ивать
его.
   На  следующий  день  они  вернулись  во  Францию.  Военное   министерство
договорилось о транспорте для них. Все  оказалось  организовано  лучше,  чем
полтора месяца назад, когда  они  уезжали.  В  замке  все  было  в  порядке.
Эмануэль радостно встретила их. Большинство американских солдат уже  уехали.
Вернулся кое-кто из людей, которые работали  у  нее  раньше,  и  Сара  опять
занялась деревянными панелями  и  восстановлением  запущенного  замка  после
стольких лет пребывания в нем  немцев.  Но  благодаря  бдительности  Иоахима
повреждений оказалось очень немного.
   Она часто вспоминала о нем, но у нее не было  возможности  узнать  о  его
судьбе. Временами она беспокоилась о нем. И постоянно  молилась  за  него  и
Вильяма.
   К Рождеству в этот год в замке все было спокойно. Сара  чувствовала  себя
одиноко, как никогда.  Все,  казалось,  возвращается  к  обычной  жизни,  но
ненормально было то, что в мире все еще шла  война.  Однако  силы  союзников
побеждали, и люди считали, что войне скоро конец.
   Весной войска союзников выступили на Берлин, и в мае  сражения  в  Европе
наконец были закончены. Гитлер покончил с собой, многие его офицеры  бежали.
В Германии царил хаос, рассказывали ужасные истории о зверствах, совершенных
в концентрационных лагерях, но Сара не получила никаких известий от  Вильяма
или Иоахима. Она не имела понятия, что произошло с тем и другим  и  живы  ли
они еще. Она просто жила день за днем в замке, пока однажды ее не вызвали  в
военное министерство.
   - У нас для вас новости, ваша светлость, - раздался голос сквозь треск на
линии, и она поняла, что плачет, еще не узнав, что это  за  новости.  Филипп
стоял на кухне, наблюдая за ней, и удивлялся, почему его мама плачет.  -  Мы
полагаем, что, может быть, нашли нашего человека... э-э...  то  есть  вашего
мужа. Мы только вчера освободили один из лагерей для  военнопленных,  и  там
находятся четыре солдата,  личность  которых  не  установлена,  в...  э-э...
довольно плохом состоянии...  Боюсь,  что  один  из  них  он...  но  он  без
сознания. Однако офицер, сопровождавший его в Сандхерст, клянется,  что  это
он. Мы пока не уверены, но сегодня вечером его доставят самолетом. Мы хотели
бы, чтобы вы прилетели в Лондон, если вы сможете.
   Сможет ли она приехать? После того как три года не получала  от  него  ни
слова? Они шутят?
   - Я буду там. Вы сможете обеспечить меня транспортом? Я сразу приеду.
   - Не думаю, что мы сможем сделать что-то  раньше  завтрашнего  дня,  ваша
светлость, -  вежливо  сказал  он.  -  Повсюду  такой  беспорядок,  страшная
кутерьма в Берлине, в Италии, везде.
   Хаос царил во всей Европе, но она готова была переплыть Ла-Манш, если  бы
это понадобилось.
   Военное министерство снова связалось с американцами во Франции, и на этот
раз за ней в замок приехал джип союзников. Сара  пока  не  сказала  Филиппу,
зачем они едут в Лондон, она не хотела разочаровывать его, если это окажется
не Вильям. Но мальчик был в восторге, что навестит бабушку  и  увидит  своих
лошадей.  Она  собиралась  отправить  его  прямо  в  Вайтфилд,   а   военное
министерство должно было прислать за ней автомобиль, чтобы  ее  доставили  в
госпиталь, куда поместили человека, привезенного из  Германии.  Ей  сказали,
что все четверо в тяжелом состоянии, а у одного из них страшные  увечья.  Но
ей было все равно, только бы он был жив и его можно было спасти. И  если  он
еще жив, Сара поклялась сделать все, чтобы вернуть его к жизни.
   Полет до Лондона прошел спокойно, их уже ждал автомобиль, который  должен
отвезти Филиппа в Вайтфилд. Ему устроили торжественную  встречу  с  военными
почестями, и мальчику это понравилось. А Сару быстро доставили в королевский
госпиталь в Чепец. Она молилась, чтобы этот человек  действительно  оказался
Вильямом.
