эти длинные стройные, ноги обовьются вокруг его бедер, заставила его сердце буквально запрыгать в груди. Слепой глупец, сколько времени он потерял!
     Хок спросил себя, как бы он вел себя в первую брачную ночь, если бы с самого начала узнал Фрэнсис в ее истинном облике. Помнил бы он рассказы мужей джентльменов о соблюдении светских приличий вообще? Хок неопределенно покачал головой: он не знал.
     "Друг мой Амалия, - подумал он с нежностью, - в эту ночь твои наставления будут претворены в жизнь". Он представил себе Фрэнсис содрогающейся от наслаждения, вскрикивающей от счастья - и вновь затрепетал от вожделения.
     Допив бренди, он поспешил в свою спальню, где нашел Граньона. Камердинер казался погруженным в некую бурную деятельность. Присмотревшись, Хок так и не понял, чем конкретно тот занят.
     Граньон то и дело бросал короткие взгляды в сторону соседней спальни, и это наконец возмутило Хока. Неужели во всем поместье нет человека, который был бы предан ему, а не Фрэнсис?
     - Иди ложись! - приказал он.
     - Ладно, милорд.
     Граньон вовсе не бросился к двери и даже не пошел к ней - он пополз, как улитка, едва переставляя ноги. На пороге он обернулся, наткнулся на ледяной взгляд хозяина и с тяжким вздохом прикрыл за собой дверь.
     Сгорая от нетерпения, Хок тотчас разделся, набросил халат и негромко постучал в дверь, соединяющую спальни. Его рука слегка дрожала, и это разозлило его.
     Ответа на стук не последовало. В комнате Фрэнсис на столике у кровати горела единственная свеча. Это порадовало Хока: он хотел видеть ее, видеть с головы до ног.
     - Фрэнсис...
     Он посмотрел на постель и улыбнулся, забавляясь. Она с головой зарылась под одеяло, наверняка смущенная до последней степени и самую малость испуганная. Ничего, скоро он заставит ее преодолеть смущение! Возможно даже, он простит ей ее дурацкий маскарад.
     - Фрэнсис...
     Хок опустился на постель рядом с притаившейся фигурой и положил руку на то, что считал плечом. На мгновение он замер от удивления, потом сорвал с постели одеяло и бросил на пол.
     - Фрэнсис! - взревел он в полную мощь легких.
     Перед ним лежала все та же кукла из покрывала.
     Хок бросился было к выходу, но приостановился и опустился на четвереньки, чтобы заглянуть под кровать. Никого. Даже пыли.
     - Когда я найду тебя, Фрэнсис, я тебя убью! - прорычал Хок, едва сдерживаясь, чтобы снова не взреветь раненым медведем.
     Куда она могла спрятаться? Он решил, что на этот раз ее номер не пройдет. Даже если придется обыскать весь Десбо-ро-Холл комната за комнатой, он сделает это! А когда он ее найдет!..
     Хок схватил свечу и ринулся в коридор. С каждой новой комнатой, в которой не было и следа Фрэнсис, его гнев только возрастал.
     Наконец он оказался перед комнаткой, невысокая дверь которой выходила на верхнюю площадку лестницы, ведущей в вестибюль. Хок рванул дверь и высоко поднял свечу, стараясь осветить каждый уголок.
     На рулонах разноцветных материй между столами со швейными принадлежностями он увидел съежившуюся Фрэнсис. Комната для рукоделия, вот что это было! Должно быть, она и в первый раз пряталась именно здесь.
     Отблеск пламени свечи отразился в ее глазах, широко раскрытых от ужаса.

Глава 17

     Я почувствовал, что терпение мое иссякло.
     Ройял Тайлер

     - На этот раз ты довела меня до белого каления, Фрэнсис. Пеняй теперь на себя.
     - Наверное, лучше мне было спрятаться на конюшне, - тупо сказала она, словно обращаясь к невидимому стороннему наблюдателю.
     Но ты не додумалась до этого, - заметил Хок, несколько обескураженный ее странной реакцией.
     - Я недостаточно умна, - объяснила Фрэнсис человеку-невидимке.
     Хок против воли улыбнулся и на мгновение - на одно кратчайшее мгновение позволил себе поверить, что она хотела для начала поиграть с ним в прятки. Но она вдруг сказала голосом, не оставляющим сомнений:
     - Подите прочь, милорд! - И его нелепая надежда рассеялась как дым.
