позволил  поклоннице  поднять  себя.  Ну
никакого стыда! Джудит смеялась, пока Джордж вылизывал ее лицо  с  таким
усердием, что его язык, кажется, пересох. Но,  тут  же  став  серьезной,
девочка спросила:
   - Почему вы стояли одна в музыкальной комнате мамы?
   - Мне, как и тебе, нравится вид из  окна.  Кроме  того,  я  подумываю
сделать там свой кабинет,  где  могла  бы  писать  письма  и  заниматься
делами.
   Джудит  кивнула.  Ей  было  совершенно  все  равно.  Этого  следовало
ожидать, ведь матери она почти не знала.
   - Моя спальня достаточно велика, - продолжала я. - Предлагаю начать с
камина.
   Джудит осторожно опустила Джорджа на коврик у камина, и тот мгновенно
заснул, хотя я могла бы поклясться,  что  на  уродливой  мордочке  плута
играла улыбка.
   Джудит отошла к дальней стене.
   - Начинай простукивать, - наставляла я. -  Если  звук  будет  глухим,
значит, мы нашли!
   Мы обе принялись за работу, но вскоре в дверь постучали.  Я  поспешно
спустилась со стула, на который взобралась в своем рвении. Это оказалась
Амелия. Она подбежала ко мне и положила руку на плечо.
   - Энди, теперь я кое-что вспомнила  из  случившегося  вчера.  Сегодня
Томас уговорил меня немного  отдохнуть,  я  прилегла  и,  когда  закрыла
глаза, сразу увидела, как дверь захлопнулась перед твоим носом.  И  твой
крик! Ты так громко кричала... - Она неожиданно осеклась. - О Создатель,
это ты, Джудит! Что ты здесь делаешь? И почему стоишь на стуле?
   - Простите, Амелия, - растерянно пробормотала девочка, - я  пришла  к
Энди, и...
   - Я хотела повесить картину, - нашлась я. -  Джудит  отмеряет  нужную
высоту.
   Я не желала, чтобы Амелия узнала о нашем плане. Не хватало еще, чтобы
в семействе поднялась паника. Джудит, умный ребенок, не выдала меня.
   - Джудит хотела поиграть с Джорджем. Если не считать Джона, он  любит
ее больше всех. Джордж только что заснул. Джудит, тебе не нужно идти  на
урок?
   - Да, Энди. Можно мне прийти  вечером,  покормить  Джорджа  и  помочь
повесить картину?
   - Конечно, буду рада тебя видеть. Амелия молчала до тех пор, пока  за
Джудит не закрылась дверь.
   - Что еще вы помните, Амелия? - не выдержала я, подводя ее к креслу.
   Джордж опять приоткрыл глаз, поглядел на нее и благополучно задремал.
   Амелия теребила выбившуюся из шва нитку на рукаве.
   - Вы позвали меня, а я стояла, глядя в пустоту, и не шевелилась. И не
хотела ничего делать. Потом поставила канделябр на пол и легла  на  бок,
подложив ладонь под щеку. Я вдруг почувствовала, что  ужасно  устала,  и
веки сами собой опускались. Потом...
   - Ради Бога, Амелия, не тяните!
   - Я не безумна, знаю, что не безумна.
   - Продолжайте.
   - Я почувствовала тепло. Воздух словно сгустился над моей головой. Но
мне не было страшно. И тут послышался очень  нежный,  какой-то  неземной
голос... не извне, а как бы у меня в  голове.  Она  сказала,  что  очень
сожалеет, но я не та. Я заснула, а разбудили меня Томас и Джон.
   Я ничего не ответила. Даже прошлой ночью, во время нападения  гнусной
старухи, мне не было так страшно, как сейчас. Потому что ведьма была  из
плоти и крови, в этом я уверена. Не то, что этот бесплотный  голос.  Кто
бы это ни был, ему нужна я,  а  не  Амелия,  в  этом  нет  ни  малейшего
сомнения.
