наконец решение, чего ему до сих пор сделать не удавалось. Он твердо решил не продавать ничего. Разумеется, не ради того, чтобы уважить просьбу Фрэнсис, просто на этот раз (возможно, в первый и последний) их желания совпали.
     Однако какой неожиданной выглядела подобная вспышка сильных чувств в таком жалком, забитом создании... Хок заметил, что озадаченно качает головой. Он просто не мог представить ее рядом с нервной, напряженной как струна скаковой лошадью. Да она бы бросилась со всех ног в первый попавшийся угол из страха получить удар копытом или хороший укус! Могло ли это быть, что вся затея была делом рук отца? Подумав так, Хок махнул рукой. Насколько он знал маркиза, тот вряд ли опустился бы до такой нелепой интриги.
     Некоторое время Хок размышлял, ответить ли ему Фрэнсис, заверив ее в том, что вовсе не намерен продавать ни племенных жеребцов, ни скаковых лошадей, но он слишком хорошо помнил ее холодность и намеренную грубость по отношению к нему, данному ей Богом мужу. Это воспоминание вновь распалило его злость, и Хок решил: пусть она помучается от неопределенности!
     Этим вечером он снова был в гостях - на одном из бес численных балов лондонского сезона. И танцевал с Констан и другими молодыми леди, а в промежутках бессовестно флиртовал с хозяйкой дома, Аврелией Маркдам. В одиннадцат часов он решил, что с него довольно, и покинул шумное сборище. Идея пойти в игорный дом не показалась ему особен но привлекательной. Амалия, вот кто был ему нужен!
     Его любовница восседала в любимом кресле, придвину том поближе к камину в ее уютной гостиной. Она была по гружена в вольтеровского "Кандида", но, услышав громкий стук дверного молоточка, засмеялась от радостного предчувствия. "В такой час это может быть только Хок!" - подумала она, поспешно пряча книгу под одной из подушечек.
     Поскольку Мари уже улеглась, Амалия сама спустилась открыть дверь.
     - Bonsoir, mon faucon! - воскликнула она со счастливой улыбкой, протягивая руки навстречу Хоку.
     - Твой жеребчик ржет от нетерпения! - сообщил тот вместо приветствия и принялся пощипывать губами изящное ушко Амалии.
     - Очень, очень похоже на правду, - согласилась она. любовно поглаживая внушительную выпуклость на брюкам любовника.
     Однако он был женатым жеребчиком, и Амалия нашла, что это ее все сильнее беспокоит. Странно, но светские условности стали что-то значить для нее в последнее время.
     Хок действительно изнемогал от нетерпения, но, будучи умелым любовником, позаботился о том, чтобы Амалия первой испытала оргазм.
     - Ты еще и опытный жеребчик... - прошептала она больше для себя, чем для него.
     Хок учащенно дышал, зарывшись лицом в подушку, его сильная смуглая спина влажно блестела, затем он перевернулся и, заложив руки за голову, уставился в пространство.
     - Что-то расстроило тебя?
     Хок вздрогнул, открыл было рот - но только отрицательно покачал головой.
     - Перестань, топ cher, - настаивала Амалия, в своем разнеженном состоянии несколько утратив контроль за тем, что говорит. - Ты же знаешь, что Корнель был прав в своем знаменитом высказывании: "Поделись своими горестями - и они утратят над тобой власть".
     - Корнель? - воскликнул Хок, вне себя от изумления. Он вгляделся в лицо своей любовницы и заметил, что
     Она покраснела. Покраснела, подумать только! Он легко провел пальцем по ее полным губам и поддразнил:
     - А я и не знал, что ты так начитанна! Синий чулок, синий чулок!
     - Я не синий чулок, - возразила Амалия, хмурясь, - но и не невежественная личность.
     Хок был поражен еще раз, ничуть не слабее, чем до этого. Личность! Он всегда был очень привязан к Амалии. Хорошенькая, живая и веселая, она охотно шла навстречу каждому желанию, стоило только его высказать, не старалась вытянуть из него побольше денег, была нежна и покорна. Только однажды - в самый первый раз - она симулировала оргазм, но, поняв, что он считает это унизительным для себя, никогда не повторяла этой оплошности. И все же... все же она была для него только любовницей - никак не личностью.
