сумел как следует согреться. Он не был раздосадован - наоборот, мысленно подтрунивал над собой, думая, что еще легко отделался: ведь, нырнув в такую воду, можно было мгновенно умереть от разрыва сердца.
     Он наконец осадил усталых коней перед обветшалым, но все еще величественным зданием, озираясь в поисках конюшни. Чуть поодаль находилось низкое строение, черепичная крыша которого казалась ярко-рыжей в солнечных лучах, но было ли оно конюшней, оставалось лишь гадать. Молодые куры, разлетевшиеся из-под колес, носились вокруг, постепенно успокаиваясь. Неподалеку стояла пара коров, равнодушно пережевывая жвачку, хрюкали вразнобой свиньи, уже нацеливаясь на грязь, перемешанную колесами экипажа.
     Спрыгнув с подножки, Хок заметил, что за ним наблюдают не только обитатели скотного двора: две женщины в грубой шерстяной одежде, хихикая и толкая друг друга локтями, бросали на него любопытствующие взгляды.
     - Займись лошадьми, Граньон, - сказал Хок со вздохом. - Не похоже, чтобы здесь держали конюха.
     Точнее, здесь вообше нет слуг, по крайней мере на первый взгляд, подумал он раздраженно. В это время открылась парадная дверь замка и на крыльцо вышел статный мужчина, весьма властный и решительный. Он был одет в костюм для верховой езды (немногим более изящный, чем одежда судачащих женщин), а его покрытые пылью сапоги выглядели не только грубыми, но и изрядно поношенными. Несколько минут он и Хок разглядывали друг друга.
     - Граф Ротрмор?
     Так вот он какой, Александр Килбракен, граф Рутвен, подумал Хок и выдавил из себя улыбку - он надеялся, любезную.
     - Да, это я.
     Они обменялись рукопожатием. Рука графа Рутвена была грубая и сильная.
     - Это ваш слуга? -Да.
     - Этланд! - взревел граф Рутвен, заставив Хока вздрогнуть.
     Из конюшни выбежал всклокоченный мальчишка и кинулся в их сторону.
     - Займись лошадьми, парень. Вы, милорд, и ваш слуга пройдите со мной.
     Хок последовал за графом. Вестибюль, в котором они оказались, был когда-то рыцарским залом. Высоко над головой просматривались почерневшие от времени балки потолка, а в громадном камине вполне можно было зажарить на вертеле целого быка. На стенах было развешано старинное оружие, и отдельные части доспехов лежали тут и там на столах и тумбочках. Даже сам воздух зала казался спертым и древним. Хок сразу почувствовал себя так, словно пе-реместился во времени на несколько веков назад.
     - Сколько лет этому замку? - вырвалось у него.
     - Его построили во времена Джеймса IV, в шестнадцатом столетии, - ответил Александр Килбракен с гордостью и обратился к красноносому субъекту, который, оказывается, стоял позади них. - Тотл, позаботься о слуге графа Ротрмора. Накорми его и отведи в комнату, приготовленную для его хозяина.
     - Угу, - буркнул Тотл.
     - Опять пил, разрази его гром, - заметил граф вполголоса. - Идемте, милорд, леди ждут нас в гостиной. Когда-то это была вполне приличная оружейная палата, но теперь все изменилось. Жена-англичанка и прочее.
     Хок промолчал. Они прошли через зал, казавшийся бесконечным, к другой паре дубовых дверей.
     - Граф Ротрмор! - звучно провозгласил Александр Килбракен, распахивая их.
     Войдя, Хок был встречен пристальными взглядами трех пар женских глаз. Одна из дам поднялась, сияя любезной улыбкой.
     - Я леди Рутвен, милорд. Добро пожаловать в замок "Килбракен"! Добро пожаловать в Шотландию!
     "Жена-англичанка", - подумал Хок, надеясь на то, что и дочери заговорят с ним на столь же безупречном английском. Он коснулся губами протянутой руки и пробормотал что-то подходящее к случаю, Отметив про себя, что леди Рут-вен намного моложе своего мужа. Он предположил, что ей лет тридцать пять. Кареглазая шатенка со вздымающейся над корсажем пышной грудью, она показалась ему довольно хорошенькой.
