циальные дела,  касающиеся
моих родителей.
   Она  выглядела  бледной  и  подавленной.  Анри,  чувствуя,  что   одержал
очередную победу, направился вон из комнаты, но в дверях обернулся и еще раз
посмотрел на нее:
   -  Я  не  ожидал  от  тебя  такого,  Александра.  Чтобы  это  больше   не
повторялось, не то ты отправишься обратно, в дом своей матери, без  дочерей.
Завтра к полудню вещи для поездки на Ривьеру должны быть собраны.
   С этими словами он хлопнул дверью ее спальни.
   Александра не смогла сдержать  рыданий.  Она  так  приятно  и  совершенно
невинно провела время с Джоном, а Анри подозревает ее в супружеской измене.
   Вдруг Александра осознала,  что  должна  позвонить  Джону,  и,  торопливо
подойдя к письменному столу, набрала номер "Бристоля".
   К счастью, он был у  себя.  Александра  сообщила,  что  вынуждена  раньше
уехать в Кап-Ферра, продиктовала новый телефон и еще  раз  поблагодарила  за
ленч, не сказав, конечно, что ей пришлось только что выслушать от мужа.
   - Я надеюсь, что мы прощаемся ненадолго.
   - Я тоже.
   Александра смутилась от этого признания. "Джон такой добрый и отзывчивый,
- подумала она, - но у него своя жизнь, а у меня своя. У  меня  и  без  него
проблем хватает".
   - Я позвоню тебе, как только что-то узнаю.
   - Спасибо, Джон. Счастливого пути.
   - Спасибо. Я улетаю завтра утром.
   Джон надеялся попасть на ночной рейс, но слишком поздно вернулся с  ленча
и, не желая впопыхах собирать вещи и мчаться в аэропорт, решил, что еще одна
ночь в Париже ничего не изменит.
   После обеда с Александрой он пребывал в прекрасном настроении,  когда  же
позвонил Саше, та стала снова жаловаться на зануду-хореографа, и Джону вдруг
расхотелось торопиться в  Нью-Йорк.  Он  планировал  поужинать  в  ближайшем
бистро и совершить приятную прогулку по парижским улицам.
   Положив трубку, Александра медленно направилась  в  ванную,  не  в  силах
поверить, что Анри  так  легко  мог  подумать  о  ней  плохое,  и  отдаваясь
вопросом, сильно ли испортились их отношения.
   Представить себе это было, впрочем,  несложно.  Анри  весь  вечер  и  все
следующее утро говорил с ней ледяным тоном и обращался как с парией.
   - До моего приезда чтобы никаких развлечений, поняла? Из виллы ни шагу. Я
буду регулярно звонить и проверять, - наставлял он ее перед отъездом.
   В Александре от такого отношения постепенно вскипало бешенство.  Она  его
вовсе не заслуживала.
   - Но я могу хотя бы пойти на пляж или должна  сидеть  как  прикованная  у
телефона?
   - Очень сожалею, Александра, что брак для тебя  -  это  тяжкие  оковы.  Я
никогда не думал, что ты так мучаешься.
   У него на все был готов ответ.
   Когда машина  отъезжала  от  дома,  Александра  впервые  почувствовала  к
супругу ненависть.
   - Почему у папа такое плохое настроение? - спросила  Аксель  по  пути  на
вокзал. - Он на тебя сердится?
   - Совсем чуть-чуть.
   Она погладила медно-рыжие кудри и подумала о Хилари, которая когда-то так
же гладила ее волосы. Александру  чрезвычайно  волновала  перспектива  снова
повидать сестер. Она надеялась, что Джону  удастся  их  быстро  разыскать  и
можно будет улизнуть для встречи с ними.
   Но Аксель не дала ей возможности долго размышлять на эту тему:
   - Мне не показалось, что папа сердится "чуть-чуть", мне  показалось,  что
он очень сердится. Мамочка, ты сделала что-то плохое?
   Александра улыбнулась, взяла руку  Аксель  и  подумала,  что  поездка  на
Ривьеру - совсем неплохо еще и потому,  что  можно  будет  несколько  недель
отдохнуть от мужа.
   - Нет, просто чуть-чуть сглупила.
   - Как тогда, когда купила шляпу с перьями и вуалью, которая ему ужасно не
понравилась?
   Аксель та шляпа привела в восторг, Анри же велел Александре в тот же день
отослать ее обратно в магазин.
   - Да, примерно так.
   - Ты опять купила себе шляпу?
   - Хм.., да.., вроде того...
   - Красивую?
   - О да, - улыбнулась Александра своей младшей дочурке. - Очень.
