не
говорил, но Клив понял его и без слов.
   Они  уже  договорились  по  всем  вопросам,  касающимся  брака  Чессы   и
Вильгельма,  однако  сегодня  король  вдруг  в  третий  раз  попросил  Клива
повторить ему предложение герцога Ролло.
   Наконец после долгой паузы Ситрик заговорил снова:
   - А сколько лет Вильгельму?
   - Скоро исполнится двадцать девять.
   - Хорошо, что он не стар.
   - Да, государь, твою дочь это порадует. Но не все ли  равно,  стар  жених
или молод? Мужчина сохраняет способность к зачатию вплоть до  самой  смерти.
Вот что имеет значение. Кстати,  мне  говорили,  что  ты,  государь,  уже  в
преклонных летах, однако я вижу, что ты здоров и находишься в расцвете  сил.
Это поистине достойно удивления.
   Однако ожидания Клива не оправдались: Ситрик не захотел говорить  о  том,
как ему удалось помолодеть.
   - Мы вернемся к нашему разговору вечером, Клив из Малверна, - сказал  он.
- Не желаешь ли еще раз отобедать со мной и  моим  семейством?  Быть  может,
сегодня моя дочь будет вежливее, а королева обуздает свой бешеный нрав.
   - Надеюсь, твоей дочери это под силу, государь, а что до  королевы  -  не
знаю.
   Ситрик вздохнул.
   - Зато я знаю, - сказал он. И вздохнул еще раз.

***

   Вечером Каллик, королевский телохранитель, снова проводил Клива к королю.
Каллик был смугл, красив и холоден, как декабрьская луна. Говорили,  что  он
родом из Испании. Он не сказал  Кливу  ни  слова,  только  указал  рукой  на
предназначенный для него стул, стоящий за длинным,  узким  столом,  покрытым
льняной  скатертью.  Стол  был  уставлен  блюдами   с   жареной   бараниной,
зажаренными целиком гусями, горохом,  тушеным  луком  и  капустой.  Рядом  с
каждым блюдом стояла корзинка, доверху  наполненная  свежим  ржаным  хлебом.
Блюда, с которых ел король Ирландии и его гости, были не  из  дерева,  а  из
драгоценного рейнского стекла, голубого, с  золотыми  прожилками.  В  кубки,
сделанные из того же голубого стекла, наливали дорогое сладкое вино, которое
королевские подданные вряд ли когда-нибудь попробуют, разве только  украдут.
Ложки были из полированной оленьей кости, а  их  черенки  -  из  украшенного
резьбой обсидиана.
   Клив отметил про себя, что когда он обедал с королем в прошлый раз, блюда
и кубки были из светло-зеленого стекла - такую посуду  привозят  из-за  гор,
что на юге Франции. Да, король Ситрик был  богат  и  выглядел  молодо.  Клив
много бы дал, чтобы узнать о нем побольше. Кожа у короля была смуглая, глаза
темные, как безлунная зимняя ночь, волосы такие же угольно-черные, как  и  у
его дочери. Пожалуй, он похож не на викинга, а  на  какого-то  чужеземца  из
дальних южных стран - или же это свет масляных плошек на  столе  и  факелов,
вставленных в кольца на стенах, искажает его черты?
   - Мне кажется, ты не можешь определить,  что  это  за  кушанье,  Клив,  -
сказала Чесса. - Оно приготовлено из рыбы глэйли и яиц. Очень вкусно.
   Она, как и раньше, смотрела на него, не отрывая глаз. Сегодня у нее  была
другая прическа: ее черные косы с вплетенными в них  зелеными  лентами  были
обернуты вокруг головы. Клив отвел от нее взгляд. Было  время,  когда  Сарла
смотрела  на  него  так,  как  сейчас  смотрит  Чесса,  -  без  неприязни  и
отвращения. Нет, он не допустит, чтобы это произошло с ним опять. Никогда. У
него есть Кири, и больше ему никто не нужен.
   Он приехал сюда, чтобы  договориться  о  браке  принцессы  с  Вильгельмом
Длинным Мечом, сыном Ролло, герцога Нормандии. Вильгельм - хороший человек и
могучий воин. Он достоин уважения и восхищения, и он не стар, так что  Чесса
будет довольна.
   - Никогда не слышал о  рыбе  глэйли,  -  сказал  Клив,  чтобы  поддержать
разговор с этой странной девушкой, которая не морщилась и не  опускала  глаз
при виде его лица.
   - Эти рыбы водятся в реке Лиффи, ближе к берегу, - объяснила Чесса. - Они
похожи на длинные узкие ленты.