     - Ни за что!
     Хок двинулся вперед. Фрэнсис спрыгнула с груды материй и укрылась за ними, прижавшись спиной к стене. Он остановился.
     - Иди в постель, Фрэнсис. Немедленно!
     Она с силой помотала головой. Пряди волос из распустившейся прически заметались вокруг ее бледного лица.
     - Нет, - прошептала она и повторила увереннее и громче:
     - Нет!
     - Ты и впрямь хочешь, чтобы я потерял терпение. Не принуждай меня быть с тобой грубым, Фрэнсис.
     - Я никогда и ни к чему вас не принуждала.
     Она изо всех сил старалась сохранить спокойствие, напрягая воображение в поисках выхода. На одном из столов тускло поблескивали портновские ножницы в свете горящей свечи. Фрэнсис впилась в них взглядом... потом лицо ее жалобно сморщилось: у нее не было никаких шансов добраться до них. От яростного взгляда Хока в горле застрял ком.
     - Ты и в прошлый раз пряталась здесь, не так ли? А тебе приходило в голову, что это акт неповиновения, который может дорого тебе стоить? Или твое упрямство застит тебе глаза?
     - Я не упряма, - болезненно сглотнула она, но нервная судорога не проходила.
     - Мне все равно, какая черта характера заставляет тебя быть непокорной.
     Фрэнсис сообразила, что муж намеренно вызывает ее на вспышку, чтобы с чистой совестью заняться "укрощением строптивой". Она постаралась собраться с мыслями.
     - Я ничего не сделала, милорд, чтобы вызвать ваш гнев. Я прошу только одного: не прикасайтесь ко мне. Я буду более чем благодарна, если вы завтра же уедете в Лондон, к своей любовнице.
     - Но ты все еще не беременна, - заметил Хок вкрадчиво.
     - Но не потому, что вы не старались!
     Ее голос поднялся до высокой пронзительной ноты. Хок поспешил прикрыть дверь, чтобы не оповещать весь дом о подробностях происходящей конфронтации.
     - Изволь-ка понизить голос, иначе мне придется вставить тебе кляп! Меня не устраивает болтовня лакеев, ясно тебе?
     - Тогда уйдите!
     Вместо ответа Хок окинул взглядом подходящие обрезки сукна на ближайшем столе.
     - Пожалуйста, уходите... - жалобно повторила Фрэнсис, понизив голос.
     - Хм... так ты все же способна на некоторое послушание? В таком случае пойдем.
     Он протянул руку. Фрэнсис не шевельнулась. Ее глаза по-прежнему были полны ужаса, и это беспокоило Хока - впрочем, не настолько, чтобы уступить. Гораздо более сильным было снедавшее его чувство обманутого ожидания. Это подстегивало жестокость.
     - Последнее предупреждение, Фрэнсис! - сказал он холодно.
     - Животное!
     - Что ж, это означает, что тебе не повезло и несчастливая судьба связала тебя с животным. Так или иначе, назад дороги нет!
     Она продолжала прижиматься к стене, словно надеясь исчезнуть в ней. Хок поставил свечу на стол и направился в глубь комнаты. Фрэнсис попробовала увернуться, но на этот раз уловка не сработала. Хок поймал ее и потянул к себе. По его груди забарабанили кулаки. В ответ он так тряхнул Фрэнсис, что зубы ее клацнули.
     - Прекрати сейчас же, дурочка, или я действительно вставлю тебе кляп!
     Он был так взбешен, что даже не пытался справиться с собой. Только слабое отрицательное движение головы Фрэнсис остановило выполнение угрозы. Задув свечу, Хок перекинул жену через плечо и вышел из комнаты, направляясь к своей спальне.
     Фрэнсис била крупная дрожь. "Интересно, от ярости или от страха ее так трясет?" - рассеянно подумал он.
     Без единого слова он прошел в свою спальню, ногой захлопнул дверь и сбросил жену с плеча на кровать. Она упала на спину, громадные глаза, устремленные на него, даже не мигали. На ней по-прежнему было элегантное вечернее платье.
     - Раздевайся! - бросил Хок. - И поскорее! Фрэнсис не двинулась.
     - Я разорву твое платье, если ты сама не снимешь его. Она завела дрожащие руки за спину и принялась одну за другой расстегивать многочисленные пуговицы. По мнению Хока, это был слишком медленный процесс. Он рывком поставил Фрэнсис на ноги, повернул спиной к себе и в мгновение ока справился с этим. Платье соскользнуло на пол, окружив неподвижную Фрэнсис голубой шелковой волной.