   Только  один  из  этих  людей  отдаленно  напоминал   Вильяма.   Он   был
приблизительно такой же комплекции, как Вильям, но ей сказали, что он  весит
около 130 или 140 фунтов, у него седые  волосы,  и  он  казался  значительно
старше, чем герцог Вайтфилд. Сара не проронила ни слова, когда ей  описывали
привезенного из Германии человека по пути  в  госпиталь.  Она  была  пугающе
молчалива, когда они вели ее вверх по лестнице, мимо палат с  тяжелобольными
и занятых докторов и медсестер. После всего, что произошло в  Германии,  они
выбивались из сил. Людей доставляли самолетами как  можно  быстрее,  доктора
были вызваны со всей Англии.
   Мужчину, которого считали Вильямом, поместили в маленькую палату.  С  ним
постоянно находился санитар, наблюдающий за его дыханием.  К  его  носу  шли
трубка и респиратор, над ним нависали многочисленные  приборы,  и  его  лицо
скрывала кислородная маска.
   Дневальный слегка приподнял маску, чтобы она могла лучше рассмотреть  его
лицо,  а  сопровождающие  ее  представители  военного  министерства   встали
поодаль. Госпиталь ожидал еще снимок его зубов, это могло с большей степенью
вероятности помочь им дать положительный ответ. Его едва можно было  узнать,
он был таким худым и выглядел как его отец. Сара подошла ближе  и  коснулась
его щеки. Он вернулся к ней из мертвых, он даже не пошевельнулся, но  у  нее
не было и тени сомнения. Это был Вильям. Она  повернулась  и  посмотрела  на
сопровождающих, ее взгляд сказал им все, слезы покатились по ее щекам,  и  в
глазах мужчин тоже появились слезы.
   - Слава Богу... - прошептал взволнованный сэр Алан.
   Она застыла на месте, не в состоянии отвести от  Вильяма  глаз,  касалась
его лица, его рук, поднесла его пальцы к губам и поцеловала их. Руки у  него
были цвета воска, как и лицо, но она знала, что  врачи  сделают  все,  чтобы
спасти его. Санитар снова опустил ему на лицо  кислородную  маску,  а  через
минуту вошли два доктора и три медсестры и попросили  ее  выйти  из  палаты.
Бросив на него прощальный взгляд, Сара нехотя  рассталась  с  Вильямом.  Это
было чудо. Она потеряла Лиззи... но теперь она обрела Вильяма.  Может  быть,
Бог  будет  к  нему  милосерден.  Сара  попросила  представителей   военного
министерства договориться о том, чтобы она могла позвонить матери Вильяма  в
Вайтфилд.  Ее  немедленно  проводили  в  кабинет  начальника  госпиталя,   и
вдовствующая герцогиня с облегчением вздохнула и затем расплакалась так  же,
как и Сара.
   - Слава Богу... бедный мальчик... как он?
   - Боюсь, не очень хорошо, мама. Но ему скоро будет лучше.
   Сара надеялась, что не  обманывает  ее,  потому  что  ей  хотелось  этому
верить. Он не мог выжить для того, чтобы умереть  теперь,  когда  они  снова
вместе. Она просто не могла позволить ему умереть.
   Люди из военного министерства  уехали,  а  начальник  госпиталя  вошел  в
кабинет, чтобы поговорить с ней о  состоянии  Вильяма.  Он  не  тратил  слов
попусту и перешел прямо к тому, насколько серьезно его состояние.
   - Мы не знаем, выживет ли ваш муж, ваша светлость. У него гангрена  обеих
ног, обширные внутренние повреждения, и он долго будет болен.  Возможно,  не
один год. У него сложные переломы обеих ног, которые невозможно вылечить. Не
исключено, что у него инфекция в обеих ногах  с  тех  пор,  как  он  упал  и
получил переломы. Мы не можем спасти его ноги, и, возможно, нам  не  удастся
спасти ему жизнь. Вы должны знать это.
   Сара знала, но отказывалась этому верить. Теперь, когда он вернулся,  она
ни за что не хотела терять его.
   - Вы должны спасти его ноги. Он проделал такой путь не  для  того,  чтобы
потерять их.
   - У нас нет выбора, во всяком случае, шансов очень мало. Ноги  не  смогут
служить ему, нервы и мускулы  слишком  сильно  повреждены,  ему  понадобится
коляска.
   - Прекрасно, но оставьте ему ноги, пусть он будет в коляске с ногами.
   - Ваша светлость, я  не  уверен,  что  вы  поняли  меня...  здесь  тонкое
равновесие... гангрена...
   Она сказала ему, что  прекрасно  все  поняла,  но  просила  его  хотя  бы
попытаться спасти Вильяму ноги. Он раздраженно пообещал ей, что они  сделают
все возможное, но она должна здраво смотреть на вещи.
