лько насмешку и расслабился.
   - Вы удачно отделались от него, - сказал он. Она сбросила с ног  туфли  и
положила ноги на стол, прислонившись головой к подушке софы.
   - Вам что-то известно, Кристиан?
   - Пока еще нет, но я терпелив. Она рассмеялась:
   - Теперь  наконец-то  я  чувствую  себя  достойным  членом  человеческого
общества. Я все еще боюсь, что сделаю или скажу что-нибудь не то, что-нибудь
очень глупое, но с каждым днем мой страх ослабевает.
   - Только не утратьте свою человечность по дороге, Элизабет.
   - Вы имеете в виду, что я могу перестать верить людям?
   Тон ее был небрежным,  но  его  чуткое  ухо  уловило  в  голосе  холодную
решимость.
   - Вы должны не забывать, что есть люди, которым можно и следует доверять.
Например, мне, Элизабет.
   - Вам я верю, Кристиан. В конце концов вы ведь спасли мне жизнь. Зачем вы
стали бы ее разрушать?
   Он ничего на это не ответил, и она через минуту продолжила:
   - Я просто поняла, что вести дела и иметь личные  отношения  с  людьми  -
совершенно разные вещи.
   Она не заметила выражения боли на его лице.  Кристиан  принялся  набивать
трубку.
   - Я горжусь дружбой с вами, - сказала она через минуту, и по ее тону было
ясно, что она его немного поддразнивает. - И  вы  не  разыгрываете  со  мной
психоаналитика.
   - Психоанализ - самое последнее, что вам требуется, моя дорогая.  Тем  не
менее...
   - Да?
   Он сделал яростную затяжку.
   - Вам следует проводить больше времени со мной.
   - Если я не ошибаюсь, Кристиан, мы бываем вместе по крайней мере два раза
в неделю. Она вздохнула и повернулась к нему лицом.
   - Разве я не говорила вам совсем недавно, как высоко  ценю  вас?  Вам  не
важно, богата я или бедна. Вы просто проявляете ко мне человеческие чувства.
Такой друг, как вы, - это нечто из ряда вон выходящее.
   "Друг и не более того. По крайней мере пока".
   - Сыграйте для меня, Элизабет. Она пошевелила пальцами ног.
   - Сколько угодно, если вы не потребуете, чтобы я снова надела туфли.
   Он хотел услышать Шопена, и она начала играть именно  Шопена.  Для  него.
Для себя она никогда больше теперь не  играла.  Когда  она  наконец  подняла
голову, то увидела, что его глаза закрыты.
   - Вы спите, Кристиан?
   Он и мускулом не шевельнул.
   - Нет, еще, если можно.
   Из-за  того,  что  мало  практиковалась  в  последнее   время,   Элизабет
почувствовала легкое покалывание в предплечьях. Нет, больше не будет  этюдов
Шопена. Она начала играть свою любимую тему  из  фильмов  о  Джеймсе  Бонде.
"Никто не делает это лучше".
   - Предполагалось, что вы хотели мне этим что-то  сказать?  -  спросил  он
лениво, когда последний аккорд умолк.
   - Какой вы понятливый! А теперь поздно, а у меня встреча завтра в  восемь
утра. Увидимся в пятницу вечером, Кристиан?
   - Да, - ответил он, поднимаясь. -  Я  знаю  одно  место,  куда  хочу  вас
сводить.  Чернокожий  джаз-пианист  так  хорошо   импровизирует,   что   его
импровизации стоило бы записать.
   Она смотрела, как он надевает свой пиджак из твида. Этот человек, который
и теперь не перестал быть таинственным, занял определенное место в ее жизни,
стал ей дорог. И главное - он не торопил, не  подталкивал  ее.  Она  подняла
лицо, подставляя его Кристиану для прощального поцелуя.
   Он был легким - губы едва коснулись губ.
   - Доброй ночи, Элизабет.
