воего  отца!  Итак...  Если  я  прибавлю
одиннадцать яблок  из  этой  корзины  к  семи  гроздьям  винограда,  что
получится?
   - Компот!
   Заметив  недовольство  на  некрасивом  лице  отца  Крамдла,  Дайнуолд
подавил желание рассмеяться остроумной  шутке  сына.  Эдмунд  не  только
выглядит как виллан, но и столь  же  невежествен,  мелькнуло  у  него  в
голове.
   - Ответь отцу Крамдлу так, как надо, Эдмунд. Немедленно!
   - Но, папа, эта дурацкая задача, и...
   - Не эта, а это, и чтобы я больше не слышал подобных отговорок. Решай
задачку и следи  за  своей  речью.  -  Дайнуолд  вспомнил,  как  Филиппа
машинально поправила его сына. Неужели Эдмунд вырастет неучем? Он хотел,
чтобы его сын умел писать и  считать  и  в  будущем  его  не  смогли  бы
обмануть торговцы или собственный управляющий. Сам Дайнуолд  всего  лишь
мог подписаться под документом или накорябать несколько  слов,  медленно
проговаривая их вслух, но сожалел об  этом  довольно  редко,  разве  что
когда видел черты своего невежества в сыне.
   Потребовались все пальцы рук и ног плюс долгий мучительный счет, но в
конце концов Эдмунд выговорил правильный ответ.
   - Отлично, - похвалил его Дайнуолд.  -  Святой  отец,  если  мальчику
требуется березовая каша, только скажите. Он будет учиться!
   - Пап!
   - Нет, мой маленький петушок. Ты будешь заниматься с отцом  Крамдлом,
пока он сам не сочтет нужным тебя отпустить. Я так решил, и  не  вздумай
меня ослушаться.
   Дайнуолд вышел из комнаты, с грустью размышляя о том,  что  добрый  и
очень  слабовольный  отец  Крамдл  едва  ли  в  состоянии  справиться  с
девятилетним сорванцом. Надо самому больше вмешиваться в учебу  Эдмунда.
Мог бы помочь и управляющий  Сент-Эрта  Алайн,  но  Эдмунд  по  какой-то
причине ненавидел его, всячески избегал и  прятался  каждый  раз,  когда
Алайн появлялся в поле зрения.
   Выходя, Дайнуолд бросил взгляд на восточную башню. Филиппа  де  Бошам
стояла у окна своей комнатки и смотрела на двор.  Будем  надеяться,  что
она напугана до смерти и терзается догадками, что с ней теперь  сделают.
Этой девице не помешает посидеть  в  неведении  до  завтрашнего  утра  -
станет более покладистой.  Она  чересчур  горда.  И..,  слишком  высока,
слишком кудрява. Правда, у  него  нет  никаких  претензий  к  ее  ногам,
которые, казалось, растут от шеи, как заметил Круки. Ее  груди  выглядят
приятно округлыми. Но она не... Дайнуолд заставил себя думать о  другом.
Кассия де Моретон была маленькой, деликатно сложенной и очень мягкой  по
характеру женщиной, но она никогда  не  будет  принадлежать  ему  -  так
распорядилась судьба. Жаль, что он  любит  ее  неуклюжего  мужа  так  же
сильно, как и саму Кассию, иначе мог бы поддаться  искушению  как-нибудь
темной ночкой перерезать Грейламу глотку и увести у него жену.
   Дайнуолд вздохнул. В Кассии его восхищало все - нежность,  изящество,
добрый  юмор   и   безыскусность,   преданность   мужу,   даже   хрупкое
телосложение... Ну что ж, по крайней мере  она  его  друг,  и  он  может
наслаждаться общением с ней, хотя в последнее время Кассия решила во что
бы то ни стало найти ему  в  жены  богатую  наследницу  -  чтобы  спасти
Сент-Эрт от сырости и запустения, как она обычно говорила, подливая  ему
драгоценного  аквитанского  вина.  Она  хотела,  чтобы   Дайнуолд   стал
почтенным человеком - намерение, которое его сильно раздражало и пугало.