   -  Не  хочу,  чтобы  меня  посчитали  сумасшедшей,  но  когда   Томас
признался, что видел в Синей комнате молодую даму, я поняла: вам во всем
можно признаться. Вы ведь никому не проболтаетесь? Обещайте, Энди. Томас
так тревожится. Боюсь, как бы он от расстройства не заболел.
   - Разумеется. - Немного подумав, я  сказала,  очень  медленно,  очень
отчетливо:
   - Амелия, вы знаете, что та пустая комната когда-то была  музыкальной
комнатой Кэролайн?
   - Кажется, да. Но она умерла  так  давно!  Вы  считаете,  она  хотела
видеть вас, верно? Не меня. Полагаете, это ее призрак вчера был здесь?
   - В таком предположении есть некоторый смысл, не так ли?
   Амелия встала, решительно сжав  губы.  Ее  мягкий  подбородок  сейчас
казался упрямым и решительным.
   - Мне все равно, что будут говорить, но  я  немедленно  напишу  отцу.
Немедленно, Энди.
   - Прекрасно!
   И не успела я добавить что-то еще, как  она  стремительно  подошла  к
порогу.
   Джордж поднял голову и тявкнул.
   Весь следующий час  я  безрезультатно  простукивала  стены.  И  вдруг
услышала какой-то звук. И увидела, как ручка медленно поворачивается.  Я
едва не упала со стула. Но тут кто-то постучал.
   Нужно взять себя в руки! Я ведь заперла  проклятую  дверь!  Нужно  ее
отворить!
   Но это оказалась не Кэролайн.  Не  старуха,  а  всего  лишь  Белинда.
Белинда, с ее сияющей улыбкой.
   - Его светлость сказал, что вы  спите.  Что  ж,  неплохое  лекарство.
Надеюсь, сон вымел все страшные сказки  о  призраках  из  вашей  головы,
миледи?
   - Ни одной не осталось.
   - Вот и хорошо. Мама говаривала, что плохие сны совсем  как  мужчины.
Некоторые так угнездятся в душе, что никакие силы их оттуда не выбьют.
   Не переставая болтать, Белинда вытащила  платье,  в  котором,  по  ее
мнению, мне стоило появиться за ужином. При этом она  даже  не  подумала
поинтересоваться   моим   мнением,   только   удовлетворенно    кивнула,
разглаживая прелестную шелковую юбку светло-персикового цвета с креповой
верхней юбкой чуть потемнее оттенком.
   - А теперь ленты, - пробормотала Белинда. - Ой, все  перепутались.  И
как это могло случиться?
   Она повернулась, но я уже рассеянно смотрела куда-то вдаль.
   - Вот что значит попасть в новый дом, - прокудахтала она, совсем  как
добрая нянюшка с новой подопечной. - Дрожишь,  как  канарейка,  крадущая
сметану у кошки. Но ванна вам поможет.
   Ровно час спустя, когда мои волосы успели просохнуть, я постучалась к
мисс Крислок и позволила ей причитать надо мной  не  менее  пяти  минут.
Когда наконец она истощила  свое  сочувствие,  дала  все  советы,  какие
пришли в голову, и  погладила  меня  по  руке  раз  шесть,  я  стоически
выслушала заключительную тираду:
   - Не беспокойся за меня. Я прекрасно устроилась.  Все  такие  добрые,
особенно миссис Редбрист. Но сегодня я вряд ли сойду к ужину. Похоже,  у
меня желчь разлилась. Желаю хорошо провести время, дорогая. И  попытайся
забыть все странности, с которыми ты здесь встретилась.
   Я поцеловала ее, крепко  обняла,  пожелала  выздороветь  и  сошла  по
лестнице, гордо расправив плечи. Белинда заверила, что я выгляжу милой и
прелестной леди. Но я предпочла бы  казаться  раздражительной,  злобной,
уродливой  и  носить  в  кармане  пистолет.  Пистолет!  Где  его   можно
раздобыть?