   Говоря, она слегка наклонилась вперед и, глядя в ее глаза, Клив  подумал,
что сегодня они кажутся еще зеленее, чем вчера, зеленее, чем зеленые  ленты,
вплетенные в ее волосы. Раньше, до  того  как  она  оказалась  от  него  так
близко, он полагал, что глаза этой девушки должны быть  полны  тайны,  неких
загадочных искушений, которым мужчина не в  силах  противиться.  Однако  это
было не так: глаза у нее были ясные, ничем не омраченные, как чистые  лесные
озера после мелкого теплого дождя.  Клив  напомнил  себе,  что  все  женщины
лукавы, исключение составляет одна только Ларен. Если эта принцесса и впрямь
так прямодушна, как хочет казаться, почему она делает вид, будто не замечает
уродливого шрама на его лице? Почему ее ни разу не передернуло от взгляда на
этот шрам?
   - Я хожу на рыбалку вместе с братьями, -  продолжала  Чесса.  -  Ту  рыбу
глэйли, которую мы сейчас едим, поймал мой брат Бродан.
   - Чесса, я же говорила тебе, что не желаю, чтобы ты уводила мальчиков  за
пределы дворца. Ты не можешь их защитить. Они рождены  не  для  того,  чтобы
потакать твоим глупым капризам. Держись подальше от принцев  и  не  забывай,
что ты все-таки дочь короля, а не распущенная торговка рыбой.
   - Я буду делать то, что захочу, Сайра. Королева  приподнялась  со  своего
кресла.
   - Не смей возражать мне, Чесса!
   - Полно, Сайра, - вмешался король. - Мальчики любят свою сестру. Ты стала
раздражительной из-за беременности, вот и горячишься по пустякам.  Клив,  не
желаешь ли отведать яиц ржанки, запеченных в ячменном тесте?
   - Что? - удивленно воскликнула Чесса.  -  Ты  опять  беременна?  Ведь  ты
родила уже четверых, так не пора ли остановиться?
   -  Я  рожу  королю  еще  одного  сына,  -  самодовольно  ответила  Сайра,
поглаживая свой еще не округлившийся  живот.  -  У  мужчины  не  может  быть
слишком много сыновей. Сыновья - это большая ценность, не то что дочери,  от
которых нет никакого толка.
   - Не скажи, - заметил король, отправляя в  рот  ложку  гороха.  -  Я  уже
говорил тебе, Сайра, что герцог Нормандии Ролло хочет, чтобы я  выдал  Чессу
за его сына и наследника. Так что она - огромная ценность.
   - О чем ты говоришь, отец? Неужели ты хочешь отослать меня  в  Нормандию?
Это же на другом конце света! Эти люди - свирепые викинги, они...
   - Она недостойна такого брака, - перебила принцессу королева Сайра.  -  Я
уже тебе это говорила, Ситрик, и снова повторю: выдавать ее  за  сына  Ролло
нелепо.  Вместо  этого  ты  должен  женить  одного  из  наших  мальчиков  на
французской принцессе. Французский король могуществен, не то что этот Ролло,
которого он сделал герцогом Нормандским. Ролло уже глубокий старик, скоро он
умрет, а его сын не сможет противостоять французам. Он  будет  разгромлен  и
убит, и что ты будешь тогда иметь? Вдовую дочь, от  которой  тебе  не  будет
никакой пользы. Нет, мой господин, ты не должен соглашаться  на  этот  брак.
Будет куда лучше, если Бродан женится  на  принцессе  из  королевского  дома
Франции.
   А Чесса пусть выйдет замуж за Рагнора Йоркского, Воистину, мой  господин,
лучшего она недостойна.
   - Интересно, а чего достойна ты сама? -  покраснев  от  гнева,  вскричала
Чесса. - Разве тебе не известно, что Рагнору недолго осталось хозяйничать  в
Йорке? Любому ясно, что саксы скоро захватят его королевство Данло и выгонят
его из Британии вместе со всеми остальными датчанами. Как видно, этого-то ты
и хочешь, Сайра, хочешь, чтобы меня отправили в Йорк,  где  я,  быть  может,
погибну и тело мое будет брошено  в  канаву,  когда  саксы  возьмут  столицу
Данло. Да, именно этого ты и добиваешься. Я вижу  тебя  насквозь.  Сайра!  В
тебе нет ни капли королевской крови, ты просто-напросто...
   - Довольно, - спокойно сказал Ситрик. - Сайра,  не  желаешь  ли  отведать
этого сладкого вина? Его только что привезли из Испании. Оно крепкое и такое
же сладкое, как твои губы.