Впрочем, какая семья захочет связать  себя  с  таким  негодяем?  Что  ни
делается, все к лучшему - Отродье из Корнуолла любил свою  жизнь  такой,
какая она есть. Теперь, когда в замке есть шерсть, его дни снова потекут
беззаботно и весело, как это было до гибели тех безмозглых овец.
   Немного погодя он наконец сообразил,  откуда  взялось  терзавшее  его
беспокойство. Ему нужна женщина.
   Дайнуолд не стал медлить и велел, чтобы ему в комнату прислали  Элис.
Девушка вошла, пухлая и улыбающаяся,  слегка  выпятив  грудь.  Полуобняв
Элис за  талию,  Дайнуолд  решил  посадить  ее  к  себе  на  колени,  но
остановился, почувствовав неприятный запах.
   - Когда ты последний раз мылась?
   - Не помню, хозяин. - Элис вспыхнула,  быстро  опустив  глаза,  чтобы
Дайнуолд не заметил ее искреннего удивления. Что за  глупости  -  тереть
тело водой и мылом! Еще чего!
   Дайнуолд хотел Элис, но у нее даже изо рта  пахло  тушеной  капустой,
которую она ела прошлым вечером.
   - Я не пущу тебя к себе в постель, пока ты не вымоешься. Все тело, ты
поняла, Элис? С мылом! И почисть зубы. - Затем он  отослал  ее,  крикнув
вдогонку:
   - Не забудь: с мылом!
   Дайнуолд взял эту женщину к себе в постель всего две недели  назад  и
надеялся, что она  хорошо  запомнила  его  требования:  дыхание  и  тело
любовницы должны быть если  не  благоуханными,  то  достаточно  свежими,
чтобы не оскорблять его обоняния.
   Дайнуолд ждал, нетерпеливо постукивая пальцами по ручке единственного
в спальне кресла. Когда через полчаса появилась сияющая  чистотой  Элис,
он улыбнулся и призывно похлопал себя по бедру.
   Она с готовностью подошла к хозяину, и когда  он  поставил  ее  между
своими разведенными в стороны коленями,  снова  выпятила  вперед  грудь.
Интересно,  кто  научил  ее  подобному  трюку,  пронеслось  в  голове  у
Дайнуолда. Обычно это развлекало его; сейчас, однако,  он  хотел  только
освобождения и как можно быстрее. Он сорвал с нее  платье  и  обнаружил,
что под ним нет белья. Элис не успела обсохнуть, и его пальцы скользнули
по влажной коже.
   Он прижал ее руки к бокам. Элис была беленькой, пышной и гладкой, как
яйцо. Лет через пять она, конечно, растолстеет, но его это нисколько  не
волновало: сейчас  она  выглядела  аппетитно  пухлой,  плоть  между  ног
казалась мягкой и влажной,  и  ей  было  столько  же  лет,  сколько  его
пленнице в восточной башне.
   Дайнуолд  поцеловал  Элис  в  губы,  сначала  осторожно,   а   затем,
удостоверившись, что она почистила зубы, более пылко. Затем  он  опустил
ее на себя и, откинув голову и закрыв глаза,  погрузился  в  глубины  ее
плоти. Он играл с ее горячим телом, пока она не  выгнулась  дугой  и  не
вскрикнула. Только тогда он позволил  себе  высвобождение,  и  оно  было
долгим и сладостным...
   Дайнуолд оставил Элис спать у себя в кровати и,  одевшись,  вышел  из
комнаты, на время позабыв обо всем, что его тревожило.  Наступил  вечер,
но ужин, как обычно, запаздывал.  Дайунолд  подумал  о  своей  пленнице,
одинокой и, вероятно, такой  голодной,  что  она  готова  грызть  спинку
кровати, и благодушно приказал Нортберту привести Филиппу на ужин.  Она,
несомненно, будет благодарна ему за еду.
