о она совсем недавно касалась, как будто  Энни  пришла  к
ним в гости.
   - Я много  думала  об  этом,  -  тщательно  подбирая  слова,  сказала
Мэрибет. - Я даже не знаю, что вы подумаете и что ответите,  но  я..,  я
хочу отдать вам моего ребенка.
   С этими словами она опустила глаза, с трепетом  ожидая  ответа.  Ведь
решалась судьба ее малыша.
   - Что?! - уставилась на нее  Лиз,  не  в  состоянии  сразу  правильно
воспринять эти слова. Немыслимость услышанного выходила  за  пределы  ее
воображения. - Что ты имеешь в виду?
   В  конце  концов,  детей  нельзя  дарить  знакомым  и  друзьям,   как
рождественские подарки!
   - Я хочу, чтобы вы с Джоном усыновили моего ребенка, - твердо сказала
Мэрибет.
   - Но почему? - Лиз была ошеломлена.
   Она хотела малыша, но никогда серьезно не задумывалась о  том,  чтобы
усыновить чужого ребенка. О том, чтобы завести своего - да, но  мысль  о
приемном сыне или  дочери  не  приходила  ей  в  голову.  Она  не  могла
представить себе реакции Джона. Они обсуждали это много лет  назад,  еще
до рождения Томми, но Джон всегда был против этой идеи.
   - Я хочу отдать вам ребенка, потому что я вас люблю и  вы  прекрасные
родители, - тихо произнесла Мэрибет.
   Это был лучший дар, который она могла бы дать им или своему  ребенку.
Ее все еще трясло от волнения, но голос звучал гораздо более уверенно  -
она не сомневалась в правильности своего поступка.
   - Я сама не могу заботиться о ребенке.
   Я понимаю, что все, кто знает о моем намерении  от  него  отказаться,
думают, что я сошла с ума, но я-то убеждена в том, что не могу дать  ему
всего, в чем он нуждается. А вы можете.
   Вы будете любить его, заботиться о нем и делать все,  что  вы  делали
для Энни и Томми.
   Может быть, и я когда-нибудь смогу себе позволить иметь детей, но  не
сейчас. Что бы Томми ни говорил, это будет несправедливо по отношению  к
нам обоим. Я очень хочу, чтобы это был ваш ребенок. Я  никогда  не  буду
претендовать на него, я никогда не буду вас  беспокоить,  если  вы  сами
меня не пригласите... но я буду знать, что у  моего  ребенка  счастливое
детство и любящие родители. Я хочу этого для моего сына или дочери.
   Тут обе женщины расплакались и взялись за руки.
   - Но ребенка нельзя подарить, как игрушку или любой  другой  предмет.
Это же человеческая жизнь. Ты понимаешь это?
   Лиз хотелось убедиться,  что  Мэрибет  до  конца  осознает,  что  она
делает.
   - Да, я это знаю. Я знаю все. Все девять месяцев моей беременности  я
только об этом и думала. Поверьте мне, я понимаю, что  делаю,  -  горячо
заверила ее Мэрибет.
   Похоже, это действительно было так, но Лиз все равно была поражена до
глубины души. А что, если Мэрибет передумает?  А  что  будет  испытывать
Томми? Что он будет чувствовать, если они усыновят ребенка  Мэрибет  или
вообще любого ребенка? А Джон?
   Лиз никак не могла собраться с мыслями.
   - А как же Томми? Насколько серьезны ваши отношения?
   Впрочем, как Мэрибет может ответить на  такой  вопрос  в  шестнадцать
лет? Как она может принимать такие решения?
   - Очень серьезны. Но я  не  хочу,  чтобы  они  так  начинались.  Этот
ребенок не должен повлиять на наши отношения  с  Томми.  Мне  все  время
кажется, что он не для  меня  предназначен.  Понимаете,  как  будто  это
должно было случиться именно со мной и  именно  в  это  время,  чтобы  я
попала в нужное место и к нужным людям. Я надеюсь когда-нибудь выйти  за
Томми замуж и растить с ним наших общих детей - но не этого ребенка. Это
будет несправедливо по отношению к малышу, даже если он никогда об  этом
не узнает.
   Лиз согласилась с ней,  но  ее  поразила  убежденность  Мэрибет.  Она
подумала, что в один прекрасный день  они  с  Томми  должны  начать  все
сначала, хотя никто не знал  о  том,  как  все  сложится  дальше.  Но  в
шестнадцать лет становиться  отцом  ребенка,  к  тому  же  чужого,  было
слишком.