     О Клер Хок подумал: "Как мила". Она же ощутила неловкость, почти тревогу, окинув наметанным взглядом художницы упрямую линию его рта и волевой подбородок. Этот человек был не из тех, с кем легко и просто, но, без сомнения, ему нельзя было отказать в мужской красоте. Она протянула для поцелуя изящную руку с кожей, белоснежной от усиленного употребления огуречного лосьона, и Хок вежливо к ней приложился.
     Виола напоминала молоденькую ласку, гибкую и живую, с такими же бойкими блестящими глазами и ровными зубками.           
     - Милорд, я... мы все с нетерпением ожидали вашего приезда, чтобы узнать самые последние новости о высшем свете, - сказала она, сразу переходя в наступление.
     Хок не сразу нашелся что ответить, и в глазах Виолы отразилось торжество. Теперь он знает, что имеет дело не с каким-нибудь ничтожеством, подумала она. Скоро он поймет и то, что она, как никто, подходит на роль жены светского человека.
     - Я расскажу вам все, что знаю, - ответил он, невольно улыбнувшись этому воплощению расцветающей женственности.
     - Познакомьтесь с Фрэнсис, милорд, - сказала София, обернулась - и осеклась.
     В гостиной воцарилось гробовое молчание, в котором неожиданно громко прозвучал смешок Александра Килбра-кена. Несколько секунд тот боролся с приступом дикого смеха и победил его не без труда.
     На лице Хока не дрогнул ни один мускул, но, когда он взял огрубевшую, сильную загорелую руку, он подумал: какое счастье, что у графа Рутвена это не единственная дочь.
     "Бог свидетель, она достойна наилучшего туалета - правда, того, в который ходят за нуждой!"
     - Очарован! - Это было все, что он сумел из себя выдавить.
     Фрэнсис молча кивнула, не поднимая глаз и явно собираясь стушеваться, как только Хок отпустит ее руку. Он почувствовал, что не может оторвать взгляд от жуткого видения, представшего перед его глазами. Как это возможно, чтобы от одних и тех же родителей родились столь разные дети, думал он снова и снова. Прическа этой особы представляла собой пучок, стянутый так туго, что глаза за стеклами очков готовы были выскочить из орбит. Искаженные толстыми линзами, они выглядели как две торчащие из черепа виноградины. Завершало этот идеальный образ подлинного безобразия бесформенное платье гнойного цвета.
     - Не огорчайтесь, милорд, - философски заметил Граньон на ухо Хоку. - Чтобы все три дочки были красивы - такого не бывает. Слава Богу, у вас все же остался кой-какой выбор.
     Фрэнсис еще утром позаботилась о том, чтобы отодвинуть один из стульев подальше от других. Опу-
     Стившись на него, она немедленно углубилась в вышивание. От усердия очки Фрэнсис сползли на самый кончик носа, что позволяло украдкой следить за происходящим в гостиной. Хок разговаривал с графом, а Клер и Виола не сводили с него глаз, как с божества, спустившегося на землю.
     - Это совсем не смешно, Фрэнсис, - прошипела София, приближаясь к ней и шурша муслином.
     Та сочла за лучшее промолчать.
     - Ты похожа на... на... я даже не знаю на что! Что все это значит?
     - О чем ты, София? - с невинным видом спросила Фрэнсис. - Аделаида любит повторять, что главное в женщине - ее душа, а не бренная оболочка.
     - Душа! - хмыкнула София. - Речь идет не о теологии, моя милая. Если твой отец высечет тебя за эту выходку, я нисколько не удивлюсь.
     Она помедлила, стараясь вернуть лицу любезное выражение, и вскоре удалилась, лишь шелестом юбок выражая свое возмущение. Виола и Клер, в свою очередь, покосились на сестру. Первая хихикнула, вторая покачала головой. София метнула на них предостерегающий взгляд, и обе поспешно отвернулись. Ей ничего не оставалось, как собрать все свое мужество и продолжать светскую беседу, внутренне мучаясь вопросом, где Фрэнсис ухитрилась достать свои беспредельно уродливые очки. А волосы? Это же надо ухитрит