   Как только девушка появилась в зале, Дайнуолд указал ей на стул рядом
с собой.
   - Эта ведьма, - заметил Эдмунд и махнул зажатой  в  кулаке  горбушкой
хлеба в сторону Филиппы.
   - Она не ведьма. Кроме того, говори это, а не эта.
   Сколько раз тебе повторять: следи за своей речью, Эдмунд. Она леди, и
ты должен обращаться к ней вежливо.
   Эдмунд заворчал, но Дайнуолд, бросив  на  него  весьма  выразительный
взгляд, добавил:
   - Одно-единственное оскорбление  -  и  ты  проведешь  вечер  с  отцом
Крамдлом за чтением Священного писания.
   Угроза подействовала немедленно. Дайнуолд  внимательно  оглядел  свою
пленницу. Она отнюдь не походила на леди - в бесформенном грубом платье,
с босыми ногами и распущенными по плечам кудрями.
   - Приветствую тебя, - -  спокойно  сказал  он  Филиппе.  -  Садись  и
наслаждайся ужином.
   - Что за чудо? Хозяин предлагает мне стул, а не  уютное  местечко  на
полу?
   Дайнуолд фыркнул. Вот тебе и благодарность! Она вовсе не сломлена: ни
тени послушания и по-прежнему бунтует. Впрочем, этого следовало ожидать.
Ему надо было держаться первоначального решения и оставить ее в башне на
двадцать  четыре  часа.  Но  этой  ехидне  не  удастся   испортить   ему
настроение.
   Неопределенно  хмыкнув,  он  тем  не  менее  вполне   благожелательно
проговорил:
   - В Сент-Эрте нет женщин твоего роста, поэтому умерь  свои  аппетиты:
мы больше не сможем найти тебе подходящее платье.
   - Да благословит Господь вашу необыкновенную доброту, сэр, -  сказала
Филиппа с видом монашки, которую только что сделали  настоятельницей.  -
Вы обладаете щедрой душой Святого  Оркли  и  благочестивостью  истинного
верующего.
   - Святого Оркли не существует.
   - Разве? Ну тогда, глядя на вас, милорд, его следует канонизировать.
   Очень довольная собой, Филиппа улыбнулась Дайнуолду, и на ее щеках на
мгновение показались ямочки. Но тут девушка почувствовала запах еды, и в
желудке у нее громко  заурчало.  Она  мгновенно  забыла  обо  всем  -  о
Дайнуолде  де  Фортенберри,  о  том,  что  ее  положение  здесь   весьма
неопределенно, и жадным взглядом уставилась на поднос, где лежал толстый
ломоть хлеба, политый мясным соком и украшенный большим куском говядины.
   Дайнуолд смотрел, как она набросилась на еду. Наглая девка  с  острым
язычком! Неудивительно, если лорд Генри откажется  платить.  Кому  нужна
под боком такая мегера? К своему удивлению, Дайнуолд улыбнулся.  "Наглая
девка" моментально очистила лежащий перед ней поднос.
   - Может быть, съешь всю баранину и голубей? Всех каплунов с имбирем и
корицей и заливное? - весело осведомился Дайнуолд.
   -  Я  не  видела  заливного.  -  В  ее  голосе  отчетливо   слышалось
разочарование.
   - Возможно, ты проглотила его, не заметив. Твои руки и рот трудились,
не останавливаясь ни на минуту.
   - А что ты скажешь насчет баранины? - Филиппа повернулась к  нему.  -
Интересно, откуда она взялась? - с задумчивым видом проговорила  она.  -
Разве ты не потерял всех овец?
   Дайунолд озадаченно уставился на девушку и снова увидел ямочки на  ее
щеках. Ах так? Она над ним смеется? Нельзя, чтобы за женщиной оставалось
последнее слово - это противоречит закону людскому и Божьему  и  так  же
невыносимо, как удар ниже пояса.
   - А что у тебя надето под платьем?