   Клив видел, что королева в ярости, однако у нее  хватало  ума  не  давать
волю языку в присутствии мужа. Возможно,  ее  сдерживало  и  присутствие  за
столом гостя, хотя какое ей может быть  дело  до  того,  что  думает  о  ней
чужеземец? Что до Чессы, то она, не поднимая глаз, смотрела на свою тарелку,
полную кушанья, приготовленного из рыбы глэйли и яиц. Было общеизвестно, что
королевство Данло слабеет с каждым годом и недалеко то время, когда саксы во
время одного из своих набегов захватят Йорк. Еще немного,  и  викинги  будут
изгнаны. Едва ли принц Рагнор успеет воссесть на отцовский трон.
   Интересно  было  бы  узнать,  что  принцесса  Чесса  думает  о  браке   с
Вильгельмом Длинным Мечом. Несомненно, такой брак пришелся бы ей  по  вкусу.
Какая женщина не предпочла бы богатство и роскошь бедности? Впрочем, ему нет
до этого дела. Благодарение Фрейе, ему только и нужно, чтобы спокойно  жить,
растить свою дочь  и  чтобы  время  от  времени  ему  попадалась  податливая
женщина, дабы он мог утолить потребности  своего  тела.  Право  же,  это  не
слишком много.
   На следующее утро Ситрик призвал  Клива  к  себе  в  тронный  зал.  Кроме
короля, там никого не было. Так было и раньше. Всякий раз, начиная беседу  с
Кливом, король приказывал удалиться и министрам,  и  слугам  -  всем,  кроме
своего телохранителя Каллика. Когда Клив во время их первой встречи высказал
удивление по поводу таких предосторожностей, Ситрик ответил  ему,  что  иные
слуги могут иметь двух господ, и у него нет  желании  предоставлять  им  эту
возможность.
   - Я согласен, - сказал он, едва только Клив вошел в  тронный  зал.  -  Ты
можешь отправиться в Нормандию уже сегодня и сообщить герцогу Ролло,  что  я
выдам дочь за его сына. Я пошлю Чессу в Руан тогда,  когда  герцог  пожелает
устроить их свадьбу. Клив низко поклонился.
   - Как тебе будет угодно, государь.
   - Клив...
   - Что, государь?
   - Ты хорошо справился со своей миссией. Ты  умный  человек,  думаю,  тебе
можно доверять. Если когда-нибудь тебе надоест  служить  Ролло,  я  предложу
тебе служить мне.
   Клив поблагодарил Ситрика за добрые слова и повернулся, чтобы уйти.
   - С твоей стороны было очень разумно  держаться  на  расстоянии  от  моей
дочери, Клив из Малверна. Сдается мне, она к тебе неравнодушна, чего я никак
не ожидал. Знай: я желаю этого брака, ибо предвижу, что герцог Ролло основал
могучую династию, которая не угаснет, а  будет  становиться  все  сильнее  и
завоевывать все новые земли.
   - Думаю, ты прав насчет Ролло, государь. У герцога очень твердая воля.  -
Клив сделал паузу, смахнул с рукава соринку и добавил:
   - У меня нет никаких причин искать общества твоей дочери.
   С этими словами Клив покинул тронный зал. Ни он,  ни  король  не  сказали
больше ни слова.

Усадьба Малверн
Месяц спустя

   - Отец...
   - Что, детка? - Клив поднял Кири над головой, слегка опустил и  прижал  к
своей груди.
   - Ты так долго не приезжал. Без тебя мне было плохо.
   - Мне без тебя тоже. Из Дублина мне пришлось отправиться в Руан, и только
потом я смог вернуться домой, в Малверн. Но я же сказал тебе,  сколько  дней
займет моя поездка. Я вернулся на три дня раньше срока.
   - Это верно, - согласилась Кири и вздохнула. - Иногда мне кажется, что ты
нарочно прибавляешь дни, чтобы обмануть меня. А как твои  дела?  Все  прошло
хорошо?
   Он долго молчал; его длинные, сильные пальцы нежно гладили спину  дочери.
Она заерзала, и он почесал ее левое плечо.
   - Все прошло так, как желал герцог Ролло, - сказал он наконец. - А теперь
иди спать, Кири. Завтра я расскажу тебе о Таби. Твой дядя Меррик прав.  Таби
- золотой ребенок, сильный и добрый. А вот и Айрек, он хочет лечь  вместе  с
тобой.
   За прошедший месяц Айрек успел заметно отъесться. Теперь  это  был  почти
взрослый пес с черно-белой шерстью и серым пятном на морде. Никакая порода в
нем  не  просматривалась.  Он  готов  был  храбро  защищать  Кири  от  любых
посягательств и яростно лаял, если ему казалось, что кто-то желает причинить
ей зло. Когда Айрек обнажал  клыки  и  начинал  угрожающе  рычать,  Харальд,
старший сын Меррика, отбегал от него подальше.