   - Даже если мы с Томми когда-нибудь поженимся,  я  не  буду  пытаться
забрать у вас ребенка, - продолжала Мэрибет. - Он даже не должен  знать,
кто его настоящая мать.
   Мэрибет смотрела на нее умоляюще - ей очень хотелось, чтобы Лиз взяла
ее ребенка и дала ему то, чего он заслуживает  -  любовь,  стабильную  и
счастливую жизнь, то есть все, что могли  обеспечить  для  ее  сына  или
дочери Уиттейкеры.
   - У меня такое ощущение, что этот ребенок предназначается именно вам,
что я попала в ваш дом именно по этой причине,  потому  что  так  должно
было быть, потому что это  случилось,  -  она  запнулась,  и  глаза  Лиз
наполнились слезами, - потому что Энни...
   - Я не знаю, что и сказать тебе,  Мэрибет,  -  честно  ответила  Лиз,
вытирая слезы. - Это  самый  драгоценный  подарок  из  всех,  которые  я
когда-либо получала. Но я не знаю, правильно ли это. Нельзя  просто  так
взять ребенка другой женщины.
   - А если она сама этого хочет, если это все, что она может дать этому
ребенку? Ведь я делаю подарок не только вам,  но  и  ему  -  я  даю  ему
будущее, жизнь с людьми, которые будут его обожать, - возразила Мэрибет.
-  То,  что  вы  потеряли  свою  дочку,  -  несправедливо,  и   так   же
несправедливо и то, что у моего ребенка, если я  оставлю  его  себе,  не
будет ни счастья, ни будущего, ни надежды, ни дома, ни денег. Что я могу
ему дать? Мои родители не позволят мне принести его в  дом.  Мне  некуда
податься. Единственный путь для меня в таком  случае  -  это  всю  жизнь
проработать в "Джимми Ди", причем все мои деньги будут уходить на нянь.
   И Мэрибет залилась слезами. Больше всего на свете ей хотелось,  чтобы
Лиз согласилась, и ее охватывало отчаяние при мысли, что она откажется.
   - Ты можешь оставаться здесь, - тихо сказала Лиз. - Если тебе  некуда
больше пойти, ты можешь жить с нами. Не надо  отказываться  от  ребенка,
Мэрибет. Я не позволю тебе сделать это. Чтобы у него была хорошая жизнь,
совсем не обязательно отдавать его кому бы то ни было. Если хочешь, живи
с нами как наша дочь, и мы тебе поможем.
   Лиз не хотела, чтобы Мэрибет отказалась от ребенка только потому, что
не может его содержать. Это казалось ей не  правильным,  и  Лиз  сказала
себе, что если уж она согласится взять ребенка, то  только  потому,  что
Мэрибет хочет отдать его именно ей, а не потому, что она не  сможет  его
прокормить.
   - Но я хочу отдать его вам, и только вам, - повторила  Мэрибет.  -  Я
хочу, чтобы это был ваш ребенок. Я не могу, Лиз, - продолжала она,  тихо
плача, и Лиз обняла ее. - Я не могу... У меня не хватит на это сил...  Я
не знаю, как это делается.., и не могу заботиться о нем... Пожалуйста...
Помогите мне.., пусть это будет ваш ребенок... Никто  не  может  понять,
каково мне - знать, что я не могу его растить и при этом желать для него
как можно лучшей жизни. Ну пожалуйста, - в отчаянии закончила она, и Лиз
тоже разрыдалась.
   - Я ничего не могу тебе ответить, дорогая, пока не поговорю с Джоном.
Такие вещи надо решать сообща. Но если мы  усыновим  твоего  малыша,  ты
сможешь приезжать сюда, когда захочешь, помни об этом. Я не хочу,  чтобы
ты сторонилась нас после того, как мы это сделаем. Никто не будет  знать
о том, что это твой ребенок.., и сам ребенок не  будет  знать..,  только
мы... Мы полюбили тебя, Мэрибет, и мы не хотим тебя терять.
   Лиз прекрасно осознавала, как много эта девочка значила для Томми, да
и  для  них  с  Джоном.  А  ее  неожиданное  предложение  -  это  редкая
возможность, неожиданный дар, и ей нужно было  время,  чтобы  переварить
это.
   - Я должна  поговорить  с  Джоном,  -  повторила  она  наконец.  -  -
Пожалуйста, скажите ему, как сильно я этого хочу, - взмолилась  Мэрибет,
не отпуская руки Лиз. - Пожалуйста... Я не  хочу,  чтобы  моего  ребенка
растили неизвестные мне люди. Если  он  будет  с  вами,  это  будет  так
хорошо.., пожалуйста, Лиз...