   Ох уж эти мужчины, раздраженно подумала  Филиппа,  всегда  используют
первое попавшееся оружие. Ее отец был  непревзойденным  мастером,  когда
дело касалось ссор и споров, и ругался долго, громко и витиевато, отчего
его нос и щеки багровели, а глаза едва не вылезали из орбит.  Кузен  же,
сэр Вальтер де Грассе, будучи не в духе, если  ей  не  изменяет  память,
становился злобным, язвительным и  мрачным.  Солдаты  ее  отца  в  таких
случаях не  долго  думая  пускали  в  ход  кулаки.  Что  касается  этого
человека... Слава Богу, его кинжал все еще покоился в ножнах, значит, он
вряд ли применит к ней силу. Филиппу радовало, что он хочет победить  ее
одними словами, пусть даже столь  оскорбительными.  К  несчастью,  когда
Дайнуолд  заговорил,  она  сделала  слишком   большой   глоток   эля   и
закашлялась. Он шлепнул ее по спине, чуть  было  не  заставив  уткнуться
лицом в блюдо с вареными каплунами.
   - Я ничего не почувствовал. - Дайнуолд придвинулся к ней поближе. Его
пальцы скользнули по спине  Филиппы  вниз.  -  Никакой  нижней  рубашки?
Никаких претензий на скромность?
   Филиппа вспыхнула как порох -  в  конце  концов,  она  была  истинной
дочерью своего отца - и, извернувшись как змея, потянулась к кинжалу, но
пальцы Дайнуолда мгновенно обхватили ее запятье, сжав его так, что  рука
девушки побелела.
   - Неужели ты осмелишься поднять на меня оружие?
   Опять она сначала действует, а потом думает! И вот  теперь  его  гнев
падет на ее голову...
   - Так осмелишься или нет?
   В его тоне не чувствовалось ни ярости, ни  раздражения.  Удивительно,
но, казалось, ситуация его забавляет,  и  Филиппа  вздохнула  спокойнее.
Дайнуолд слегка ослабил хватку и прижал ее  руку  к  своему  бедру.  Она
недоуменно посмотрела ему в лицо, но не шевельнулась.
   -  Я  решил  сделать  тебе   заманчивое   предложение.   Филиппа   не
сомневалась, что оно вряд ли ее обрадует.
   -  Молчишь?  Просто  не  верится.  -   Дайнуолд   секунду   помедлил,
вопросительно подняв бровь.
   Филиппа по-прежнему не отвечала.
   - Ты сказала, что лорд Генри не станет  платить  за  тебя  выкуп.  Ты
также отказалась сообщить имя  своего  столь  нежеланного  жениха  и  не
захотела назвать кузена. Очень хорошо.  Если  за  тебя  нельзя  получить
необходимых мне шиллингов и пенсов, то по крайней мере ты  можешь  телом
отплатить за мое гостеприимство. Сомневаюсь, конечно, но,  возможно,  ты
сгодишься для этой цели. Хотя бы на время.
   Она была права: ничего хорошего это предложение ей не сулило.
   - Ты не довольна?
   Мужчина, который позволяет детям, собакам и цыпленку ходить за ним по
пятам, не может быть настолько плохим, подумала Филиппа,  но  так  и  не
нашлась что ответить.
   - Ты обхватишь своими белыми  ногами  мои  бока;  они  у  тебя  такие
длинные, что, возможно, дважды обернутся вокруг моего тела. А  потом  ты
расстанешься со своей девственностью. Разве  это  не  обещает  огромного
наслаждения?
   - Честно говоря,  нет,  -  медленно  проговорила  Филиппа,  оглядывая
шумный зал, где мужчины и женщины ужинали, болтали и смеялись.
   - Как это - "нет"?