   В кромешной тьме ночи Кливу опять явился знакомый сон, не посещавший  его
уже почти три месяца. Он очутился в этом сне внезапно, как  моряк,  которого
волна неожиданно смыла с корабля в бушующее море. Все вокруг  было  реально,
словно наяву: его ноздри наполнял аромат растущих повсюду желтых  и  лиловых
цветов, он ясно чувствовал влажное прикосновение тумана. На сей  раз  он  не
стоял на вершине утеса,  глядя  вниз,  на  лощину,  где  меж  валунов  бежал
холодный поток, переходящий в водопад. Нет, нынче он сразу же оказался перед
дверью громадного деревянного дома с крышей из дранки и дерна, от которой  к
небу поднималась тонкая струйка дыма, выходящего из дыры над очагом Он  весь
дрожал. Он не хотел входить в этот дом-крепость Он опять слышал все  тот  же
низкий, повелительный голос и чувствовал, что скоро не выдержит и  закричит.
Надо убежать! Но куда подевался его пони? Он поднял руку  и  толкнул  дверь.
Тяжелые деревянные  створки  распахнулись.  Внезапно  низкий  мужской  голос
замолчал. ОНА не кричала. В доме царила мертвая тишина. Комната,  в  которую
он вошел, была очень широка и длинна  -  не  комната,  а  настоящий  зал.  В
дальнем конце ее виднелся высокий помост, а  по  бокам  -  квадратные  окна,
закрытые массивными ставнями. Пол был  земляной.  Прямо  за  помостом  висел
занавес, за которым - Клив это знал - находились четыре  маленькие  спальни.
Вдоль стен зала, по всей их длине, стояли скамьи, над вырытым в полу очагом,
на толстых цепях висел  огромный  чугунным  котел,  окутанный  густым  белым
паром. Несмотря на то, что в зале было множество  людей  -  мужчин,  женщин,
детей, - здесь стояла полная тишина. Даже три сидящие на полу собаки,  и  те
не издавали ни звука. Это было невыносимо тягостно и внушало страх.
   Клив сделал  еще  один  шаг  вперед  и  увидел,  что  возле  очага  стоит
полускрытая клубами пара женщина и мешает варево, кипящее в котле.  Один  из
мужчин пил что-то из украшенного  искусной  резьбой  деревянного  кубка.  Он
сидел на единственном в зале стуле,  вернее,  кресле  с  высокой  спинкой  и
резными подлокотниками. На  столбиках,  что  поддерживали  подлокотник,  был
изображен Тор ,  поражающий  своих  врагов.  Меч  Тора  был
поднят, его грубые деревянные черты  выражали  свирепое  торжество.  Кресло,
похоже, было очень старинным, однако сидящий  в  нем  человек  был  молод  и
крепок, с черными, без единой сединки  волосами,  худым  лицом  и  изящными,
белыми руками с удлиненными пальцами. Рукава его одежды были так  просторны,
что могли бы развеваться на ветру. Остальные мужчины,  находящиеся  в  зале,
сидели на скамьях у стен, а женщины подавали им еду на деревянных блюдах.
   Мужчина в кресле сидел, опершись подбородком на свою тонкую  белую  руку,
и, казалось, был погружен в размышления, однако Клив знал - хотя и непонятно
откуда, - что на самом  деле  он  не  размышляет,  а  разглядывает  девушку,
работающую за ткацким станком в углу зала. Затем мужчина перевел  взгляд  на
женщину, которая помешивала еду в котле. Та тоже оторвала взгляд от  девушки
за ткацким станком и устремила  его  на  человека  в  кресле.  В  глазах  ее
читались ярость и страх. Она сказала что-то, однако мужчина  не  обратил  на
это никакого внимания. Его взор снова был прикован к  девушке.  Он  негромко
велел ей приблизиться. Клив пронзительно крикнул ей,  чтобы  она  не  делала
этого, не подходила к мужчине в кресле, и она - впервые за все то время, что
он видел этот сон, - услышала его голос  и  повернулась,  ища  его  глазами.
Увидев его, она заговорила с ним, но Клив почему-то  не  мог  расслышать  ее
слов и не понял, что она хочет ему сказать.  Он  увидел,  как  она  медленно
подошла к мужчине и почувствовал страх и гнев, такой же гнев, какой  полыхал
в глазах женщины, стоящей у  очага  и  неотрывно  глядящей  на  щеголеватого
мужчину, что восседал в похожем на трон кресле.