   - Посмотрим, может быть, так все и будет, а сейчас тебе надо прилечь,
- ласково ответила она, пытаясь успокоить Мэрибет. Этот тяжелый для  нее
разговор вызвал ненужное нервное возбуждение, вредное и для юной мамы, и
для ее ребенка.
   Лиз дала ей подогретого молока, и они еще немного поговорили  на  эту
тему, после  чего  Лиз  почти  силой  отвела  Мэрибет  в  комнату  Энни,
поцеловала на ночь и вернулась в свою спальню.
   Минуту она стояла молча, глядя на мужа и пытаясь предугадать, что  он
скажет ей в ответ на такое на первый взгляд безумное предложение.
   Между прочим, и у Томми надо было бы спросить, хочет ли он  этого.  И
вообще была тысяча "за" и "против". Но одна мысль  об  этой  возможности
заставила ее сердце биться сильнее, так, как оно не билось уже  давно..,
это был бесценный дар на всю жизнь.., дар  жизни,  который  она  уже  не
могла сделать себе сама... еще один ребенок.
   Когда она  скользнула  в  постель,  Джон  зашевелился,  и  Лиз  очень
захотелось разбудить его и спросить его мнение, но она не решилась.  Муж
обнял ее и привлек к себе, как делал в течение многих лет, пока страшная
трагедия не заставила их стать жестокими по отношению друг к другу.
   Лежа в его объятиях, Лиз пыталась  понять,  что  она  чувствует,  что
именно она хочет и какое решение будет наиболее правильным  для  каждого
из  них.  Аргументы  Мэрибет  были  очень  сильны,  но  Лиз  все   равно
сомневалась, действительно ли так будет лучше для ребенка или  она  идет
на этот шаг только потому, что материнство очень привлекает ее.
   Не в состоянии уснуть, Лиз лежала так очень  долго,  мысленно  умоляя
мужа проснуться, чтобы она могла поделиться с ним потрясающей  новостью,
и он наконец открыл глаза и посмотрел на нее, как будто почувствовав  ее
волнение.
   - Что-нибудь случилось? - полусонным голосом спросил он,  не  зажигая
света.
   - Что бы ты сказал, Джон,  если  бы  мы  решили  завести  еще  одного
ребенка? - спросила она, с трепетом ожидая его ответа, потому что  самой
Лиз страстно хотелось принять предложение Мэрибет.
   - Я бы сказал, что ты сошла с ума, - улыбнулся Джон  и  снова  закрыл
глаза.
   Через минуту он уже снова заснул. Лиз получила ответ  -  но  не  тот,
какой ей хотелось.

***

   ...Лиз не спала  почти  всю  ночь,  задремав  только  за  полчаса  до
рассвета. Она была слишком возбуждена для  того,  чтобы  спать,  слишком
растревожена, испугана и полна вопросов, забот, страхов и желаний.
   В конце концов она встала, вышла на кухню прямо в  ночной  рубашке  и
сварила себе кофе. Лиз долго сидела на кухне, потягивая крепкий  горячий
напиток, и к восьми часам утра окончательно поняла, что ей надо делать.
   Впрочем, она уже давно шла к этому, но у нее не хватало  смелости  на
решительный шаг.
   Но теперь пора было решаться - не только ради Мэрибет и  ее  ребенка,
но ради себя самой, ради Джона и даже ради Томми. Им был предложен  дар,
и она не могла представить себе, как она от него откажется.
   С чашкой кофе в руках Лиз  вошла  в  спальню  и  разбудила  мужа.  Он
удивился, что она так рано встала.
   "Зачем просыпаться в такую рань в этом году, - спрашивал он  себя,  -
чтобы бежать к елке и смотреть, что принес Санта-Клаус? Энни  уже  нет".
Можно было поспать и подольше, тем более что ни Мэрибет, ни Томми еще не
проснулись, и в доме царила тишина.
   - Доброе утро, - сказала Лиз с улыбкой.
   Это была робкая, смущенная улыбка, которую он уже давно не  видел  на
ее лице, напомнившая ему о тех временах, когда они были намного моложе.
   - Ты выглядишь так, будто что-то задумала, - улыбнулся он в  ответ  и
перевернулся на спину, сладко потягиваясь.
   - Так оно и есть, Джон. Мы  с  Мэрибет  прошлой  ночью  имели  долгую
беседу, - сказала Лиз, садясь рядом с ним на кровати и молясь, чтобы  он
все понял и не отказал ей.
   Это было решение, которое нельзя было откладывать, слишком много  для
нее значившее. Лиз так хотела ребенка и отчаянно желала,  чтобы  и  Джон
его хотел, но она боялась, что он воспротивится тому, что она предложит.