   Мысль о возможности защитить себя от  всяких  призраков,  самозванцев
прогнала гнетущий страх.
   - Миледи, - поклонился Брантли, - могу я заметить, что,  несмотря  на
все приключения, вы сегодня ослепительны?
   - Разумеется, Брантли. Спасибо.
   Он подошел ближе и, к моему удивлению, заговорщически прошептал:
   - Как удачно, что лорд и  леди  Эпплби  только  сейчас  уехали  и  вы
избавлены от их докучного общества!
   - Они так невыносимы, Брантли?
   - Еще хуже, чем этот деревенский мальчишка  Кокли,  который  выкрасил
всех уток на пруду.
   - Выкрасил? Господи, в какой же цвет?
   Брантли передернуло.
   - В розовый. Маленький негодник выкрасил их розовой краской.
   - Однако, - заметил мой муж, выходя из гостиной, - ее светлость будет
рада услышать, что мы собираемся через три недели, в пятницу, дать бал в
ее честь.
   - За две недели до Рождества, дядя Лоренс?
   - Совершенно верно, Амелия. Первый бал сезона, а если Энди согласится
его устроить - и самый лучший. Как вы считаете, Энди?
   - Рождественский вечер. Ну конечно, буду очень рада.  Дедушка  всегда
давал роскошные рождественские балы в Дирфилд-Холле. Очень мило с  вашей
стороны, Лоренс. Надеюсь, остальные мне помогут?
   Но  по  правде  говоря,  я  совсем  не  была  уверена,  что   радуюсь
предстоящему событию. Столько всего случилось за такое короткое время, а
теперь еще и бал!
   - О да, не беспокойтесь, Энди, - заверила Амелия. -  К  сожалению,  у
нас возникли кое-какие неприятности. Только сейчас  здесь  были  лорд  и
леди Эпплби. Их дочь Люсинда глаз не сводит с Джона, а ее старая  ворона
мамаша на все готова ради дочки. Ему придется бороться до  последнего  и
стоять насмерть. Она весело рассмеялась. Я тоже улыбнулась, когда Джон и
Томас вошли в Старый зал. Оба мрачно хмурились, хотя, как выяснилось, по
разным причинам.
   - Ты уже сразил наповал местную красавицу, Джон?
   - Что? А, ты имеешь в виду мисс Эпплби? - Кажется,  его  передернуло,
точно так же как Брантли, когда тот упоминал о малыше Кокли, выкрасившем
уток. - Она еще совсем ребенок!
   - Неужели, Джон? - съязвила Амелия. -  Люсинда  на  два  года  старше
Энди. Ах эти красноречивые взгляды, которые она бросает в твою  сторону!
Создается впечатление, что она вдруг окосела или у нее  болят  глаза!  Я
как раз объясняла Энди, что ее мама хочет преподнести тебя  на  блюдечке
своей любимой доченьке. - Но  тут  она  осеклась,  подлетела  к  мужу  и
коснулась пальцами его лба. - О, Томас, милый, что случилось? Ты  болен?
Тебе плохо? Только скажи, и я все сделаю!
   - Ничего страшного, - пробормотал Томас и  покачал  головой  с  таким
видом, будто он знал что-то крайне важное.  Потом  молча  проследовал  в
гостиную, и Амелия с раскрытым ртом ошеломленно уставилась ему вслед.
   -  Просто  не  верю!  -  охнул  Лоренс,   также   провожая   взглядом
удалявшегося племянника. - Упустить такой шанс  отыскать  у  себя  новую
болезнь, хворь или  недуг!  Да  что  это  стряслось  с  вашим  супругом,
Амелия?
   - Не знаю, - тихо выдохнула  она,  -  просто  не  знаю,  и  это  меня
беспокоит.
   Мисс Джилбенк опять спустилась к ужину,  в  одном  из  моих  платьев,
переделанных Белиндой для нее,  -  очаровательном  туалете  из  голубого
муслина, простом  и  элегантном,  идеально  оттенявшем  ее  классические
черты. Она спросила о мисс Крислок,  с  которой  встретилась  сегодня  в
восточном садике.