   Филиппа взяла левой  рукой  крылышко  каплуна  и  задумчиво  откусила
кусочек. Нельзя, чтобы Дайнуолд  увидел,  как  он  напугал  ее  и  лишил
уверенности в себе. Обхватить ногами его бока? Расстаться  с...  Филиппе
хотелось закричать от ужаса и возмущения, но вместо этого она  принялась
сосредоточенно жевать  сочное  мясо.  Дайнуолда  так  удивило  полнейшее
равнодушие девушки, что он  выпустил  ее  запястье.  Филиппа  встряхнула
рукой, чтобы восстановить кровообращение, потянулась за другим куском  и
окунула его в имбирно-коричный соус.
   Дайнуолд смотрел на ее профиль. Несколько прядей выбилось из ее косы,
которая толщиной не уступала ноге Эдмунда.
   Наконец она вновь повернулась к нему  и  опустила  пальцы  в  стоящую
между ними на столе небольшую деревянную чашу с водой.
   - Очень хороший каплун. Я люблю имбирь. Да, мой отец действительно не
станет платить денег. Опять я ляпнула, не подумав: ведь могла бы соврать
и сказать обратное.
   - Это точно. Итак, ваше решение, леди?
   - Я не хочу быть твоей любовницей, как, впрочем, и любовницей  любого
другого мужчины.
   - Не тебе решать. Ты всего лишь женщина.
   - Этой "болезнью" страдает половина живущих на Земле.
   - Неужели обязательно  все  время  спорить,  ворчать,  браниться  или
задавать мне разные дурацкие и никому не нужные вопросы? Ты что,  хочешь
разозлить меня до такой степени, что  я  вынужден  буду  приложить  свой
кинжал к твоей белой шейке?
   - Нет, но...
   - Прикуси язык! Я хочу знать имя  твоего  нареченного,  и  как  можно
скорее. Я даже  потребую  с  него  меньший  выкуп,  если  он  согласится
немедленно забрать тебя.
   - Нет!!!
   Дайнуолд схватил ее косу и намотал себе  на  руку,  вынуждая  Филиппу
наклониться поближе.
   - Послушай, девка...
   - Меня зовут Филиппа де...
   - Да будь ты  хоть  королевой  Франции!..  Все  равно  тебе  придется
исполнять мои приказы. Итак, имя этого несчастного?
   Филиппа вздрогнула. Она чувствовала в его дыхании запах эля,  ощущала
тепло около виска. Его глаза стали  темней,  золотистые  искорки  в  них
более заметными.
   - Не скажу.
   - Скажешь, будь  уверена.  Ты  начисто  лишена  приличествующих  юной
девушке послушания и мягкости. Как я уже говорил, тебя надо  воспитывать
и воспитывать, и я начну урок прямо сейчас. - Дайнуолд мрачно  посмотрел
на нее. - Сними платье и танцуй для моих людей!
   Филиппа негодующе уставилась на Дайнуолда:
   - Твой священник этого не одобрит. Дайнуолд опешил:
   - Точно! Отец Крамдл подпрыгнет до небес.
   - Ладно! Если уж  я  должна  выбирать,  стать  твоей  любовницей  или
сказать имя того ужасного человека, за которого меня хотят выдать замуж,
и если ты собираешься потребовать с этого старика выкуп и заставить меня
до конца жизни выносить его присутствие,  мой  ответ  очевиден.  Я  буду
твоей любовницей до тех пор, пока тебе не надоест.
   Дайнуолду потребовалось несколько минут, чтобы  осознать  услышанное.
Вот это поворот! Он с трудом скрыл удивление. Неужели ее нареченный  так
отвратителен? Или эта девица начисто лишена женской  деликатности?  Нет,
она просто играла с ним: сначала сказала "нет", а потом быстро  поменяла
свои песни.
   - А вообще-то я могу  отдать  тебя  на  потеху  своим  стражникам,  -
продолжил он задумчиво. - Ты не в моем вкусе:  у  тебя  слишком  широкая
кость и ноги длинные, как у мужчины. Интересно, а размер  стопы  у  тебя
тоже мужской?