   Аксель, удовлетворенная ответом, просияла.

Глава 23

   Джон  был  весьма  доволен  работой,   проделанной   в   его   отсутствие
подчиненными.  Они  выяснили,  что  Хилари  училась  на  вечернем  отделении
колледжа,  работала  в  агентстве  по  трудоустройству,  откуда  перешла   в
Си-би-эй.
   Просматривая собранные материалы, Джон пришел к выводу,  что  первый  шаг
был верным. Позвонив в Си-би-эй, он говорил с той самой Хилари - старшей  из
сестер Уокер. Но столь же очевидным являлось и то, что она  не  хотела  быть
обнаруженной.
   "Ну и ладно, - подумал Джон. - Я сперва найду Меган, а потом сам явлюсь к
Хилари. Пусть пока думает, что ввела меня в заблуждение".
   Но, размышляя о Хилари, он ощутил ту же ноющую  боль  в  сердце,  которая
появлялась всякий раз при мысли  о  том,  через  какой  кошмар  ей  пришлось
пройти. Джону хотелось сказать ей, что все в порядке, что  она  не  одинока,
что не надо больше избегать людей. Ужасно было думать, что  она  по-прежнему
озлоблена и несчастна, но тут Джону пришла в голову мысль, что за  последние
годы в ее жизни могло произойти много событий, о которых ему  неизвестно,  и
он поручил одному из своих помощников  тщательно  заняться  периодом  работы
Хилари Уокер в телекомпании Си-би-эй.
   Она могла быть замужем, разведена, иметь шестерых детей.  Девчушка,  путь
которой он проследил от Бостона  через  Джексонвилл  до  Нью-Йорка,  некогда
надломленная, теперь вполне могла вести счастливую жизнь. Джон на это  очень
надеялся.
   Однако он знал, что не успокоится, пока с ней  не  встретится.  Это  было
странно, но его целиком захватили судьба и жизнь сестер Уокер, захватили  до
такой степени, что он позвонил своей бывшей жене, пригласил  ее  на  ленч  и
снова попросил объяснить, что она испытывает к  своим  героям,  когда  пишет
книгу.
   - Скажи, Элли, бывает так, что ты в них влюбляешься?  -  помедлив,  задал
вопрос Джон, когда они сидели у фонтана в ресторане  "Времена  года".  Здесь
обычно обедали все издательские тузы Нью-Йорка. Джон знал, что  это  любимое
место Элоизы, хотя он сам все же предпочитал чувственный, артистический хаос
"Русской чайной".  Однако  Элоиза  была  другой  -  неприступной,  холодной,
сдержанной; она  блистательно  делала  свою  карьеру  и  лучше  подходила  к
холодному мрамору и тихим фонтанам "Времен года".
   - Влюбляюсь в них? Что ты имеешь в  виду?  Ты  сам  собираешься  написать
книгу? - удивленно спросила она. Джон покачал головой:
   - Нет, я провожу одно  любопытное  расследование.  Приходится  копать  на
тридцать лет вглубь, и все видится очень реально. Я не могу думать ни о  чем
другом, как о сестрах Уокер, Вижу их  во  сне...  Размышляю  о  них  днем...
Маленькие девочки, теперь женщины средних лет, бередят мне сердце, я хочу им
помочь.
   - Это больше похоже на одержимость, чем на любовь, - ухмыльнулась  Элоиза
и сочувственно похлопала Джона по руке. Она по-прежнему  испытывала  к  нему
симпатию. - Плохи твои дела, малыш. Наверное, тебе придется написать об этом
книгу.
   - Никто не поверит, что это правда. Да я бы и не смог, не мое  это  дело.
Ты же знаешь. Но меня их история просто сводит с  ума.  Как  произошло,  что
люди, о которых я  узнал  из  тощего  досье,  принесенного  клиентом,  стали
настолько мне близки?
   - Иногда так случается.
   - Но я смогу когда-нибудь избавиться от этого наваждения?
   - Да, когда ты выяснишь все до  конца,  -  ободрила  его  Элоиза,  доедая
салат. - Когда я заканчиваю книгу, персонажи исчезают.  Навсегда.  Но  перед
этим я от них тоже схожу с ума, они меня просто преследуют.
   - Вот-вот! - оживился Джон. - В точности так происходит и со мной!..
   Его преследовали мысли либо о Хилари,  либо  об  Александре,  которой  он
позвонил сразу, как только убедился, что Хилари работает в телекомпании.
   Александра была просто  счастлива.  Теперь  она  ждала  новостей  о  ходе
поисков Меган.