   Никто не упомянул о  старухе.  Никто  слова  не  сказал  о  том,  что
случилось вчера вечером. Томас  и  Джон,  рассеянные,  молчаливые,  были
очень плохими собеседниками.
   Когда Лоренс оставил меня у двери спальни, я долго мялась,  не  желая
входить. Просто не могла. Сейчас, когда за окнами царила тьма, а на небе
светил лишь тонкий серпик полумесяца, храбрость покинула  меня.  Джаспер
прогуливал Джорджа. Жаль, что я не пошла с ними.
   Я ждала в коридоре, пока не послышались шаги Джаспера.
   - Прекрасный выбор вы сделали, мистер Джордж, -  приговаривал  он.  -
Старый тис давно нуждался в чьем-то внимании. Хотя  вы  оросили  его  уж
очень неприличной жидкостью, и весьма пахучей. Но все же вы молодец.
   Я и сейчас не хотела входить  в  спальню.  Поблагодарив  Джаспера,  я
взяла Джорджа и вынудила себя открыть дверь.

Глава 17

   Здесь уже были  зажжены  три  канделябра.  В  камине  плясало  пламя.
Приятное тепло разливалось по комнате,  но  кровь  в  моих  жилах  будто
застыла. Я слишком сильно прижала к себе Джорджа, и он  взвизгнул.  А  я
все смотрела в темные углы, не в силах разглядеть, что в них скрывается,
хотя знала: это "что-то" готово наброситься на меня.
   Джордж не вынес пытки и попытался вырваться. Он ничуть  не  боялся  и
ничего особенного не замечал. Я же, застыв от ужаса, беспомощно смотрела
в сторону окон. Белинда задернула гардины.  Я  просила  ее  оставить  их
раздвинутыми. Она, наверное, забыла или пыталась избавить меня от  того,
что считала дурной привычкой.
   Я  заперла  дверь,  подергала  ручку,  желая  убедиться,  что   дверь
невозможно открыть снаружи, и  удовлетворенно  вздохнула.  Потом  рывком
дернула гардины и распахнула окна. Сухой холодный воздух  омыл  меня.  Я
глубоко вздохнула.
   Никого и ничего. Возможно ли, что то  существа  проникло  сюда  через
окно?
   Я поскорее затворила окна, бросила взгляд на дырки в рамах и задалась
вопросом: а что, если Кэролайн все  еще  здесь?  Несчастная,  несчастная
девочка! Представить не могу, каково это - сойти с ума, хотя  слышала  о
подобных случаях. Один из старых  друзей  дедушки  под  конец  жизни  не
узнавал жены и детей. В тот день, когда он отшатнулся от деда, я видела,
как тот плачет. Дедушка  сказал,  что  его  друг  умрет  в  одиночестве,
поскольку отныне его будут окружать лишь незнакомые лица.
   Я разделась, натянула ночную рубашку и завязала аккуратными бантиками
голубые атласные ленты. Кажется, меня научила этому мать. Это  было  так
давно. Теперь я даже не могу представить ее лицо.
   Я подхватила Джорджа, мы вместе устроились  под  теплыми  одеялами  и
крепко проспали всю ночь.
   На  следующее  утро   я   оседлала   Малютку   Бесс   и   поехала   в
Девбридж-на-Эштоне, деревушку, центром которой была  площадь  со  старой
церковью и кладбищем, самое древнее захоронение  которого  относилось  к
1311 году. Я не упустила возможности полюбоваться на  теперь  уже  белых
уточек, резвившихся в речке, под сенью тощих дубов и лип. По обе стороны
очень старой гостиницы "Доспехи королевы"  теснились  каменные  домишки.
Здесь были богадельня, кузница, в которой громко звенели  молотки,  и  с
полдюжины лавок, торгующих всем, от табака до бочонков.