   Филиппа испугалась: она не понимала этого человека. Лорд Генри на его
месте от гнева уже давно орал бы  так,  что  только  стены  сотрясались;
Дайнуолд же спокойно произносил вслух ужасные вещи,  от  которых  у  нее
голова шла кругом. Она  не  желала  танцевать  голой  на  столе,  ей  не
хотелось, чтобы отца Крамдла хватил удар,  и  вовсе  не  улыбалось  быть
чьей-то  любовницей  и  тем  более   служить   кому-то   потехой...   От
уверенности, с которой Филиппа держалась в начале словесной пикировки  с
Дайнуолдом, не осталось и следа. То, что этот мужчина не  пинает  ногами
детей, собак  и  цыплят,  вовсе  не  означает,  что  у  него  несомненно
благородная натура. Сейчас-то он показал свою истинную сущность! Филиппа
открыла рот и...
   - Ты говоришь так, словно я уродина, - неожиданно  для  себя  сказала
она и сама поразилась тому,  что  подобное  тщеславное  замечание  могло
родиться в ее мозгу,  а  тем  более  сорваться  с  губ.  Но  оскорбления
Дайнуолда сыпались одно за другим и слишком сильно ранили ее!..
   - Согласен, не уродина, - неприятно рассмеялся Дайнуолд,  -  но  тебя
отнюдь нельзя назвать нежной, изящной женщиной. Ну-ка, давай  посмотрим.
Должно же быть что-то,  что...  У  тебя  по-настоящему  красивые  глаза.
Такого голубого цвета я никогда не видел, он ярче, чем пятнышки на яичке
малиновки. Это хоть немного удовлетворит твое самолюбие?
   Филиппе удалось промолчать. Неожиданно Круки,  который  лежал  у  ног
Дайнуолда, вскочил и разразился похабной песенкой  о  том,  что  голубые
глазки могут сделать с мужчиной.
   Его хозяин расхохотался, и вслед за ним словно  по  команде  полсотни
людей в зале  загоготали  и  застучали  кулаками  по  столам  так,  что,
казалось, задрожали стены.
   - Иди сюда,  Круки,  безмозглый  дуралей!  -  прокричала  сквозь  шум
Филиппа, в очередной раз позабыв о всякой осторожности. - Я  хочу  пнуть
тебя!
   Дайнуолд  гневно  взглянул  на  девушку:  она  от  души  забавлялась,
повторяя его слова и блестяще копируя и голос, и интонацию.
   Наслаждаясь своей кратковременной победой, Филиппа не  заметила,  что
наступила гробовая тишина  и  все  в  зале  с  плохо  скрываемым  ужасом
поглядывают то на нее, то на Дайнуолда.
   Внезапно она сообразила, что наделала. Боже, если он не перережет  ей
глотку, то наверняка швырнет своим мужикам, можно не сомневаться. Ведь у
этого негодяя нет ни капли чести, к тому же она  явно  перегнула  палку.
Господи, что с ней теперь будет?! Не говоря ни слова,  Филиппа  вскочила
со стула, отпрыгнула назад и  стремглав  бросилась  к  огромным  дубовым
дверям зала...

Глава 5

Виндзорский замок

   Роберт  Бернелл,  лорд-канцлер  Англии  и  верный  секретарь   короля
Эдуарда, провел ладонью по лбу, оставив на нем чернильное пятно.
   - Время отдохнуть, - заметил Эдуард, потягиваясь и вставая.  Крупный,
но, несмотря на массивную фигуру, стройный и поджарый, он был  одним  из
самых высоких людей, каких доводилось встречать Роберту Бернеллу. Эдуард
Длинноногий, как называли его подданные, унаследовал все семейные  черты
Плантагенетов, размышлял про себя Бернелл;  но  в  нем  нет  хитрости  и
изворотливости отца, короля Генри, или дьявольской  натуры  деда,  Джона
Первого, который получал наслаждение, пытая и калеча  каждого,  кто  ему
чем-то не угодил. Не был он и гомосексуалистом, как  его  великий  дядя,
Ричард Львиное Сердце, - отсюда и выводок  детей,  который  нарожала  от
Эдуарда корол