   Джон торопил своих сотрудников, так как Паттерсон угасал на глазах.
   - И что мне делать, чтобы от этого избавиться?
   - Надо закончить работу, довести дело до конца, и все уйдет. Так бывает у
меня. Это трудный случай?
   В отличие от Саши,  она  всегда  интересовалась  его  работой,  возможно,
потому, что искала новые сюжеты.
   - Очень. Но две трети дела сделано. Мне  надо  найти  еще  один  фрагмент
отгадки. История довольно необычная.  Я  тебе  ее  расскажу,  когда  завершу
работу.
   - Хорошую историю я могла бы использовать. На следующей неделе я  начинаю
новую книгу. На лето я сняла дачу на Лонг-Айленде...
   Она работала как одержимая, но, очевидно, получала от этого удовольствие.
Улыбнувшись, Элоиза спросила:
   - А как твоя балерина?
   В ее вопросе не было ревности. После развода  у  них  сохранились  добрые
отношения. Джон как-то познакомил се с Сашей, и Элоиза,  сама  не  будучи  в
восторге от подруги экс-супруга, поняла, что он сильно ею увлечен.
   В ответ Джон пожал плечами:
   - Так себе. Люди, связанные с балетом, видимо, живут в  замкнутом  мирке.
Она весьма далека от действительности, реалий моей жизни, во всяком случае.
   - Выходит, балерины даже хуже писательниц? - опять улыбнулась Элоиза.
   - Гораздо хуже. Ты по крайней мере не жаловалась денно и нощно на боль  в
ступнях и не дрожала за свои драгоценные мышцы. Вообще им лучше  не  дышать,
чтобы не дай бог не травмировать себя.
   - Как это, должно быть, утомительно!..
   Элоиза пригубила вина и с улыбкой посмотрела на  Джона.  Она  ценила  его
человеческие качества и, порой сожалея, что их брак распался, задавала  себе
вопрос, мог бы он сохраниться, приложи она к этому больше усилий.
   Однако Элоиза была достаточно умной, чтобы понимать, что семейная жизнь -
не ее поприще. Для работы ей требовалось одиночество, в то  время  как  Джон
всегда стремился к полноценной семейной жизни и хотел иметь детей.
   - Мне все же не кажется, что она для тебя подходящая подруга жизни.
   - Мне тоже, - согласился Джон. - Но потребовалось некоторое время, прежде
чем я это понял. Вообще людей, с которыми мне было хорошо, не так уж  много.
Большинство или недостаточно умны,  или  недостаточно  приятны,  или,  кроме
себя, ни о ком больше не заботятся.
   Джон поймал себя на том, что невольно  пожаловался  на  Сашу.  С  момента
возвращения из Парижа он проявлял к ней гораздо меньше интереса.
   - А как насчет тебя? Сказочный принц на горизонте не появился?
   Элоиза непринужденно улыбнулась и, помахав знакомому издателю, ответила:
   - У меня на это нет времени. Пока все без перемен.
   Трудно сочетать карьеру и личную жизнь.
   - Но можно, если захотеть.
   - Наверное, я не хочу... - Она всегда была с ним честна. - Наверное, я не
хочу больше того, чем имею. Мне хватает моей пишущей  машинки  и  стареньких
халатов.
   - Эл, это ужасно. Нельзя так себя растрачивать.
   - Ничего не ужасно. Мне никогда не  хотелось  всей  этой  сентиментальной
ерунды. О детях и думать не могу без содрогания.
   - Почему?
   Джону это казалось нелогичным. Он считал, что люди должны иметь детей,  и
сам на протяжении двадцати лет о них мечтал. Но сложилось так, что пока их у
него не было.
   - Они требуют слишком много внимания, слишком отвлекают. Мне пришлось  бы
отдавать всю себя. А я хочу отдавать себя книгам. Поэтому я была  бы  никуда
не годной матерью.  Я  понимаю,  что  это  безумство,  но  оно  делает  меня
счастливой.
   Джон рассмеялся:
   - Ты  всегда  была  чертовски  откровенной.  Знаешь,  я  хотел  еще  тебе
сообщить, что познакомился с потрясающей женщиной в связи с  этим  делом.  -
Элоиза с интересом приподняла брови. - Она, правда, замужем  за  французским
бароном и совершенно недосягаема, как принцесса из сказки.
   - Однако, я думаю, это лучше, чем твоя балерина.
   - Конечно. Но она далеко и принадлежит другому. Тебе бы она  пришлась  по
душе. Она прелестна.
   - В один прекрасный день  ты  найдешь  себе  подходящую  женщину.  Только
держись подальше от "творческих личностей". Жены из них никудышные. По  себе
сужу!