   - Мэрибет хочет, чтобы мы воспитывали ее ребенка, -  тихо  продолжила
она.
   - Мы? - поражение переспросил Джон. - Мы все? И Томми тоже? Она  что,
замуж хочет за него выйти? Так я и знал, что этим все кончится.
   Джон сел в постели, не скрывая своей тревоги.
   - Нет, речь не об этом, не бойся. Мэрибет не собирается  выходить  за
него замуж, по крайней мере сейчас. Речь идет о  нас  с  тобой.  Мэрибет
хочет, чтобы мы усыновили ребенка, которого она скоро родит.
   - Мы? Но почему? - никак не мог понять Джон.
   - Потому что она считает нас хорошими людьми и достойными родителями.
   - Но что будет, если она передумает, и что мы  будем  делать  с  этим
ребенком?
   Лиз улыбнулась - уж слишком он был растерян. Это было слишком сильное
потрясение для рождественского утра.
   - Я думаю, то же самое, что и с первыми двумя. В течение первых  двух
лет не спать ночами и мечтать когда-нибудь выспаться, а потом радоваться
до конца нашей жизни.., или жизни  ребенка,  -  добавила  она  печально,
вспомнив об Энни. - Это дар, Джон.., может быть,  надолго,  может  быть,
всего на год - сколько судьба отпустит. И я не хочу отклонять этот  дар.
Я не хочу снова расставаться со своими мечтами.., я никогда  не  думала,
что у нас могут быть еще дети, и доктор Маклин говорит то же самое.., но
теперь в нашу жизнь вошла эта девочка  и  предложила  нам  дар,  который
поможет нам воплотить в жизнь наши мечты.
   - Но если она, повзрослев и выйдя замуж, пусть даже за Томми, захочет
вернуть его себе?
   - Я думаю, что мы можем юридически защитить свои права, и потом,  она
говорит, что не сделает этого.  Непохоже,  чтобы  Мэрибет  была  на  это
способна. Мне кажется, она действительно убеждена в том, что для ребенка
так будет лучше. Она же понимает, что не сможет его растить. Она  просто
умоляет нас взять его.
   - Подожди до того  момента,  когда  она  его  увидит,  -  с  циничной
усмешкой заметил Джон. - Ни одна женщина  на  свете  не  способна  после
девяти месяцев полного единения с  ребенком  так  просто  отказаться  от
него.
   - Некоторые могут, - решительным тоном ответила Лиз. - Я  думаю,  что
Мэрибет сделает это - не потому, что ей  наплевать  на  свое  дитя,  но,
наоборот, потому, что она слишком волнуется за него. Это  самое  большое
проявление любви к ребенку, на которое она способна: отдать его нам.
   Слезы побежали по щекам Лиз, и она умоляюще посмотрела на мужа.
   - Джон, я очень хочу ребенка. Я хочу его так, как никогда и ничего не
хотела. Пожалуйста, не говори "нет".., давай это сделаем...
   Джон посмотрел на нее долгим испытующим взглядом, и Лиз поймала  себя
на мысли, что возненавидит его, если он не позволит ей взять ребенка.
   Она знала, что он не может до конца понять,  через  что  ей  пришлось
пройти и как она хотела этого ребенка -  не  для  того,  чтобы  заменить
Энни, которая никогда больше к ним  не  вернется,  но  для  того,  чтобы
продолжать жить, чтобы снова радоваться, смеяться, любить,  чтобы  снова
засиял в тумане лучик солнца. Кроме этого, ей ничего не хотелось, и  она
не могла поверить, что муж это не поймет.
   Если он откажется, думала Лиз, она просто умрет.
   - Хорошо, Лиз, - ласково сказал Джон, беря  ее  за  руку.  -  Хорошо,
детка.., я все понимаю...
   Она разрыдалась еще сильнее и прильнула к нему, осознав, как  была  к
нему несправедлива. Он все понимал. Он оставался все тем же,  каким  был
всегда, и она любила  его  больше,  чем  когда-либо.  Они  прошли  через
страшное горе и выжили, а теперь получили надежду снова познать счастье.
   - Мы скажем ей, что согласны,  -  продолжал  Джон.  -  Но  все  равно
сначала мы должны поговорить с Томми. По-моему, он должен видеть все это
так же, как и мы.
   Лиз согласилась с ним и еле дождалась, когда сын проснется.
   Томми встал  через  два  часа,  когда  измученная  ночным  разговором
Мэрибет еще спала.