   Кристиан спустился на лифте вниз, пожелал доброй ночи Гэлэхеру, зная, что
после его ухода Гэлэхер запрет дом так, что и блоха не проскочит, затем взял
такси и поехал на квартиру к Сьюзен на Пятидесятую улицу. Она ждала его, как
он и предполагал, как ей и следовало.
   Хантера буквально трясло от желания.
   - Сейчас же, - сказал он.
   "Почему ты ее не заставишь делать то же самое?"
   Но Сьюзен не произнесла  этого  вслух,  а  тут  же  повела  в  спальню  и
расстегнула "молнию" на его брюках. Сама процедура  никогда  не  занимала  у
него много времени, особенно если он проводил вечер с "той".
   Потом он лежал на спине и молчал.
   Сьюзен уже давным-давно научилась держать свои мысли при себе, а  рот  на
запоре. Стакан бренди - вот что сейчас ему надо.
   Что, размышляла она, есть  в  Элизабет  Карлтон,  чем  не  обладает  она?
Деньги, все дело в деньгах. Но что до этого Кристиану. Он богат, так  богат,
что - можно держать пари - не помнит, куда вложены его средства. Нет, в этой
женщине было что-то еще, что-то особенное.
   Наконец она сказала, и в голосе ее звучала неуверенность:
   - Я беру уроки игры на фортепьяно. Этим она привлекла  его  внимание.  Он
потянулся за трубкой.
   - О чем ты думаешь, Кристиан?
   - Думаю, что ты можешь поступать, как тебе нравится, Сьюзен. Уже  поздно.
Благодарю тебя. Увидимся.., в пятницу, но, боюсь, это будет поздно вечером.
   - Да, Кристиан, хорошо.
   Она наблюдала, как он одевается и запихивает трубку в карман пальто, и ей
хотелось заплакать.

***

   Сенатор Чарльз Хенкл взял в руки  запечатанный  конверт,  переданный  ему
экономкой, нетерпеливо кивнул головой. Он опаздывал на  встречу,  но  письмо
выглядело необычно. Во-первых, его доставили с посыльным,  а  во-вторых,  на
нем было написано:
   "Личное и конфиденциальное".  Надпись  сделана  внизу  конверта  большими
печатными буквами. Возможно, подумал он цинично, еще одно доброхотное деяние
от неизвестного лица или лиц, которые,  вероятнее  всего,  скоро  объявятся,
если он примет эту дань. Он подошел к письменному столу  и  сел.  Взял  свой
старинный нож для вскрытия конвертов и осторожно подцепил плотную бумагу.
   Внутри лежало с полдюжины фотографий размером восемь на десять. И  больше
ничего. Он взял одну, повернул ее лицевой стороной  к  себе  -  и  застыл  в
неподвижности. Фотографии были глянцевые и цветные, и на них был  запечатлен
Брэд Карл-тон,  стоящий,  опираясь  на  ладони  и  колени.  Другой  мужчина,
помоложе, трахал его - лицо выражало безумный экстаз.
   Медленно,  по  одной,  Чарльз  Хенкл  начал   рассматривать   фотографии.
"Качество блестящее", - подумал он, хотя  голова  его  была  как  в  тумане.
Сколько деталей на этих фотографиях, сколько крупных  планов!  Но  одна,  от
вида которой ему стало  дурно,  была  особенно  впечатляющей:  Брэд  целовал
своего партнера, засунув язык ему глубоко в рот, рукой он сжимал его пенис.
   Хенкл осторожно положил фотографии в конверт  и  запер  ящик  письменного
стола на ключ. Он прошел из кабинета в ванную, и там его вырвало. Первой его
мыслью, когда он полоскал рот, было: спала ли с ним Дженни? Боже мой, а  что
если у него СПИД? И ему захотелось убить Брэда Карлтона.
   Он уехал из дома в Джорджтауне, не пожелав повидать жену и дочь. Подумал,
может быть, стоит показать фотографии Дженни, но  потом  отказался  от  этой
мысли.