     - Умоляю вас... - прошептала помертвевшими губами она, - умоляю вас, погасите свечи...
     - Я собираюсь рассмотреть все подробности! - отрезал Хок. - Снимай остальное!
     Он отступил, давая себе большее поле зрения. Кошмар продолжался. Низкий вырез кружевной сорочки едва прикрывал грудь, тончайший муслин просвечивал почти насквозь. Фрэнсис поняла, что сейчас потеряет сознание от стыда. Она воспользовалась тем, что муж полностью отдался созерцанию, и сделала рывок в сторону канделябра, разом погасив все три свечи. Спальня погрузилась во тьму.
     Хок поймал ее, когда она уже вцепилась в ручку двери.
     - Вот, значит, как? - процедил он, в приступе бешеной злобы забывая даже о желании. - Помни, ты сама напросилась!
     Опрокинув ее на край кровати и на этот раз прижимая левой рукой, правой он кое-как сдернул сорочку, потом подхватил Фрэнсис и с размаху швырнул ее на постель.
     О том, чтобы зажечь хотя бы одну свечу, теперь не могло быть и речи: жена успела бы убежать. Что ж, на этот раз придется обойтись без света, подумал Хок мрачно.
     Его дыхание участилось не то от предвкушения, не то от гнева. Поскорее стянув халат, он придавил Фрэнсис к постели всей своей тяжестью.
     Ощущение горячего атласно-гладкого тела привело его в состояние, полуобморочное от желания. Полные груди часто вздымались, умопомрачительно нежные по сравнению с жесткой шерстью на его груди.
     Все кончено, поняла Фрэнсис. Исчезла последняя надежда на спасение. Какой наивной дурочкой она была, считая, что удастся как-нибудь выкрутиться! Этот беспощадный самец был ее мужем, и ее страх вызывал лишь слепую ярость, нечего было и мечтать о милосердии.
     - Не мучайте меня, милорд, - едва слышно попросила она. - Я не буду сопротивляться. Делайте то, что хотите, только побыстрее.
     Она старалась думать о чем угодно, только не о том, что происходило сейчас с ее телом.
     Если что-то могло разозлить Хока еще сильнее, то именно это. Тело под ним обмякло, точно неживое, даже прерывистого дыхания вскоре не стало слышно. В отместку он рванул ноги жены в стороны чуть ли не изо всех сил.
     Однако даже в своем слепом гневе он сообразил, что не сможет войти внутрь, не повредив Фрэнсис. Даже если она и заслужила это, он не мог сознательно поступить так низко. Хок нахмурился в темноте, стараясь вспомнить, куда засунул проклятый крем.
     - Не двигайся, - сказал он и отпустил Фрэнсис. Она и не собиралась двигаться. По правде сказать, она даже не заметила, когда тяжесть тела исчезла с нее. Вскоре матрац опять, прогнулся, но и это прошло мимо ее сознания. Ее ноги, инстинктивно сдвинутые, снова были разведены, и внутрь вошел палец, скользкий от крема. Дыхание, раздававшееся чуть левее и выше, стало частым и неглубоким. Это было похотливое дыхание ее мужа. Однако положение было безнадежное, поэтому Фрэнсис оцепенела.
     Тело женщины вздрагивало, но вовсе не от наслаждения. Как только Хок понял это, у него вырвалось проклятие. Он отдернул руку и с размаху, намеренно грубо, вошел в нее. Фрэнсис ненадолго вернулась из той дали, в которой прятался ее рассудок. Хок теперь внутри нее, очень глубоко. Боли не было. Было одно только неприятное распирание, ее тело эластично растягивалось, чтобы принять весь его громадный размер. Она вновь ускользнула туда, где не было ни мужей, ни жен, ни супружеских постелей. Скоро все должно было кончиться. В те немногие разы, когда между ними происходило это, мужу требовалось едва ли несколько минут.
     Хок скатился с Фрэнсис, как только пришел в себя. Его семя было внутри нее - это означало, что дело сделано. Желание ушло, ушел и гнев. Осталась только холодная пустота в душе.
     - Иди к себе, Фрэнсис, - сказал он глухим, бесконечно усталым голосом.
     Она послушно выбралась из постели и пошла к двери в свою спальню. Хок смутно ожидал услышать гневный хлопок двери, но та закрылась медленно и почти бесшумно.