     - И вот еще что, - продолжала между тем Амалия, решив, что Хок молчит потому, что втайне посмеивается над ней. - "Возделывай свой собственный сад", - говорил Вольтер. По-моему, только так и рассуждает человек благородный. А вы, милорд, бросили свой сад на произвол судьбы... где-то на севере страны.
     - Что на тебя нашло? Я поверить не могу, что слышу такое: любовница покровительствует жене!
     Амалия не откликнулась на шутку, продолжая хмуриться.
     - Так я побит каким-то французским старцем? - Хок вздохнул, ероша свои густые иссиня-черные волосы. - Послушай, давай забудем про мою жену, просто забудем - и все. Сейчас неподходящий момент, чтобы напоминать мне о ней.
     Его зеленые глаза призывно блеснули, и Амалия заволновалась вопреки своей воле и только что провозглашенным принципам.
     - Будь по-твоему. - И она прижалась к его груди, с удовольствием ощущая, как жесткие завитки волос трутся о нежную кожу ее грудей.
     На этот раз Хок не намерен был спешить. Он хотел эту женщину, свою любовницу... женщину, а не личность. Поглаживания по животу сменились более интимными ласками. У него ловкие пальцы, подумала Амалия, расслабляясь. Но когда мгновение наслаждения приблизилось, она неожиданно для себя произнесла вполголоса:
     - Вот то, чем тебе следовало бы заняться с женой... Хок оцепенел от неожиданности. Ему показалось, что
     Его язык, которым он только что так умело ласкал любовницу, превратился в кусок сырого теста.
     - Да я не целовал ее даже в губы! - крикнул он, поднимая голову от влажных завитков внизу живота Амалии. - Я уже говорил, что жену не ласкают, тем более так! Знаешь, что бы с ней было? В лучшем случае она бы хлопнулась в обморок, а в худшем - забилась бы в истерике, обвиняя меня в том, что я оскорбил ее деликатные чувства.
     - Ерунда! Вы, мужчины, ничего не понимаете в женщинах. Скажи, твоя жена физически устроена как-то иначе, чем я?
     - Понятия не имею, как она устроена, - ответил Хок раздраженно. - Я не видел.
     - Выходит, ты основываешь свои доводы на общепринятых представлениях, не подкрепленных опытом? Итак, леди по рождению и воспитанию противна сама мысль о совокуплении?
     - Твой английский совершенствуется с поразительной быстротой, - съязвил Хок, буквально источая сарказм (к этому моменту его мужское желание постигла безвременная - и, похоже, окончательная - смерть).
     - Я уже говорила: я не совсем невежественна. Однако, mon faucon, мне странно находить в тебе явные признаки глупости.
     - По-твоему, я был глуп, когда обращался с женой с уважением, которого она заслуживает...
     - Это я уже слышала, - отмахнулась Амалия. - Как раз это я и нахожу глупым. Ты вовсе не урод и как любовник, очевидно, выше среднего. А раз ты способен доставлять женщинам удовольствие, то просто обязан включить в их число свою жену.
     Из нас двоих урод - это она. Она...
     - Толстуха?
     - Напротив, она стройна, с хорошей фигурой, но ее очки, прическа и этот мерзкий чепец!..
     - Так вот почему ты отказываешься ласкать ее, как ласкаешь меня! Вот почему ты так ухватился за идиотскую идею о том, что джентльмен должен ограждать жену от своих вожделений! Это нелепо, mon cher!
     - Прекрати начитывать мне морали, Амалия, а то и сама не заметишь, как станешь похожей на своего Вольтера!
     - Но ты ведь понимаешь, что очки можно снять? И одежду, кстати, тоже.
     - А прическа? Она похожа на престарелую монахиню в своем безобразном чепце.
     - О, как ты глуп! Ты ведь даже не знаешь, каковы ее волосы на самом деле. А чепцы не прибиваются к черепу
     Гвоздями.
     - Однажды мне захотелось посмотреть на ее груди... - задумчиво сказал Хок неожиданно для себя - и сразу опомнился. - Видишь, что ты наделала? Замолчи, ради Бога! Сад, который я предпочитаю возделывать, здесь, передо мной.
     Он накрыл ладонью треугольник волос внизу живота Амалии, между ее чудесных бедер. Они вновь занялись любовью и оба достигли оргазма, но от нее не укрылось, что внимание Хока так и осталось рассеянным.