   В течение следующих двух недель ему сделали четыре операции. Вильям  едва
перенес их. Он ни разу не пришел в сознание с тех пор, как  его  привезли  в
Лондон. Первые две операции были на  ногах,  третья  -  на  позвоночнике,  а
последняя - для того, чтобы устранить внутренние повреждения, которые  могли
бы стоить ему жизни. И никто из лечащих его специалистов не мог понять,  как
он перенес все это.  Он  был  ослаблен  инфекцией  и  болезнью,  истощен  от
недоедания, его кости были сломаны, и никто не лечил их, и были явные  следы
пыток. Он перенес все и выжил... но едва выжил.
   Всю третью неделю они делали что могли, и теперь оставалось только ждать,
придет ли он в сознание, останется в состоянии комы или умрет. Никто не  мог
сказать, что будет. Сара изо дня в день сидела рядом с  ним,  разговаривала,
держа его за руку, желая вернуть его к жизни, пока не стала выглядеть  хуже,
чем он. Она ужасно похудела и побледнела,  глаза  ее  потускнели,  пока  она
неотлучно сидела возле  него  и  ухаживала  за  ним.  Как-то  днем  одна  из
медсестер зашла, посмотрела на нее и, покачав головой, тихо сказал ей:
   - Он не может услышать вас, ваша светлость. Не мучайте себя.
   Она принесла Саре чашку чаю, и Сара с благодарностью приняла ее,  но  она
верила, что Вильям ее слышит.
   В конце июля понадобилось еще одно хирургическое  вмешательство,  на  его
селезенке, и потом они снова ждали. Сара ухаживала  за  ним,  разговаривала,
ободряла, целовала его пальцы и наблюдала за ним, не отходя от  его  постели
ни на минуту и не теряя надежды. Для нее в его  палате  поставили  койку,  и
Сара одолжила у одной из  медсестер  халат.  Она  всего  лишь  раз  оставила
Вильяма, когда вдовствующая герцогиня привезла в госпиталь Филиппа, чтобы он
повидался со своей матерью в приемной. Ему не  позволили  подняться  наверх,
чтобы увидеть Вильяма, и, по  правде  говоря,  ему  было  страшно.  Мальчику
сказали, как болен его отец, и Филипп понимал это. Но Вильям  был  для  него
чужим. Прошло столько лет, и он не знал его.  Сара  обрадовалась  сыну,  она
ужасно скучала, он тоже скучал без нее, но она не могла оставить Вильяма.
   Наступило первое августа, когда главный хирург настоятельно  рекомендовал
ей прекратить дежурство и стал убеждать ее, что его светлость не  выйдет  из
состояния  комы.  Он  просто  никогда  не  придет  в  сознание.   Он   может
существовать в таком состоянии не один год, а может только  несколько  дней,
но если бы он мог прийти в сознание, это уже случилось  бы,  и  ей  придется
примириться с этим.
   - Откуда вы можете знать, что сегодня он не придет в себя? - спросила она
немного истерично, как ему показалось.
   Но Сара понимала, что им удалось спасти его  ноги,  а  теперь  они  хотят
отказаться от попыток спасти его и выбросить,  словно  какой-то  мусор.  Она
пять недель спала урывками и не собиралась бросать его теперь,  несмотря  на
то, что ей говорили.
   - Я сорок лет проработал хирургом, - твердо  сказал  доктор,  -  и  знаю,
когда  надо  продолжать  бороться,  а  когда  отказываться  от  борьбы.   Мы
боролись... и мы проиграли... теперь пора прекратить борьбу.
   - Он был военнопленным три с половиной года,  и  вы  предлагаете  бросить
его?! - закричала она. Ей было все равно, кто ее услышит. - Он не  отказался
от борьбы, когда был в лагере, а я не откажусь теперь. Вы слышите меня?
   - Конечно, ваша светлость. Я  прекрасно  понимаю.  -  Он  тихо  вышел  из
комнаты и  попросил  дежурную  медсестру,  чтобы  она  предложила  герцогине
Вайтфилд успокоительное. Но в этом не  было  необходимости.  Сара  сохраняла
самообладание.
   - Бедняга едва жив. Нужно  позволить  ему  спокойно  умереть,  -  сказала
дежурная медсестре, которая работала рядом с  ней,  но  та  только  покачала
головой: иногда случаются странные вещи. В одной из больничных  палат  лежал
человек, который пришел в себя после шести месяцев  комы.  Он  был  ранен  в
голову при воздушном налете.