   Хенкл вернулся домой в полночь, прошел в кабинет и плотно закрыл за собой
дверь. Потянулся к телефону. Хорошо же, маленький ублюдок, узнаем,  дома  ли
ты и если дома, то для тебя, чертов сукин  сын,  будет  лучше,  если  трубку
возьмешь ты, а не другой мужчина.
   Телефон прозвонил уже три раза, и Хенкл заскрежетал зубами.
   - Алло, Брэд Карлтон слушает. Хенкл постарался взять себя в руки.
   - Говорит Чарльз Хенкл, - сказал он. - Хочу  повидаться  с  тобой,  Брэд.
Хочу, чтобы завтра ты вылетел  в  Вашингтон.  Я  встречусь  с  тобой  в  "Ля
фуршетт" ровно в полдень.
   - Но.., в чем дело, сэр? С Дженни все в порядке?  Брэд  провел  рукой  по
волосам, стараясь собраться с мыслями. Он крепко  уснул,  было  уже  поздно,
очень поздно. На другом конце провода  слышалось  тяжелое  дыхание  будущего
тестя. Что, черт возьми, это могло значить? Он спросил снова,  на  этот  раз
более резким тоном:
   - Сэр, с Дженни все в порядке?
   - Да. Но непременно будь там, Брэд.

***

   Джонатан Харли вышел из Первого народного банка  в  Филадельфии  ровно  в
десять часов утра. На лице его сияла такая  широкая  улыбка,  что  встречные
останавливались, а потом невольно улыбались в ответ.
   - Десять миллионов долларов, - сказал он вслух. - Теперь  я  выбрался  из
трясины на свет Божий. Заем дали на три  месяца,  после  чего  он  должен  в
течение месяца возвратить деньги. Времени навалом, а  процентная  ставка  не
так уж высока, не чрезмерна. Таковы были условия, зафиксированные на бумаге,
на самом же деле он был на дружеской ноге  со  своим  банкиром  и  в  случае
надобности мог получить любую отсрочку. Теперь он выкупит  хороший  кусок  у
Роз - как можно больше акций, через подставное лицо,  потому  что,  если  он
заговорит с ней сам, она, возможно, плюнет ему в лицо, а дальше.., дальше  у
него появится возможность развивать и расширять  свою  компанию,  как  он  и
собирался.
   - Я вижу, полный успех, - заметила Мидж при виде ослепительной улыбки  на
лице своего босса.
   - Ты права.
   - Мои поздравления.
   Он кивнул и направился в кабинете  видом  человека,  сознающего,  что  он
хозяин положения.
   - Вы это заслужили, - произнесла Мидж едва слышно. - Избавились  от  этой
суки, своей жены, и теперь у вас достаточно денег, чтобы сделать шаг вперед.
   Она улыбнулась своему текстовому  процессору.  Будь  она  лет  на  десять
помоложе да не люби так своего мужа, тогда, возможно...
   Через десять минут появился Джонатан. Его  лицо  было  совершенно  белым.
Мидж вскочила на ноги.
   - Что случилось?
   Он молча подал ей письмо, которое она не стала вскрывать, потому что  оно
было помечено "ЛИЧНОЕ И КОНФИДЕНЦИАЛЬНОЕ".
   На конверте не было обратного адреса.  Там  стояли  только  имя  и  адрес
Джонатана. Ее рука дрожала в то  время,  как  она  расправляла  единственную
страницу письма. Она закончила чтение  и  подняла  глаза  на  своего  босса.
Теперь его лицо уже не было белым - оно раскраснелось  от  гнева,  а  нижняя
челюсть ходила ходуном.
   - Негодяи, чертовы ублюдки, - сказал он, обращаясь скорее к самому  себе,
чем к ней. - Это им так не пройдет.
   По правде  говоря,  хотела  поправить  его  Мидж,  ублюдки  -  не  вполне
подходящее  слово.  За  этим  стояла  женщина,  очень   влиятельная,   очень
могущественная женщина. Элизабет Ксавье Карлтон. И  она  хотела  прибрать  к
рукам компанию Джонатана.