     Любовница, обучающая молодого мужа, как вести себя с женой, думала Амалия. Ей хотелось смеяться, но она знала, что это обидит Хока. Жаль! Она не прочь была порой посмеяться в постели. Жаль, что мужчины - такие обидчивые создания. Ко всему прочему она чувствовала, что высказалась не до конца.
     - Хок! - окликнула она, надеясь, что тот еще не спит. - Ты не можешь и впредь обращаться с женой, как будто она...
     - Я уже сказал, что не желаю обсуждать этот вопрос, - рассердился он. - Мои чувства к жене взаимны: она терпеть меня не может. Даже если я заставлю себя приблизиться к ней для ласк, она не позволит мне коснуться ее.
     - Все это отговорки, mon cher. У тебя достаточно шарма, чтобы очаровать кого угодно! Даже толстяк регент и тот пляшет под твою дудку. А его секретарь-иезуит! Не ты ли говорил мне, что он улыбнулся твоей шутке - должно быть, впервые в жизни? Так почему бы тебе не обрушить на жену всю
     Мощь обаяния? Или ты предпочитаешь прожить жизнь рядом с женщиной, которая тебя терпеть не может?
     - Хватит! - рявкнул Хок, соскакивая с кровати. - Твое дело - следить за тем, чтобы я получал достаточно удовольствия в постели! А ты ведешь себя как патронесса какого-нибудь исправительного заведения! Что за бес в тебя вселился, Амалия?
     Он навис над ней - массивный и смуглый, вызывающе красивый. Амалия лениво приподнялась на локте, потянув на себя легкое покрывало.
     - Я как раз и пытаюсь сделать тебя счастливым, - ответила она.
     Некоторое время Хок молча смотрел на нее, не зная, что сказать на это. Он вдруг почувствовал себя бесконечно усталым от споров с ней.
     - Пожалуй, я пойду.
     Амалия не удерживала его, только молча следила за тем, как он одевается. В отблесках огня, догоравшего в камине, тело Хока казалось золотым, по нему скользили быстрые тени, неожиданно освещая то плечо, то изгиб бедра и вновь погружая в полумрак. Это было волнующее и до сладкой боли красивое зрелище. Амалия тихонько вздохнула, но так и не произнесла ни слова. Хок тоже молчал, не глядя на нее. Полностью одетый, он подошел к кровати и поцеловал ее в лоб.
     - Ты очень хороший человек, Хок, - сказала Амалия.
     - Благодарю, - откликнулся он безжизненным голосом. - Надеюсь, мы скоро снова увидимся. Доброй ночи!
     Она ответила "доброй ночи" уже в спину Хоку. Шаги прозвучали вдоль коридора, послышались торопливые прыжки по лестнице через две ступеньки сразу, хлопнула входная дверь.
     Жизнь - непростая штука, подумала Амалия, сладко засыпая.
     На другой день Хок шел по Сент-Джеймс-стрит, рассеянно кивая попадающимся навстречу знакомым, но в беседу вступал лишь в том случае, когда молчание могли счесть оскорблением.
     Он чувствовал себя не в своей тарелке - странное состояние, непривычное и неприятное. Поэтому, заметив Констанс, махавшую ему из приближающегося ландо, он скривился в раздраженной гримасе. В этот день ее привлекательность стала казаться ему искусственной (еще одна неожидан ная деталь), и он как никогда был уверен, что не женился бы на этой женщине, даже если бы отец не взвалил на его плечи последствия своей идиотской клятвы. Впрочем, Констанс невозможно было отказать в умении виртуозно флиртовать.
     - Милорд! - крикнула она, делая кучеру знак остановиться вровень с Хоком.
     - Доброе утро, Констанс. Насколько я вижу, вы только что ездили по магазинам?
     Он широким жестом обвел многочисленные свертки, уложенные на коленях у горничной внушительной пирамидой. Девушка подняла глаза, и Хок невольно вздрогнул. Он был знаком ему, этот усталый, равнодушный взгляд, взгляд человека, смирившегося со своей несчастливой судьбой.
     Ему стоило усилий улыбнуться Констанс.
     - Да, мы ездили по магазинам. Тереза, этот сверток вот-вот свалится на мостовую! Вот бестолковая девчонка! Вы будете сегодня на балу у леди Эстергази, Хок?
     Еще один чертов бал? Ну уж нет!
     - Пока не знаю, - ответил он уклончиво. - Вы сегодня обворожительны, Конни, но я не уверен, что в этот вечер смогу наслаждаться вашим обществом. Мне предстоит важная деловая встреча.