   - Никто не может знать, - сказала она и, повернувшись,  пошла  к  Саре  и
Вильяму.
   Сара сидела на стуле, тихо рассказывая ему о  Филиппе  и  его  матери,  о
Вайтфилде и о замке, и она даже вскользь упомянула  Лиззи.  Она  бы  сказала
все, что угодно, если бы знала, что это поможет, но до  сих  пор  ничего  не
помогало. Хотя она не призналась бы никому, ее силы были на исходе. Глядя на
них, сестра нежно положила руку ей на плечо, и тут в какое-то  мгновение  ей
показалось, что он шевельнулся, но она ничего не сказала. Но Сара  тоже  это
заметила, она сидела совсем тихо.  Она  снова  заговорила  и  попросила  его
открыть глаза, чтобы взглянуть на нее хоть раз... всего на крошечный  миг...
просто для того, чтобы взглянуть, какие у нее волосы. Она в  течение  месяца
не заглядывала в зеркало и даже не могла представить себе, как она выглядит,
но она продолжала просить его,  а  сестра,  зачарованная,  смотрела,  и  тут
медленно его глаза открылись, и он улыбнулся, посмотрев на  Сару,  потом  он
кивнул ей и снова закрыл глаза, а она беззвучно зарыдала. Им это  удалось...
он открыл глаза...
   Сестра тоже плакала, она сжала руку Сары и заговорила со своим пациентом:
   - Как приятно, что вы пришли в себя, ваша светлость, уже пора.
   Некоторое время  он  не  шевелился,  потом  медленно  повернул  голову  и
посмотрел прямо на Сару.
   - Это очень мило, - прошептал он хрипло.
   - Что мило? - Она не представляла, о чем он говорит, но никогда  в  жизни
она не  была  так  счастлива.  Ей  хотелось  закричать  от  радости,  и  она
наклонилась, чтобы поцеловать его.
   - Твои волосы... ты спрашивала меня об этом?
   Сестра и Сара засмеялись, а на следующий день они усадили его,  дали  ему
суп и слабый чай, а еще через день он уже  разговаривал  со  всеми  и  начал
медленно восстанавливать свои силы, хотя  выглядел  как  привидение.  Но  он
вернулся. Он был жив. Саре больше ничего не было нужно. Она жила только  для
этого.
   Спустя некоторое время его пришли навестить из  военного  министерства  и
министерства внутренних дел. А когда Вильям достаточно окреп, он  рассказал,
что с ним случилось. И  в  это  трудно  было  поверить.  Его  рассказ  занял
несколько дней. Все с болью слушали, что  делали  с  ним  немцы.  Вильям  не
позволил Саре остаться в комнате, когда он рассказывал о своих мучениях. Они
снова и снова ломали ему ноги, оставляя его в  грязи,  пока  они  не  начали
гноиться, пытали его раскаленным железом и электрическим током.  Они  делали
все, но так и не узнали, кто он такой, он  не  назвал  им  своего  имени.  У
Вильяма были фальшивый паспорт и  фальшивые  военные  документы,  когда  его
подобрали, и больше им ничего не удалось выяснить,  он  не  выдал,  с  какой
целью был заброшен в Германию.
   За героизм Вильяма наградили крестом "За летные боевые заслуги",  но  это
было слабым утешением, так как он потерял способность ходить. Сначала он был
подавлен, осознав, что никогда не сможет  самостоятельно  передвигаться,  но
Сара оказалась права, что боролась за то, чтобы ему сохранили  ноги.  Вильям
был рад - ему удалось избежать ампутации.
   Однажды перед его выпиской из госпиталя Сара рассказала ему  о  Лиззи,  и
они оба горько плакали.
   - О, моя дорогая... И меня не было там, с тобой...
   - Ты бы не смог ничего сделать, у нас не было ни доктора, ни  лекарств...
у  нас  ничего  тогда  не  было.  Американцы  были  еще  в  пути,  а   немцы
приготовились к отъезду, у них ничего не осталось к тому времени, а  малютка
оказалась недостаточно сильной, чтобы выжить. Комендант, живший в замке, был
очень добр к нам, он чем мог помогал нам... но она была так слаба... -  Сара
всхлипнула, затем взглянула на своего мужа. - Она была такой милой...  такой
прелестной малышкой... - Сара с трудом могла выговорить эти слова. - Мне так
хотелось, чтобы ты узнал ее...
   - Когда-нибудь я узнаю, - сказал он сквозь слезы. - Когда  мы  снова  все
встретимся, в другом месте.