   На улице суетились обитатели деревни, и  я  то  и  дело  улыбалась  и
раскланивалась. Все отнеслись ко мне весьма  дружелюбно  -  очевидно,  в
Девбридж-Мэноре действительно давно не было хозяйки. Их приветствия были
оценены мною по достоинству. Я даже запомнила некоторые  из  имен,  чем,
насколько понимала, навеки  заслужила  расположение  их  обладателей.  Я
заглядывала во все  лавчонки,  и  в  каждой  тратила  деньги.  Одним  из
последних  был  оружейник,  трудившийся  в  узкой  маленькой  комнатенке
первого  этажа,  неподалеку  от  Хай-стрит.  Мистер  Форрестер,  смешной
улыбающийся коротышка, с веснушчатым лицом, ровесник моего  мужа,  низко
мне поклонился. Его внуки играли в углу. И никакого оружия.  Это  крайне
меня удивило, но он, казалось, ничуть не был этим смущен. Он  знал,  кто
я, и горячо поздравил меня с прибытием в Девбридж-на-Эштоне. Я отчетливо
сознавала, что каждое мое  слово,  каждый  взгляд,  каждое  высказывание
будут  запечатлены  в  его  памяти  и  переданы  и  пересказаны  каждому
деревенскому жителю. Окажись тут дедушка, он непременно бы погладил меня
по щеке и сказал бы, что я оправдала его ожидания и обращалась с  людьми
с  уважением,  которого  некоторые,  вероятно,  даже  заслуживали.   Все
посчитают меня порядочной, хорошо  воспитанной  молодой  леди,  пока  не
заметят лукавый блеск моих глаз. И тут дедушка рассмеялся бы. Непременно
рассмеялся бы.
   - Эштон - название жалкого ручейка, который когда-то был куда шире  и
полноводнее, - рассказывал мистер Форрестер. - Еще когда страну захватил
Кромвель. Он был ужасно волосат, как и многие  круглоголовые.  Везет  же
всякой швали! К сожалению, с тех пор река обмелела.
   - Какая жалость! Я не о волосах. Просто очень  люблю  воду,  особенно
горные потоки.
   Минут через десять подобной беседы я не выдержала:
   - Что произошло с  тем  мальчиком  Кокли,  который  выкрасил  уток  в
розовый цвет? - выпалила я.
   Должна сказать, вопрос застал его врасплох. Но он тут же  растянул  в
улыбке рот до ушей, обнаружив прискорбное отсутствие нескольких коренных
зубов.
   - Викарий собственноручно выпорол его, дав дюжину ударов  тростью,  а
потом заставил соскребать краску с бедных уток.  Они  едва  не  защипали
дьяволенка до смерти.
   И только теперь, когда он немного отвлекся, я попросила его найти мне
самый маленький пистолет, который якобы хотела преподнести на  рождество
кузену. Кузен, объяснила я, много путешествует  и  нуждается  в  удобном
оружии, которое можно было бы брать с собой в поездки. Мистер  Форрестер
сообщил,  что  есть  такие  короткоствольные  пистолеты,  "дерринджеры",
которые могут поместиться в дамском ридикюле, но,  разумеется,  ни  одна
дама не  захочет  и  пальцем  притронуться  к  такой  мерзкой  штуке.  К
сожалению, в его маленькой лавке таких нет.
   Он просиял, когда я попросила достать самый дорогой  "дерринджер",  и
заверил, что получит его через неделю. Я заплатила вперед, за  что  была
вознаграждена тремя низкими поклонами  и  кивками  всех  четырех  внуков
мистера Форрестера, выстроившихся по  росту,  чтобы  проводить  меня  из
лавки.
   Я  зашла  к  мяснику,  выбрала  свинину,  которую  тот   настоятельно
рекомендовал, приобрела кое-какую фаянсовую посуду в посудной  лавке  и,
наконец, разыскала местную портниху,  у  которой  заказала  три  сорочки
самого тонкого батиста.