     Он подумал, что никогда еще не лгал так неумело, и опустил голову, как бы разглядывая носки своих ботинок. Ему не нужно было смотреть Констанс в лицо, чтобы почувствовать ее гнев.
     - Я все-таки буду лелеять надежду потанцевать с вами, - сказала она пронзительным голосом, весьма далеким от любезности, заключенной в словах.
     Хок смотрел вслед ландо, недовольно сдвинув густые брови. Кучер не сразу сумел влиться в поток экипажей, очень плотный в это время дня на Сент-Джеймс-стрит, одной из центральных улиц Лондона. Все это время улыбка Констанс (очень фальшивая, чего она, очевидно, не сознавала) была обращена в сторону Хока.
     Наконец он был избавлен от необходимости гримасничать в ответ и продолжил свои блуждания.
     - Навстречу мне движется туча, до отказа наполненная дождем и градом, и имя этой туче - Хок.
     - Сен-Левен! - воскликнул он, из последних сил изображая радостное удивление.
     - Насколько я помню, кое-кто меня так и зовет, - усмехнулся тот, поигрывая моноклем. - Я направляюсь к "Джексону". Не хочешь составить мне компанию?
     У Хока заблестели глаза. Заведение с вывеской "Джексон. Бокс для джентльменов" было как раз тем местом, где он мог дать выход своим эмоциям. Он мог согласиться на что угодно, лишь бы не оставаться наедине с самим собой.
     Чуть ли не с порога Хок принял вызов молодого Кантерли, здоровенного сквернослова из Суффолка, известного тем, что он постоянно ошивался у "Джексона", вызывая на поединок новичков и избивая их до полусмерти. Не прошло и нескольких минут, как Хок переоделся и выскочил на ринг, Его нисколько не обескуражил вид вздутых мышц Кантерли. Хок и сам был хорошим боксером, а не находящая выхода ярость и вовсе превратила его в слепую машину разрушения. Он совершенно потерял над собой контроль и опомнился лишь тогда, когда над рингом пронесся встревоженный крик владельца заведения:
     - Остановитесь, милорд, хватит!
     Хок застыл. Пот щекочущими ручейками катился по всему его телу, в том числе по лбу, попадая в глаза, и он не сразу заметил, что перед ним больше нет молодого Кантерли. То, что осталось от крикливого забияки, уволакивали с ринга двое помощников. Джексон, стоя поодаль, разглядывал Хока с нескрываемым удивлением.
     - Отличная работа, Хок! - крикнул со скамьи для зрителей сэр Питер Грейвен. - Я поставил на тебя пять гиней!
     - Спускайся! - мягко приказал Сен-Левен, снизу вверх глядя на своего тяжело дышащего приятеля.
     Когда Хок смыл с себя пот и оделся, Лайонел похлопал его по плечу, одобрительно усмехаясь:
     - Славно ты отделал этого печально известного молодого идиота. Надеюсь, теперь тебе полегчало?
     - Похоже, один раз он неплохо приложился мне по боку. Больно, черт возьми! - охнул Хок, потирая ребра.
     - Когда ты уезжаешь? - вдруг спросил Лайонел.
     - Ты это о чем? - удивился Хок, все еще ощупывая себя в поисках повреждений.
     Я о том, что ты болтаешься в Лондоне вот уже два месяца. Когда ты намерен вернуться в Йоркшир?
     - Я вообще не собираюсь туда возвращаться. (Но так ли это? До того как Лайонел задал свой вопрос, Хок не отдавал себе отчета в том, что подумывает об отъезде.) Мне нечего там делать! Я...
     - Ты просто-напросто впал в тоску. Ты несчастен, старина Хок, и чем скорее ты признаешься себе в этом, тем тебе же будет лучше.
     - До самого последнего времени я был вполне доволен жизнью. Сен-Левен, ты что же, совсем не умеешь держать язык на привязи?
     - Зачем тогда нужны друзья, если они не имеют права высказать парочку неприятных истин? - спросил Лайонел, обращаясь к пушинке, которую в это время стряхивал с рукава. - Хочу напомнить, что ты теперь женат.
     - Похоже, весь свет сговорился напоминать мне об этом! Что касается Фрэнсис, ты ее видел. Проклятие, ты видел ее или нет? Ты бы вернулся к... к такому?