***

   Чарльз Хенкл заказал перье.  Он  никогда  не  пил  днем,  но  сейчас  ему
необходимо было выпить чего-нибудь крепкого. Взгляд не отрывался  от  дверей
"Ля фуршетт". Молодые люди, одетые по-деловому, входили в  зал.  В  основном
молодые правительственные чиновники. Ресторан  пользовался  популярностью  у
его приятелей, потому-то Хенкл и выбрал его.
   Ровно в две минуты первого он увидел Брэда  который  подошел  к  хозяйке.
Пунктуальный, сволочь.
   Хенкл не встал с места. Лицо Брэда было озабоченным.
   - Сэр, - сказал Брэд и протянул руку.
   - Садись, Брэд, - ответил Чарльз.  Брэд  убрал  руку  и  сел.  Глаза  его
впились в лицо пожилого собеседника. Чарльз казался старше и более  усталым,
и Брэд видел, что  глаза  его  смотрят  напряженно.  Что  означала  вся  эта
секретность и демонстрация властности?
   - Вы в порядке, сэр? - спросил он, проявляя должную меру почтения.
   - Нет, не в порядке, - ответил  Чарльз.  -  И  я  совсем  не  голоден.  Я
пригласил тебя  по  единственной  причине  -  мне  не  хотелось  встречаться
где-нибудь в парке. Предлагаю тебе заказать что-нибудь выпить, Брэд.
   Брэд заказал скотч. В чем дело? При чем тут встреча в парке?
   Чарльз выждал, пока Брэд не сделал добрый глоток виски из своего стакана.
Потом  сказал  очень  спокойно  то,  что  отрепетировал  заранее,  чтобы  не
поддаться искушению и не наброситься на молодого человека:
   - Ты не женишься на Дженни. Ты порвешь с ней. Я предлагаю  тебе  сообщить
ей, что ты встретил другую  женщину,  что  не  можешь  справиться  со  своим
чувством и не хочешь, чтобы она страдала, и тому подобную чепуху.
   Брэд очень аккуратно поставил свой стакан на стол.
   - Но почему? Вы же знаете, что я люблю Дженни. Вы же знаете, что  у  меня
нет другой девушки.
   - Нет, да я и не думаю, что она у тебя есть, - ответил Чарльз, и в голосе
его зазвучала ирония.
   Брэд нахмурился, и внутри него затрепетал страх. С минуту  он  ничего  не
говорил,  но  мозг  его  лихорадочно  работал,   перебирая   все   различные
объяснения.  Он  пристально  вглядывался  в  ясные  голубые  глаза   Хенкла,
разглядывал его густые белые волнистые волосы и при  этом  цинично  думал  о
том,  что  избиратели  считают  его  воплощением  государственного  деятеля,
честным и благородным человеком.  Господи  помилуй,  что  там  стряслось  со
стариком и в чем его затруднение?
   - Ленч, джентльмены?
   Чарльз покачал головой и отмахнулся от официанта.
   - Как я уже сказал, Брэд, ты порвешь с Дженни. Даю тебе три дня, чтобы ты
придумал правдоподобное объяснение. Но не больше.
   Этот нелепый старик диктует  ему,  что  делать,  только  потому,  что  он
большая шишка и занимает положение в правительстве? Брэд мог трижды купить и
продать его со всеми потрохами!
   - Нет, я этого не сделаю, - ответил он. - Как я уже сказал, я люблю  вашу
дочь и, должен добавить, она тоже меня любит.
   - Знаю, что она тебя любит - тем хуже. Но ничего, переживет. Не  вынуждай
меня, Брэд, заниматься этой грязью.
   - О чем вы, черт возьми, толкуете?
   - Очень хорошо.
   Чарльз открыл свой кейс, вытащил одну из фотографий и передал  ее  Брэду,
положив изображением книзу.