   Мальчик тоже был сначала ошеломлен предложением своей подруги. Однако
он совсем недавно начал понимать, что Мэрибет была действительно  тверда
в своем намерении отдать своего малыша, считая, что  это  справедливо  и
для нее, и для него; она хотела сделать  это,  чтобы  обеспечить  своему
ребенку лучшую жизнь.
   Кроме того, он понял, что имеет больше шансов удержать ее, и  поэтому
перестал уговаривать Мэрибет выйти за него замуж и оставить ребенка.  На
самом деле он считал, что это будет идеальное решение.  Томми  надеялся,
что в один прекрасный день  они  с  Мэрибет  заведут  своих  собственных
детей, но для этого ребенка  лучшего  варианта,  чем  усыновление  четой
Уиттейкеров, и придумать было нельзя.
   И по глазам матери Томми легко мог прочитать, как много это  для  нее
значило. Ему показалось, что его родители еще больше сблизились  за  это
утро: отец выглядел спокойным и уверенным, сидя рядом с Лиз и  держа  ее
за руку.
   Сердце Томми наполнилось радостным ожиданием - скоро в их дом  должен
был войти новый человек.
   Когда Мэрибет наконец проснулась,  Лиз,  Джон  и  Томми  ждали  ее  в
гостиной, чтобы сообщить ей о своем единодушном согласии.
   Услышав это, Мэрибет заплакала от облегчения; потом она поблагодарила
их и обняла каждого, заставив расплакаться и всех  остальных.  Это  было
время слез, время эмоций, надежды, любви и даров. Время для того,  чтобы
начать  все  сначала,  приняв  бесценный  подарок  от  этой  рыжеволосой
девочки.
   - А ты уверена, что поступаешь правильно? - спросил  ее  Томми  днем,
когда они пошли прогуляться, и Мэрибет кивнула.
   Они уже вскрыли свертки с подарками и  съели  ленч,  и  молодые  люди
впервые за все утро остались наедине.
   - Понимаешь, я этого очень хочу, - спокойно и уверенно сказала она.
   Мэрибет чувствовала себя более спокойной и сильной, чем когда-либо.
   Они дошли до замерзшего пруда и повернули  обратно,  пройдя  в  общей
сложности  несколько  миль.  Но  Мэрибет  говорила,   что   никогда   не
чувствовала себя лучше. Ей казалось, что она сделала  наконец  то,  ради
чего пришла в этот дом. Она подарила им то, что должна была подарить.  И
после того, как она это сделала, их жизнь непременно обогатится.
   Мэрибет попыталась объяснить все это Томми на  обратном  пути,  и  ей
показалось, что он ее понял. Но иногда ему было трудно с  ней  общаться.
Она была такой взрослой, такой  сильной  и  такой  красивой,  что  Томми
начинал чувствовать себя рядом с ней зеленым юнцом.
   Поднявшись с ней на крыльцо своего дома, Томми  поцеловал  ее,  вдруг
почувствовав, как она напряженно вцепилась в его руку  и  согнулась.  Он
поддержал ее, борясь с растерянностью и страхом.
   - О Господи! О Господи! - только и мог сказать Томми.
   Он осторожно усадил ее на ступеньку. Мэрибет  испуганно  смотрела  на
него, держась  за  живот  и  пытаясь  перевести  дыхание  после  острого
приступа боли.
   Томми помчался за матерью, и, когда Лиз выбежала на крыльцо,  Мэрибет
по-прежнему сидела, широко раскрыв полные страха глаза.
   У нее начались схватки, и это было гораздо  больнее,  чем  она  могла
предположить.
   - Ничего, ничего, - пыталась успокоить ее Лиз.
   Она послала Томми за отцом, чтобы тот помог ввести Мэрибет в дом.
   - Куда это вы ходили? До Чикаго?
   - Только до пруда и обратно,  -  ответила  Мэрибет,  и  у  нее  снова
перехватило дыхание от следующей схватки.
   Это была острая, раздирающая внутренности боль, и  ей  казалось,  что
еще одного такого приступа ей не выдержать.
   - Роды не должны были начаться так неожиданно, - сказала  она  Лиз  с
недоумением.
   Джон с женой помогли ей войти, а Томми стоял рядом  со  встревоженным
видом.
   - Утром у меня немного болел живот, а  теперь  началось  вот  это,  -
объяснила Мэрибет, не в состоянии поверить, что пришла пора решительного
испытания.
   - У тебя были судороги? - ласково спросила Лиз. - Или боли в спине?
   Ранние признаки родов иногда трудно было распознать,  особенно  такой
неопытной девочке.
   - Вчера у меня болела спина, а утром были спазмы и боль в желудке, но
я думала, что это оттого, что я переела за праздни