   Она грустно улыбнулась и наклонилась, чтобы поцеловать его на прощание.
   - Не суди себя так строго. Мы оба были молоды.
   - А ты был великолепен!
   Элоиза  поздоровалась  со  своим  редактором,  и  они  вместе  вышли   из
ресторана. Джон пожелал ей успешной  работы  над  новой  книгой,  посадил  в
такси, а сам пошел пешком обратно к себе в офис.
   На работе его ждала приятная новость. Один из помощников нашел Абрамсов в
Сан-Франциско.
   Джон ликовал. Прежние попытки  разыскать  Дэвида  Абрамса  не  увенчались
успехом. В конце концов сыщики переключились на его  жену,  Ревекку,  и  это
дало результат.
   Оказалось, что Абрамсы уехали  из  Лос-Анджелеса  в  начале  шестидесятых
годов и направились в южные штаты, где принимали участие  в  маршах  Мартина
Лютера  Кинга,  забастовках  и  избирательных   кампаниях.   Они   оказывали
бесплатную  юридическую  помощь  неграм  в  штатах  Джорджия,   Луизиана   и
Миссисипи, а затем в Билоксе открыли юридическую консультацию.
   Оттуда супруги переехали в Атланту и лишь в 1981 году снова  вернулись  в
Калифорнию, но Дэвид, после того как перенес серьезную  операцию,  вышел  на
пенсию.  Ревекка  же  занялась  в   Сан-Франциско   адвокатской   практикой,
специализируясь на защите женщин - участниц феминистского движения.
   Помощник ничего не сказал Абрамсам о проводимом ими  расследовании.  Джон
предупреждал, что сам с ними встретится, если Меган будет обнаружена.
   Секретарша договорилась о встрече с Ревеккой Абрамс, и на следующий  день
Джону предстояло лететь в Калифорнию.
   Все складывалось прекрасно. Саша по-прежнему была  в  гастрольном  турне;
можно было наконец осуществить  кое-что,  что  он  намеревался  сделать  все
последние дни. Знал, что должен это сделать. Это было связано с тем, что  он
пытался объяснить Элоизе за ленчем, - с его навязчивыми мыслями.
   Без нескольких минут четыре  он  ушел  с  работы  и  на  такси  поехал  в
телекомпанию, где при входе показал охраннику значок службы  безопасности  и
полицейское удостоверение. Этого хватило, чтобы его пропустили внутрь.
   Поднявшись в лифте наверх, Джон оказался в  холле-приемной.  Сняв  трубку
одного из внутренних телефонов, он набрал номер Хилари. Секретарша ответила,
что у той совещание.
   - В ее кабинете или наверху? -  спросил  Джон  уверенным  тоном,  на  что
секретарша незамедлительно сообщила:
   - Она у себя. С мистером Бейкером.
   - А когда освободится - неизвестно?
   - Она сказала, что уходит в пять тридцать.
   - Спасибо.
   Джон положил трубку. Секретарша не имела понятия, кто звонил, но  решила,
что это кто-то из руководства компании.
   Хилари вышла ровно в пять пятнадцать. Джон сразу ее узнал, еще  до  того,
как секретарша в приемной вежливо с ней попрощалась:
   - До свидания, мисс Уокер.
   Хилари на ходу молча ей кивнула. Больше она, казалось, никого в холле  не
замечала, в том числе и Джона, который последовал за ней в лифт.
   Стоя рядом с ней в кабине, Джон едва сдерживал волнение. Он  рассматривал
каждую прядь ее блестящих черных волос,  собранных  в  узел,  видел  хрупкие
плечи, изящную шею, чувствовал свежий аромат ее духов.
   Походка у Хилари была уверенная и размашистая; когда Джон случайно  задел
ее, выходя из лифта, она пронзила его взглядом своих зеленых  глаз,  которые
словно говорили: "Не тронь меня! Не смей даже подходить!"
   На Мэдисон-авеню Хилари не стала ожидать  такси  и  села  в  автобус,  на
котором доехала до Семьдесят девятой улицы, затем прошла еще два квартала  в
северном направлении.
   Когда она скрылась в здании,  где  два  этажа  были  заняты  медицинскими
кабинетами, Джон решил, что она идет на прием к врачу. Он терпеливо подождал
на улице, после чего продолжил слежку. От врача Хилари на такси  отправилась
в ресторан "Эйлен". Там ее  ждала  другая  женщина.  Джон  сел  за  соседний
столик,  чтобы  хоть  частично  услышать  их  разговор.  Собеседница  Хилари
являлась известной ведущей телепрограмм; она выглядела очень расстроенной  и
однажды даже всплакнула, Хилари же была невозмутима и  смотрела  на  коллегу
грустно, но без сочувствия.