     - Разумеется, вернулся бы, потому что я рассмотрел твою жену куда лучше, чем ты сам.
     - И что должно означать это загадочное высказывание?
     - Неужели тебе нужно разжевать и положить в рот каждое слово, дружище Хок?
     Лайонел ожидал одной из вспышек гнева, на которые его приятель был весьма скор (возможно даже, хорошего тычка по носу), но тот только пожал плечами. Теперь они продолжали свой путь по Пикадилли в мрачном молчании.
     - Похоже, собирается дождь, - заметил Лайонел некоторое время спустя, поднимая взгляд на обложенное тучами небо.
     Хок в ответ издал неопределенный звук и пнул подвернувшийся под ногу камешек.
     - Твой отец хоть раз писал тебе за это время?
     - Ни единого слова.
     Сказав это, Хок приостановился с озадаченным видом, неожиданно найдя молчание отца весьма странным. По его представлениям, маркиз должен был засыпать его письмами, умоляя вернуться, осыпая упреками. Если старый интриган молчал, это означало, что готовился какой-то неприятный
     Сюрприз.
     То же самое, причем почти в тех же выражениях, подумал и Лайонел.
     - Ладно, - буркнул Хок, и в его голосе прозвучало нескрываемое облегчение.
     - Ладно что?
     - Я уеду завтра же утром.
     "Я уеду, чтобы осыпать жену знаками внимания, чтобы снять с нее эти чертовы очки, эти чертовы тряпки, этот чертов чепец! Если мне придется убить ее, чтобы увидеть ее груди, я так и сделаю! И еще я..."
     Хок опомнился.
     - Она меня терпеть не может, - угрюмо повторил он довод, который уже приводил Амалии.
     - Мне тоже так показалось, - согласился Лайонел с тонкой улыбкой. - Однако, дружище...
     - И ты, Брут! - воскликнул Хок, замахав на него руками. - Скажи, что во мне достаточно шарма, чтобы очаровать даже нашего толстяка регента, - и я покончу жизнь самоубийством!
     - Ладно уж, этого я не скажу. Зато не скрою того, что тебе предстоит задача посерьезнее. Надеюсь, твоя жена все еще в Десборо-Холле.
     - А где еще она может быть?
     - Ну, я не знаю... вернулась в Шотландию, например, - поддразнил Лайонел.
     - Вот как раз в этом случае мой отец не смолчал бы. Письмо оказалось бы у меня на столе так быстро, словно его доставил сам Меркурий. Короче говоря, Лайонел, у меня до отъезда масса дел, к тому же собирается дождь.
     - Дождь? А я и не заметил! - благодушно съехидничал тот. - Прощай, Хок... и не гони лошадей - разумеется, образно выражаясь.
     Лайонел потряс Хоку руку, улыбнулся и направился по своим делам.
     Не гони лошадей? Хок вдруг разозлился на приятеля. Неужели тот считает его способным повалить Фрэнсис под ближайший куст и изнасиловать ее?
     Часом позже, наблюдая за Граньоном, укладывающим чемоданы, он поймал себя на том, что мысленно произносит странные, совершенно непривычные выражения, которые почему-то кажутся ему волнующими.
     Соблазнить жену. Склонить жену к плотской близости.
     И тому подобное.

Глава 15

     И разразилась буря!
     Мильтон

     - Милорд, мы вас совсем не ждали! Как же так!..
     - День добрый, Отис! Где моя жена?
     Хок стоял в величественном вестибюле Десборо-Холла, нетерпеливо похлопывая перчатками о ладонь в ожидании ответа. Однако у дворецкого бегали глаза, что ранее было ему совершенно несвойственно.
     - Э-э... милорд... - начал Отис и умолк, так и не решившись отереть внезапно вспотевший лоб.
     - Ну же, Отис, в чем дело?
     Интересно, подумал Хок. Отис потеющий? Это было выше его понимания.
     - Насколько мне известно, милорд, - продолжал дворецкий, собирая остатки самообладания, - леди Фрэнсис сейчас в кабинете управляющего. Она...
     - Где леди Фрэнсис? Мне послышалось: в кабинете управляющего. Как это странно... впрочем, не важно. Пусть кто-нибудь займется багажом.
     Тем не менее загадочное поведение обитателей Десборо-Холла продолжало беспокоить Хока. Что могла делать его жена в кабинете управляющего? Прятаться от слуг? Не хватало еще, чтобы она избрала эту комнат