   Лицо Брэда вытянулось, было очевидно, что он в шоке.  Чарльз  видел,  как
губы его шевелятся, но  он  не  в  состоянии  произнести  ни  слова.  Чарльз
перегнулся через столик и сказал очень тихо:
   - А теперь ты, грязный маленький подонок, теперь ты сделаешь  то,  что  я
тебе велел.
   Реакция Брэда была  рефлекторной  -  он  разорвал  фотографию  на  мелкие
кусочки.
   - У меня есть еще пять,  и  они  демонстрируют  тебя  за  делом  во  всех
подробностях, - сказал Чарльз.
   - Как вы их раздобыли?
   По тону было ясно, что он признал свое поражение и  напуган,  напуган  до
смерти. Но Чарльз не испытывал к нему ни малейшей жалости.
   - Я их получил, и это все, что я намерен тебе сообщить. Еще один  вопрос:
ты спал с моей дочерью?
   Брэду хотелось закричать в лицо старику,  что  он  трахал  Дженни  добрую
сотню раз, но он был не настолько глуп. Если он признается, что спал с  ней,
трудно сказать заранее, что выкинет Хенкл.
   - Нет, - ответил он. - Я не спал с Дженни.
   - Лучше бы тебе говорить правду, Карлтон. Я спрошу Дженни, а ты можешь не
сомневаться, что у нее от меня нет секретов.
   Брэд с трудом глотнул.
   - Очень хорошо. Мы спали вместе два или три раза. Но я всегда пользовался
презервативом. Клянусь!
   Чарльзу хотелось убить его.
   - Ты лживый маленький слизняк и заслуживаешь смерти. - Он  понизил  голос
почти до шепота:
   - Если ты не выполнишь в точности  все,  что  я  требую,  эти  фотографии
увидят все на свете. Понимаешь?
   - Да, понимаю.
   - Ладно.
   - Если выполню ваше требование, вы отдадите мне фотографии?
   - Ах, забеспокоился? Да, я их тебе отдам. Чарльз рассмеялся.
   - Видишь ли, грязный ублюдок, кто-то ведь  прислал  эти  фотографии  мне,
прислал анонимно. Значит, кто-то знает о тебе все. Имеет пленку.  Меня  тебе
нечего опасаться, если ты порвешь с моей дочерью. А теперь я ухожу. Меня  от
тебя тошнит.
   Чарльз бросил на стол двадцатидолларовую бумажку. Передал Брэду конверт с
фотографиями.
   - Любуйся, - сказал он. - Возможно, это вдохновит  тебя.  Но  помни,  что
имеется и второй комплект.
   Брэд не знал, что ответить. Несмотря на испытанный страх,  он  чувствовал
большое облегчение. Да что этот тип знает  о  жизни?  Он  проглотил  готовые
сорваться с языка гневные слова и  молча  смотрел,  как  Чарльз  выходил  из
ресторана.

***

   Брэд смотрел на свою бабушку,  столь  же  гордую  и  царственную,  как  и
всегда. Ему захотелось  расхохотаться,  но  в  горле  застыл  лишь  какой-то
странный клекот - он никогда не задумывался о том, что она стара. Объективно
говоря, она была даже древней,  чем  какая-нибудь  старая  реликвия.  Она  и
должна была оставаться его маленькой седовласой бабушкой,  немного  выжившей
из ума. Боже, ну и шутка! Он уже начал было воображать, что Лоретта  Карлтон
вечна и всегда будет руководить ими всеми, пока они  не  вымрут.  Он  бросил
взгляд на своего дядю Майкла, сидевшего рядом с Лореттой, - на  лице  Майкла
застыло выражение не слишком сильного любопытства.
   - А теперь, я полагаю, ты скажешь своему дяде и  мне,  что  случилось?  -
спросила   Лоретта   своим   спокойным,    хорошо    поставленным    голосом
благовоспитанной леди.
   Брэд плотно закрыл дверь библиотеки.
   - Я не женюсь на Дженни Хенкл, - заявил он. Лоретта только подняла бровь.