   Когда дамы прощались на улице, Джон  наконец  вспомнил,  что  ведущую  со
скандалом уволили с телевидения, когда  он  был  в  Париже,  а  теперь  она,
видимо, либо просила у Хилари протекции, либо представляла свою версию  всей
этой получившей широкую огласку истории. Вероятно, она надеялась, что Хилари
поможет ей восстановиться в Си-би-эй.
   Но, судя по замкнутому  выражению  лица  Хилари,  неторопливо  шедшей  по
центральным улицам, история этой дамы ее мало тронула. Она всего раз или два
взглянула на витрины магазинов; несмотря на уверенный шаг,  в  ее  движениях
было столько женственности, что Джон буквально не мог оторвать от нее глаз.
   В конце концов Хилари свернула  на  Семьдесят  вторую  улицу,  к  реке  и
комплексу старых  кирпичных  особняков,  расположенных  на  краю  небольшого
парка.
   Место было замечательное, однако Джону почему-то казалось, что она  живет
здесь  одна.  Хилари  как  бы  окружала  аура  одиночества,  отрешенности  и
неприступности.
   Джон возвращался домой - его квартира была в нескольких кварталах  отсюда
- и испытывал ту же жалость к ней, как и тогда, когда просматривал  папку  с
ее делом.
   "Она живет так близко, - подумал он, - а все равно,  кажется,  обитает  в
своем собственном мирке, мирке,  заполненном  почти  сплошь  работой.  Хотя,
может, я и не вправе ее судить. Может, она все-таки счастлива, может, у  нее
есть друг, которого она сильно любит? Правда, обстоятельства  ее  прошлой  и
нынешней жизни говорят о том, что она одинока, не любит и не любима".
   Когда Джон зашел к себе и зажег свет, его охватило непреодолимое  желание
позвонить ей, протянуть руку,  стать  ее  другом,  сказать,  что  Александра
помнит.., что не все еще потеряно... Однако, может быть, ей  это  совершенно
не нужно?.. Как он и говорил за ленчем Элоизе, судьба сестер Уокер буквально
не давала ему покоя.
   Он попытался уснуть, но не смог - лишь ворочался с боку на бок и наконец,
не придумав для себя лучшего занятия, зажег свет и позвонил Саше  в  Денвер.
Она была у себя в номере - только что пришла с выступления и проклинала боль
в ступнях.
   - Я рад, что у тебя все по-старому, - рассмеялся Джон, ложась на спину  и
думая, не переборщил ли с критикой Саши в разговоре с бывшей женой.
   С Сашей он  пережил  немало  приятных  минут;  в  эту  ночь  он  особенно
затосковал по ней.
   - Хочешь, встретимся в Сан-Франциско?
   - Когда?
   - Я лечу туда завтра. И освобожусь через пару дней.
   Когда вы заканчиваете гастроли в Денвере?
   - Завтра. И отправляемся  в  Лос-Анджелес.  В  Сан-Франциско  выступления
отменены.
   - Я могу приехать в Лос-Анджелес.
   - Мне кажется, не стоит.
   Наступило долгое молчание. Джон нахмурился:
   - Почему?
   -  Это  может  огорчить  кое-кого  из  нашей  труппы,   -   сказала   она
неопределенно.
   Джон  медленно  сел  в  кровати.  Он  привык  к  определенности  в  своих
отношениях с женщинами.
   - Ты имеешь в виду кого-то конкретно?
   - Не знаю... Сейчас слишком поздно беседовать на эту тему.
   В номере слышался мужской голос.
   - Кто там у тебя: Доминик, Пьер или Петров?
   - Это Иван, - сказала Саша раздраженным  тоном.  -  Он  сегодня  растянул
подколенное сухожилие и очень расстроен.
   - Передай ему мои соболезнования. Но сначала объясни мне, что происходит.
Знаешь ли, я не мальчик, чтобы меня водили за нос.
   - Ты не понимаешь, как тяжело быть артистом балета, -  простонала  она  в
трубку.
   Джон снова откинулся на подушки:
   - Я же пытался это понять, черт подери. Чего именно я не понимаю?
   - Артисты балета нуждаются друг в друге.
   - А-а... Так вот где собака зарыта!.. И с Иваном как раз такой случай?
   - Да нет же... То есть да... Но это не то, что ты думаешь.
   - Откуда, черт возьми, ты  знаешь,  что  я