   Последней моей остановкой была древняя каменная церковь на площади. Я
познакомилась с мистером Боурном, помощником викария. Как мне объяснили,
сам викарий уехал к епископу в Йорк.
   Вернувшись в Девбридж-Мэнор, я немедленно проследовала к конюшне, где
заметила Буйного, прилагавшего все усилия,  чтобы  затоптать  одного  из
конюхов. Не задумываясь, я спешилась и подбежала к парню.
   - Дайте мне поводья, - велела  я  ему.  От  удивления  тот  мгновенно
повиновался. Я не дернула узду, не потянула -  наоборот,  ослабила,  дав
Буйному еще больше свободы. Он вставал на  дыбы,  пятился,  фыркал,  бил
землю передними копытами - очевидно, очень злился.  Я  только  старалась
уворачиваться от него.  И  говорила  с  ним,  как  учил  дедушка,  тихо,
спокойно, убедительно, несла всякую бессмыслицу, повторяя снова и снова,
что все будет хорошо, что он великолепное создание, что я  тоже  на  его
месте сердилась бы, если бы конюх таскал меня по всему загону. Но теперь
все в порядке, сейчас я дам ему яблоко, и он быстро утихомирится.
   Медленно, очень медленно он начал оттаивать. А я все  крепче  сжимала
поводья, подходя ближе, пока он не дохнул горячим воздухом в мою ладонь.
Огромное тело вздрагивало.
   - Хорошо, мальчик, хорошо.
   Я позволила ему ткнуться носом в мое плечо, хотя он едва не сшиб меня
на землю. Пришлось уговаривать Буйного еще добрых пять минут, прежде чем
он покорно опустил  голову.  Я  окликнула  бледного,  мокрого  от  пота,
ломавшего руки парня:
   - Обошлось. Принесите мне яблоко, только поскорее.
   Я  скормила  прекрасному  животному  огромное  яблоко,  за   что   он
благодарно прихватил мою руку губами, а потом сжевал несколько морковок,
которые мне молча вручил старший конюх Ракер.
   Ничего не сказав, я запустила пальцы в густую гриву Буйного, то, чего
бы никогда не сделала в Лондоне. Но это Йоркшир, и я здесь хозяйка.
   - Только ты и я, Буйный. Давай немного пройдемся, пока  ты  снова  не
станешь прежним умницей.
   Так мы и сделали. Буйный шел шагом, пока  ему  не  надоело,  а  потом
пустился рысью. Я позволила ему делать что угодно. Если гнев еще остался
в нем, пусть конь  немного  утомится  и  развеется,  иначе  я  не  сумею
управлять таким животным. Мы подъехали к ручью, и я соскользнула  с  его
спины.
   - Я объясню пареньку что к чему, Буйный. Больше он не будет дергать и
тянуть тебя за узду, а если попытается, ты можешь его лягнуть. Только не
расстраивайся больше.
   И тут я услышала смех. Конечно, это Джон!
   Он стоял не более  чем  в  шести  футах,  у  одной  из  огромных  ив,
свисавших над ручьем, одетый в  костюм  для  верховой  езды,  -  лосины,
коричневый сюртук, высокие блестящие ботфорты,  с  хлыстом  в  руках.  И
выглядел как всегда - чересчур большим и опасным, так что я инстинктивно
отступила, врезавшись в Буйного, который мягко подтолкнул меня головой.
   Лицо Джона мгновенно вытянулось. Не хотела бы  я  попасться  ему  под
горячую руку! Кажется, он вне себя от ярости. Но  чего  и  ожидать  -  я
увела его коня!
   - Какого черта вы тут вытворяете?!
   Он, разумеется, злился на  меня  не  только  из-за  Буйного.  Скорее,
потому что я отпрянула от него.
   - Ракер не объяснил вам, что я  взяла  Буйного  только  затем,  чтобы
немного успокоить?
   - Я велел вам близко к нему