   Клив знал, что все это ему только снится, однако не  мог  заставить  себя
проснуться. Мужчина в кресле посмотрел на него и нахмурился, затем встал  и,
жестом отослав девушку обратно, направился прямо к Кливу  "Сейчас  он  убьет
меня!" - подумал Клив. Он не мог  ни  сдвинуться  с  места,  ни  заговорить:
казалось, его ноги приросли к полу, а язык прилип к небу. Мужчина подошел  к
нему и присел на корточки.  Как  ни  странно,  он  не  сделал  Кливу  ничего
дурного, а только откинул с его лба золотистую прядь и сказал: "Ты такой  же
лохматый, как твоя овчарка". Затем вынул из ножен,  висящих  на  его  поясе,
длинный узкий нож. Кливу стало так страшно, что его едва не стошнило, однако
мужчина всего лишь отхватил челку, падавшую ему на глаза. Потом он  погладил
Клива по щеке и выпрямился.
   - Это мужское дело, малыш, - сказал он. - Иди и поиграй со своим пони.
   Клив взглянул на женщину, стоявшую у очага, но она отвела глаза. Тогда он
посмотрел на девушку за ткацким станком, и  она  кивнула  ему  и  продолжала
молча кивать, пока он не повернулся и не выбежал из зала.
   Вот тут он и услышал ЕЕ крик. Но он не обернулся.  Он  не  мог  заставить
себя обернуться, он бежал со всех ног прочь, прочь...
   Внезапно он проснулся, чувствуя, что у него  сперло  дыхание.  Теперь  он
знал, отчего ему снился этот сон: его разум складывал воедино давно канувшие
воспоминания, заставляя его заново переживать их, заставляя  его  вспомнить,
кто он такой и кем он был много лет тому назад. Когда начало рассветать,  он
снова заснул, и на сей раз сон его был спокоен и не тревожим сновидениями.
   А когда Клив окончательно пробудился, он вспомнил все.

***

   Меррик и Ларен, хозяин и хозяйка усадьбы Малверн,  молча  шли  с  ним  по
Вороньему Мысу. Они молчали, ожидая,  что  он  скажет.  И  Меррик,  и  Ларен
чувствовали, что с ним произошло  нечто  важное,  и  готовы  были  терпеливо
ждать, зная, что он расскажет им все, когда захочет.
   Клив заговорил лишь тогда, когда они достигли оконечности мыса. Он окинул
взглядом фиорд и окружающие его голые скалы, потом с  улыбкой  повернулся  к
своим друзьям.
   - Меня зовут не Клив, - начал он. - Мое настоящее имя Ронин. Предки  моей
матери были из народа, называвшего себя далриада. Когда-то, много  поколений
назад, они жили в северной Ирландии, потом переселились на малые острова,  а
оттуда - в Британию, и к югу и к северу от  тех  двух  оборонительных  стен,
которые построили римляне. Там они сражались и с пиктами, и с бриттами, и  с
викингами, в конце концов завоевали себе обширные  владения,  где  и  осели.
Теперь  их  называют  скоттами.  В  середине  прошлого  века  король  Кеннет
объединил их с пиктами и бриттами в едином государстве - Шотландии.
   - О могучий Тор! - воскликнул Меррик. -  Неужели  ты  шотландец?  Где  же
живет твоя семья?
   - На  северо-западе  Британии,  на  западном  берегу  озера,  называемого
Лох-Несс. Это дикий край, Меррик, более дикий, чем твоя  Норвегия,  но  зато
там никогда не бывает длящихся месяцами сильных  холодов.  Там  кишмя  кишат
разбойники,  не  признающие  никаких  законов.  Там  повсеместно  занимаются
торговлей. Тамошняя земля прекрасна и разнообразна, Есть там  и  равнины,  и
глубокие долины, и горы, такие  бесплодные,  голые  и  грозные,  что  только
молитвы богам помогают человеку сохранить в них свою слабую жизнь. Там  есть
узкие лесистые лощины и тесные ущелья, где водопады с ревом обрушиваются  на
валуны, еще более старые, чем окружающие их холмы. Тебе бы  там  понравилось
Меррик, помнишь, я говорил тебе о своем сне? За последние два года он снился
мне уже несколько раз, с  каждым  разом  становясь  все  ярче  и  подробнее.
Прошлой ночью он снова  явился  ко  мне,  и  на  этот  раз,  проснувшись,  я
вспомнил, кто я такой. Я вспомнил все.
   На мгновение он замолк, и глаза его наполнились болью.
   - По крови я наполовину викинг. Моим отцом был Ол