     - Дьявольщина... - пробормотал он, едва шевеля губами. "Ах, Амалия, из меня вышел никудышный ученик!.." Постепенно из глубин опустевшей души поднялось чувство вины. Это было чувство, которое Хок любил менее всего. Сопротивляясь ему, он начал пестовать обиду на Фрэнсис. Она обманула его, одурачила, выставила на посмешище в глазах друзей и слуг! Она вполне заслужила то, как он с ней обошелся!
     Но совесть не унималась, разрушая возводимые им аргументы в свое оправдание. Все могло быть иначе, нашептывала она, все могло быть прекрасно!
     Хок не хотел вспоминать, но вскоре снова невольно ощутил жадный рывок в нежную глубь тела. Голос совести охотно умолк, словно только того и ждал, и на его место вернулась жестокая, мучительная смесь ярости и желания.
     Выйдя из своего сомнамбулического состояния, Фрэнсис вымылась, причем скребла себя до тех пор, пока кожу не защипало. Она заползла под одеяло и лежала, укрытая почти с головой, проклиная себя за то, что перестала носить очки, чепчик и уродливые платья. Тогда по крайней мере муж продолжал бы играть в джентльмена, притворяясь добрым и понимающим. Впрочем, кто мог сказать, что хуже? Возможно, именно фальшивая доброта, замешенная на отвращении, скуке и презрении.
     Фрэнсис лежала, сжавшись в комок и зарывшись лицом в подушку. Он осквернил тело, но не душу, повторяла она. Путь в ее душу отныне был для него закрыт. Она научилась прятаться от него, и впредь он мог не бояться, что она окажет сопротивление. К чему? Она не могла бороться против законного права мужа регулярно изливать в нее семя. Никто, даже лучшая подруга, не считал ее вправе оспаривать эту сторону супружеской жизни.
     И зачем только ей взбрело в голову прятаться? Нужно было просто принять мужа, как она делала перед его отъездом в Лондон. Теперь-то Фрэнсис понимала, что сама вызвала его на жестокость. Как жаль, что человек всегда крепок задним умом, печально думала она. Ей даже следовало быть благодарной за то, что муж в ярости не нанес ей намеренную травму, что он нашел в себе достаточно самообладания, чтобы воспользоваться кремом.
     При этом воспоминании Фрэнсис невольно содрогнулась, еще сильнее вдавив колени в подбородок и стиснув ноги. Он опять вставил в нее палец - зачем? Чтобы унизить ее за попытку спрятаться, скрыться?
     Нет, решила Фрэнсис. Мужчины часто поступали странно, необъяснимо, и женщины не должны были подвергать их поступки сомнению. То же, наверное, относилось и к постели. Мужчины... они всегда добивались своего. Отец, например...
     Неожиданно Фрэнсис задалась вопросом (ужасаясь тому, что осмеливается даже думать на эту тему), делал ли отец это с Софией, и если делал, то терпела ли она в молчании. Воображение нарисовало непрошеную картину, наполнив Фрэнсис неловкостью и жгучим стыдом. Нет-нет, отец не мог заниматься такой гадостью теперь, когда он стал старше и уже имел наследника. Он не заговаривал о других детях, а значит, не было причины продолжать мучить Софию этим.
     Сон все не приходил, и постепенно кроткое решение подчиняться мужу начало колебаться. В конце концов Фрэнсис решила, что придумает какую-нибудь уловку. Она даже засмеялась, тихо и не слишком весело.
     - Я позволю тебе коснуться меня не раньше нового всемирного потопа, - прошептала она. - Ты слышишь? Ты больше никогда ко мне не прикоснешься!
     Хок замер в дверях, забыв о предстоящем завтраке. За столом сидела Фрэнсис, просматривая "Газетт" и время от времени деликатно поднося вилку ко рту.
     Она выглядела потрясающе в платье из золотисто-зеленого муслина. Лента того же оттенка не без кокетства украшала ее прическу.
     Хок спросил себя, что, собственно, так удивило его в появлении Фрэнсис за столом в элегантном туалете. Уж не ожидал ли он, что его глазам вновь предстанет пугало в очках и чепце? Нет, конечно, но он был почти уверен, что Фрэнсис будет какое-то время скрываться от него.