   - Могу я спросить - почему?
   На мгновение Брэд представил лицо  Дженни,  обескураженное,  потрясенное,
залитое слезами. Бедная маленькая женщина. Он осознавал, что  в  эту  минуту
она была ему дороже, чем когда бы то ни было  прежде.  "И  она  его  любила,
любила по-настоящему, по крайней мере так считала сама.
   Он ответил:
   - Дженни порвала со мной.
   Майкл продолжал молча смотреть на него.
   - Дерьмо, - сказал он. - Да эта девушка кого угодно убьет из-за тебя.
   -  Почему?  -  спросила  Лоретта,  и  в  голосе  ее   звучало   умеренное
любопытство, не более того.
   - Она решила, что мы не подходим друг другу. В эту минуту Брэд понял, что
его дядя Майкл догадывается, в чем дело. Может быть, не  обо  всем,  не  обо
всей этой мерзости, но о главном. Он втянул в себя воздух и побледнел.
   - Тем не менее это так, - сказал он. - Да, именно так обстоит дело.
   - Вы оба нелепы до смешного, - возразила Лоретта. - Я  хочу,  чтобы  брак
состоялся. И ты на ней  женишься,  Брэдли,  ты  все  уладишь.  Если  ты  уже
поговорил с Дженни, ты позвонишь ей и откажешься от своих  слов,  нет..,  ты
должен с ней повидаться и молить о прощении на коленях, если понадобится.
   - Это невозможно, бабушка, - ответил Брэд,  бросив  отчаянный  взгляд  на
дядю. Майкл пожал плечами.
   - Она знает, - сказал он.
   - Я знаю, - вмешалась Лоретта, и голос ее звучал ясно, - знаю, что у тебя
злополучная.., склонность к мужчинам, Брэдли. Майкл ведь на это намекнул?
   - Да, верно. Ее отец пригрозил мне разоблачением,  если  я  не  расторгну
помолвку немедленно.
   На мгновение Лоретта закрыла глаза. Она ощутила знакомую боль  в  почках,
по крайней мере она считала, что это почки. На самом деле болеть  могло  что
угодно. Какая несправедливость! Так много еще нужно сделать.., так много.  В
такие моменты, как сейчас, ей просто хотелось встать и  уйти  из  комнаты  и
предоставить действовать Майклу. Но Майкл не Тимоти. Он  станет  путаться  в
словах, барахтаться и качаться, как плот в бурю.
   - Я сама поговорю с сенатором Хенклом, - сказала она.
   - Нет, бабушка, ты не можешь!
   - Уверяю тебя, что могу.
   - Но у него фотографии.
   Ну вот, слово сказано. Теперь карты открыты.
   - Покажи их мне, - скомандовала Лоретта. Майкл вскочил на ноги.
   - Нет, мама, пожалуйста, не делай этого!
   - Не будь дураком, Майкл. Уверяю тебя, что в мои восемьдесят четыре  года
я всего насмотрелась. Будь любезен, Брэдли, - фотографии!
   Брэдли молча передал ей конверт. Он наблюдал, как она  вынимает  из  него
фотографии по одной. В комнате не было слышно ни звука. Майкл уронил  голову
на руки. Брэд прирос к месту, не спуская  глаз  с  лица  бабушки.  Ему  было
стыдно, так стыдно, что он хотел бы задохнуться от стыда и  умереть.  Но  ее
лицо не выражало никаких чувств.
   Все еще не произнося ни слова, она вложила фотографии в конверт.
   - У Хенкла есть копии?
   - Он сказал, что есть. И обещал вернуть их, если я расторгну  помолвку  с
Дженни.
   - Я ему верю, - сказала Лоретта. Потом задумчиво продолжала:
   - А теперь, конечно, очень важно узнать, где он раздобыл фотографии.
   - Не знаю. Он сказал, что их прислали ему анонимно.
   - Элизабет, - прошептала она.
   Майкл вздрогнул.
   - Да ну, мама, п