   Филипп стал для них теперь еще дороже. Но иногда она  ужасно  скучала  по
Лиззи, особенно  когда  видела  маленькую  девочку,  похожую  на  нее.  Сара
понимала, что другие матери тоже потеряли во время войны своих детей, но эту
боль едва можно было вынести. Она благодарила Бога за  то,  что  Вильям  был
теперь с ней и мог разделить эту боль.
   Иногда она думала об Иоахиме, но он теперь был частью далекого  прошлого.
Среди ужаса, боли и потерь  войны  и  одиночества  он  был  ее  единственным
другом, не считая Эмануэль. Но его образ постепенно тускнел в ее памяти.
   Саре исполнилось двадцать девять  лет,  а  Вильям  все  еще  находился  в
госпитале. За день до этого закончилась  война  с  Японией,  и  весь  мир  с
радостью встретил долгожданную весть. Вильям вернулся домой в Вайтфилд в тот
день, когда японцы официально подписали капитуляцию  на  линкоре  "Миссури",
накануне дня рождения Филиппа, ему исполнялось  шесть  лет.  Вильям  впервые
увидел сына с тех пор, когда последний раз  приезжал  во  Францию  в  начале
войны. Встреча была волнующей для  него  и  немного  странной  для  Филиппа.
Филипп стоял и долго и  пристально  разглядывал  отца,  прежде  чем  наконец
приблизиться к нему и обнять, как просила мать. Даже сидя в коляске,  Вильям
казался таким большим, что внушал Филиппу  трепет.  И  больше,  чем  всегда,
Вильям пожалел о потерянных годах, когда он мог бы лучше узнать своего сына.
   Время, проведенное в Вайтфилде, оказалось полезным для них  всех.  Вильям
научился лучше управлять  своей  коляской.  Сара  смогла  наконец  отдохнуть
впервые за долгое время. Филипп просто обожал Вайтфилд и за это время  ближе
познакомился со своим отцом.
   Однажды он заговорил с ним о Лиззи, и было видно, что ему больно говорить
о ней.
   - Она была очень красивой, - тихо сказал он, глядя куда-то  вдаль.  -  Но
когда она заболела, мама не могла достать для нее лекарства, и она умерла.
   В его голосе промелькнул упрек. Вильям заметил это, но не понял, что  это
значит. Возможно ли, что он обвиняет ее в смерти ребенка?  Но  это  казалось
ему таким невероятным, что он не стал  задавать  вопросов.  Конечно,  Филипп
знал,  что  его  мама  делала  все,  что  только  было  в  ее  силах...   Но
действительно ли он уверен в этом, думал Вильям.
   Иногда Филипп рассказывал также об Иоахиме. Он не говорил много, но  было
нетрудно догадаться, что немец нравился мальчику. И какова бы  ни  была  его
национальность, Вильям испытывал благодарность к этому человеку за  то,  что
он был добр к его сыну. Сара никогда не рассказывала о нем, но когда  Вильям
однажды спросил, она сказала, что Иоахим был добрым и хорошим человеком.
   В  этом  году  матери  Вильяма  исполнялось  девяносто  лет.   Она   была
необыкновенной женщиной, а теперь, когда вернулся Вильям,  выглядела  лучше,
чем всегда.
   Они все немного оправились после пережитого. Но нельзя отрицать, что  они
потеряли очень  много...  времени...  надежды...  людей,  которых  любили...
прелестную Лиззи, эта утрата была тяжелее остальных. Их потери и печали были
данью, заплаченной войне. Временами Саре казалось,  что  труднее  всех  было
Филиппу. Он потерял отца, шесть лет он не знал его, теперь ему  надо  узнать
его и наладить с ним отношения, а  это  было  не  так  просто.  Когда  уехал
Иоахим, он потерял друга... и все еще никак не мог забыть свою  сестренку  и
горевал о ней.
   - Ты скучаешь по ней, правда? - тихо сказала  она,  когда  они  гуляли  в
лесу. Филипп кивнул, подняв на нее глаза, полные  боли,  как  делал  всегда,
если они говорили о его сестре. - Я тоже скучаю, дорогой.
   Она крепко взяла его за руку, и они пошли дальше, а Филипп  отвернулся  и
ничего не ответил. Но его глаза говорили то, что Вильям уже  понял,  а  Сара
нет. Он винил свою мать в смерти сестренки. Она была  виновата  в  том,  что
Лиззи умерла, потому что не было лекарства... так же как она была виновата в