     Он внимательно оглядел прелестную женщину за столом и вновь ощутил вспышку неуместного вожделения. Это заставило его до боли закусить губу. Что на него нашло? Муж, страстно желающий свою жену, - что может быть нелепее!
     - Доброе утро, милорд, - приветствовала его Фрэнсис, переворачивая страницу.
     Она улыбалась беспечной улыбкой, словно накануне между ними не было даже легчайшей размолвки. Разумеется, это была игра, но какая? Хок решил, что разумнее будет для начала подыграть ей.
     - Доброе утро, жена, - ответил он любезно, усаживаясь во главе стола.
     Рози, обычно подававшая завтрак, начала суетиться вокруг него. Когда тарелка наполнилась, Хок поспешил отпустить горничную. Вместо того чтобы тотчас удалиться, Рози приблизилась к Фрэнсис и почтительно спросила:
     - Желаете еще чего-нибудь, миледи?
     - Спасибо, Рози, у меня все есть. Можешь идти.
     Девушка сделала ей реверанс по всем правилам и наконец исчезла за дверью. Хок полагал, что теплая, душевная манера Фрэнсис объясняется присутствием горничной, но вскоре убедился, что это не так. - Надеюсь, седло барашка удалось, милорд?
     Оживленный голос жены начал раздражать Хока. Выходит, он один мучился по поводу минувшей ночи, ей же было на все наплевать?
     - Откуда мне знать - я еще не попробовал его.
     - Это намек на то, чтобы я придержала язык? Охотно, милорд.
     Фрэнсис подняла со стола газету и снова углубилась в нее.
     - Меня радует, что прислуга ведет себя по отношению к тебе как к хозяйке дома, - заметил Хок после нескольких минут напряженной тишины.
     - Я польщена, милорд, - откликнулась Фрэнсис из-за газеты.
     - Хотелось бы знать, что такое в этой газете, от чего невозможно оторваться?
     На мгновение Фрэнсис растерялась. Она только делала вид, что читает, понимая, что вид сидящего напротив мужа быстро сведет на нет ее фальшивое оживление. На самом же деле она воображала себе, как бросает в Хока седлом барашка, как кусок шлепает его по лицу, оставляя жирное пятно. Не сразу, но ей удалось заставить себя засмеяться беспечным, воркующим смехом.
     - Я читаю раздел светских сплетен, что же еще? Просто невозможно оторваться, милорд! Можете себе представить, леди Ш. прогуливалась в парке с лордом Р. - и вдруг навстречу появился ее муж! Как пикантно, не правда ли?
     - Понятия не имею, кто такая леди Ш., - проворчал Хок.
     Фрэнсис тоже не имела понятия об этом, потому что только что выдумала и ее, и всю "пикантную" ситуацию.
     - Вы не можете быть знакомы со всеми и каждым, милорд. Однако если это так, ваше знание света поразительно, даже пугающе!
     - Фрэнсис, - сказал Хок, стараясь сохранить спокойствие, - перестань называть меня милорд. Или Филип, или Хок - никак иначе! Можешь язвить сколько тебе угодно, но "милордом" я сыт по горло.
     Да, конечно. - И Фрэнсис равнодушно повела плечами.
     Бросив взгляд на каминные часы, она отложила газету и поднялась.
     - Боже милостивый, как летит время! Почти восемь часов! Прошу извинить меня, ми... Филип.
     - И куда же ты так спешишь?
     - О, дел у меня невпроворот. Десборо-Холл не может обойтись без присмотра.
     - До сих пор обходился.
     - Не совсем так, - возразила Фрэнсис со снисходительной улыбкой. - До сих пор Десборо-Холл не жил, а существовал.
     И она исчезла за дверью. Позже, выходя, Хок заметил, что она почти не притронулась к завтраку.
     Вскоре выяснилось, что ему, в сущности, нечем заняться. Идея проехаться верхом и тем самым развеять дурное расположение духа не показалась особенно привлекательной. Возможно, раз уж он был в Десборо-Холле, стоило заняться делами поместья.
     Дверь в комнату управляющего оказалась открытой. Хок вошел и - как это достаточно часто случалось с ним в последнее время - замер у входа.
     За громадным столом красного дерева восседала Фрэнсис, а рядом с ней пристроился на стуле Маркус Карутерс.
     - Не знаю, Маркус, не знаю, - говорила Фрэнсис, хмуря лоб в напряженном раздумье. - Я не оспариваю точку зрения Джона. Его тактика вполне может сработать и на наших землях, но мен